- Сэйлин, вы - настоящее чудо.
       Этьен откинул каштановые кудри со вспотевшего лба и на миг прижался губами к виску Ферье. Там где соединялись их бёдра, было сыро и липко от мужского семени, но они не стремились отпускать друг друга - в этой роскошной королевской сине-зелёной спальне двое любящих людей были очень счастливы. Филипп уже неделю пропадал на охоте и виконт с графом не тратили времени зря.
       - Это самая лучшая ночь в моей жизни! - в серых миндалевидных глазах Этьена Дюрана отражалась нежная влюблённая искренность, с которой он обычно любовался совершенством Ферье. - До сих пор не могу поверить, что вы отдали мне ваше сердце, Сэйлин... ваше тело... вашу душу.
       Почувствовав кожей едва заметную в полумраке спальни улыбку Ферье, Дюран ощутил, как горячие мышцы сжались, плотнее обнимая всё ещё находящуюся внутри графа плоть, и немного хриплый после криков и стонов голос хитро поинтересовался:
       - А так верите? Или мне приложить больше усилий, виконт? Должен сказать сразу, после всего случившегося, настаивать на моей активности в ближайшие полчаса с вашей стороны будет полнейшим свинством и откровенной жестокостью. Дайте же отдышаться, в самом деле!
       - И не подумаю, - пылко заявил Этьен, шевельнувшись между бесстыдно разведёнными ногами своего любовника, - я слишком скучал по вам. Вы даже не представляете, как я извёлся за те два месяца, которые Филипп не отпускал вас ни на секунду от себя. Я так истосковался по вашему голосу, по вашим юным прелестям, что готов даже устроить переворот и захватить власть.
       - В таком случае, вам лучше поторопиться, пока Филипп не вернулся с охоты, - рассмеялся Сэйлин, откидываясь на подушки и прикрывая глаза, пока горячие губы Дюрана покрывали поцелуями его шею и плечи. Сумасшествие соития ещё не оставило любовников, и они наслаждались невинными ласками, позволяющими восстановить силы перед следующим полётом к небесам, когда можно всерьёз поверить в то, что кроме них нет больше никого. Этьен был молод, красив, амбициозен и нежен настолько, что после Филиппа Ферье казалось, будто он попал в сказку с неизменно счастливым концом. Дюран дал ему всё, чего фавориту короля так не хватало: элементарного внимания, теплоты дружеского общения и просто нежности без намёка на секс. За ним ухаживали, добивались его благосклонности, а не просто кидали лицом в подушки, чтобы затем по-быстрому стянуть штаны до колен и привычно удовлетворить свою нужду. И пусть Сэйлин не испытывал к Дюрану ничего, кроме благодарности за эту новую сторону отношений, он был готов идти за ним до конца.
       - Когда мы уедем, Этьен? - тихо и без тени какой-либо улыбки спросил Ферье, изучая взглядом ненавистный за эти два года балдахин над своей головой. - Когда всё это кончится?
       - Скоро, - Дюран уткнулся лицом в шею любовника и перевёл дух. - Я знаю, что два месяца обещаю вам это, но вы должен понимать: надо найти убежище, разработать план, собрать преданных людей. Думаю, к весне я перевезу основную часть своего состояния в Рафину, потом на какое-то время уеду сам. А после я вернусь за вами. - Этьен поднял голову и с улыбкой заглянул в голубые глаза. - Вы верите мне, Ферье?
       Едва помедлив, Сэйлин кивнул, и тут же втянул виконта в очередной поцелуй. Он верил. А что ему ещё, собственно говоря, оставалось делать? Дюран был его единственным билетом на волю, и Ферье держал его так крепко, как только мог. Избавление от Филиппа, от до слёз надоевшей маски покорности и смирения... Пока Сэйлин мог об этом только мечтать. Сейчас он был почти счастлив, а потому думать о разрушении этой идиллии и скором возвращении короля просто не хотелось.
       Этьен целовал Ферье, когда краем уха услышал, что в комнате что-то тихо скрипнуло - где-то в самой глубине сумрака, за спиной. Губы Сэйлина были так сладки, что Дюран просто терял голову, забывая даже об осторожности. Вот и сейчас он и не подумал обернуться, и только когда сознание напомнило, что они с Ферье должны быть абсолютно одни в покоях короля, что-то дернуло Этьена в груди. Он отпустил Ферье и, оглянувшись через плечо, наткнулся взглядом на монарха.
       Филипп грозной тенью выступил из тьмы в круг одинокого пламени свечи - его глаза были полны льда, губы поддёргивались от едва сдерживаемой ярости.
       - Развлекаетесь, господа? Продолжайте, не стесняйтесь.
       Дюран побелел, словно снег и инстинктивно отполз от Ферье. В глазах виконта застыл мертвенный ужас - как у кролика перед удавом.
       Первым желанием Ферье было совершенно по-женски натянуть простыню до подбородка и закрыть глаза, скрываясь от обличающего взгляда короля. Обнаружить своего любовника за изменой в собственной постели для Филиппа было равносильно пощечине. И Сэйлин это прекрасно понимал ещё тогда, когда вместо собственных покоев утянул Дюрана в королевские, где по обыкновению проводил абсолютное большинство ночей. Хорошие впечатления от этой комнаты должны были перекрыть те первые, которые вызывали в нем тошнотворную дрожь и избавить фаворита короля от постоянных воспоминаний о насилии. Сейчас эта затея уже не казалась такой удачной.
       Ферье сел в постели, даже не думая прикрывать свидетельства своей измены простынями, и как можно более спокойно посмотрел в глаза его величества. Граф решил идти до конца и, во что бы то ни стало выбраться из лап Филиппа на волю. Дюран его поддержит. Они смогут. Вдвоём.
       Филипп усмехнулся Этьену с многозначительной злобой - страх, парализовавший виконта, мог бы позабавить короля, если бы Дюран, к примеру, сломал его любимое перо для письма, или наступил на ногу. К несчастью, Филипп вовсе не забавлялся - просто пока он не мог решить, кого убьёт первым.
       - Обдумайте хорошенько свои слова, виконт, прежде чем начать оправдываться передо мной за то, что вы как изголодавшийся кобель прыгнули на сучку для вас не предназначенную. - Король перевел взгляд на Ферье и наклонил голову вбок, брезгливо шаря по его телу ледяными жестокими глазами. - Я полагаю, граф, вы не считаете нужным оправдываться, так? Не разочаровывайте меня - не отпускайтесь до нелепых извинений... Как в прошлый раз, - последние слова Филипп почти прошипел, исходя на яд. Он медленно подошёл к своему фавориту, глядя ему прямо в глаза.
       - Разве сучке нужны оправдания, чтобы лечь под кобеля, как вы изволили выразиться? - спросил Ферье, стараясь не отводить взгляда. Игра в "гляделки" с королём - не самое разумное занятие, но отвернуться означало лишь одно - сдаться, а Сэйлин не собирался даже отступать. Этьен не подавал признаков жизни, и фаворит короля неожиданно почувствовал неуверенность в собственных словах. "Почему он молчит?! Ну же, Дюран, говорите!"
       За эти слова Ферье просто получил звонкую унизительную пощёчину, повергшую его на влажные от пота подушки. В комнате стоял терпкий запах секса и мужского пота - вдыхая его, Филипп зверел всё больше.
       - Смело, милый мой. Чёрт возьми, очень смело. - Король нехорошо взглянул на Этьена, который так ничего и не сказал и даже не попытался вступиться за Ферье. - Давайте поговорим об этом, господа, раз уж я пришёл. В самом деле, - монарх скрестил руки на груди, - Дюран, может для начала объясните, по какой роковой случайности вы оказались между ног... - король запнулся, не желая называть Ферье по имени, но секунду спустя продолжил: - Иными словами, как вы попали в мою постель и в моего любовника? Вы его запачкали, а я не люблю, когда пачкают МОИ вещи.
       Прижимая к пылающей огнём щеке ладонь, Сэйлин не мог отвести взгляда от обманчиво здравомыслящего монарха, только что сведшего почти всю его решимость на нет одним даже не самым сильным ударом. Возможно, всё дело было в том, что Ферье знал настоящие возможности короля и прекрасно понимал, что это только цветочки, раз уж Филипп решил пойти именно этим путём. Чувствуя под собой прохладный шёлк простыней, на которых он всего несколько минут назад был счастлив и полон надежд, фаворит короля отчаянно искал пути если не спасения, то временного отступления, пока Этьен не придёт в себя и хоть немного ему не поможет.
       Дюран мельком взглянул на Сэйлина и, набрав в грудь воздуха, виновато отвёл глаза.
       - Это не то, что вы подумали, ваше величество, - начал юлить он столь неуверенно, что даже бы пятилетний ребёнок уличил его во лжи. - Мы с графом... мы... это произошло случайно. Ферье было одиноко и я... Он поцеловал меня и, боюсь, я поддался искушению. У меня и в мыслях не было оскорбить вас, ваше величество...
       Пока Дюран продолжал нести всякую ахинею, Филипп хладнокровно расправлял рукава своего зелёного охотничьего камзола - лицо монарха выражало крайнею степень скуки. Наконец, Этьен замолчал.
       - Оденьтесь, виконт, - небрежно сказал король, сделав вид, что совершенно не слушал оправданий Дюрана и пока тот дрожащими руками натягивал штаны на голые ягодицы, Филипп, прищурившись, обратился к Сэйлину:
       - Я вижу, господин граф, вы не очень осознаёте ситуацию, в которой оказались и не очень знаете человека, которого пустили в свою постель. Я полагаю, что выказав свой гонор, вы просто готовите атмосферу для удовольствия, которое доставите мне позже, - в голосе монарха заскользили леденящие душу угрозы. В таком состоянии Филипп мог не просто изнасиловать или избить - он мог сломать и ломать до тех пор, пока жертва не начнёт мечтать о смерти, как об избавлении. Ни для кого не было секретом, что монарх владеет искусством боли в совершенстве - будь то тело, сердце, душа, даже мысли. - Скажите, Ферье, что заблуждались, подойдите ко мне и просите меня о прощении. Вы знаете как, - король усмехнулся. - Пусть господин виконт посмотрит, как вы работаете языком, когда стоите на коленях и не умничаете.
       Ещё секунду назад Сэйлину казалось, что у них хватит сил дать отпор, что король не всесилен и уж им двоим точно противостоять не сможет. Только фаворит не учёл бегства своего союзника с поля боя и всё, что ему теперь оставалось, это непонимающе переводить взгляд с монарха на своего уже бывшего любовника и обратно. Наивно полагая, что после заявления на него права собственности, подобно вещи, Филипп просто не может унизить его сильнее, Ферье потерпел второе фиаско за этот вечер. Оказалось, он ошибался. Ещё как может. И графу просто нечего ему противопоставить.
       - Этьен, - едва слышно выдохнул Сэйлин, следя за поспешными и откровенно смешными сборами бывшего любовника, пытающегося одновременно натянуть сапоги и застегнуть рубашку. - Этьен...
       На большее слов просто не было, да и что он мог сказать? Закричать о долге? Чести? Совести? Любви? Всё пустые и давно забытые слова. Больше того - никогда не имевшие смысла слова. Дюрану нужно было от него то же, что в своё время Филиппу, только виконт предпочёл идти к цели иным путём и ещё неизвестно, чей был честнее. Полностью позабыв о словах и откровенных угрозах короля, Ферье пытался поймать хотя бы взгляд того, кому доверился, хотя бы тень того, во что верил так слепо.
       А Дюран довольно старательно избегал и взглядов Ферье и ледяных глаз короля. Он оделся и, наконец, собрался духом, чтобы тихо произнести:
       - Лучше покоритесь, граф, сейчас это - самое разумное.
       - Ну, довольно! - грозно приказал король. - Не лезьте не в ваше дело, виконт! Воспитание моего фаворита я считаю своим долгом, а вы...
       Дюран вздрогнул и теперь у него побледнели даже губы - страх пронизывал виконта настолько, что он в один миг превратился в покорность.
       - ... вам сегодня выпала честь увидеть, как это делается, - продолжал Филипп. Он на мгновение обернулся к двери и его голос разразился громом в спальне: - Стража!
       В комнату разом ввалились десять до зубов вооружённых солдат в серебристых кирасах и кольчугах.
       - Проводите господ в пыточную, - холодно приказал король и, кинув на Ферье с Дюраном последний взгляд, вышел вон.
       Сэйлин пытался вывернуться или хотя бы прикрыться простынёй, но его жалкие попытки хоть как-то взять ситуацию под контроль нещадно разбились о собственную гордыню и твёрдую бесцеремонность стражников. Изворачивающегося, ежесекундно вырывающегося, чуть ли не царапающегося, его тащили по коридорам замка с той мрачной невозмутимостью, с которой ведут на плаху осуждённого на казнь. Впрочем, может так оно и было - Ферье просто не хватало сил осмыслить происходящее должным образом и верно его проанализировать. Обнажённый, со следами измены по всему телу, фаворит короля дал бы волю слухам на целый год, если не больше, но в тёмных коридорах, на его беду или счастье никого не было. "Неужели он знал? - судорожно соображал Сэйлин, морщась и вскрикивая от боли впивающихся в кожу стальных пластин доспехов. - Знал ещё до того, как вошёл?! Но как?!" Судя по звукам позади, Дюрана "провожали" в пыточную тем же самым способом, что и графа, разве что только одетого. Ферье не мог, просто не позволял себе сейчас думать о нём. Предатель! Предатель и лгун! Однако, не смотря ни на что, Сэйлин понимал хорошо только одно - каким бы страшным не было наказание Этьена, его будет во много раз хуже. Или он ни черта не понимает в Филиппе.
       По приказу короля виконта надёжно привязали к обычному деревянному столбу таким образом, что его взору была видна вся пыточная. Чего тут только не стояло: дыба, гаррота, молитвенный крест, позорный столб, валялось множество металлических отвратительного вида и формы инструментов. От такого ассортимента даже невиновный человек мог испытать леденящий душу ужас, не то, что виновный. А в своей виновности ни граф, ни виконт не сомневались.
       - Ваше величество, - в слезах взмолился Дюран, дёргаясь у столба, как пойманная в сеть рыба, - я прошу вас о милости, я...
       - Заткните ему рот, - надоедливо отмахнулся Филипп, и пока стражники запихивали в Дюрана кляп, подошёл к Ферье. Король кивком приказал уложить своего фаворита на деревянную скамью и крепко закрепить его руки и ноги колодками. - Вы всё ещё полагаете, Сэйлин, что вам не требуется моё разрешение на любовные связи с другими мужчинами? - это был не столько вопрос - сколько утверждение. - Вы забыли своё место. Я оказал вам честь, возвысил вас, приблизил к себе. Я сделал вас своим и вам, как хорошему подданному, следовало принять это. Ваши детские попытки - бунтовать, смешны. Если вы не осознаете, что должны любить меня по собственной воле, я вас заставлю. Вы всё равно сделаете то, о чём я просил вас в спальне и сделаете с желанием, красиво и сгорая от страсти. Вы ошиблись, выбрав из двух своих любовников наиболее слабого. Сегодня вы осознаете это. Завтра мне ещё спасибо скажете.
       - Не дождётесь! - почти прошипел Ферье, извиваясь на грубых досках и стараясь высвободиться из простого чувства вредности. - Я по горло сыт вашей милостью! А посему нижайше прощу вас избавить меня от неё и подарить тем, кому она действительно нужна!
       Устав вырываться, граф откинулся на холодные доски и постарался восстановить сбившееся дыхание. Во время борьбы со стражниками, он не чувствовал холода, но успокоившись, неожиданно понял, что в подземелье холодно. Зверски холодно. И это далеко не самое страшное испытание, которое ему предстоит пройти.
       Филипп склонился над своим фаворитом и ласково положил ладонь на его щеку.
       - Я люблю вас, Сэйлин. Люблю сильно и пламенно, но вы просто не оставляете мне выбора. Вы что, думаете, что этот хлыщ рискнёт ради вас хоть чем-нибудь? Да вы посмотрите на него - он трясётся, как заяц. - Король говорил нежно, вкрадчиво, так тихо, что едва можно было услышать. Он ласкал пальцами лицо Ферье, словно пытаясь поймать и запомнить его совершенство именно таким. - А давайте дадим виконту шанс реабилитироваться в ваших глазах. Если он любит вас - он по доброй воле разделит вашу участь, Сэйлин, и когда придёт время, я спрошу его, и вы сами всё увидите.
       Ферье нечего было ответить, да его и не стали бы слушать. А возможно, граф где-то в глубине собственных мыслей понимал простую правоту слов короля. Впрочем, в его милость он тоже не верил, а следовательно, готовиться нужно было к худшему. Дюран стоял где-то там - вне зоны обзора Сэйлина, и граф этому был только рад.
       - Отпустите меня, ваше величество, - надорванным тихим голосом попросил фаворит, имея в виду отнюдь не колодки. - Отпустите...
       Филипп серьёзно всмотрелся в лицо Сэйлина, потом мягко поцеловал его в лоб и, выпрямившись во весь могучий рост, протянул руку в сторону открытой ладонью вверх - ему тут же подали свежие розги.
       Первый удар по пяткам Ферье - сильный и беспощадный, нёс в себе всю обиду Филиппа. Второй - злость. Все последующие пятнадцать - праведный гнев. И ни один не затаил в себе жалости. Филиппа не волновало, что его фаворит вряд ли сможет ходить всю следующую неделю, короля заботило другое - осознание графом собственной измены. Будь она лишь физической, монарх бы, возможно, не так злился, но Сэйлин захотел и попросил у него свободы - вот, что было главной ошибкой королевского любовника.
       После первых трёх ударов выдержка графа отказала практически сразу. Четвёртый удар встретил всхлип, пятый - стон, шестой - крик, и дальше по нарастающей. Ферье закрывал глаза, всё ещё стараясь высвободиться из колодок, хоть как-то избежать ударов. Его никогда не наказывали подобным образом, и всё происходящее сейчас казалось диким. Диким и неправдоподобным, если бы не боль... Сэйлин неплохо переносил боль, но король умел доставлять её как никто другой, и упрямство графа таяло как первый осенний снег - быстро и незаметно для самого Ферье.
       - Это всего лишь десятая часть той боли, которую вы причинили мне, - поучал Филипп, бесстрастно глядя на измученное лицо своего фаворита.
       - Прекратите... Прекратите, - шептал Сэйлин еле слышно, всхлипывая и изо всех сил сжимая зубы перед каждым ударом, - прошу вас, перестаньте! Дюран, сукин ты сын, да скажи ты хоть что-нибудь!
       Но Дюран даже не мычал, в ужасе взирая на эту жуткую картину и не смея дышать. Когда время от времени он отворачивался, кто-нибудь из стражников хватал его за подбородок и заставлял смотреть на пытку.
       Филипп прекратил истязание. Ему подали чистый накрахмаленный платок, и король отёр пот со своего лба с изяществом истинного аристократа. Он холодно взглянул на перепуганного Этьена, смерил виконта странным взглядом, исполненным презрения и яда.
       - В бочку с водой его, - приказал король, кивнув на Ферье.
       Двое стражей проворно отвязали обнаженное тело от скамьи и потащили к ещё более ужасному на вид приспособлению, напоминающему детские качели, только одним краем отпускающееся в огромную бадью с тухлой водой.
       Ещё несколько секунд назад Ферье полагал, что он окончательно вымотан и уже не сможет дать отпор, но вцепившиеся в него руки неожиданно придали сил, и фаворит короля стал вырываться, вынуждая стражу держать его сильнее, оставлять на плечах и запястьях красные отметины. Он продолжал дёргаться даже будучи привязанным к "качелям", закрыв глаза и стараясь не смотреть ни на предавшего его Дюрана, ни на расчётливо холодного Филиппа. Он знал: пощады и помощи не стоит ждать ни от того, ни от другого, но всё же сопротивлялся хотя бы из вредности, просто вопреки всему.
       Его окунули в ледяную воду без предупреждения, сразу, Сэйлин едва успел хватить воздуха в последний момент. Легкие болезненно сжались, паника охватила разум, и тело инстинктивно задергалось, борясь за жизнь. Потом качели дернулись и устремились вместе с пленником наверх - за коротким глотком пьянящего желанного воздуха, и снова вниз. Однако во второй раз под водой голову Ферье удерживали дольше. Все это длилось до тех пор, пока его легкие не начало ломить от напряжения и боли.
       Филипп стоял рядом и внимательно следил за тем, чтобы его провинившийся любовник не захлебнулся.
       Король будто чувствовал, когда у Сэйлина заканчивался воздух и тот уже готов был впустить в свои лёгкие воду, и подавал знак стражникам поднять качели из воды, раз за разом вырывая его из лап смерти, не желая делить Ферье даже с ней. Потрясающая способность чувствовать своего фаворита в любой ситуации. Сэйлин часто ненавидел его величество именно за это: он мог сколько угодно улыбаться, притворяться влюблённым и послушным, но Филипп всегда знал правду, ощущал её каким-то шестым чувством, не позволяя солгать ни словом, ни делом. Снова опускаясь в ледяную воду, Ферье почему-то думал именно об этом, словно отстранившись от ситуации в целом и наблюдая за самим собой со стороны. Вот, намеренно или случайно король выжидает чуть дольше, чем следует, и его неразумный любовник захлёбывается, судорожно пытаясь вытолкнуть из лёгких воду. Вот, его снова вытаскивают, дав возможность отплеваться от вонючей тухлой воды и опять опускают вниз, почти не позволяя отдышаться. Пульс начал дико скакать, то убыстряясь до боли в сердце, то замедляясь так, что даже оказываясь над водой было очень сложно сделать вздох. Ферье изо всех сил цеплялся за действительность, но разум его постепенно уплывал в темноту, спасаясь от реальности и стараясь убрать незримо застывшее перед глазами лицо Филиппа.
       - Достаточно, - когда этот холодный приказ прозвучал в пыточной, Сэйлин едва соображал, что жив. Его отвязали от качелей и, поддерживая под руки, подвели к королю. Филипп бережно убрал со лба Ферье серебристо-медовые от воды кудри и склонился губами к губам, дыша в лицо своего фаворита осторожным вниманием. - Вы всё ещё хотите продолжать, граф? - спросил он. - Или вам по-прежнему кажется, что близость со мной много омерзительнее этого человека, не способного защитить вас? Я уже дал вам время подумать над этим, не так ли, Ферье?
       - Идите к чёрту, - на одном выдохе прошептал Сэйлин, и так тихо, что это услышал лишь король. - Вы... Дюран... Все.
       Холод подземелья притупился, словно став частью тела, и Ферье уже не страдал от него так сильно. Безмятежно спокойное лицо монарха, его тёплое дыхание казались фавориту куда более омерзительными, чем та вода, из которой его только что вытащили. Он бы ударил Филиппа, если бы смог поднять руку, он плюнул бы ему в лицо, если бы губы не замёрзли настолько, что даже шевелить ими стало проблемой, он вырвался бы из стальных захватов стражи, если бы у него оставалась хоть капля сил, и убежал. Слишком много было "если", впрочем, к этому Сэйлин привык не сегодня.
       Филипп разочарованно вздохнул и отстранился:
       - Ваше упрямство, Ферье, бессмысленно. Мы только напрасно тратим время. Вы поймёте, в конце концов, что я желаю вам добра. По-настоящему. Что вам принесёт тот мир, в который вы так рвётесь? Я скажу. Сплошные разочарования. Вы уже разочаровались в любви, в преданности, в совести и чести. Хотите ещё испробовать людской мерзости? Я предлагаю вам остаться со мной по доброй воле. Я в состоянии уберечь вас от тленного гниения мира, который царит за стенами моего дворца. Да я так и делал до сих пор. Посылать меня к чёрту с вашей стороны не столько неразумно, сколько неблагодарно. Но раз вы того хотите - извольте. - Король в пол-оборота развернулся к плечистому высокому мужчине, стоявшему у дверей. Мясник и мучитель в том угадывался издалека. - Приступайте, Тритан. Этот человек ваш. Его кости должны остаться целы, остальное мы решим в процессе.
       Тритан низко поклонился королю и поблагодарил монарха за доверие.
       - Ах, Ферье, Ферье, - вздохнул Филипп. - Мне до чёрта претит ваше упрямство.
       Мысль о том, что Филипп отступится и закончит его мучения быстро и безболезненно так и не посетила воспалённый и уставший разум Сэйлина, так что ему не в чем было разочаровываться. Тритан слишком резво взялся за дело, и граф сам не заметил, как его занемевшее тело взамен рук стражи обхватили верёвки. Связав лодыжки вверенного ему преступника, палач дёрнул безвольное тело на ледяной каменный пол, чтоб той же верёвкой стянуть руки до локтей - сильно, чтобы острые лопатки сошлись на спине. Ферье выгнулся дугой, чувствуя, как неестественно напрягаются непривычные к этому мышцы, и начинает медленно ломить позвоночник.
       Потом время всё усугубило, и каждая следующая минута прибавляла ровно вдвое больше боли, чем предыдущая. Судорогой свело сначала бёдра, потом мышцы спины и шеи. Ферье тяжело дышал, бился в верёвках в попытке облегчить мучения, но всё это действовало наоборот. В конце концов, тело Сэйлина превратилось в одну сплошную непрекращающуюся боль, и он закричал.
       - Сэйлин? - Филипп склонился над ним. - Вы слышите меня? Вы понимаете, что я вам говорю?
       Часто вздрагивая от судорог, граф извивался на полу перед королём, жадно хватая ртом затхлый воздух темницы. Теперь силы действительно оставили его. Филипп знал, как довести Сэйлина до того состояния, когда он согласится на всё.
       - Да, - хрипел королевский любовник, еле сдерживаясь от мольбы о помиловании.
       - Тогда посмотрите, кому вы доверяли столь опрометчиво, любимый мой, - тихо прошептал Филипп, выпрямился и громогласно спросил Этьена: - Смотрите на него, Дюран, и пожалейте каплю - возьмите на себя часть его мучений! Возьмите сейчас, и я отпущу вас обоих, даю слово!
       Солдаты освободили рот виконта от кляпа, но тот молчал - и это предательское молчание было хуже любого "нет".
       Король снова обратился к Ферье:
       - Теперь, я надеюсь, вы всё поняли, граф?
       Ответом Филиппу стал крик Сэйлина, эхом отразившийся в узких коридорах подземелья и слышимый, как казалось всем присутствующим, даже наверху. Ферье мог сносно вытерпеть боль, унижение или страх, но только при малейшей, ничтожной надежде на то, что он борется не за мираж или собственное заблуждение. Им оставалось так немного, так чертовски мало! Он вытащил всё на своих плечах, прошёл через все свои страхи и физическую боль, которая просто меркла по сравнению с той, что причинил ему Дюран одним лишь своим молчанием. Разочарование - вот отныне самый сильный страх Сэйлина Ферье.
       Филипп смотрел на графа спокойно и внимательно, потом дал знак рукой освободить его тело от верёвок, а после стража помогла Сэйлину встать на колени. Впрочем, его приходилось поддерживать.
       - Что ж, Сэйлин, я вижу, вы образумились, - король вздохнул, расстегнул пуговицы камзола и медленно прошёл до столба, к которому был привязан перепуганный Дюран. Филипп встал лицом к виконту и, глядя в его исполненные непонимания глаза, спросил у Ферье: - Так вы сделаете то, о чём я вас просил, граф?
       Освобождённое от верёвок тело, казалось, заболело ещё сильнее, и королевский любовник уже не замечал слёз, которые текли почти беспрерывно, раздражая солью искусанные в кровь губы. Ферье больше не чувствовал поддерживающих его рук, холода каменного пола, обиды или злости. Все чувства ушли, как что-то лишнее и, в общем-то, совсем ненужное, оставляя после себя пустоту и уверенный холод голоса Филиппа. Он не оставит, не уйдёт и не бросит. Он всегда будет рядом. Мучая, связывая, насилуя, причиняя страдания и боль, но не предавая. Никогда. Воистину, чтобы начать что-либо ценить, приходится это сначала потерять. И Сэйлин кивнул, кивнул еле заметно так, что это казалось очередной судорогой боли, а затем, словно неуверенный в том, что его жест был замечен, хрипло прошептал:
       - Да.
       Филипп некоторое время помолчал, после едва слышно приказал стражникам подвести в нему Ферье таким образом, чтобы Дюрану было хорошо видно всё, что они будут делать.
       - Я хочу, чтобы вы поняли меня правильно, Ферье, - король ласково запустил пальцы в чёлку графа, стоявшего перед ним на коленях, провёл до затылка, распутывая слипшиеся мокрые прядки, сжал в кулак и заглянул в пустые усталые глаза, - я не стремлюсь унизить вас, я не собираюсь уничтожать вас, хотя вы это заслужили. От вас мне нужна любовь, и только она. Вспомните, как нам было хорошо вместе и пусть ваша покорность станет поводом к нашему примирению. Вы согласны?
       Сэйлин закрыл глаза и кивнул, насколько позволила сильная рука в его волосах. Собственные руки онемели от холода и верёвок, пальцы сводило судорогами, но с четвёртой попытки Ферье всё же удалось расстегнуть пуговицы на штанах Филиппа и обхватить пальцами уже твёрдый член, почти обжегшись о горячую кожу. Ферье качнуло вперёд, и он уткнулся лицом в живот короля, словно собираясь с силами, а затем в искупление вины просто сделал то, что просил Филипп. Граф давно забыл о присутствии рядом Дюрана и стражи, ему было глубоко наплевать на всё, и даже если бы посмотреть на минет в его исполнении собралась вся Онталья, это не изменило бы отношения Сэйлина к происходящему. Движения языка и губ королевского фаворита вряд ли были сейчас верхом изысканности интимных ласк, но он старался, старался изо всех сил доказать Филиппу свой выбор и его искренность.
       Положив широкую ладонь на затылок графа, король направлял его движения и за удовольствием даже не заметил, как стража и палач тихо отступили в тень, затаились то ли от брезгливости, то ли от страха. Никто не смел даже шелохнуться в этой тишине. Даже Дюран казалось, перестал дышать. Виконт смотрел в лицо Филиппа расширившимися от ужаса глазами, словно зверь, которому вонзили стрелу в сердце. Король улыбался ему надменно, вызывающе злобно, всё сильнее насаживая на себя голову Ферье, уже проникая в его горло и не обращая внимания на то, как Сэйлин давится его членом. Графа не в шутку трясло, но Филиппу не было до этого дела - он не сводил внимательных глаз со своего заклятого врага, с человека посмевшим осквернить собой его любовника, его вещь, его игрушку и его любовь.
       - Ферье, - с трудом ровно дыша, спросил Филипп, - виконту вы такое делали, м?
       Сэйлин медленно открыл глаза, словно желая удостовериться в том, что вопрос не шутка его больного сознания, а вполне реальный факт. Граф судорожно пытался ухватиться за размытую реальность, не понимая - чего ещё ему придётся сделать для того, чтобы всё наконец-то закончилось. Он мотнул головой, зажмурился и ещё крепче сжал губы, желая логического завершения своих действий.
       - Я хочу слышать ваш голос, Ферье, - рыкнул король, нарочито бережно оттаскивая от своего паха белокурую голову. Филипп на двух пальцах приподнял подбородок графа и посмотрел в глаза.
       - Нет, - хрипло прошептал Сэйлин, облизывая губы и прикрыв веки, и Филипп знал, что он боится сознаться. - Нет...
       Только-только высохшие слёзы снова полились ручьём, но тишину подземелий не нарушил ни один всхлип.
       - Почему? Разве вы не настолько вверяли себя этому человеку? - король недоверчиво прищурился, провёл фалангой большого пальца по алым влажным губам своего фаворита, любуясь его беспомощностью, его унижением и болью, и в глазах короля Сэйлин был прекрасен. - Я верю вам, любимый. Верю. Но... - Филипп склонился губами к губам своего фаворита, легко поцеловал их мягкую теплоту, прошептал: - Отблагодарите виконта за всё то, что он для вас сделал, Ферье. Доставьте ему удовольствие, которое только что доставили мне... Я не жадный... я умею делиться с другими тем, что мне очень дорого.
       Губы Сэйлина задрожали, словно он пытался что-то сказать, но не мог выдавить из себя ни звука. Широко раскрыв глаза, он смотрел на своего короля и дрожал, обхватив себя руками за плечи и раскачиваясь из стороны в сторону. На Дюрана он даже не взглянул.
       То, что было с графом потом, заставило сочувствовать ему даже видавшую виды стражу. Филипп за волосы подтащил Сэйлина к Дюрану и приказал, чтобы с виконта сняли штаны, а после заставил Ферье взять в рот вялый член Этьена и около четверти часа промучится в тщетных попытках возбудить не желавшую подниматься плоть. Дюран молил короля остановиться, но Филипп точно осатанел - он сам помогал своему фавориту поддерживать ритм, едко комментировал происходящее и только тогда, когда понял, что Ферье просто не способен больше понимать смысла слов и команд, сам овладел измученным графом. После Филипп, прижимая безучастного ко всему Сэйлина к груди, ласково и долго целовал его в губы, слизывая с них собственное семя и точно знал, большего Ферье не вынесет.
       - Вы великолепны, - Филипп провёл ладонью по щеке Сэйлина, придерживая его за плечи и не позволяя упасть на холодный пол. - Откройте глаза и посмотрите на меня, любовь моя. У нас с вами всё начинается сначала. Вы полюбите меня когда-нибудь, я обещаю вам, Ферье.
       Пустые, словно затянутые туманом глаза Ферье бездумно смотрели куда-то на щёку короля, а пальцы в противовес сильно цеплялись за одежду Филиппа, будто боясь, что измученное тело снова бросят на холодный каменный пол. На самом деле, Сэйлин уже давно ничего не боялся. Страх остался позади, улизнув от своего обладателя то ли во время минета королю, то ли от криков Дюрана.
       - Да, ваше величество, - едва слышно проговорил Ферье теперь уже заученную навеки фразу.
       - Я хочу сделать вам подарок, - нежно сказал Филипп. - Судьба Дюрана в ваших руках. Подумайте хорошенько и скажите, что я должен сделать с этим человеком?
       Истерзанный и избитый не столько физически, сколько морально, Сэйлин даже в полубессознательном состоянии желал этому трусу самой страшной кары, на которую только был способен его разум. Если бы не надёжно удерживающие его руки, если бы не понимание собственной полной и абсолютной беспомощности, граф бы давно умолял Филиппа о возможности самому расправиться с предателем. Задушить голыми руками, перегрызть горло, если не хватит сил. Хриплое дыхание Дюрана эхом звучало в ушах Сэйлина, вызывая неумолимое желание прервать его навеки.
       - Повесьте его, ваше величество.
       
       Конец