Глава 1

    Часть 1

    Если бы Гарри Поттера спросили, чем его раздражает Драко Малфой, то ответ уместился бы в одно короткое слово – всем.
    Малфой разбрасывал по квартире свои вещи, а потом доставал Гарри вопросами, где он забыл рубашку или бумажник. Малфой постоянно ехидничал и всегда оставлял за собой последнее слово. Малфой предпочитал питаться в ресторанах, а не готовить еду сам. Малфой мог сутки просидеть голодным, но категорически отказывался есть фастфуд. Малфой терпеть не мог долго торчать на одном месте и таскал за собой Гарри. Наконец, Малфой имел скверную привычку расхаживать по квартире почти нагишом, потому что назвать одеждой невразумительную полоску ткани вокруг бедер, все подчеркивающую спереди и ничего не скрывавшую сзади, у Поттера язык не поворачивался.

    Иногда Гарри горько спрашивал себя – чего ради он ввязался в такую авантюру и сбежал с этим наглым, отвратительным, злоязычным типом?

    Их не связывало ничего – кроме жесткого, на грани жестокости, секса. Никаких любовных игр, никаких прелюдий, никаких ласк. С наступлением ночи Малфой скрывался в душе и готов был сидеть там до утра, пока Гарри, потеряв терпение, не выдергивал его из воды. Драко никогда не отдавался добровольно, вынуждая своего любовника выкручивать себе руки, затыкать рот и брать свое силой. Если Поттер решал быть милым и ласковым, Малфой несколькими ехидными замечаниями за несколько секунд доводил его до бешенства и насилия. Но именно на такой секс Гарри подсел, как маггл на сильнодействующий наркотик. А Малфой продолжал жить с ним, не пытаясь избавиться от своего странного сожителя.

    Поттер не задавался вопросом – почему так, а не иначе, и куда девался тот Драко, который нежничал и ласкался к Гарри в Намюре. Теперь Малфой никогда ни о чем не просил в постели, а только шипел в подушку от боли и дергался всем телом, когда Гарри был слишком уж груб и резок. Утром Драко всегда просыпался первым и, как правило, будил любовника, бесцеремонно сдергивая с него одеяло. Никаких объятий, никаких поцелуев – безразлично и буднично:
    – Вставай, Поттер, хватит валяться.

    Зачем надо было вставать в девять утра, а то и в восемь, если никаких дел не было, Гарри не понимал. Но Малфой был “жаворонком”, лежание в постели его раздражало. А организм “совы”-Поттера протестовал против такого насилия каждой клеткой.

    Впрочем, дел не было только у Гарри. Как раз Драко дома не сидел – куда-то мотался, с кем-то встречался, возвращался голодный и как правило довольный. Его совершенно не заботило, что Поттер каждый раз боится его просто не дождаться. Пытаясь чем-то себя занять, Гарри убирал их квартирку на рио София, ходил в магазин, пытался что-то готовить. Они жили в маггловском районе Венеции, Драко к плите и микроволновке близко не хотел подходить, так что все заботы по обеспечению более-менее приличной едой легли на плечи бывшего спецагента. Гарри такие трудности не пугали, хотя его кулинарные способности были невелики. Малфой, поглядев на мучения любовника, как-то притащил поваренную книгу и с ехидной улыбкой вручил ее Гарри. Книга была на итальянском, и в первый момент Поттеру очень хотелось запустить увесистый том в голову Драко.

    Но потом оказалось, что можно уютно валяться рядом на ковре, обниматься и рассматривать иллюстрации, переводить рецепты – этим занимался Драко, – придумывать что-то свое. Такие минуты выпадали нечасто, но стали неожиданно дороги. Вот только Малфой редко бывал в настроении просто поваляться и побездельничать.

    В нем кипела какая-то дикая неукротимая энергия. Гарри сначала пытался расспрашивать, куда и зачем Малфой уходит каждое утро, но получил короткий и исчерпывающий ответ:
    – Меньше знаешь, Поттер, лучше спишь.

    Ничего не зная, Гарри все равно спал плохо. Он понимал, что дела Драко далеки от невинных забав. И что любовник занимается чем-то очень криминальным по меркам любого из миров – хоть магического, хоть маггловского. Но выпытывать подробности у Малфоя, если тот не хотел этих подробностей сообщать, было безнадежным занятием. В лучшем случае Драко бы вопросы проигнорировал, в худшем – обозлился бы и нахамил.

    Однажды в конце июля слизеринец пришел домой чрезвычайно довольный и продемонстрировал Гарри грубую цепь с двумя рубинами по краям.
    – И что? – Гарри никогда не интересовался такими странными украшениями.
    – Поттер, - Малфой ласково погладил цепь длинными пальцами. – Что б ты понимал в уникальных артефактах. Я эту цепь весной одному проходимцу отдал своими руками. Пришлось очень постараться, чтобы вернуть.
    – Проходимец жив остался? – ненавязчиво поинтересовался Гарри и получил в ответ пристальный взгляд прищуренных глаз.
    – Нет, - после секундного колебания ответил Малфой. - Но магическая общественность ничего не потеряла. Он был редкой сволочью.

    Откровенность Малфоя иногда убивала Гарри – он понимал, что подобные знания делают его сообщником, что отвертеться от ответственности в случае чего у него получится с трудом, невзирая на карт-бланш, выданный в родном ведомстве. Впрочем, Поттер на снисходительность Департамента особо и не рассчитывал – к очередному интервью Малфоя он добавил кое-какие известные только спецагенту подробности. И до сих пор не знал, как к этому отнесся Волкер. Работа работой, но кто же может предсказать, куда в очередной раз подует политический ветер.

    Источники их финансирования у Гарри тоже вызывали вопросы. Он быстро понял, что наличных у Драко немного. Малфой получал гонорары за тот компромат, который передавал в газеты, но эти деньги быстро заканчивались. Когда безденежье начинало поджимать, Малфой исчезал вечером и возвращался ночью – с той или иной суммой. Чем промышлял аристократ из старинного магического рода в маггловских районах, Гарри мог только догадываться, и эти догадки были безрадостными. В общем-то, вариантов было два – грабеж или проституция. Когда Поттер, потеряв терпение, буквально с ножом попытался выяснить правду, Драко взъярился как оскорбленный гиппогриф, в непечатных выражениях предложил любовнику катиться куда подальше и не доставать его идиотскими вопросами. Из чего Гарри сделал неутешительные выводы – он оказался недалек от истины. От мысли проследить за Малфоем и уличить его – в чем? разве кто-то обещал хранить Гарри верность? – Поттер отказался, но все чаще ощущал себя котом, живущим на деньги своей “девочки”. А сам он не мог снять ни кната с тех счетов, которыми предложил в свое время пользоваться Волкер – Драко неминуемо заподозрил бы неладное, появись у Гарри хоть какие-то деньги.

    В первых числах сентября Малфой разбудил Гарри привычным стаскиванием одеяла:
    – Вставай, Поттер, хватит валяться.
    – Отстань, - Гарри подтянул колени к животу и попытался снова заснуть.
    – Вставай, - против обыкновения Малфой не стал за ногу сдергивать любовника на пол, а сел на кровать рядом. – Вставай, Гарри, нам надо отсюда сегодня сматываться. Я сильно подозреваю, что нас выследили.
    – Нас? – Поттер приоткрыл один глаз.
    – Ну не нас, - с неохотой уточнил Драко. – Меня. Это ничего не меняет. Если я прав в своих ощущениях, аврорам не понадобится много времени, чтобы узнать, где мы скрываемся.
    – И куда ты намерен отправиться? – Гарри сел в постели и потер лицо руками.

    Вчера он так и не дождался Малфоя, лег спать и, похоже, так до утра и спал в одиночестве. Потому что Драко сидел на кровати в том же виде, в котором ушел из дома накануне. И вид у него был очень уставший.

    – Где ты вообще до утра шлялся?
    – Поттер, - Малфой встал, всем своим видом демонстрируя нетепение. – Давай мы оставим сцены ревности маггловским домохозяйкам. У нас нет на это времени. Собирай свои вещи, и отчаливаем. Перекусим где-нибудь по дороге, хотя бы на том же вокзале.
    – Нет, ты объясни, - упертый Гарри был хуже Гарри сердитого, хотя чаще всего потом раскаивался в своем упрямстве.
    – Мать твою, Поттер! – Малфой швырнул Гарри одежду. – Меня грохнут при задержании, как нехуй делать, ты это понимаешь? А могут и тебя заодно, спецагент хренов! Ты же вроде как в перебежчиках числишься, если я не ошибаюсь. Жизнь надоела? Напяливай свои шмотки, или я тебя здесь брошу!
    – Ну и выражения у наследников древних семей, - пробурчал Гарри, натягивая джинсы и застегивая ширинку. – Просто верх светскости.

    До вокзала ”Венеция Санта Лючия” они добрались на вапоретто. Поттера всегда удивляло, почему Малфой для нелегального проживания выбрал Венецию – Драко терпеть не мог воду, а запах гниющих водорослей вызывал у него приступы тошноты. Впрочем, с точки зрения конспирации это было разумно: искать Малфоя в городе, где вместо улиц каналы и канальчики, стали бы в последнюю очередь. Еще в квартире Гарри сгоряча предложил аппарировать, но Драко посмотрел на него, как на идиота – вспышку магии засекли бы немедленно, а там отследили бы и трассу, и место назначения, причем очень быстро. Возможности у европейских авроратов были большие.

    Отправив Поттера покупать билеты до Милана, Малфой решил изменить своим правилам и взять поесть что-нибудь фастфудовское, хотя бы и пару гамбургеров. Если судить по расписанию, до ближайшего поезда у них было не так много времени – каких-то сорок минут. Драко возвращался в зал с пакетами в руках, когда заметил недалеко от Гарри двоих человек. Интуиция редко его подводила, а маггловская одежда не могла ввести в заблуждение – одинаковые стрижки, напряженные позы. Авроры пока не пытались задержать Гарри – они ждали Малфоя. А беспечный Поттер как раз склонился к окошечку, покупая билеты. Драко отступил в тень, одним движением швырнув пакеты с едой в урну. Шутки кончились, надо было делать выбор – отдавать Гарри на съедение британскому правосудию или попытаться выручить его, рискуя собственной шкурой.

    Если бы Драко когда-нибудь сказали, что он способен влюбиться, Малфой рассмеялся бы такому оптимисту в лицо. Если бы оптимист уточнил, что Драко способен влюбиться в Гарри Поттера, Малфой счел бы оптимиста сумасшедшим.

    Но в последние месяцы Драко чувствовал сумасшедшим себя. Он был недалек от того, чтобы назвать Поттера своим возлюбленным. Иногда по утрам Драко тайком разглядывал спящего рядом мужчину – розовую со сна щеку, крепкую шею, мускулистые руки. Очень хотелось погладить встрепанные волосы, коснуться губами виска.

    Малфой боролся с собой как мог и как умел – никогда не позволяя перейти от просто секса к ласкам и нежностям. Хотя хотелось – хотелось до крика, до воя в смятую подушку. Он и сам не понимал, почему все происходит именно так. Боязнь привыкнуть, прилепиться, прирасти всем телом к другому человеку, связать себя чувствами, спеленать ненужными отношениями? Подсознательный страх, что выпущенная из-под спуда любовь перевернет устоявшийся и привычный мир, в котором Драко прятался, убегал, нападал, наносил удары – и был ото всех свободен? Или недоверие, которое Малфой испытывал по отношению к Поттеру? Ему было сложно заставить себя поверить в то, что Гарри пошел с ним совершенно искренне, в порыве чувств, а не сделал это из каких-то расчетливых соображений. Пусть даже Поттер и признался ему в любви. Но для Драко слова никогда много не значили - он доверял только поступкам и собственным ощущениям. А последние месяцы все его чувства, включая интуицию, просто вопили – не доверяй ему, не-до-ве-ряй!

    Он колебался с минуту, не отрывая глаз от сцены, разворачивающейся в зале. Малфой не сомневался, что на магглов уже наложено заклятие отвлечения – происходящее видели только он и те авроры, которые могли находиться поблизости. Вот Гарри взял билеты, вот он повернулся лицом к служителям закона, вот его палочка скользнула в руку одного из авроров, а на запястьях на мгновение блеснули магические наручники.

    Драко всегда старался бороться с обстоятельствами – в меру своих сил и способностей, но иногда силы заканчивались, воля к жизни ослабевала, и он ощущал себя щепкой в бурном водовороте событий. Его несло и било о камни, сдирая кожу, ломая кости, сминая в бессмысленный комочек отчаяния и одиночества. И не было никого – ни-ко-го – способного понять, согреть и успокоить. Он всегда умудрялся выжить, но с каждым разом терял в схватках что-то более ценное, чем деньги, более дорогое, чем магия – он терял себя, ожесточаясь и превращаясь в бездушную маггловскую машину. Как бы он ни сомневался в Поттере, но гриффиндорец в данный момент был единственным человеком, рядом с которым Драко – пусть и ненадолго – но мог забыть обо всем.

    Малфой активировал призму реальности и окинул взглядом зал, отыскивая того, кто держал заклятие отвлечения. Темноволосая женщина у стены совсем неподалеку – сапоги на шпильке, светлый плащ. Это – внешнее. Но сквозь иллюзорный облик негативом проступила черная аврорская мантия. Волна магии шла от нее – это Драко почувствовал буквально кожей. Он скользнул за колонной, перемещаясь за спину аврорше и доставая стилет. Женщина заметила его только тогда, когда Малфой прошептал ей на ухо:
    – Тихо. Очень тихо, сеньора. Или я вас убью прямо сейчас. Идите со мной.

    Он потащил ее по проходу, стараясь не оставлять никого за спиной. Женщина шла на деревянных ногах, от нее пахло потом и страхом. Со стороны они могли показаться обычной влюбленной парочкой – вот только объятия Василиска меньше всего походили на любовные. Острие ножа прокололо одежду и упиралось женщине в бок между ребрами. И никакая магия не спасла бы ее от короткого движения запястья, загоняющего стальное тонкое лезвие в сердце.

    Драко вытолкнул ее из тени в двух шагах от Гарри и сопровождавших его авроров – в узком коридорчике по дороге к выходу.

    – Одно движение, и она труп, - негромко предупредил Малфой охрану. – Снимите с Гарри наручники, верните палочку и в сторону от него. Немедленно.

    На самом деле ситуация была патовой. Драко понятия не имел – готовы ли авроры рискнуть жизнью одной из своих сотрудниц. И жизнью героя последней магической войны. Малфой не слишком верил в кодексы аврорской чести, но знал, что рассыпать заклинания во все стороны в людном месте стражи порядка не будут. Он рассчитывал, что они начнут торговаться, стараясь и заложницу освободить, и добычу не выпустить, но не случилось даже этого. Поттера освободили почти мгновенно. Гарри тоже разобрался в ситуации – стараясь не попасть на линию возможного удара, он быстро переместился за спину Драко и обхватил его за талию. Резко толкнув женщину на ее коллег, Малфой аппарировал в Милан, отчаянно надеясь, что Поттер не отцепился от его пояса и что авроры, ошарашенные нападением, не пустят в ход распознающие заклятия немедленно. А из Милана – обхватив для гарантии любовника за плечи – в Сарагосу. У них была крохотная фора, и Драко, имевший немалый опыт ухода от всевозможных погонь, протащил Гарри по каминной сети до Тулузы, где они выбрались из магического квартала в обычный город. На рю де Л’Этуаль Малфой стукнулся в дверь неприметного домика, и им открыли.

    Молчавший всю дорогу Поттер открыл рот только в комнате – через десять минут после того, как хозяин, бросившийся на шею Драко, показал им “апартаменты”.
    – Могу я узнать, это кто?
    – Месяцев пять назад я тут жил, - невозмутимо ответил Малфой, небрежно кидавший одежду на полки небольшого шкафчика. – Недолго.
    – Тут жил или с ним жил? – Гарри угрюмо разглядывал скудную обстановку.
    – Тут с ним, - Драко был до предела лаконичен.
    – Никогда бы не подумал, что ты будешь спать с магглом – при твоем-то снобизме.
    – Поттер, - Малфой присел перед Гарри на корточки и оперся локтями на его колени, глядя на любовника снизу вверх. – Ты бы лучше поразмышлял о том, почему я тебя не бросил в Венеции, а не о том, с кем и когда я спал.
    – Ждешь благодарности? – Гарри провел пальцем по тонким насмешливым губам. – Я вообще не понимаю, почему ты со мной. А уж почему ты меня спасать полез, даже задумываться боюсь.
    – В обычных человеческих чувствах ты мне отказываешь, Поттер? – мягкий, почти нежный голос. – А если я тобой дорожу? Не меньше, чем своими наследственными артефактами?
    – Хочешь сказать, что я твоя собственность, Малфой? – Гарри запустил пальцы в короткие светлые волосы.
    – Это ужасно, - неожиданно резко сказал Драко, высвобождаясь из ласковых рук и поднимаясь на ноги. – Это ужасно, Поттер, что ты ничего не понимаешь. Я сам мало что понимаю, но ты не моя собственность.

    Он отошел к окну, как-то потерянно разглядывая свои ладони, словно ничего более достойного для изучения не нашлось.

    – Я испугался, что потеряю тебя, - тихо сказал он. – Мне всегда было наплевать на всех, кроме себя самого. У меня были друзья, но я мог обойтись и без них. У меня были родители, но я как-то всегда считал, что они вечно будут рядом. У меня были любовники, но я никогда не дорожил ими, зная, что любому найду замену и очень быстро. А еще у меня были враги – и уж в том, что они у меня будут до самой моей смерти, я никогда не сомневался. Друзья погибли. Родителей убили. И мой самый злейший еще со времен Хогвартса враг оказался в моей постели, при этом искать ему замену я не хочу. Тебе не кажется, Поттер, что мир перевернулся с ног на голову? Или это мы стали другими? Мне иногда кажется, что ничего не было – ни войны, ни смертей, ни кошмара Малфой-Мэнора. Я просыпаюсь утром и на минуту забываю о том, что моя нынешняя жизнь – постоянная гонка наперегонки с авроратами разных стран, вечная борьба на опережение. Потом минута проходит, и я понимаю, что не имею права расслабляться. И не потому что я боюсь смерти, а потому что в эту гонку я втянул тебя. Мне надо было прогнать тебя еще тогда, в Намюре, не идти на поводу у собственной слабости, или взять и исчезнуть без объяснений где-нибудь в Амстердаме. Меня ведь ничто не держало, секс – это не та цепь, которую можно накинуть на мою шею. Месть? Я счел бы себя отмщенным, заставив тебя потерять работу и родину. Вместо этого я почти три месяца живу с тобой и не хочу, чтобы это заканчивалось.

    Если Малфой и ждал какого-то ответа, то он его не дождался. Гарри сидел на кровати, подтянув одну ногу к животу и обняв ее руками. Выражение лица у него было отсутствующим. Драко коротко взглянул на любовника, пожал плечами и сел на подоконник, доставая сигареты.

    – Ты есть хочешь, Поттер? – сухо спросил он через некоторое время. – Можно попросить Жиля заказать пиццу или пасту.
    – Его зовут Жиль? – Гарри оторвался от созерцания гравюр, развешанных по стенам. – Как он отнесся к тому, что ты вернулся не один? Что он тебе вообще сказал?
    – Сказал, что рад меня видеть, только и всего. Так пиццу или пасту? – Малфой раздраженно раздавил в пепельнице окурок.
    – Мне все равно, - Поттер мрачно посмотрел на Драко. – А деньги у нас есть?
    – Пока есть, - Малфой отвернулся, стараясь не встречаться с ним взглядом. – Пусть тебя это не заботит. На неделю хватит, там придумаю, что дальше делать.
    – Откуда у тебя деньги? - Гарри слетел с кровати и сильно тряхнул Драко за плечи. – Где ты их берешь, тролль тебя раздери?! Ты понимаешь или нет, что я не могу жить у тебя на содержании? Я себя сутенером чувствую!
    – Так сразу и сутенером, - буркнул Малфой, выворачиваясь из цепких пальцев. – Может, я просто удачно граблю местные банки.
    – Без магии ты их не ограбишь, а с магией тебя бы давно засекли.
    – Меня и засекли, - устало сказал Малфой. – Из-за чего, по-твоему, мы из Венеции сорвались пожарным порядком? Пусти, Поттер. Я попрошу Жиля заказать еду и лягу поспать немного. Я уже больше суток на ногах.

    В сон Драко провалился мгновенно, видимо, действительно вымотался не на шутку. Сидя рядом с ним на постели, Гарри задумчиво поглаживал кончиками пальцев шею и плечо любовника, размышляя об их взаимоотношениях. За прошедшие три месяца он не узнал о Малфое ничего – ровным счетом ничего. Один-единственный раз Драко взял его с собой на встречу с журналисткой “Le bord d'or” в Ниццу, и то Гарри перед этим пришлось долго доказывать Малфою, что его, Поттера, информация может оказаться интересной. Интервью получилось убойным. Гарри откровенно поделился с молодой женщиной кое-какими грязными секретами своего Департамента, рассказав о внесудебных расправах над арестованными и негласных приказах об уничтожении неудобных. В сочетании с документами Малфоя о закулисных делишках министерских чиновников, информационная бомба оказалась такой мощности, что в Департаменте правопорядка Британии уже с месяц шли кадровые перестановки, которых потребовала оппозиция. Временами Гарри с ужасом думал, как на это отреагировал его непосредственный начальник, заинтересованный в получении нужных документов, но категорически требовавший прекратить публикацию новых компрометирующих данных. Скорее всего, попытка задержать Поттера в Венеции и была вызвана тем, что у Волкера лопнуло терпение. Впрочем, Гарри даже не был уверен, что Волкер по-прежнему его начальник. Он давно уже не отправлял сов с отчетами в Британию и, честно говоря, опасался, что его и вправду считают дезертиром.

    Но Драко две недели после интервью не мог успокоиться – теперь их имена оказались накрепко связаны. Пожиратель и спецагент, Малфой и Поттер.

    Сейчас Гарри понимал что Драко не просто не хотел “делиться славой”, как он думал сначала. Малфой не хотел впутывать в смертельно опасную игру его, Гарри. Ни в одной стране мира – будь этот мир магическим или маггловским – не прощали отступников. Пока Поттер считался среди своих просто вышедшим из игры агентом, его жизнь была в относительной безопасности. После интервью он официально стал изменником – таким же приговоренным, как сам Малфой. И еще неизвестно, за кем из них авроры будут охотиться более рьяно. Драко был в этом уверен, а Поттер не мог себе позволить его разубеждать. Это означало бы полный провал его миссии. То, что Малфой тревожился по поводу возникшей ситуации, давало Гарри кое-какую пищу для размышлений. С одной стороны, это могло означать, что Драко к нему неравнодушен. С другой – что Малфой просто ему не доверяет.

    Гарри никогда не считал себя гением дедукции. Он знал свою сильную сторону – то, что Драко называл “бульдожьей хваткой”. Поставив перед собой какую-то цель, Поттер всегда упорно стремился ее достичь. У него был менее изворотливый и острый ум чем у Малфоя, но это с лихвой компенсировалось упрямством, высокой работоспособностью и, в определенной степени, интуицией, хотя до малфоевского “чувства опасности” его предчувствия не дотягивали. Гарри не сомневался в том, что Драко относится к нему с осторожностью – для этого у хитрого и умного слизеринца были все основания. Но он очень рассчитывал в конце концов заслужить доверие и откровенность. А для этого требовалось вести себя естественно.

    Поттер не знал, как поступил бы на месте Драко в ситуации на вокзале в Венеции. Захватывать заложника он не стал бы наверняка – у него существовали определенные барьеры, не позволявшие так рисковать чужими жизнями, тем более жизнями коллег. И дело было не в совести, а в том, что шансы на успех были невелики – именно в его случае. А вот репутация Малфоя позволяла делать подобный “ход конем”. Мало кто сомневался, что Пожиратель смерти запросто применит несколько смертоносных разрушительных заклятий, не считаясь с возможными жертвами. В общем-то, и Гарри в этом не сомневался тоже. У него уже была возможность убедиться в том, что его любовник умеет быть безжалостным. Принять эту черту характера Малфоя Гарри кое-как мог, но понять – нет. Тем более что к себе Малфой относился едва ли не хуже, чем к другим. Наверное, в этом и крылась основная причина его жестокости и беспощадности – не дорожа своей жизнью, Драко в кнат не ставил чужие.

    Иногда, вспоминая школьные годы, Гарри не мог понять, куда делся избалованный аристократ, для которого пятнышко на мантии было катастрофой, а синяк или царапина – поводом разыграть из себя умирающего. Похоже, Гарри вообще не знал настоящего Малфоя – ни тогда, ни сейчас. Драко легко носил любые маски. Он приоткрылся только сегодня на несколько минут, но Поттер был настолько взвинчен произошедшими событиями, что упустил возможность заглянуть в эту щелочку. А когда спохватился – дверь захлопнулась.

    Разглядывая спящего Малфоя, Гарри вдруг подумал, что тот не расслабляется даже во сне – мышцы спины напряжены, губы плотно сжаты, рука под подушкой и – наверняка – сжимает палочку.

    “Он не чувствует себя в безопасности нигде, никогда, даже со мной. Он не доверяет мне до конца, не берет с собой, не говорит, где хранит свои материалы, как достает деньги. Я даже о содержимом его сумки ничего не знаю – а ведь Драко все свои магические вещицы в ней таскает. Но лазать без защиты по его схронам я не рискну – оторвет не только руки, но и голову. Если я что-то вижу, то мельком, случайно и без каких-либо комментариев с его стороны. Мерлин, как же он выдерживает такое постоянное напряжение? И почему мне за три месяца ни разу не пришло в голову об этом задуматься?”

    Гарри наклонился и коснулся губами голого плеча, выглядывающего из-под одеяла. Кожа Драко была слегка солоноватой на вкус от легкой испарины. В Малфой Мэнор он пах совсем иначе – запасы дорогой мужской косметики в имении позволяли Драко поддерживать имидж аристократа. Нынешнее хроническое безденежье, тем не менее, его совсем не напрягало. Личная гигиена для Малфоя оставалась на первом месте, но он не тратил на нее бешеных денег, довольствуясь обычными маггловскими средствами. Да и одевался Драко не в пример проще, чем во времена учебы, предпочитая удобство элегантности. Но даже одежда с сезонных распродаж сидела на слизеринце, как сшитая на заказ.

    Гарри задернул шторы, разделся, и осторожно залез под одеяло к Малфою. Обняв его, поцеловал слегка взмокший затылок, шею.
    – Поттер, я спать хочу, - сонно пробормотал Драко. – Угомонись, будь человеком.
    – Ну так и спи, - прошептал Гарри в досадливо дернувшееся плечо любовника. – Я чуть-чуть тебя поласкаю.

    Он бездумно водил губами по спине Малфоя, закрыв глаза, просто наслаждаясь вкусом, запахом его кожи. И так же бездумно его пальцы скользили по жесткому животу, по выпуклым мышцам груди, по тонкому шраму под ребрами. Драко настолько редко позволял Гарри такие необязательные тихие ласки, что гриффиндорец совсем забылся и начал действовать более дерзко. До тех пор, пока Малфой резко не развернулся к нему, открывая покрасневшие и припухшие от недосыпания глаза:
    – Поттер, как ты думаешь, если я убью тебя прямо сейчас, я смогу часов восемь спокойно поспать рядом с твоим телом? А потом я обещаю тебя похоронить в городском парке. Договорились?
    – Нет, - Гарри закинул ногу на бедро Драко и прижал его голову к своему плечу. – Спи. Я больше не буду тебе мешать.

    Малфой снова закрыл глаза, обхватив Гарри. Они почти никогда не спали вот так, в обнимку – Драко всегда было тесно, он крестом распластывался на кровати, раскидав руки-ноги в разные стороны. Потребность в личном пространстве – он так это называл, не позволяя любовнику прижаться, притиснуть к себе. Но иногда, безо всякой видимой причины, Драко вдруг начинал страшно мерзнуть. Тогда он буквально влипал в Гарри, просовывал ледяные ступни между щиколоток любовника, влажные холодные ладони прятал ему подмышки и утыкался носом в шею. И лежал так часами, молча, сотрясаясь от неостановимой внутренней дрожи. Однажды он обмолвился, что это началось после Малфой-Мэнора, после того вечера у окна, когда он смертельно замерз, упираясь грудью в каменный широкий подоконник…

    Странно, но за ту рождественскую историю совесть Гарри совсем не мучила. Он делал то, что должен был и, главное, хотел делать. Обстоятельства в итоге сложились так, что Малфой остался жив, а Гарри теперь спит с Малфоем. Поттер не был фаталистом, но отдавал должное судьбе – в конце концов, все в его жизни предопределяли те самые случайности, которые складывались в цепь закономерности. Когда случайностей не хватало, Гарри создавал их сам. Сейчас, чувствуя на своей груди теплое дыхание, он отчетливо понимал, что больше пассивной ролью домохозяйки довольствоваться не может. Просто не имеет права. Или они делят риск на двоих, или… Малфой тоже был упрям. И у него было гораздо больше тайн, чем у Гарри. Поттер не представлял пока, как заставить его этими тайнами поделиться. Он ушел с Драко, но мнительностью его любовник мог поспорить с покойным Люциусом, который не доверял даже собственным эльфам. Как знать, может быть, он все-таки подозревает, что цель Гарри – не просто его арестовать, а добыть архив Малфоя-старшего. Интервью – ну и что, хитрый ход, не более. Большая цель подразумевает некоторые жертвы.

    Он и не заметил как задремал, а проснулся от еле ощутимых прикосновений. Тонкий палец скользил по лбу, носу, губам, очерчивая профиль. Гарри высунул кончик языка и лизнул загрубевшую подушечку, пытаясь поймать палец зубами. В ответ прозвучал негромкий смешок, и Поттер открыл глаза. Опираясь головой на ладонь, а локтем на подушку, Малфой разглядывал его, слегка прищурившись. В комнате было сумеречно, начинался вечер. Гарри попытался притянуть Драко к себе, но любовник вывернулся из его нетерпеливых рук:
    – В душ, Поттер, потом все остальное.
    – Маньяк, - недовольно пробурчал Гарри, откидывая одеяло. – Может, я потом не захочу.
    – Да? – Малфой приподнял бровь. – Ну и не надо. Я Жиля позову, он хоть и маггл, но прекрасный любовник.

    Упоминание о смазливом французике, который мог иметь виды на Драко – да что там мог, наверняка имел – взбесило Гарри. Он сразу же передумал вставать, опрокинул Малфоя на кровать и угрожающе навис сверху:
    – Никаких Жилей, Мерлин тебя возьми, убью. Обоих.
    – О, какие мексиканские страсти, - Драко в притворном ужасе закатил глаза. – По-моему, я тебе у алтаря в верности не клялся.
    – Убью, - пробормотал Гарри, прижимаясь губами к белой шее. – Ты меня плохо знаешь, я своим ни с кем не делюсь.
    Сильные ладони сжали его лицо, приподняли, заставляя посмотреть прямо в расширенные черные зрачки.
    – С чего это ты взял, Поттер, что я твой? – сквозь зубы, зло, как змея прошипела. – Я-то как раз ничей, свой собственный. А вот ты…

    Сильные пальцы вцепились в волосы на затылке, вторая ладонь толкнула в грудь, заставляя откинуться назад, острые зубы больно прикусили кожу у основания шеи, оставляя багровый полукруг. Быстрые пальцы пробежали по телу, не осторожничая, без прелюдий сжали у основания напрягшийся член. Большой описал полукруг вокруг головки и надавил сверху. Гарри ахнул от неожиданности, когда жесткая ладонь втиснулась между бедер, захватывая в горсть мошонку. Драко поднял голову:
    – Чей?

    Поттер молчал, стиснув пальцами простыню. Ударом ноги Малфой сбросил одеяло на пол, одним движением переместился вниз, обхватил губами член, втянул в себя так глубоко, как мог, лаская языком, слегка сжимая зубы. Рука уперлась в бедро, отодвигая и сгибая ногу, сухой безжалостный палец продавил кольцо сфинктера и вошел на длину фаланги, не дальше, заставив содрогнуться от боли и острого – как бритвой полоснули изнутри – возбуждения.
    – Чей?

    Влажные губы сжали одно яичко, второе, горячий язык скользнул вниз, властные руки приподняли бедра, раздвинули ягодицы. Одно прикосновение – мокрое, дразнящее; еще одно – более настойчивое, вокруг кольца; третье – слегка внутрь. Снова палец, едва смоченный слюной, но уже на всю длину, и язык снаружи, с нажимом - по пульсирующей от напряжения промежности.
    – Чей?

    Два пальца внутри, слегка согнутые, массирующие. Гарри корчился на кровати, задыхаясь, стараясь раздвинуть ноги как можно шире, принять в себя как можно глубже. Кожа вскипала потом, потолок плясал перед глазами, когда Поттер на мгновение их приоткрывал.
    – Чей?
    – Твой! …Твой!.. Ну же… Ну!...

    Еле слышный скрип пружин, движение у ног – и ни пальцев, ни языка… ничего, кроме распирающего, с трудом выносимого возбуждения. Не поверив ощущениям, Гарри разлепил веки. Малфой стоял у кровати, вытирая влажной салфеткой пальцы и насмешливо глядя на любовника:
    – Вот именно, Поттер.
    – Сволочь, - простонал Гарри. – Какая же ты сволочь, Малфой!
    – Тоже мне, открытие, - Драко пожал плечами. – Что ты теряешься? Ручками, Поттер, ручками. А то яйца до утра болеть будут. Или попроси меня – но очень убедительно.
    – Дрянь, - прошептал Гарри, сжимая пальцами возбужденный член и не отрывая взгляда от лица Малфоя. – Подстилка. Шлюха.

    В этом было что-то извращенно-острое – ласкать себя под взглядом прищуренных серых глаз, матерясь и осыпая любовника самыми грязными ругательствами, которые могли прийти в голову. И таким же острым был оргазм – словно раскаленным шилом проткнули от промежности до горла.

    Когда дыхание выровнялось, Гарри обнаружил, что Малфой сидит рядом, подвернув под себя одну ногу, и задумчиво барабанит пальцами по коленке.
    – Великолепно, - насмешливо протянул Драко. – У тебя потрясающе обширный лексикон. Ты в курсе, Поттер, что ни разу не повторился? Однако как много эпитетов ты подобрал к моей скромной персоне за тринадцать лет.

    Гарри вглядывался в непроницаемое лицо любовника. Он прекрасно знал – понять, о чем думает Малфой, практически невозможно. Во всех ситуациях – за редчайшим исключением – чувства и эмоции он скрывал настолько хорошо, что не только гриффиндорцы, но и приятели Драко не подозревали об его истинном настроении. Поттер мог поклясться, что даже проницательность декана слизеринского факультета разбивалась в свое время об эту ледяную невозмутимость. Наверное, Гарри в чем-то повезло – ему довелось повидать Малфоя и испуганным, и откровенно злым, и переживающим, и страстным.

    Он поднял руки и притянул любовника к себе. Белокурая голова покорно легла Гарри на плечо.
    – Кто у тебя был первым, Драко?
    – В смысле? – холодный палец обвел кружок ареолы и легко надавил на сосок. – Вообще или кто был моим первым мужчиной?
    – Вообще и… в частности.
    Малфой усмехнулся:
    – Вообще первым был один красавчик. Сын одного из адвокатов отца, мой ровесник. А в частности… В частности первым был ты.

    От изумления Гарри на секунду забыл, что надо дышать. Потом извернулся на кровати, пытаясь заглянуть в глаза Малфоя, но тот спрятал лицо у него на груди.
    – Ты хочешь сказать, что до меня – никто?

    Драко еле заметно покачал головой, и Поттер ошеломленно откинулся на подушку, проклиная про себя загадочный малфоевский характер. Ни разу с тех пор, как они вместе исчезли из Намюра, его любовник не пытался быть активом. И это притом, что, по его же собственному признанию сейчас, все предыдущие годы Драко играл только активную роль. Разобраться в этих хитросплетениях чужой души Поттеру было не под силу. Он мог надеяться только на откровенность Малфоя… на которую рассчитывать было нельзя. Единственное, что Гарри мог предположить, так это то, что после Малфой-Мэнора в Драко проснулась склонность к мазохизму. Более нелепого объяснения ситуации нельзя было даже представить.

Глава 3

    Сначала они решили взять билеты до Марселя, но автобус уходил утром, а ждать так долго было неразумно. Можно было, конечно, аппарировать в Марсель с вокзала, но вспышка магии среди ночи в маггловском районе однозначно была бы зафиксирована местным авроратом. Малфой замкнулся и никаких идей не выдвигал – просто смотрел равнодушно куда-то в сторону, словно предлагая Гарри взять инициативу на себя. С таким его внешним безразличием к собственному будущему Поттер уже сталкивался – год назад в Малфой-Мэноре. Больше всего это напоминало маггловскую депрессию, но Гарри знал, что к депрессиям Малфой был не склонен – его деятельный разум всегда протестовал против пассивного подчинения обстоятельствам. Значит, произошло что-то, выбившее почву у Драко из-под ног, и Гарри очень не хотел задумываться, что бы это могло быть.

    Они молча бродили по ночной Тулузе, а когда небо на востоке чуть посветлело, Малфой сел на скамейку, достал сигареты и сказал, глядя в глаза Поттеру:
    – Нам надо расстаться.

    Подсознательно Гарри ждал этих слов, точнее, он ждал их с самого начала этой странной совместной жизни и даже придумал тысячу всевозможных ответов, но все равно заявление Малфоя показалось ему ступефаем в спину. Ударило и расплющило о каменную мостовую.

    – Почему? – ничего умнее этого вопроса Гарри в голову в тот момент просто не пришло.
    А ответов могло быть множество, в том числе и банальный: “Ты мне надоел, Поттер”. Но Драко, глубоко затянувшись, промолчал.
    – Почему? – повторил Гарри и добавил: – Я не хочу.

    Малфой по-прежнему молчал, разглядывая его – как-то отстраненно, то ли запоминая, то ли прощаясь. А может быть, ожидая, что Поттер начнет его переубеждать. И Гарри начал. Он говорил о том, что вдвоем жить легче и удобнее, он напоминал Драко, что у них есть общая цель, он даже попробовал пошутить, сказав, что без него Драко просто умрет с голоду, потому что готовить будет некому...

    Малфой молчал, только выражение лица у него менялось – от просто замкнутого к мрачному. Исчерпав свои доводы, которых, в общем-то, оказалось немного, Гарри тоже замолчал и сел рядом.

    – Все? – голос Малфоя был тусклым и безразличным. – Ты высказался? Тогда позволь мне. На самом деле все гораздо серьезнее, чем ты себе представляешь. Я вышел на этого журналиста вчера. А сегодня он фактически привел на хвосте агентов нашего родного Министерства. Я могу поручиться, что ни строчки из тех документов, которые он от меня получил, не появится в печати. Твой департамент сменил тактику. Они не будут больше ловить меня по всей Европе, они просто пообещали награду за мою голову. Полагаю, немалую, раз деньги для этого нищеброда оказались важнее сенсации. Наверное, в дополнение к деньгам они пообещали еще что-нибудь, например, протекцию в каком-нибудь серьезном издании. Ты сам знаешь, что карьера для любого журналиста не в пример важнее, чем падение кабинета Министров в чужой стране. Я, конечно, попытаюсь сунуться еще в пару мест, но, боюсь, результат будет аналогичным. Разумеется, всем корреспондентам Европы награду не обещали, но слухи в этой среде распространяются очень быстро. Достаточно дать знать в самые крупные газеты и еженедельники. А до мелких уже само долетит. Вывод из всего этого однозначный, Поттер: находиться сейчас рядом со мной просто опасно. Да и я не хочу действовать с постоянной оглядкой на тебя. Мне намного проще выкручиваться в одиночку, не думая о том, что я еще и за тебя в ответе.

    Он резко швырнул окурок в сторону и встал:
    – На вокзал не ходи. Днем отправляйся в магический квартал – оттуда можно аппарировать не вызывая подозрений у авроров, маггловские районы они сканируют очень тщательно. Отсидись где-нибудь в большом городе недели две или три, лучше всего в каких-нибудь трущобах – дешевле комнаты. А потом уезжай из Европы, в Америку уезжай – там искать не будут, это слишком далеко. К жизни среди магглов тебе не привыкать, хотя без магии, наверное, поначалу будет трудновато.

    “Он сейчас уйдет, - подумал Гарри. – Потом сунется в очередную петлю в надежде на удачу. И его возьмут. Он прав, потеряв терпение, Департамент открыл сезон охоты. Или там правая рука не в курсе, что задумала левая. А я буду сидеть в безопасности, тайком покупать магические газеты и ждать сообщений об его аресте, экстрадиции, суде, приговоре. И так ничего и не узнаю. Впрочем, нет, не будет никакого суда – Драко убьют при задержании, он ведь будет сопротивляться. Вот только с чего он взял, что я его послушаюсь?”

    – Нет, - сказал Гарри и повторил, удерживая Драко за рукав. – Нет. Даже не надейся, Малфой, что я брошу тебя в одиночку разгребать все это дерьмо. Ты мне что говорил три месяца назад? Я, может, и поздно сообразил, что к чему, но забиваться в щель как таракан не собираюсь. Раз уж я с тобой ушел тогда – я с тобой и останусь до конца.
    – Глупое гриффиндорское благородство, - пробормотал Драко, пытаясь высвободить рукав из цепких пальцев Поттера.
    – Да причем тут благородство, - поднявшись, Гарри притянул Малфоя к себе. – Тем более, гриффиндорское. Меня шляпа вообще сначала в Слизерин отправить пыталась.
    – О! - это было все, что Драко успел сказать.

    Поттер никогда не целовал его так: нежно, заглядывая в глаза, покусывая губы, лаская языком. Очень хотелось остаться – ощущая всем телом чужое тепло, наплевав на возникшие проблемы, не отталкивая то, что само падало в подставленные руки. И Драко сдался без боя, понимая, что совершает ошибку, может быть, роковую, на ходу меняя уже обдуманное и принятое решение.

    – Уедем вместе, - Гарри, наконец, оторвался от его рта.– Или где-нибудь здесь пересидим, пока все не утихнет. А там решим, куда податься и что делать. Где, ты говорил, безопасно – в Америке?
    – В Америке, - Малфой криво улыбнулся. – Ну, или в России. Только ведь нам жить на что-то надо, Поттер. Ты что-нибудь делать умеешь? А я тем более не умею. А если я попытаюсь продать то, что из Малфой-Мэнор утащил… Можно попробовать, конечно, только жалко. Уникальные же вещи.
    – Придумаем что-нибудь, - решительно заявил Гарри. – И обойдемся без криминала.

    И все-таки они остались в Европе, во Франции. Еще какое-то время они скрывались в Тулузе, перебравшись на левый берег Гаронны, не рискуя снимать жилье и ночуя то в парках, то на скамейках в сквериках. К исходу недели у них был настолько поистрепавшийся вид, что Драко не выдержал – он мог сутками обходиться без еды и отдыха, но не мыться было выше его сил. Они перебрались в Марсель – на маггловском автобусе, с огромными предосторожностями. Комнатка в дешевом пансионе в районе порта была маленькой и грязной, зато у них не спросили документов и не потребовали расписаться в книге регистрации постояльцев.

    Белье на постели было отсыревшим и серым, бачок унитаза подтекал, а в душе еле-еле сочилась горячая ржавая вода, но даже это показалось им роскошью после зябкого сна урывками на подстеленных старых газетах и умывания в общественных туалетах.

    Потом, спустя много времени, Гарри вспоминал этот месяц как самый счастливый в своей жизни. Небо над Марселем затянули серые тучи, из которых сыпался и сыпался на город мелкий осенний дождь. Делать было нечего, и Гарри с Драко целыми днями валялись в кровати – спали, ели и занимались любовью. Казалось, Малфой решил отпустить все поводки, на которых удерживал свой темперамент – он был пылок, нежен и неутомим. Он будил Гарри поцелуями и нескромными ласками, поил вином со своих губ, кормил, отламывая крохотные кусочки сладких булочек или пирожных и просовывая их Гарри в рот, а по ночам спал, крепко прижавшись и обхватив любовника так, что трудно было дышать.

    Когда тучи на время расходились и проглядывало холодное осеннее солнце, Драко тащил Гарри на улицу, в порт. Его нелюбовь к морю не распространялась на рыбные базары – Малфой мог часами ходить между рядами, разглядывая лотки. Сине-стальные тушки макрелей, переложенные свежими листьями салата, стопки камбал, влажно блестевшая под солнцем кефаль, горы креветок, пирамиды мидий – иногда Драко притягивал к себе Гарри за талию и шептал на ухо:
    – Смотри, какая красотища.

    Его восхищали даже небольшие акулы, двойные ряды острых зубов которых вызывали у Поттера содрогание. Но Малфой только смеялся и обещал угостить любовника супом из акульих плавников, когда они станут чуть-чуть богаче. Он был удивительно беззаботен в такие дни, и Гарри терялся от нежности, с которой Драко целовал его на узких мощеных улочках, от теплых ладоней, невесомо скользивших по спине и плечам, от серых глаз, наполненных непонятным сиянием.

    Этот Малфой опять не имел ничего общего с тем, которого Гарри знал все предыдущие годы. И даже с тем, которого узнал за последние месяцы. Иногда Поттер думал, что вот этот Драко – настоящий, такой, каким он мог бы быть, не искалечь его душу война и все, что за ней последовало. Но против воли возвращались воспоминания о надменном и злом мальчишке, прирожденном интригане, старательно копирующем повадки своего высокомерного отца. И снова появлялись сомнения в том, каков же истинный Малфой, а задавать вопросы Поттер больше не решался.

    Он удивлялся своим ощущениям – Драко, оставаясь тем, кем он был, заставлял его снова чувствовать себя подростком, забывать о борьбе с Волдемортом, о прошлом боевого мага и спецагента, умевшего без колебаний обрывать чужие жизни. К Гарри всегда тянулись потому, что он изначально был открыт и добр к людям. Приобретенная, нередко вынужденная жестокость, поначалу причинявшая боль, а затем ставшая привычной как застарелая рана, не смогла до конца вытравить в нем человечность, и в условиях, не требовавших от Гарри поступков вопреки собственным чувствам и моральным установкам, он все чаще становился самим собой.

    Харизматичность Малфоя была совсем иного рода. На первый – поверхностный – взгляд он был средоточием зла и порока, сердцем всего темного и безжалостного, что существовало в Слизерине. Будь он нищ, туп и уродлив, это было бы так естественно, что не вызывало бы удивления. Но Малфой был богат, родовит, независим и умен. А еще – чертовски сексуален. Он был как сладкая отрава, которую многие хотели отведать. Тем драгоценнее были те капли внимания, которыми Малфой награждал близких ему людей.

    Он умел быть верным и преданным другом, нежным и страстным любовником – эти черты Драко, наверное, были хорошо известны его сокурсникам, но стали откровением для Поттера. С течением времени Гарри начал лучше понимать, почему вокруг ядовитого как кобра Малфоя всегда толпились слизеринцы – он был их защитой во всех склоках, стеной между ними и Хогвартсом. А они в ответ хранили его тайны – теперь Гарри это было очевидно. Драко был предан своему факультету и его идеям, и эта преданность с годами никуда не делась. Любой слизеринец и сейчас мог рассчитывать на Малфоя. Но за предательство Драко карал неотвратимо.

    Осознавая, что руки у Малфоя в крови – и даже не по локоть, а много, много выше – Гарри изумлялся тому, как спокойно Драко к этому относится. И тому, что для самого Гарри это перестало быть камнем преткновения в их отношениях. Может быть, дело было в том, что Поттер успел убедиться – Малфой никогда ничего не делает необдуманно, без причины. Гарри по-прежнему был уверен, что его любовник должен понести наказание за свои военные преступления. Срока давности они не имели. Но уверенность эта тлела где-то на самом дне сознания, временами почти затухая.

    Немало было в Драко черт, которые странным образом и отталкивали, и притягивали одновременно. Например, легендарный снобизм Малфоев. “Маггл”, “полукровка” - в этих совершенно обычных словах, когда их произносили губы Драко, неизменно слышалось что-то непристойное, малоприличное, словно аристократ пачкал себя упоминанием абсолютно недостойных предметов. При упоминании Марси, к которому Малфой относился вполне по-дружески еще несколько месяцев назад, Драко насмешливо изогнул бровь и заявил о “вывихе вкуса”. А упрек в отношениях с тем же Жилем, сгоряча брошенный как-то Гарри, привел к отвратительным рассуждениям о лордах, которые, бывало, спали с горничными, так почему бы Драко Малфою не воспользоваться магглом для разрядки сексуального напряжения, раз уж никого другого под руку не подвернулось. Гарри злился на любовника ровно до тех пор, пока не вспомнил, как этот высокомерный аристократ, этот редкостный сноб делает ему, нечистокровному волшебнику, минет. Он не преминул напомнить об этом Драко, готовясь к вспышке неконтролируемой ярости, но Малфой вдруг рассмеялся, опрокинул Гарри на кровать и, стаскивая с него брюки и нежно целуя в живот, щекотно прошептал, касаясь губами кожи: “полукровочка”. Чем и вогнал Поттера в ступор.

    О Гарри никто и никогда так не заботился. Нет, конечно, был Альбус Дамблдор, были друзья, были Сириус и профессор Люпин – но все это было чем-то иным. В эти дни рядом с Малфоем Гарри внезапно понял, чем отличается дружеская забота или забота старшего товарища от заботы влюбленного – а Поттеру почему-то очень хотелось верить в чувства Малфоя. Нет, Драко никогда, даже в постели, не говорил ему о любви. Но были какие-то неожиданно трогательные мелочи – например, согретое на калорифере банное полотенце, в которое Малфой заворачивал Гарри, когда тот вылезал из-под душа, стуча зубами от холода – и они задевали до глубины души.

    Но было и еще кое-что, не позволявшее Гарри расслабиться – странный взгляд Драко, когда он считал, что Поттер на него не смотрит. Настороженный и колючий, как декабрьская метель, взгляд исподтишка. Губы, которые Драко покусывал, сам того не замечая. Вертикальная складка между светлых бровей. И озноб, который все чаще колотил Малфоя по ночам. Пытаясь согреть своего любовника, Гарри отчаянно старался понять, что происходит - и не находил ответа.

    А в довершение всего, в нем росло и крепло ощущение стремительно надвигающейся развязки их странных взаимоотношений. Болезненная жадность, с которой Драко при любой возможности целовал Гарри, его руки, не желающие отпускать любовника даже во сне – все это напоминало попытку насытиться перед окончательным прощанием. Малфой не желал расставаться с Гарри ни на минуту, позволяя делать с собой все что угодно – казалось, его несет и крутит какой-то шальной безжалостный вихрь саморазрушения. Драко-нежный, Драко-оглушающе покорный, Драко-игривый – и все это с наглухо закрытым разумом, куда Гарри день за днем пытался и никак не мог пробиться.

    С каждым днем узнавая любовника все лучше и лучше и – против своей воли - пленяясь этим узнаванием, Поттер, однако, со временем начал отдавать себе отчет в том, что Малфой-прошлый не менее реален, чем Малфой-нынешний. Малфой-прошлый никуда не делся – он лишь уступил место кому-то, ранее глубоко запрятанному в сердце Драко, а теперь вырвавшемуся на волю - но время от времени проглядывал в серых глазах колким прищуром. Этот “старый” Малфой появлялся почти всегда, стоило Гарри завести разговор о прошлом.

    Как-то раз, когда Драко валялся рядом с Гарри и развлекался тем, что комментировал какой-то глупый маггловский сериал с претенциозным названием “Любовь и смерть”, Поттер неожиданно для самого себя спросил, поглаживая его руку с меткой Волдеморта:
    – Когда ты решил пойти за ним? Окончательно?

    Они старались избегать этих тем, слишком много претензий они могли бы высказать друг другу, но, вопреки ожиданию, Малфой не замкнулся и не бросил свое привычное “Отстань, Поттер”. Он повернулся набок, опираясь на раскрытую ладонь, и заглянул в лицо любовнику.

    – Тремудрый турнир помнишь? Когда ваш Шизоглаз меня на глазах у гриффиндорцев в хорька превратил?
    – Крауч превратил, - утончил Гарри.
    – Да какая, к гоблинам, разница? - Драко усмехнулся. – Ты помнишь, как он заставил меня колесом крутиться? Швырял туда-сюда? И как вы все веселились. У меня было сломано ребро, трещина в ключице, мышцы пресса растянуты, ну а синяки и ссадины я даже не считал. Снейп притащил меня к этой дуре, Помфри, она, не глядя, сунула какую-то банку с зельем и сказала мазать на ночь ушибы. В итоге меня выхаживал Северус. А Шизоглаза Дамблдор пожурил слегка.
    – И это заставило тебя стать сторонником Волдеморта?
    – Ты не понял, Поттер? – Малфой навис над Гарри, и глаза его опасно сузились. – Учитель напал на студента. Тебе напомнить, сколько лет мне тогда было? И как много я тогда умел? Это ведь не школьные потасовки между ровесниками. Он меня искалечил, Поттер. И остался безнаказанным. Никто ведь не знал, что это Берти Крауч – для всех это был аврор, преподающий нам, студентам, защиту от темных сил. Только Снейп пытался за меня заступиться, остальным было все равно. Директор пальцем не шевельнул, чтобы выставить Шизоглаза из Хогвартса, школьный медик даже не потрудилась меня осмотреть, не то что положить в больничное крыло. Ни один из педагогов не пришел узнать, что со мной. А теперь представь, что творилось бы в школе, если бы напали на тебя. Или на любого другого ученика-не слизеринца, не важно, с какого факультета. Вот тогда я понял, что никакое зло не может быть хуже вашего добра.
    – Но утром ты пришел на занятия, - пораженно сказал Гарри. – Пришел как ни в чем не бывало.
    – А что мне оставалось делать? – Драко откинулся на подушку, заложил руки за голову и уставился в потолок. – Я же Малфой, я не мог показать кому-то свою слабость. Свои бы заклевали, чужие – затравили. Но именно в ту ночь, когда Снейп сидел рядом со мной, молча поил костеростом и болеутоляющим, смазывал мне кровоподтеки своими зельями, я принял решение. Окончательное решение. И уже от него не отступился.
    – Малфои всегда идут до конца, да? – Поттер уткнулся носом в подмышку любовника, вдыхая слегка горьковатый запах пота. – Даже если причина их поступков всего лишь детские обиды?
    – Так детские обиды лучше запоминаются, - Драко отстранился, внимательно посмотрел на Гарри и осторожно коснулся губами его лба. – Чем больше обид, тем быстрее взрослеешь. И это была не детская обида. Просто я тогда очень четко уяснил для себя, что от светлых магов-взрослых я, сын темного мага, никогда не дождусь не только справедливости, но даже сочувствия. Предай я своих близких, друзей, родных – все равно останусь изгоем, с которым расправятся при первой же возможности. И никто не будет за это наказан.

    В первых числах октября запасы наличности подошли к концу. Нельзя сказать, что Гарри и Драко вели расточительный образ жизни, но наступившая осень требовала кардинального обновления гардероба, на которое ушли все их сбережения.

    После скромного завтрака Малфой достал из-под кровати сумку и выгреб на стол свои сокровища. Видимо, с его стороны это была высшая степень доверия к Гарри – он впервые не только продемонстрировал любовнику, что именно хранит, но и рассказал о некоторых артефактах. Гарри даже не подозревал, какими древними и мощными магическими вещами владела семья Малфоев – а ведь это была малая часть по сравнению с тем, что конфисковало у них Министерство Магии.

    – В общем-то, это все можно продать, - тяжело вздохнув, сказал Драко. – Стоит это все… Можно купить остров с десятком слуг и впридачу маггловский самолет. Не Боинг, конечно, но Сессну точно. Однако есть два больших “но”. Во-первых, я не знаю, кто сейчас настолько богат, чтобы заплатить за эти вещи истинную цену, а по дешевке отдавать их перекупщикам я не хочу. Во-вторых, появление этих вещей на черном рынке артефактов неминуемо привлечет внимание и может вывести на наш след.
    – И какой выход? – Гарри осторожно провел пальцами по бронзовой чаше, способной, по словам Драко, превращать любой напиток в смертельный яд, безвредный для хозяина, но роковой для сотрапезника.
    – Есть один человек, - Драко повертел в пальцах подвеску с большой жемчужиной неправильной формы. – Женщина. У нее имеются связи с крупными коллекционерами темномагических артефактов. Но, честно говоря, Гарри, я боюсь ехать к ней с тобой. Меня не поймут.
    – Она из ваших?
    – Нет, - Малфой грустно улыбнулся. – Ее семья не воевала на стороне Темного Лорда. Всю войну они сохраняли нейтралитет, но их подвергли остракизму за то, что все ее предки, да и она сама, были слизеринцами, как и Забини. Глупо, да? Наказание без вины – за потенциальную опасность для победителей. Впрочем, был еще один “веский” довод – она считалась моей невестой.
    – Панси? – Гарри помнил, как поступили четыре года назад с семьей Паркинсонов, но ему в то время была безразлична судьба всех слизеринцев вместе взятых.
    – Да, Панси. Паркинсоны живут у своих родственников недалеко от Бордо. Насколько я в курсе - не бедствуют, там огромное доходное поместье. Но вот как они отнесутся к тебе – я не представляю.
    – Панси не знает, что ты гей?
    – Ох, я тебя прошу, - Малфой усмехнулся. – В Слизерине невозможно было сохранить что-то в секрете, да я и не стремился. Другое дело, что за пределы подземелий наши тайны не выходили, но это была уже корпоративная солидарность – никаких козырей врагам. Тут ведь дело не в том, что у меня нетрадиционная ориентация...
    – А в том, что я – Гарри Поттер. Но ведь Блейз…
    – Блейз совсем другое дело. Она устроила свою жизнь и постаралась забыть о прошлом. Но у Паркинсонов другие принципы, - Драко легко провел пальцами по щеке Гарри, и от этой мимолетной ласки в груди у Поттера потеплело. – Поэтому я должен поехать к ним один.
    – Нет, - Гарри перехватил руку Малфоя и прижался к ладони губами. – Один ты никуда не поедешь. Или забыл Бэддока? Откуда мы знаем, что предложило Министерство эмигрантам на этот раз? Может, им разрешат вернуться в обмен на твою голову.
    – И что изменится, если мы вляпаемся вдвоем? – Драко пожал плечами. – Министерство будет счастливо. А так… Я оставлю тебе все документы отца. Если что – попытаешься обменять меня на эту информацию.
    – А если тебя убьют при аресте?
    – Ну, тогда… - Малфой беззаботно улыбнулся. – Тогда попробуешь выкупить мое тело.

    Архив Малфоя хранился на Корсике, как ни странно – у магглов. Драко объяснил это соображениями безопасности: магглы уж точно были не в курсе, что он разыскиваемый преступник. Он очень подробно рассказал Гарри, как добраться до небольшой рыбацкой деревушки и к кому надо обратиться. Нарисовал план, написал записку хозяевам и запечатал перстнем с гербом Малфоев – теперь в случае чего Поттер мог получить весь архив.

    Шестого октября Гарри посадил Драко на междугородний автобус. Они долго целовались под навесом, даже не стараясь скрыться от любопытных глаз. Впрочем, они мало кому были интересны в это дождливое осеннее утро. Два расстающихся молодых человека – эка невидаль в портовом городе.

    Малфой первым нашел в себе силы оторваться. Заглянул Гарри в глаза, провел пальцем по брови, виску, скуле:
    – До скорой встречи, Поттер, - то ли вопрос, то ли утверждение.

    Проводив взглядом автобус, Гарри тяжело вздохнул. Отпускать Драко не хотелось, но выбора не было. Точнее, выбор давно уже был сделан, и настало время принимать решение. Стараясь не думать о том, как он собирается поступить, Гарри стремительно зашагал прочь от автовокзала. На душе было скверно.

    Поттер перекусил в небольшом бистро, аппарировал в магический квартал и отправился на почту. Заняв свободную кабинку, сунул голову в зеленое пламя камина и сказал несколько слов. Он был так поглощен своими мыслями и переживаниями, что чуть не сбил на выходе какого-то ожидавшего своей очереди пожилого мага. Маг этот долго еще бурчал ему вслед что-то сердитое, открыв дверь и остановившись на пороге.

    На Корсике он оказался ближе к полудню. Было холодно и сыро, и Гарри не раз пожалел, что не оделся потеплее. Деревушка оказалась вполне комфортабельным поселком на северо-западном побережье, недалеко от Кальви.

    Поттер ожидал почему-то, что хранитель малфоевских документов будет выглядеть как морской разбойник из приключенческих романов, но его встретил солидный лысеющий мужчина. Прочитав записку Драко, он хмыкнул, кивнул и жестом дал понять Гарри, чтобы тот шел за ним. В квартиру корсиканец его не пустил.
    Они долго забирались на какую-то гору, шли через мокрый сосновый лес, пока еле заметная тропка не привела их к укрытой колючими зарослями пещере. Мужчина сделал приглашающий жест рукой и уселся на валун, аккуратно подстелив под зад полиэтиленовый пакет.

    Нужный камень Гарри нашел быстро. Под ним и обнаружилась непромокаемая сумка с пергаментами. Просмотреть их Поттер решил уже в Марселе. Засунув палочку за пояс брюк, он продрался сквозь кусты наружу.
    – Экспеллиармус, - отреагировать на заклинание Гарри не успел, слишком неожиданно прозвучало оно в тишине мокрого леса.

    Никакого корсиканца перед входом в пещеру не было. А стоял там Малфой, курил и смотрел на Поттера сузившимися глазами, серыми, как небо над лесом.

    – Я так и знал, Поттер, что тебе нужен был именно мой архив, с самого начала подозревал. Слишком уж ты набивался мне в сожители. Стой, где стоишь. Я не намерен шутить… спецагент.
    Палочка Драко была направлена Гарри в лицо, и рука у Малфоя не дрожала.
    – Какое разочарование, да? Ты же был уверен, что я на полпути к Паркинсонам, - Малфой коротко и зло рассмеялся. – Даже сообщил своим, где и во сколько меня надо встретить в Бордо. Не отпирайся – я за тобой следил. Просто вышел из автобуса сразу за поворотом и выпил зелье. Ты меня чуть с ног не сбил, вылетая из кабинки на почте, так торопился со всем этим покончить.

    Он глубоко затянулся, сразу спалив сигарету почти до фильтра, отшвырнул окурок и немедленно сунул в рот следующую. Прикурил и по-собачьи склонил голову к плечу:
    – Каково это, Поттер? Жить со мной, спать со мной, в любви признаваться и при этом “быть на задании”? Наверное, мне никогда не постичь прихотливую логику гриффиндорского ума. Хотя о чем это я? Ты же выученик Дамблдора, а этот последователь Макиавелли комбинации на годы вперед просчитывал, а не то что на несколько месяцев.

    Наверное, можно было попытаться отовраться. Но что-то подсказывало Гарри, что Драко легко раскусит любую выдумку, даже самую правдоподобную. Поэтому он просто угрюмо молчал, гадая – когда прозвучат пресловутые два слова, которые отправят его в небытие.

    – А почему было сразу меня аврорам не сдать, а? Меньше хлопот. Сгинул бы мой архив, и дело с концом. Или вы боялись, что я подстрахуюсь на случай ареста или моей внезапной смерти? Что кому-то другому всю информацию оставлю?

    Говорить не хотелось, поэтому Поттер просто кивнул, продолжая разглядывать траву под ногами.

    – Знаешь, а я ведь тебе почти поверил, - негромко сказал Драко, доставая очередную сигарету. – Весь последний месяц сомневался – ну вот же ты, такой ласковый, домашний, любящий. Ты был очень убедителен в этой роли. И я подумал - не может быть, чтобы притворство, чтобы ради документов все. Последнюю проверку решил тебе устроить, хотя противен был сам себе до невозможности. Оторвись уже от созерцания своих ботинок. Посмотри на меня.

    Поднять глаза было тяжело. Намного тяжелее, чем стоять вот так, совершенно беззащитному, в ожидании смерти. Но Гарри все же нашел в себе силы. Он думал увидеть ненависть, неприязнь, отвращение – что еще можно обнаружить во взгляде человека, чье доверие ты обманывал несколько месяцев? Но лицо Малфоя было непроницаемо, а глаза так прищурены, что их выражение невозможно было рассмотреть.

    – Что, меня действительно нельзя любить, Гарри? Я такое чудовище? Как ты тогда сказал – я не заслужил ни любви, ни счастья?
    – Хватит, - Поттер и сам удивился, как хрипло прозвучал его голос. – Хочешь убить, так убивай. А мораль мне читать не надо. Я присягу давал.
    - Присягу? – Малфой снова рассмеялся, но смех был едким и неприятным. – Зачем мне убивать тебя? Даже если я недостоин любви, сам-то я любить пока не разучился. Мерлин знает, когда это началось, но оно есть, и никуда от этого факта не деться. Брось ты эту сумку – там фальшивки. Настоящие документы – вот они, у меня.

    Он вытащил из-за пазухи туго перевязанный сверток и швырнул его на траву к ногам Гарри:
    – Можешь отдать своим хозяевам, моя дорогая Мата Хари. Ты хоть и выполнил свою миссию только наполовину, но, думаю, они пойдут тебе навстречу и освободят твоего обожаемого Уизли. И скажи – пусть оставят меня в покое. Драко Малфоя больше нет. Был, да весь вышел. Им теперь нечего бояться. Да, Панси не трогайте – нет у нее никаких связей. Они от всех магов как от чумы шарахаются, Паркинсоны. Так что живи, Поттер… Если сможешь.

    Драко переломил палочку Гарри – хруст полированного дерева отозвался болью во всем теле. Затем слизеринец повернулся и пошел прочь, на ходу швырнув обломки в кусты.

    Где-то на вершине дерева несмело просвистела птица.

Глава 5

    Приготовленный Малфоем грог был удивительно вкусным и ароматным. Джинни маленькими глотками пила горячий напиток, чувствуя, как согревается, и разглядывала Драко, не скрывая любопытства. Последний раз она видела его… Ну да, лет семь назад или даже больше. Если бы не голос, вряд ли она узнала бы его с первого взгляда. Сигарета в углу рта, короткие волосы, маггловские джинсы – привычно-знакомым остался разве что прищур, с которым ее рассматривал бывший Пожиратель Смерти. Он не торопил Джинни с рассказом и не выказывал нетерпения, впрочем, Малфой всегда очень хорошо владел собой.

    Комната, в которой они находились, была небольшой, чистенькой и довольно светлой, хотя обстановка оставляла желать лучшего. Джинни назвала бы ее спартанской: стол, пара стульев, кровать, старенький шифоньер – вот и вся мебель. Невозможно было сказать – кто здесь живет, настолько все было обезличенным.

    - Обычные меблирашки, - отвечая на незаданный вопрос произнес Драко. – Даже до вашей Норы далеко, про Малфой-Мэнор уже и не говорю. – Хочешь еще?
    - Да, - благодарно кивнула Джинни. – Очень вкусно. Как ты его делаешь?
    - Скотч, чай, мед, - лаконично ответил Малфой. – Ничего особенного. С твоего позволения я себе кофе сделаю еще.

    Пока Малфой пропадал на кухне, Джинни размышляла, с чего ей начать. Очевидно, сразу говорить Драко: “Малфой, тебя разыскивает Гарри” – было неразумно. Если Драко до сих пор не счел нужным дать о себе знать, значит, у него имелись на то веские причины. С другой стороны, что-то ведь держало его в Лондоне, несмотря на весь риск. Впечатления “весь в шоколаде” Малфой не производил, Джинни сказала бы, что его вид мало отличался от вида Гарри – то же измученное выражение лица и темные круги под глазами.

    - Значит, ты анимаг, - Малфой протянул Джинни кружку с грогом и снова присел на стол. – Из тебя получилась симпатичная кошка. Много симпатичнее, чем из МакГонагалл.
    Джинни улыбнулась:
    - Честно говоря, я ожидала от тебя другой фразы. Что-нибудь вроде: “Вот, у Уизли даже анимагическая форма для того, чтобы по помойкам лазать”.

    Малфой фыркнул в чашку с кофе и рассмеялся. Глядя на него, Джинни Уизли вдруг поняла, что никак не может связать этого от души веселящегося молодого мужчину ни со злобным подростком, попортившем ей и ее братьям немало крови в Хогвартсе, ни с безжалостным убийцей, которого магическая пресса называла не иначе как “главным врагом свободной Британии”. И, не думая о последствиях, она сказала то, что говорить ни за что не собиралась:
    - Он тебя любит. И ему очень плохо.

    Малфой перестал смеяться так внезапно, словно его выключили. Вытер ладонью капли кофе с лица и шеи, отставил чашку в сторону, достал из пачки очередную сигарету и только тогда взглянул на рыжеволосую девушку, настороженно ждавшую его ответа:
    - Поделом вору и мука.

    Вот теперь он был хорошо знакомым Малфоем: злая ухмылка на тонких губах, насмешливое выражение лица и поза “плевать я на все хотел”. Джинни мысленно прокляла ливень на улице, свой болтливый язык и две кружки малфоевского грога. Не надо было ей вообще принимать человеческий вид – напилась бы молока, обсохла и сбежала бы по-тихому, запомнив адрес. Пусть бы Гарри сам с Малфоем разбирался. А теперь ей придется каким-то образом убедить Драко, потому что иначе он опять исчезнет и все мучения последних двух месяцев пойдут насмарку. Про то, что будет с Гарри, даже думать не хотелось.

    Джинни уже открыла рот, чтобы начать свою речь, но Малфой предостерегающе поднял руку:
    - Ради Мерлина, избавь меня от уговоров. Я знаю все, что ты мне можешь и хочешь сказать. Поттеру плохо, Поттер страдает, Поттеру надо помочь. Только мне-то какое до всего этого дело? Он сам во всем виноват, а за все в жизни надо платить.
    - Он искал тебя, - Джинни закусила губу и исподлобья посмотрела на Малфоя. – А пил потом как, ужас. Гермиона и Рон его еле-еле из запоя вытащили.
    - О, так твоего брата выпустили? – Малфой небрежно раздавил в блюдце окурок. – Давно?

    Джинни насупилась. Рона посадили из-за этого… Хорька. И вообще, как она могла забыть, с кем разговаривает и на чьи чувства пытается повлиять? Чувства у Малфоя, ха! Да у него на лице написано, что его только собственные проблемы волнуют. Нет, не будет она Гарри говорить, что нашла Малфоя – пусть лучше он им переболеет. В конце концов, все заканчивается, и любовь тоже.

    Прищурившись, Драко наблюдал за ней. Скрывать свои мысли Джинни никогда не умела, этому гриффиндорцев не учили. Малфой же искусством притворяться владел в совершенстве, понять, о чем он размышляет, Джинни не могла. Поднявшись, она поправила одежду и пошла к выходу, не думая о том, что за спиной у нее сидит на столе убийца, задумчиво катающий между ладоней волшебную палочку.

    - Постой, - голос Драко настиг ее у самой двери, когда Джинни уже пыталась сконцентрироваться, чтобы принять анимагическую форму. – Я иду с тобой.

    Малфой вернулся в Лондон следом за Гарри. Зелий на этот раз применять не стал, просто перекрасил волосы и купил мягкие контактные линзы коричневого цвета. Выяснилось, что такой простой прием меняет его внешность до неузнаваемости. Он и сам с удивлением разглядывал в зеркале темноволосого кареглазого незнакомца. Выдать его могли разве что татуировки, но тут помогал обычный тональный крем и длинные рукава.

    По пути в Лондон он сделал остановку в Кале, где продал перекупщикам кое-что из своих основательно истощившихся запасов. Сняв в Лютном переулке крохотную квартирку в доме на берегу Темзы, Малфой наведался в Имение, но попасть в подземелья Малфой-Мэнора не смог – поместье хоть и стояло заброшенным, но охранялось заклинаниями, наложенными авроратом. Это было досадно, он рассчитывал разжиться еще кое-какими полезными вещицами из коллекции отца.

    Все эти месяцы Драко вел довольно замкнутый образ жизни, выбираясь из квартиры только за продуктами и газетами. Сообщение об отставке Поттера вызвало у него усмешку, падение кабинета Министров и приход к власти оппозиции – сардоническую гримасу, объявленная к Рождеству амнистия – острое разочарование и горечь. Делать было решительно нечего, жить воспоминаниями оказалось донельзя больно, а надежд на прекрасное будущее Малфой не питал. Если бы не его нелюбовь к спиртному, он, скорее всего, начал бы пить, но у него с юности была очень тяжелая реакция на алкогольное отравление. Похмелье страшило его больше чем круцио, и Драко смог удержать себя от самого легкого пути к безумию.

    Он никогда прежде не тяготился одиночеством, привыкнув за годы к постели, которую ни с кем не делил, к сухомятке вместо нормальной еды и к долгим вечерам с сигаретами и книгами. Но три с небольшим месяца рядом с Гарри изменили его отношение к подобному существованию. Отвыкнуть от жизни вдвоем оказалось куда тяжелее, чем привыкнуть к ней. У Драко не было даже фамилиара, чтобы скрасить унылое бытие – он не мог таскать за собой по всему миру какое-либо животное, это было слишком хлопотно.

    Ложась вечером в холодную кровать, Малфой с тоской вспоминал Поттера, который всегда был горячим словно печка. Просыпаясь утром, он снова ненавидел его за расчетливое предательство. И чем больше ненавидел, тем сильнее хотел убедиться в том, что Поттеру тоже плохо – так же плохо, как ему самому.

    Идея с валентинкой возникла у него случайно. Драко никогда не относился всерьез к этому празднику, его смешило, что влюбленные девочки в Хогвартсе забрасывали его открытками с признаниями, которые он, как правило, не читая сжигал в камине слизеринской гостиной.

    Накануне Дня Святого Валентина он вышел за газетами и удивился тому, что по Косому переулку от лавки к лавке перемещались невозможные толпы магов обоих полов и всех возрастов. В воздухе реяли огромные надувные сердца, переливались цветочные гирлянды и порхали голуби всех цветов радуги. Малфой давно уже не боялся того, что его кто-то узнает, он сильно изменился за прошедшие годы, а маги, как и люди, были склонны к стереотипному восприятию. Отрасти он волосы и оденься у лучших магических портных Лондона – вот тогда риск возрастал стократно. Но коротко стриженый молодой мужчина с заурядным лицом и в маггловской одежде не привлекал к себе никакого внимания. Наверное, даже сокурсники не узнали бы сейчас бывшего блестящего аристократа.

    Малфой постоял у какой-то лавки, на витрине которой были выставлены валентинки всех цветов и размеров. Он сам не знал, зачем купил дурацкую открытку с целующимися голубками. “Если ты обо мне забыл, Поттер, я напомню тебе о своем существовании”, - эта мысль была на поверхности. Но где-то в подсознании покалывало совсем другое: ”Я здесь, я в Лондоне, я рядом с тобой”.

    День сменял ночь, за зимой пришла дождливая весна, а Поттер не спешил его находить. Робкая надежда уступила место разочарованию, а затем глухой тоске. Малфой понятия не имел, где может находиться Гарри – каким образом почтовые совы отыскивали адресатов, не знал никто. Рисковать и пытаться добраться до Поттера через Уизли или Грейнджер Драко не хотел. Да и что бы он сказал им – дайте мне адрес вашего друга, я хочу знать, забыл ли он меня? Так могли поступать герои бесконечных сериалов, которых Малфой насмотрелся, скрываясь в маггловских районах, но никак не потомок древнего магического рода.

    Для себя он наметил дату – первое июня. Если к этому времени ничего не изменится, он соберет вещи и переедет назад, во Францию. Можно вернуться в Тулузу к Жилю, можно в Лион к Шарлю, можно в Монпелье к Симону. Каждый из его любовников-магглов будет рад возвращению Драко. И хотя от одной мысли о жизни с любым из этих мужчин на Малфоя накатывала депрессия, он знал, что от своего решения не отступится.

    Появление в его доме Джинни Уизли было сродни шаровой молнии, неожиданно засиявшей вместо свечки. Драко искренне обрадовался бродячей кошке, обнаруженной под дверью: зверь пришел сам, может быть захочет остаться, тогда будет хоть одна живая душа рядом. Превращение потенциального фамилиара в молодую женщину, слишком хорошо знакомую и уже потому опасную, удивило Малфоя настолько, что он растерялся. До самого конца их короткого разговора он не знал, как себя с ней вести. В душе внезапно забушевало столько чувств, что он не придумал ничего лучшего, чем спрятаться за привычным безразличием. Когда Джинни, резко оборвав беседу, направилась к двери, Малфой испугался. Это был шанс, тот самый, единственный, которого он ждал все эти месяцы. Он не имел права дать Уизли уйти просто так, он должен был увидеть Поттера, потому что… Да он просто должен был его увидеть безо всяких объяснений. И, не давая себе возможности передумать, Малфой окликнул ее:
    - Постой. Я иду с тобой.

    - Ну прости, не уследил, - Рон виновато развел руками. – Да я буквально на час отлучился. Кто ж знал, что у него огневиски припрятано.
    - Ладно, не оправдывайся, - Гермиона досадливо отмахнулась. – Гарри не маленький мальчик, чтобы вечно быть под надзором. Лучше скажи Добби, чтобы он обошел дом и убрал все спиртное.

    Рон не терял надежды найти работу. Роль няньки при Гарри, которую навязала ему Гермиона, Уизли не нравилась. Но после того как друг добился его освобождения из Блэк Бич, никаких перспектив в своей жизни Рон не видел. Из аврората его уволили, а брать на службу бывшего заключенного никто не спешил.

    Сегодня он как раз решил в очередной раз сходить на почту и отправить с совами несколько писем бывшим сокурсникам, после войны открывшим мелкие бизнесы. Сидеть на шее у родных или пользоваться милостями Гарри Рону претило.

    Вернувшись, он обнаружил друга на ковре в гостиной. Похоже, пить Гарри начал сразу после его ухода, потом попытался добраться до дивана, но не смог и уснул там, где упал. Перетащив Поттера в более подходящее для сна место, Рон связался с Гермионой и теперь испытывал чувство вины за то, что опять позволил Гарри сорваться.

    Против всех ожиданий Гермиона не ругалась. Она села на диван в ногах Гарри и как-то по-бабьи пригорюнилась, подперев щеку ладонью. Рон присел рядом на корточки и осторожно погладил круглую коленку, обтянутую длинной юбкой:
    - Ну что ты, Гермиона?
    - Знаешь, Рон, я все могу понять. И принять тоже. Но почему именно Малфой? Почему из всех парней и мужчин он выбрал именно его? Что у них общего, кроме ориентации?
    - На первый взгляд – ничего, - Рон устроился поудобнее, усевшись на пол и опираясь спиной на диван. – А если задуматься – очень много. Ты судишь поверхностно, Гермиона, основываясь на внешних признаках.
    - Так объясни мне, глупой женщине.
    - Не сердись, - Уизли примирительно потерся щекой о ногу подруги. – Для начала – они оба одиноки.
    - Гарри не одинок! – в голосе Гермионы явственно прозвучало возмущение. – У него есть ты, есть я, есть Джинни, наконец.
    - И что? Ты вот много знаешь о внутреннем мире своего друга Гарри Поттера? Если вдуматься – совсем ничего. О своих проблемах с Малфоем он нам рассказал только потому, что считал себя обязанным объясниться, когда мы привели его в чувство. Ты знала, что он разыскивал Драко? И я не знал. А если бы Добби не появился в Норе, то мы и про этот дикий запой не узнали бы. Ты припомни – он многим с тобой делился после победы над Волдемортом? Когда Гарри появился в Малфой-Мэноре со своим заданием, я был просто потрясен – я понятия не имел, что он может быть таким. Хотя я дружу с ним столько лет. Гарри изменился, а мы этого даже не заметили. После этого ты будешь утверждать, что он не одинок?

    Гермиона молчала, наматывая на палец выбившийся из прически локон.

    - И Малфой, и Гарри очень целеустремленные натуры, привыкшие решать поставленные перед собой задачи. Возможные методы решения этих задач их не смущают, даже если они противоречат общепринятой морали. То есть оба исповедуют принцип: цель оправдывает средства. Ну, или другой – победителей не судят. Я бы даже сказал – они оба принципиально беспринципны. Малфой таким был с детства, а у Гарри это благоприобретенное, но твердо усвоенное.

    Неслышно появившийся Добби аккуратно составил на стол несколько бутылок и с вопросительным выражением лица уставился на Рона:
    - Куда мне убрать это, мистер Уизли, сэр?
    - Если там есть вино, Добби, то давай его сюда и принеси пару бокалов. Остальное спрячь так, чтобы Гарри не нашел.
    Налив вино, Рон протянул один бокал подруге, и она машинально отпила глоток:
    - А еще что?
    - Еще – они оба очень сильные маги и видели слишком много смертей. Наверное, больше, чем любой из нас. Я бы даже сказал так: они оба были самой смертью. Я хоть и дослужился до сержанта, но убивать мне никогда не нравилось. Я всегда предпочитал брать пленных, а не считать трупы врагов. А Гарри – ты этого не знаешь, мне же довелось видеть – Гарри, особенно в последний год войны, убивал с удовольствием. Ну а Малфой – сама понимаешь, чем был ближний круг Волдеморта. Вот тебе еще одна точка соприкосновения.

    - Ну, знаешь ли, сравнивать борца со злом с этим самым злом!..
    - Не кипятись, - чем больше сердилась Гермиона, тем спокойнее звучал голос Уизли. – Борьба со злом это прекрасно и почетно, пока она не переходит определенных границ и не превращается в борьбу ради борьбы. Нельзя подменять понятия, надо уметь вовремя остановиться. Итак, вот тебе уже три общих черты, даже четыре: одиночество, целеустремленность, магическая сила и жестокость. Добавим к этому пятую: Гарри для Малфоя, как и Малфой для Гарри – противник, над которым надо одержать верх, неважно, в бою или в постели. Причем противник равный по силе, что вдвойне притягательно. Остаются еще некоторые мелочи, которые на самом деле не мелочи – Малфой сексапилен и, как я понял, опытен в любовных играх, что тоже немаловажно. Я имел возможность кое-что увидеть в Малфой-Мэноре, не скажу, что это привело меня в восторг, но очень хорошо запомнилось. Гарри еще в Хогвартсе испытывал по отношению к Драко определенные желания. Но тогда они были подростками, а сейчас оба уже вполне разобравшиеся со своими сексуальными предпочтениями мужчины. Ты все еще задаешь вопрос “почему Малфой”?

    - Браво, Уизли. А ты совсем не такой болван, каким временами кажешься, - голос, неожиданно прозвучавший от двери, был таким знакомым, что Гермиона вскочила с дивана, уронив на ковер бокал с недопитым вином.

    Рон вставать не стал, он просто повернулся, разглядывая высокого худого мужчину, небрежно прислонившегося к косяку. Рядом с ним стояла очень смущенная Джинни.
    - Ну, здравствуй, Малфой, - спокойно сказал Рон. – Выпить хочешь?

    Честно говоря, идти с Драко по Косому переулку Джинни боялась.
    - А вдруг тебе кто-то опознает? Малфой, это же рисковано!
    - Прекрати паниковать, Уизли, - Драко небрежно махнул рукой. – Я здесь уже больше полугода. В таком виде меня и близкие вряд ли бы узнали. Что говорить обо всех остальных. Ну, если боишься, давай аппарируем, только скажи, куда.
    - Дом Блэков на Гриммаунд Плейс знаешь?
    - Куда-куда? – изумление на лице Малфоя было таким неожиданным, что Джинни растерялась. – Хочешь сказать, что Поттер все это время жил в доме Блэков?
    - Ну да, - пролепетала девушка. – Это же дом Сириуса, а он его Гарри завещал.
    - О, Мерлин мой, неисповедимы пути твои, - Малфой рассмеялся. – Значит, Поттер живет в доме моей бабки? А я-то гадал, где он может быть.

    Теперь настала очередь Джинни изумляться:
    - Твоей бабки? Малфой, ты сумасшедший?
    - Генеалогию надо было в Хогвартсе лучше учить, Уизли, - Малфой окончательно развеселился. – Моя мать урожденная Блэк.

    Он крепко обнял ошарашенную Джинни за талию и аппарировал прямо к дому Гарри.

    Голоса они услышали еще на лестнице – дверь в гостиную была открыта. Ладонь Малфоя осторожно легла на губы девушки:
    - Тссссс, - выражение лица Драко нельзя было назвать иначе, чем лукавым. – По-моему, там очень интересная беседа. Давай-ка подслушаем.

    - Чай-кофе-потанцуем, пиво-виски-полежим? – Малфой шагнул в гостиную. – Выпить, Уизли? Почему бы и нет? Помнится, здесь была прекрасная коллекция вин.

    Он поднял с пола бутылку:
    - Шато Марго, неплохо. Надеюсь, Поттер не этим довел себя до такого состояния? – Малфой небрежно указал горлышком в сторону дивана. – Жаль было бы переводить отличное французское вино на столь прозаические цели. Не смотри на меня так сурово, Грейнджер, я могу испугаться и убежать.

    Ах, как хорошо они его знали – вот такого, ехидного, плюющего на любые обстоятельства, манерно растягивающего насмешливые слова. Словно и не было военных и послевоенных лет. Словно не стояли между ними кровь, погибшие друзья и родные, обездоленные семьи. Казалось, кто-то невидимый запустил на полную мошность хроноворот, и они находятся не в гостиной старого дома, а в обеденном зале Хогвартса. И все еще живы, и никто не знает своей судьбы.

    Рон все-таки поднялся с пола – слишком уж неудобно было смотреть на Малфоя снизу вверх. В отличие от двух молодых женщин – подруги и сестры – он помнил Драко и иным, потерянным, загнанным в угол смертельно опасной ситуацией. А еще он хорошо помнил хишные пальцы, метившие ему в глаза, и труп восемнадцатилетнего юноши с удивленным лицом. И все же он был рад тому, что Малфой пришел, потому что это могло означать только одно: что бы ни произошло между ним и Гарри, судьба Поттера не была Драко совсем уж безразлична. Вряд ли Малфой явился просто позлорадствовать – при всей своей любви к риску он не был столь безрассуден. И было даже жаль, что умница Гермиона этого не понимает.

    При виде Малфоя Добби впал в такой ступор, что Рону пришлось трижды просить эльфа принести еще два бокала. Гермиона пить с Драко отказалась категорически. Впрочем, он не обратил на это внимания. Сев на диван рядом с Гарри, Малфой бесцеремонно повернул к себе лицо спящего, наклонился и принюхался:
    - Огневиски, - пробормотал он. – Ну, я так и думал. Теперь до позднего вечера проспит.

    Нахальство Малфоя было настолько потрясающим, что Рон против воли улыбнулся, заслужив очередной гневный взгляд Гермионы. Джинни забралась с ногами в кресло у камина и держала в ладонях бокал с вином – легкий хмель от малфоевского грога уже выветрился, и она наслаждалась теплом весело пылающего огня и чувством выполненного долга.

    Малфой щелкнул пальцами, и угрюмый Добби материализовался перед ним, демонстративно рассматривая узор на ковре.

    - Будь добр, принеси плед. Иначе твой нынешний хозяин замерзнет – у него нос как у здорового щенка, холодный и мокрый.

    Эта фраза сказала Рону больше, чем любые многословные объяснения. Он снова улыбнулся, глядя на потрясенную Гермиону – им самим не пришло в голову укрыть Гарри, хотя диван действительно находился слишком далеко от камина.

    Малфой держал в ладони бокал с вином, пропустив тонкую ножку между двумя пальцами:
    - Так за что будем пить? Твои предложения, Уизли.
    - За то, чтобы прошлое стало прошлым, Малфой. Думаю, это нужно каждому из присутствующих.
    - Хороший тост, Уизли, - задумчиво сказал Драко, покачивая бокал круговыми движениями. – Жаль, из разряда утопий. Человек – странное животное, он предпочитает помнить все плохое и жить как раз прошлым. Даю на отсечение руку с черной меткой, что вот Грейнджер сейчас думает о том, какой большой счет она может мне предъявить за прошлое, и совсем не думает о том, что в будущем все наши счета неизбежно будут оплачены, даже против нашей воли. И всегда раньше, чем мы рассчитываем.
    - А за что хочешь выпить ты, Малфой? – Рон предостерегающе посмотрел на Гермиону, готовую высказать множество нелестных определений в адрес Драко.

    Малфой улыбнулся:
    - За упрямство некоторых представителей твоего семейства, Уизли. Конкретно – за одного рыжего анимага, оббегавшего весь Лютный переулок в поисках скрывающегося преступника.

    “Кажется, - подумал Рон. – Малфою снова удалось удивить Гермиону. Второй раз за три минуты – абсолютный рекорд”.

Глава 7

    Пламя камина освещает две мужские фигуры на ковре. Испуг, удивление, желание, зависть. Каменные ступени, зеркало в полный рост в темной прихожей. Смутные образы: белое платье, смятая постель, руки Драко, скользящие по телу. Желание. Желание. Детская колыбелька. Белоголовый младенец у полной женской груди. Капли молока в уголках розового ротика. Драко, обнимающий Гарри. Гарри, целующий Драко.

    Темная улица, стук каблуков по каменной мостовой. Капли дождя, падающие на лицо.

    “Я должна сообщить очень важные сведения. Нет, только Джеду Волкеру. Я подожду”.

    Высокий седой мужчина с тяжелой челюстью. Внимание в глазах, постепенно сменяющееся легким презрением.
    “Ваша преданность государству будет, несомненно, оценена по заслугам”, - слова бьют пощечинами.

    Снова дождь, ладонь стирает с лица соленые капли. Пустая одинокая квартира. Книги. Книги. Книги. Отвратительный вкус дешевого виски. Боль в груди.

    Малфой отпустил белое горло.
    - Дура, - устало сказал он. – Чужой любви позавидовала?
    - Что ты понимаешь, Малфой! – яростные глаза блеснули из-под спутанной челки. – Что ты вообще можешь понять, ты, эгоистичный ублюдок? Убить меня пришел? Убивай, ты только это и умеешь. Вы все умеете только убивать!

    Она рыдала в кресле, скорчившись в жалкий дрожащий комок. Наверное, Малфой должен был бы добить ее словами, уничтожить презрением. Но он давно уже не был надменным и слепым в своей ненависти слизеринским мальчишкой. За свою путаную, полную опасности и риска жизнь, каждый шаг в которой мог стать последним, он научился множеству вещей, о которых и не подозревал раньше. Он мог еще по инерции называть Грейнджер грязнокровкой, но уже не мог не видеть в ней одинокую и несчастную молодую женщину, смысл существования которой заключен в работе. Она была боевым товарищем, знающим колдомедиком, просто другом, но не любовницей, не женой, не матерью. Ее школьным друзьям просто не могло прийти в голову, что женщине ее возраста были необходимы семья, дети, домашний уют – слишком привычным для их сознания был образ Гермионы Грейнджер, озабоченной только знаниями и профессией. Они бок о бок прошли всю войну, вынесли все тяготы послевоенного времени, и теперь ее ровесники искали утешения у молоденьких выпускниц магических школ, не разучившихся кокетничать, носить красивые платья и танцевать на Рождественских балах. А боевые подруги остались боевыми подругами. С ними можно было вспоминать войну, горевать о погибших товарищах, радоваться победе. И при этом не замечать их беспросветного одиночества несостоявшихся невест.

    - Выпить у тебя есть? – отрывисто спросил Малфой.
    Она не ответила, и Драко сам нашел в буфете полупустую бутылку огневиски и два бокала.

    - Послушай, Грейнджер, - слова давались с трудом. – Давай поговорим не как слизеринец с гриффиндоркой. И не как чистокровный маг с… магглорожденной волшебницей. Просто как мужчина с женщиной. Я не могу дать тебе то, что ты хочешь. Не потому, что я гей. Сделать тебе ребенка и бросить вас на произвол судьбы – я не могу себе этого позволить. Мне давно уже плевать на чистоту крови и любые кодексы, у меня ничего не осталось, мне не перед кем оправдываться за потомков-полукровок или за отсутствие наследников вообще. Я только перед собой отвечаю за свои поступки. Так вот, остатки моей малфоевской чести не дадут мне жить спокойно, если я буду знать, что где-то растет мой ребенок – и растет без отца, или не зная, кто его отец. Если я с тобой пересплю и ты забеременеешь, я уже не смогу от тебя уйти. Но оставаться в Британии для меня опасно, особенно теперь. А таскать за собой семью, подвергая ее смертельному риску – невозможно.

    Гермиона молчала, и он приподнял ее лицо за подбородок. Темные глаза были пусты и безжизненны.

    - Ты хоть понимаешь, что ты сделала? – мягко сказал Драко. – Ладно я, но ведь газеты уничтожат твоих друзей, и Гарри в первую очередь. Рональд и так сидит без работы, а теперь еще и Джинни получит волчий билет. После войны Уизли оказались еще более нищими, чем были. В Министерстве воспользуются скандалом, чтобы отправить в отставку Артура Уизли, а он еле держится после гибели жены и близнецов. Меня мало трогают проблемы этой семьи, но ведь ты была им другом. Что касается Поттера… С героями толпа расправляется с особым удовольствием. Растоптать бывшего кумира – это ли не высшее наслаждение для жаждущего развлечений быдла? Маги мало чем отличаются от обычных людей в этом плане. Ты ведь не меня аврорам выдала, Грейнджер. Ты в себе убила человека. У тебя кроме друзей никогда никого не было, а они тебя не простят.

    Женшина по-прежнему не говорила ни слова, и он уже шагнул к двери, когда услышал за спиной еле различимое бормотание:
    - Почему все и всегда для него? С первого курса: “Ах, Гарри Поттер, ох, Гарри Поттер”. Конспекты кто ночами писал на всех, кто часами в библиотеке высиживал? Заучка Грейнджер, кто же еще. Придет, скатает, вот и баллы на уроках. Как само собой разумеющееся. Ни спасибо, ни насрать. Хроноворот – у Гермионы, заклятия новые – у Гермионы, идеи – у Гермионы. А вся слава – Поттеру. Все на свете – Поттеру. Даже ты – Поттеру. Ты в квиддич не хуже него играл – а хотя бы раз снитч поймал? Неужели ни разу не хотелось – любой ценой?
    - Хотелось, - усмехнулся Малфой. – Но сейчас у меня есть кое-что получше снитча. У меня есть Ловец.
    И добавил, вложив в одно-единственное слово все презрение, какое только мог:
    - Гриффиндорка.

    Их освободили на следующее утро, всех троих. Мрачный Рон обнимал заплаканную Джинни. Ночь в подземельях Департамента приглушила ярко-рыжие уизлевские цвета – волосы брата и сестры казались припорошенными пылью. Впрочем, Гарри понимал, что сам он выглядит не лучше. Он не спал всю ночь, безумно замерз и так ничего и не выяснил о судьбе Малфоя. Волкер категорически отказался отвечать, нашли Драко или нет.

    Газеты ясности не прибавили – они пестрели заголовками о задержании Гарри, Рона и Джинни, но хранили молчание по поводу ночной операции авроров. О роли Гермионы Грейнджер там тоже не было ни слова.

    - Не дергайся ты так, - Рон сжал локоть Гарри. – Если бы что-то случилось – на каждом углу бы кричали о том, что Малфой задержан или убит. Молчат – значит, сказать нечего.

    В Косом переулке к ним подскочила какая-то настырная журналистка с Самопишущим пером в руках.
    - Мсье Поттер, эксклюзивное интервью для “Le bord d'or”. На каком основании вас задержали представители Департамента надзора вчера вечером?

    Гарри замер. “Золотой Берег”, газетка, выходившая в Ницце, напечатала их общее с Драко интервью. Последнее, которое Малфой смог швырнуть в чиновничьи лица Министерства Магии. Было очень сомнительно, что журналистка этого бульварного листка так оперативно узнала об их аресте.

    “Сумасшедший, - сердце Поттера выписало кульбит в груди и рухнуло в желудок. – Кругом полно авроров!”

    - Мадемуазель, позвольте, мы с вами поговорим об этом в более спокойном месте, - он решительно взял под локоток трещавшую на дикой смеси французского и английского дамочку и направился с ней в “Дырявый котел”, кивнув оторопевшим друзьям. – Я быстро с интервью разберусь и к вам в Нору, хорошо?

    В “Дырявом котле” они сели за самый дальний столик. Перо летало по пергаменту, но появлявшиеся строчки не имели ничего общего с их разговором.

    - Гарри, - журналистка мило улыбнулась. – Дом зельевара. Он скрыт. Пароль для входа – “Подземелья и башни”. Сегодня в восемь вечера. Проверь, чтобы не было хвоста. Ты помнишь, как я тебя вел – аппарация, камины разных пабов, три-четыре города. Заметишь что-то подозрительное – сделай лишний крюк.
    - Понял, - Гарри изобразил на лице такую же приветливую улыбку. – Деньги взять в Гринготтсе?
    - Желательно. Но пусть это сделает Уизли. За тобой могут следить. Лучше выпиши ему доверенность – времени у вас до вечера хватит. Пусть думают, что ты решил поддержать безработных друзей. Потом будет проще взять какую-то сумму в Норе.
    - Будь осторожен.
    - Я всегда осторожен, - журналистка встала и послала Гарри воздушный поцелуй. – Мерси, мсье Поттер. Думаю, нашим читателям будет очень интересно узнать ваше мнение о политике Департамента надзора Британии.

    Подхватив изящную сумочку, Перо и пергамент, женщина процокала каблучками к выходу. Гарри вздохнул. Камень, свалившийся с его души, все-таки ощутимо давил где-то под коленками. Малфою нельзя было находиться в Лондоне. У Департамента хватало возможностей обнаружить скрывающегося Пожирателя, Поттер не сомневался, что в магическом квартале задействованы очень серьезные силы аврората. Конечно, под самыми дверями Министерства Магии Малфоя вряд ли станут искать, но существуют всякие поганые случайности. И оправдывая его самые плохие предчувствия, на улице раздались крики. Кинув на стол пригоршню мелочи, Поттер вслед за остальными посетителями “Дырявого котла” выскочил за дверь.

    На противоположной стороне улицы несколько авроров пытались оказать помощь двум своим товарищам. Один из пострадавших уже поднялся на колени, но другой лежал плашмя, раскинув руки. В нескольких шагах от Гарри пожилой аврор со шнурами сержанта на мантии что-то сердито выговаривал еще одному, помоложе.

    - Да не успели мы, - услышал Поттер. – Он сначала ступефаем их оглушил, а потом активировал портключ. Но я его зацепил, точно зацепил. Он даже палочку выронил.

    Гарри похолодел. На ладони молодого сержанта лежала хорошо знакомая палочка Драко.

    Драко так часто пользовался многосущным зельем, что безо всяких часов мог определить, сколько времени осталось до обратной трансформации. Поэтому из “Дырявого котла” он вышел, зная, что в запасе у него как минимум полчаса. Но, не пройдя и пятидесяти шагов, он понял, что что-то не так. Было такое ощущение, что с него неожиданно сдернули мантию. Остановившись перед зеркальной витриной какой-то лавки, якобы поправить волосы, он внимательно всмотрелся в отражение улицы. На противоположной стороне двое авроров смотрели в его сторону. В руках одного из них блестело что-то прозрачное.

    “Призма реальности, спецартефакт, - подумал Малфой. – Все, они меня обнаружили, тролль их задери”.

    Еще пара авроров на той же стороне, что и первая, но шагах в двадцати позади, сосредоточенно замерла.
    Двое впереди, двое сзади. И наверняка где-то недалеко пятый – классическая аврорская группа. Две пары накидывают и удерживают магическую сферу – иногда до четверти мили в диаметре – гасящую всю магию внутри “колпака”. Пятый, лидер группы, обезоруживает и обездвиживает противника. Три такие пятерки брали Малфоя у Бэддоков, накрыв сферой все поместье.

    Вокруг нарастал запах паленой шерсти – аврорскую магию Драко почему-то воспринимал именно так. Значит, сеть почти сплетена и сфера скоро замкнется. Малфой развернулся, рисуя палочкой короткий зигзаг – два заклятия ударили в ближайшую пару авроров, раскидав их в разные стороны и разрывая почти законченную ловушку. Он продолжил движение, ставя щит, но закончить не успел – откуда-то слева в его сторону рванулся жаркий комок магии. Драко прикусил зубами кольцо на пальце и понял, что опаздывает – на какую-то долю секунды. Боль ударила в левое бедро, покатилась по телу вверх, в это мгновение сработал портключ, и земля ушла у него из-под ног.

    Малфой пришел в себя от холода. Он навзничь лежал на траве, мантия на спине промокла от сырости. Действие многосущного зелья давно прекратилось – судя по солнцу, было уже далеко за полдень. Все тело тупо ныло, как от сильного удара, а при попытке сесть левые руку и бедро пронзила острая боль, от которой перехватило дыхание. Драко все же осторожно ощупал себя правой рукой и посмотрел на ладонь. Она была в крови.

    Портключ – кольцо Малфоев – перенес его в дубовый лес на самой границе Имения. Драко точно помнил, что магический удар заставил его выронить палочку. Наверное, стоило пожалеть, что он не запасся другим портключом, ну хотя бы в дом Снейпа в Спиннерс-Энде, но сил на бесплодные сожаления не было. Кольцо он носил на всякий – самый крайний – случай. И не предполагал, что окажется около Малфой-Мэнора раненым и беспомощным, в полном одиночестве.

    Драко снова попробовал подняться, и тут же замер от боли. Внезапно закружилась голова, во рту появился противный привкус крови. Малфой повернул голову, чувствуя, как стекает по щеке теплая струйка.

    “Похоже, ты добегался, Драко”, - успел подумать он и опять потерял сознание.

    В следующий раз он пришел в себя под вечер. Небо потемнело, было ветрено и холодно. На щеке засохла кровавая корка, а тело почти потеряло чувствительность. Но шевелиться он по-прежнему не мог.

    “Если я не умру от потери крови, - вяло подумал Малфой, – то к утру замерзну. Обидно, в двух шагах от Имения. Поттер будет ждать меня в доме Снейпа. Интересно, как долго, прежде чем он поймет, что я не приду? Чем же он меня ударил, этот пятый? Заклятие было сложным, я не слышал его полностью. Кажется, поврежден позвоночник, левая рука точно сломана и бедренная кость тоже. И легкие задеты наверняка, раз кровь изо рта. Такое лечат только в клиниках. Никакой надежды, Драко, никакой надежды. Жаль, так хотелось немного…пожить”.

    Он устало закрыл глаза. Слабость накатывала волнами, над головой настырно звенели комары. “Комары в мае?” – сквозь наплывающее беспамятство удивился Малфой и заставил себя поднять тяжелые веки. Прямо над ним склонилась большеглазая лопоухая голова. Эльф что-то говорил, но Драко слышал только тонкий звон.

    - Тедди, - прошептал он, пытаясь улыбнуться окровавленным ртом. – Тедди.