Михаил

- Миша, убери игрушки, которые раскидал! – говорит мама, заходя ко мне в комнату.
- Ну, мам!!! – тяну я, потому что в пять лет найдутся и более интересные занятия, нежели уборка.
- Иначе не пойдешь на тренировку! – такая привычная угроза, но она пугает.
С пяти лет я заболел спортом, а именно гимнастикой. Борьба и футбол как-то не пошли. Мама отвела меня, чтобы занять, а заодно освободить время для себя. Я был непоседой, поэтому спорт спасал моих родителей от меня же. Все получалось легко и непринужденно, а если и не получалось, то я доводил все до совершенства дома, чтобы в группе быть самым лучшим. Похвала всегда звучала в мой адрес.
Да, со школой не заладилось, но нафига мне науки, когда я бредил гимнастикой. В спортивном зале была моя жизнь, друзья, товарищи, а так же завистники. С малых лет я мог постоять за себя, пусть с разбитым носом или подбитым глазом, но после драки мальчишки ко мне не лезли. Я даже замечал какое-то уважение в их глазах после размахивания кулаками.
Упражнения на брусьях и коне давались слишком легко, поэтому я полюбил кольца. Это невероятно, когда напряжены все мышцы, контроль над ситуацией должен быть максимальным, чтобы кольца не раскачивались, и на тебя устремлены все взгляды.
Да, мне доставалось и от тренеров, которые всегда чем-то недовольны. Им всегда надо быстрее, выше, сильнее. Но я был любимчиком.
Отцу сначала не нравилось мое увлечение спортом, но я каждый раз пытался его убедить, что это моя жизнь. В конце концов, он поверил, что принесло гармонию в нашу маленькую семью. Которую могли пошатнуть лишь мои оценки в школе, где среди моря троек, была одна пятерка, конечно же, по физкультуре.
В школе у меня тоже был друг, его звали Егором. Мы вместе смывались с уроков и гуляли по городу или лазали по стройке. Он не понимал моей любви к спорту, а я не разделял его привычки курить.
Я пробовал и алкоголь, и сигареты к своим пятнадцати годам, но как-то не заладилось. Они мне были не нужны, спорт поглотил с головой. Мне обещали победы на соревнованиях, и я брал первые призы. Это было легко.
Егор даже пару раз приходил за меня поболеть, если соревнования проходили у нас в городе, а потом мы вместе шли отмечать.
Все грезили девушками в шестнадцать лет, а я зарабатывал звание КМС.
- Миш, ты свободен после школы? Может, погуляем? – виснет на мне Анька, одноклассница. Она, конечно, ничего, симпатичная и грудь вроде есть… Мы иногда с ней «гуляем».
- Сегодня только после тренировки, - целую ее в щеку, а от девушки пахнет цветочными духами, которые ей безумно идут.
- Я приду к спорткомплексу, - обещает она, хитро улыбаясь.
- Договорились, - смотрю ей в след, а Егор стоящий рядом присвистывает. У него пока нет девушки, поэтому он завидует мне белой завистью.
- Ты даже ничего не делаешь, они сами на тебя вешаются! – ноет он как всегда.
- А ты тоже ничего не делай, - предлагаю ему, начиная двигаться по заполненному коридору, где пруд пруди одних мелких, которые только и могут, что мешаются под ногами.
- И остаться девственником до конца жизни! – заканчивает он.
Я же расстался с девственностью, когда мне стукнуло четырнадцать. Катя была на год старше и жила не далеко от меня. Когда-то мы играли в одной компании.
Все было как-то сковано, мы вдвоем смущались и краснели. Девушка оказалась с небольшим опытом и, наверное, только поэтому все получилось.
Старшие классы пролетели как ветер. Уроки, одноклассники, тренировки, девушки, соревнования. Все так быстро прошло, что остались лишь воспоминания о школе.
Перед поступлением в университет был большой скандал дома…
- Ты будешь поступать на юриспруденцию! – стоял на своем отец.
- Папа, у меня только по физкультуре пятерки, я хочу заниматься спортом, а не сидеть над бумагами! – кричу я в ответ.
Этот диалог повторяется уже год. Весь одиннадцатый класс мне ездили по ушам. Мама же не хотела вставать на чью-либо сторону, поэтому пыталась нас мирить. А может, ей было просто все равно на мое будущее. К тому времени я был достаточно известным спортсменом в определенных кругах. Мой тренер уже договорился с педагогическим университетом, чтобы меня взяли на факультет физкультуры и спорта. В наше время важно иметь высшее образование, а тут я буду заниматься любимым делом, и в итоге получу диплом. На тот момент мне это казалось идеальным выходом, но отец был против.
Не знаю как, но мать смогла его убедить, что юрист из меня не получится.
А дальше началась студенческая жизнь… Для меня она состояла из сплошных тренировок и соревнований. На занятиях появлялся редко, сессию сдавал экстерном за несколько дней, чтобы бежать на новые соревнования. Знаний ноль, но моя мечта медленно сбывалась, потому что я хотел участвовать в олимпиаде.
С Егором первое время мы поддерживали дружеские отношения, а потом он, как и все мои одноклассники, превратился в еще одного знакомого в моей социальной сети, с которым и поговорить не о чем, да и некогда.
Времени стало катастрофически не хватать даже на личную жизнь, потому что я постоянно находился в тренировочном зале и слушал наставления. Зато вокруг были друзья, команда. Но все они парни… Понял, что ошибался на их счет, когда задержался на тренировке и пошел в душ. Я был в шоке, потому что два моих друга занимались там сексом. Это были двое высоких, сильных, спортивных молодых людей, которых я знал уже не первый месяц, но такого сюрприза не ожидал. Нет, я не был против геев, я, в общем, мало что об этом знал. Лишь, что это отвратительно, как говорил отец. Но именно в тот момент я засомневался. Почему? Это было красиво и естественно. Я не знаю, как описать это по-другому. Их стоны даже меня не оставили равнодушным.
Тяжело дыша, я через мгновение выскочил из душевой, но разглядеть успел все. Они меня не заметили, но сердце билось сильно, будто я спрыгнул с крыши. А возможно так оно и было, потому что тот случай все изменил. Почему, опять спросите вы? И я отвечу, потому что меня это зрелище возбудило. Я стал приглядываться к друзьям или просто знакомым, что окружали меня. И это того стоило, я заметил заинтересованность, с которой на меня смотрел мой одногруппник.
А потом все закрутилось…
- Миш, подожди.
- Ну что опять? – да, я все-таки решил попробовать секс с парнем, но он ломается хуже девушки. Это тот самый одногруппник, хоккеист, да и в общем симпатичный и приятный парень по имени Виталий, с которым я уже месяц тесно общаюсь в свободное время. А сейчас мы в гостинице, где нам точно никто не помешает. Сегодня провели вместе отличный вечер, а потом он сам согласился поехать в отель. И именно сейчас, в постели подо мной он засомневался…
- Хватит думать Вить. Либо мы это делаем, либо как дети расходимся по домам. Ты меня не хочешь? – я так даже в старших классах не напрягался, чтобы получить секса.
- Хочу, но у меня это впервые, с парнем, - он говорит себе под нос, поэтому приподнимаюсь на локтях и смотрю ему в глаза. В комнате светло, потому что предпочитаю делать это при свете, в темноте нет того кайфа.
- У меня тоже, - пытаюсь его успокоить, нежно проводя пальцами по щеке, хотя сам возбужден до предела.
- Это меня и пугает, - а еще говорят, что в хоккей играют настоящие мужчины… Передо мной полное исключение из правил, потому что парень немного ниже меня в росте и уже в плечах, да и характер у него довольно мягкий.
- Все будет отлично, обещаю, - затыкаю его поцелуем и продолжаю раздевать, потому что Витя остановил меня на середине процесса.
Помню из опыта, что редко все бывает в первый раз без сучка и задоринки. Поэтому не сильно расстраиваюсь, когда мой парень обиженно отворачивается к стене, после того как высказал мне какое я животное и эгоистичная скотина, потому что не бросил все когда он почувствовал боль. Ему ведь не докажешь, что мне восемнадцать и я безумно хочу секса…
Обнимаю его со спины и целую в шею. Знаю, что он простит меня, ведь вреда его здоровью я не принес, крови не было, всего лишь потянул мышцы. На следующий день Витя мог только кряхтеть и проклинать меня. Тренировку ему пришлось пропустить, а я той ночью понял, что на девушках свет клином не сошелся.
Свою привлекательность я осознал еще в школе. Спорт подарил мне отличную фигуру. Широкие плечи, накаченные руки, стройные длинные ноги. В росте я вымахал примерно до метра девяносто. Девушкам всегда нравилось мое лицо, потому что ясные голубые глаза достались от мамы, а овал лица,
прямой нос и небольшие губы от деда по папиной линии. От отца перешли лишь длинные пальцы рук и пшеничный цвет волос. Не знаю почему, но именно волосы привлекали внимание многих. Мама часто просила их отрастить, но из-за тренировок приходилось обрезать достаточно коротко, так, что даже ушей они не закрывали.
С Витей мы встречались не долго, было слишком неудобно, потому что встречались мы всего раза четыре в месяц, которые парень не хотел сводить к сексу, а все общение у нас сводилось либо к тренировкам, либо к учебе, в которой я почти не принимал участие, покупая многие экзамены.
Но и впоследствии у меня были не только парни, но и девушки, когда-то же мне придется заводить семью… Да и родители хотели от меня какой-то определенности.
Но по окончанию университета случилось непредвиденное, что кардинально изменило всю мою жизнь…
Я получил диплом и забросил его куда-то в ящик с документами, о которых вспоминаешь раз в год и то по большой надобности.
Была зима, и шли напряженные тренировке в специальном лагере сборной нашей страны. Я все-таки добился участия в олимпиаде. Родители мной гордились, а я был счастлив. Диета, тренировки и сон. Все шло как надо.
- Миша, ты делаешь здесь не так. Сколько можно повторять свою ошибку?! – тренер начинает объяснять как правильно, по его мнению, должен выполняться именно этот элемент. Всю программу доводят до идеала, но именно в одном месте мне немного не удавалось из-за чего мы и остались в зале до позднего вечера.
Альберт Павлович уже устал, да и я из последних сил прохожу программу на кольцах. Все остальные снаряды выучены. Я разминаю мышцы рук и спины, а затем вновь повисаю на тренажере.
Я должен это сделать, скоро соревнования, а на меня самые большие ставки. Я заполучу медаль, потому что было пролито много пота и крови. Слишком много жертв.
Выполняя упражнение, что так не давалось последний месяц, потому что его сложность слишком высока, у меня все-таки выходит сделать все правильно. Ноги именно под тем углом, мышцы напряжены полностью. Я успеваю только победно улыбнуться, как руки соскальзывают со снаряда. Мгновенно страх охватывает мое сознание, а потом только боль. Лишь она остается даже в больнице под сильно действующими препаратами.
Когда в палате оказались родители, то доктор объявил приговор:
- Это серьезно повреждение правого плечевого сустава. Вы не сможете больше заниматься спортом. На восстановление потребуется несколько месяцев и то, только для того что бы вы спокойно могли держать ложку и сжимать кулак.
- Вы шутите? – на моих глазах наворачиваются слезы от обиды. – У меня олимпиада, вы знаете об этом?
- Мне очень жаль… - он просто уходит, распорядившись об необходимых уколах.
Родители в шоке. Мать роняет слезы на мою больничную постель, а отец несется за врачом.
Так я не рыдал никогда, возможно в детстве, но здесь было другое. Обида, боль, страх, неизвестность, все это душило меня так сильно, что я не мог говорить, рыдания вырывались громко, а сквозь слезы я не мог видеть даже своих рук.
Все кончено, - казалось мне тогда. Я был убит, размазан как муха. Депрессия накрыла меня с головой. Мне было все равно на слова родителей, тренера, который заходил несколько раз с командой. А я лишь слушал музыку и смотрел в потолок.
Вселить надежду смогла лишь медсестра, которая приходила, чтобы провести со мной восстанавливающие занятия.
- Ты должен стараться! Восстанови руку и попробуй снова. Уверена, у такого хорошего парня должно все получиться, - женщина была немногим старше мамы. В тот день я впервые обратил на нее внимание.
Почему из-за заключения врача я должен все бросать?! Да пошли они все нахуй!
С того дня я стал заниматься чтобы рука стала двигаться как прежде, усилий приходилось прикладывать много, но я же спортсмен, я и не такое выдерживал. В больнице я провалялся только две недели, а дальше, восстановление проходил дома под присмотром матери, которая часто сбегала к подругам, пока отец пропадал на работе. А я же мог думать только об одном, о возвращении в спорт.
Через полгода решаюсь появиться в спортивном зале перед своим тренером. Альберт Павлович рад меня видеть:
- Здравствуй, Миш. Соскучился и решил проведать?
В зал я приходить боялся, но попробовать свои силы мне необходимо. Пусть я и пропустил ту олимпиаду, но она будет вновь. Я слышал, что кто-то из наших даже медаль тогда взял… Хотел бы я быть там…
- Хочу вернуться, - отвечаю с улыбкой.
- Но тебе же запретили заниматься спортом, - тренер подходит ко мне и вглядывается в глаза. – Не надо.
- Я могу хотя бы попробовать? – ему меня не переубедить, поэтому разворачиваюсь и иду в раздевалку. Ведь еще надо разогреть мышцы.
Все в зале смотрят на меня, пусть и скрывают свой интерес. Они уже вычеркнули меня из спорта, но я им не позволю. Жалостливые взгляды не для меня.
К кольцам подходить страшно. Надо начать с малого, произвольная программа. Только сейчас понял, как ошибся когда пришел на тренировку днем, когда здесь все. У меня в десять лет получалось лучше, чем сейчас я пытаюсь что-то сделать. Альберт Павлович даже смотреть на это не может. Видимо возвращение займет немного больше времени, чем я рассчитывал…
Пытаюсь отдышаться и иду к параллельным перекладинам. Делаю пару упражнений, и рука отказывает. Все. Это конец! Падаю на колени, потому что боль просто адская. Сжимаю зубы и просто жду, когда же прибудут медики. От стыда не прочь умереть прямо сейчас.
Прихожу в сознание опять в больнице. Рядом уже нет родителей как в прошлый раз, наверное, они поняли, что их сын неудачник.
- Миша, спортом ты больше не можешь заняться это точно, - говорит тренер как приговор, находясь в моей палате. – Могу тебе предложить, когда ты восстановишься лишь место тренера для младшей группы, потому что уверен ты сможешь это сделать отлично.
- Я понял. Спасибо. Позвоню.
Меня не хватает на что-то большее. Пусть уходит. Я больше не смогу посмотреть тренеру в глаза. А помогать детям входить в этот спорт, видеть их достижения и сравнивать со своими - это выше моих сил. Все, теперь точно жизнь кончена.
Я не хочу ничего, но меня заставляют что-то делать. Дома я стал похож на призрака. Теперь можно не соблюдать диеты, но еда в меня и не лезет. Общаться ни с кем нет желания. А волосы стали падать на лоб и щекотать шею. За ними удобно скрываться, а я раньше и не знал. Мне раньше это было не нужно. К Новому году матери это все надоело, я же сидел у них на шее, но и отпускать было страшно, потому что она, кажется, заметила, как я провожаю взглядом ее таблетки или иногда застываю с ножом в руках посередине кухни.
А утром в понедельник после длинных праздников она будит меня ни свет, ни заря и начинает что-то говорить о школе. Что она имела в виду, понимаю лишь в кабинете директора, когда тот соглашается принять меня на работу, учителем физкультуры.
Ненавижу детей, но, кажется, попал… Теперь я Михаил Романович.

Матвей Павлович.

Ну не получается у меня держать целый класс! По отдельности ребята, которые ходят ко мне индивидуально, прекрасно справляются со всеми заданиями, знают и даже любят историю, но в классе даже они перестают вести себя нормально. Это целая проблема. Еще и этот новенький прицепился. Что ему надо от меня? Это мой урок. А он пусть ведет свои.
Из-за нового физрука уроки переставили, поэтому у меня было окно, и я даже смог спокойно выпить чаю в учительской. Но день продолжался…
- Дудин, ты третий! – слышу я сквозь разговоры ребят.
- Сам ты третий, Шорохов.
- Прекратите! – не выдерживаю я.
- Матвей Павлович, а у вас есть девушка? – улыбается мне Смирнова.
- Это совершенно не относится к теме урока, - напоминаю я, а она лишь улыбается еще шире.
- Значит, это вы у нас третий.
Все ребята одновременно смеются, а Яковлева решает мне пояснить:
- Не обращайте внимания, Матвей Павлович. Они просто где-то раскопали статистику, по которой каждый третий на Земле гей.
Я даже оторопел на некоторое время. Могли ли они догадаться, что я гей? Предположить уж точно могли, но никаких доказательств у них нет, да и быть не может.
- И что? – только и смог выдавить я.
Класс напрягся. Пожалуй, такой тишины на моих уроках еще не было.
- В смысле? – переспрашивает Смирнова.
- И что, что каждый третий гей?
- Ну, это же так противно… Я бы даже сидеть не смогла рядом с таким человеком.
И тут меня понесло. Будто бы терпение закончилось.
- Да, Смирнова, ты же даже из-за каких-то вещей не по моде готова засмеять своих одноклассниц, а окажись кто-то геем, так вообще бы заклевала.
- Что?
- Ничего. Давайте каждый начнет с себя. Посмотрим на то, как каждый из вас относится к людям. Что вы в них цените? Явно не характер, доброту, навыки или умения. Вы цените способность соответствовать общепринятым стандартам, и если человек чуть-чуть отличается, то это приравнивается к позору. Что вы, учась столько лет в одном классе, можете рассказать друг о друге? У кого какие вещи есть? У кого можно списать домашнее задание? Кто курит, а кто нет? Все?
- Матвей Павлович, но таких людей надо изолировать.
- А что если тем самым третьим окажется ваш родственник? Его вы тоже изолируете?
Почему-то сказать ребятам было нечего. Да и звонок был как нельзя вовремя. Этот день уже должен был когда-то закончиться…

Михаил Романович.

Первая неделя моей работы в школе подходила к концу. И в субботу на моем уроке ребята из 9 «б» класса были слишком оживленные с самого утра. Шел второй урок, а они никак не могли угомониться, постоянно разговаривая. В такой ситуации меня спас только свисток, а в конце урока я все-таки поинтересовался у особенно активных, что там за новости, которые всполошили весь класс.
- Да вы что... У нас Шептун отжег, - быстро говорит Карина, но ее тут же перебивает Слава:
- Он нам про геев рассказывал, - с улыбкой вещает он.
Смотрю на них с удивлением.
- Какой Шептун? - останавливаю их поток слов.
- Ну, наш Матвей Павлович, историк, - поясняет Аня. - Он геев защищал на своем уроке.
Что-то я не помню такого материала в истории России...
- И кого конкретно он защищал? - спрашиваю, потому что школа это вам не универ, заклюют и не подавятся.
- Да никого конкретно, просто мы в интернете узнали, что каждый третий гей, а у историка девушки нет, - вновь берет слово Карина, пока возле меня собирается весь класс, готовый заново это все обсудить.
- И тут его понесло... Он орал и доказывал, что геи это не так плохо, - влезает в разговор Зотов, вроде Валера.
- Весело вы историю проводите, а теперь быстро все в раздевалку, - свисток заставляет ребят поторопиться, а я задумываюсь, что наш заучка не так уж и прост... Хотя, какой парень на него поведется?

Матвей Павлович.

Началась новая четверть, а значит, нас снова начали дергать с заполнением электронного журнала. Я всегда успевал сделать это во время окон. Благо в учительской стояло три компьютера с доступом в Интернет. Вот и сейчас сижу и спокойно заполняю журнал.
Входит этот физрук и ругается себе под нос, включая соседний компьютер. Он бросает на меня лишь один взгляд, а потом утыкается в экран. Прекрасно, главное, чтобы он не вздумал со мной разговаривать.
- Шеп... Матвей Павлович, вы не подскажите, как заполнять вот эту графу? - оборачивается ко мне Михаил Романович. Хватило его не на долго, молчание нарушено.
- Которую? – подхожу к нему и смотрю на экран. – Это просто. Вот здесь есть уже заполненные темы уроков. Просто заходишь вот сюда и выбираешь нужную.
- Благодарю, - он кивает и хмурится, стараясь разобраться в этих журналах. - Никогда не думал, что у преподов так много бумажной волокиты, ну по крайней мере не у физрука так точно, но я ошибался...
- Должностные обязанности читал? Там обучение детей где-то в конце третьей страницы, - говорю я, возвращаясь к работе.
- Капец... Уж лучше умереть от рук детей, чем под этими бумагами, - парень тяжело вздыхает и откидывается на спинку кресла.
На том и порешили. Сейчас я просто проигнорирую его слова, и он от меня отстанет.
Но этого не случилось. Минут через десять он вновь ко мне обратился:
- А это что за документы? Мне их тоже надо заполнять?
- Нет, за них отвечает завуч. И по поводу расписания тоже к ней нужно обращаться, - терпеливо поясняю, снова подойдя посмотреть, что же там за новые документы он там нашел.
- Хм... Понятно, - тянет он, поднимая на меня взгляд.
- Что?
- А когда сдавать журналы? - видимо, он любит задавать вопросы, ну или допрашивать людей.
- Сдавать журналы? Никогда. Они периодически проверяют заполнение электронных и в конце каждой четверти проверяют обычные. Электронные журналы по идее должны идти ровно с обычным. Но мы заполняем их примерно раз в две недели. Если есть возможность и время, то можно чаще.
Только теперь задумываюсь, что, возможно, парню действительно немного сложновато во всем разобраться, ведь нам все эти новшества вводили постепенно, а ему нужно сейчас браться за все и сразу.
- Ну, хоть с чем-то разобрался. Спасибо, - искренне произносит Михаил Романович, опуская голову на стол.
- Да не за что, - пожимаю плечами я, возвращаясь за свой компьютер.
От старых мониторов начинают быстро болеть глаза, поэтому через некоторое время я снимаю очки и тру переносицу. Не стоило вчера засиживаться допоздна, но новая книга оказалась интересной.
- У меня есть капли для глаз, - предлагает наш новый физрук, выключая свой компьютер, так ничего и не заполнив.
- Нет, спасибо, мне уже через урок домой.
- Опять эти спиногрызы... - улыбается парень и ставит чайник.
- М? – снова отвлекаюсь я.
- Они мне рассказывали про вашего каждого третьего гея, - уже развлекается этот шутник.
- Про моего? – зная наше сарафанное радио, лучше поостеречься.
- Ну не я же им про геев на уроке истории рассказывал, - продолжает ухмыляться физрук.
После его слов в дверь громко стучатся, и она сразу открывается:
- Михаил Романович, мы вас уже потеряли. Идемте быстрее пока урок не начался, - быстро говорит светловолосый рослый парень из десятого класса.
- Да иду я уже Илья. Иду, - оборачивается к нему наш новый учитель.
Пока мы вели светские беседы оказывается прозвенел звонок с урока.

Михаил Романович.

Рабочий день уже подходит к концу. Я сильно устал с этой кучей детей. Сегодня были одни младшеклассники, за которыми нужен глаз да глаз. Илья с друзьями из десятых и одиннадцатых классов часто забегают ко мне, что хоть как-то делает день веселее. Но и они уже ушли, а я сижу в своем маленьком кабинете и заполняю журнал, мечтая оказаться дома.
- Михаил Романович, а что это вы домой не идете? – появляется на пороге историк.
- Уже собираюсь, а что? - поднимаю на него взгляд, а потом начинаю тереть глаза, потому что они у меня уже болят от долгой писанины.
Замечаю, что на Матвее Павловиче нет привычных очков в толстой оправе. Это очень сильно его меняет, делая уже чуть более привлекательным.
Он выглядит и ведет себя странно, что меня и настораживает.
- Так что вы хотели? - повторяю свой вопрос.
- Не что, а кого, - поправляет он, нагло закрывая журнал и отбирая его у меня.
- Вам чем-нибудь помочь? - хмурюсь, потому что не понимаю, что происходит. Моя рука ложится на поврежденное плечо чисто автоматически в защитном жесте. Хотя бояться от этого хлюпика причин нет.
- Болит? – заботливо спрашивает он, осторожно прикасаясь к руке, накрывающей плечо.
- Почти нет. У вас что-нибудь случилось? - мне как-то не по себе и возникает желание отстраниться от чужих прикосновений, что я и проделываю, отодвигаясь вместе со стулом.
- Да… могу я на «ты»? – он опирается о стол, нависая надо мной.
- Думаю в неформальной обстановке и без детей это будет уместно, - он меня совращает, мама, спаси меня. Чувствую себя учеником старших классов на дополнительных занятиях с молодым учителем. У меня такого никогда не было...
- Согласись, прекрасно прозвучало. Особенно та часть про неформальную обстановку, - его свободная рука проводит по моим шортам к колену, пока сам он смотрит мне в глаза.
- Эм... - хватаю ртом воздух и пытаюсь уйти от этой руки. - Матвей Сергеевич, то есть Павлович, меня ЭТО не интересует! - резко встаю со своего стула и пытаюсь сбежать из кабинета. Меня шашни с историком-заучкой ну никоем образом не привлекают.
- Стоять, мелочь, - он перекрывает мне выход рукой. – Мы еще не закончили.
- Вы что-то еще хотели? - поворачиваюсь к нему лицом с мыслью: "Я все равно сильнее". Что меня успокаивает.
- Тебя, - говорит он, как само собой разумеющееся и слишком легко припечатывает меня к стене.
Стул падает с громким звуком, но этому маньяку наплевать. А я даже оттолкнуть его не могу. Тело меня не слушается, успеваю только отметить, что целуется этот Матвей Павлович очень даже неплохо. Но что же здесь, блять, происходит?
А историк тем временем забирается руками под мою футболку. Чувствую себя тряпкой, потому что в ответ могу только застонать и выгнутся. Теперь у меня встает на прилизанных преподов, что нужно срочно исправлять. Правая рука зарывается в волосы этого парня, убивая эту жуткую прическу и делая его на несколько лет моложе. Что я могу судить когда эта пиявка отрывается от моих губ.
- Хороший мальчик, - улыбается он, отрывая меня от стены и стаскивая мою футболку.
- Какого хрена? - вырывается у меня, когда я цепляюсь за нее.
- Будешь строить из себя недотрогу? Миш, тебе не идет. Покажешь мне, на что ты способен? – его руки скользят по моей талии, останавливаясь у кромки шортов.
- Не хотел я связываться с кем-то из школы... Знай, это первый и последний раз, - тянусь к парню и дергаю его рубашку, чтобы пуговицы покатились по полу. Где бы теперь достать презервативы и смазку?
- Ты чудо, - выдыхает он после поцелуя и все так же легко отворачивает от себя.
- Эй... Я всегда сверху! - дергаюсь в его руках, чтобы повернуться обратно.
- Не сегодня, - слышу в ответ.
Его руки забираются за пояс, проходясь по набухшему члену, лаская его. Историк явно не торопится, но делает все уверенно.
Паника накатывает волной, но возбуждение не проходит, а наоборот - возрастает. Я не могу вот так лечь под этого задрота! Поэтому не перестаю дергаться. Он же довольно грубо прижимает меня за шею к стене, а его язык я чувствую на своей спине между лопаток. Кусаю нижнюю губу и сжимаю ладони в кулаки, упираясь ими о стену. Чувствую себя шлюхой, но мне сейчас действительно хорошо. Я никогда не оказывался в таком положении. Но видимо, Матвей выбрал метод не только пряника, потому что вскоре я почувствовал еще и удар прыгалками по уже голым ягодицам.
От такого я резко вздыхаю и открываю глаза. Неожиданно для себя я валяюсь на полу в своей комнате, ударившись задницей при падении. Сейчас у меня жестокий стояк, а на кого он, я вообще предпочитаю не думать. Никогда у меня не было таких ярких эротических снов. Теперь надо срочно в душ, а потом в школу. Надеюсь историк мне сегодня не попадется на глаза...