Я, если честно, довольно ленивый. Хотя я совсем не тупой, не идиот, люблю учиться, всё схватываю на лету, особенно если мне это интересно. Но в том-то и дело. Если интересно. Если мне скучно и неинтересно, то я, несмотря ни на что, скорее всего, даже не попытаюсь разобраться. Вот такой я, дубина, как мама говорит. Для меня важна именно подача материала, а это зависит от человека, его преподающего. Не мне тут рассказывать, как сильно преподы зачастую любят свой предмет и как невыносимо нудно они ведут занятия и читают лекции. Так что попал я с преподом по философии, и попал конкретно.
С парой других предметов я разобрался посредством денег, у нас в университете даже такса установлена - 150 рублей за один прогул. Правда, заплатить пришлось немало, потому что я прогулял почти пол-семестра, ну и сами зачеты и экзамены тоже никто не отменял, просто с прогулами меня не допускали к сессии. Что до экзаменов, я сдал их сам, чем горжусь. Отгулять половину занятий и сдать на отлично, это еще надо суметь было, ну да что такое пара бессонных ночей.
Философ наш практику допуска за оплату прогулов не одобрял и вот тут мне и прижало хвост. Что делать, я не знал. Моё бюджетное место было лакомым куском, и стоило мне облажаться, его у меня могли и забрать. Запросто причем. В первую сессию таким образом пролетели, как фанера, несколько студентов из нашей группы за недопуски к экзаменам. В итоге двое вообще уехали домой - платить им было нечем, а с бюджета их попёрли. Мне тоже негде было бы взять полста штук в год за обучение. Денег хватало на жизнь, но не на такие траты.
Философа звали Эдуард Васильевич Бочкин. Девчонкам такие, как он, нравятся. Он же еще нестарый, немного за тридцать, и внешне весь такой - интеллигент в общем. За собой ухаживает опять же. Он был предметом воздыханий всех девиц с курса. "Лапочка" Эдик Василич об этом прекрасно знал и влюбленным в него девушкам "на сладкое" всегда доставались от него разные поручения. Он бессовестно спихивал на них всякую работу, вроде накопировать материал для контрольной, что-то скачать из интернета или взять на своё имя в библиотеке, короче пользовался тем, что они на него едва не молились.
У меня отвращение вызывала не столько сама философия, сколько бочкинский фальцет, которым он читал лекции. Хриповатый такой голос, но довольно высокий, "простуженый". Не мужской ни разу. Говорил он все время тихо на пороге слышимости, поэтому на лекциях была еще и тишина, а меня от этого всегда в сон клонило. После философии уже на других занятиях я попросту не мог включиться, засыпал на середине предложения, которое писал в собственной тетради.

Я топтался возле преподавательской, где Бочкин принимал перед сессией курсовые, ждал, когда разойдётся вся группа, чтобы зайти последним. Было уже около семи, но у нас в универе занятия идут до десяти вечера, хотя основная масса народа в это время уже давно дома. Бочкин в преподавательской сидел один, остальные уже отчалили по домам. Я, скромно постучавшись, вошел и приблизился к его столу.
- Эдуард Васильевич? - позвал я.
- А? Еще один? Ну, давай сюда свою бредятину.
Он все наши работы называл бреднями, пошлостью и плодом отсутствия способностей. Я подал ему курсовик, приготовившись отвечать на вопросы. Бочкин полистал его, небрежно, как бульварный роман в мягкой обложке, похмыкал, а потом сразу полез в табель посещаемости моей группы. Я-то надеялся, что он хотя бы сначала работу примет, а потом уже договорился бы насчет прогулов.
- Слушай, Ильин, да у тебя столько пропусков, что я даже не знаю, есть ли столько моих лекций в одном семестре. Зачем ты мне свою писанину притащил? - он бросил курсовик мне обратно через стол, как мусор.
- Но Эдуард Васильевич...
- Иди отсюда, Ильин. Поздно уже, я домой хочу.
И начал складывать лежащие на столе бумаги.
- Но...
- Что непонятно? Давай, выметайся, говорю.
- Эдуард Василич, я же могу закрыть прогулы!
- По 150 рублей? - ехидно спросил он. - Я не принимаю деньгами.
И поднялся из-за стола. Я понял, что трындец неумолимо приближается.
- А чем примете? - в отчаянии спросил я.
Он прекратил собираться и посмотрел на меня каким-то странным взглядом. Мне почудилось, что вот теперь-то точно наступит трындец, и что перед тем были цветочки.
- Хочешь узнать? - просипел он своим фальцетом. Я кивнул, сглотнув слюну, чтобы смочить пересохшее горло. - Ладно, - и он вышел из-за стола, вплотную подойдя ко мне.
- Точно решил? - спросил он, разглядывая меня с близкого расстояния. Мы были одного роста, но я не мог смотреть глаза в глаза, меня начало колотить. Я снова кивнул. - Не вздумай пойти в обратку или орать тут мне, - жестко добавил он, приподнимая моё лицо за подбородок.
Я стоял, не двигаясь. Он отпустил меня, отошел к двери, выглянул в коридор, а потом закрыл и запер её на ключ изнутри.
Дальше начались ягодки. Он прижался ко мне со спины, стал мацать за задницу, за бока, щупал живот и грудь, запускал руки под свитер. Я всё чувствовал, но вроде как издалека, как будто это не я. Словно кино какое, порно например.
Порно потом тоже было, да. Раздевать он меня не стал, только штаны с трусами спустил и толкнул к столу:
- Руками обопрись... Нет, лучше на стол грудью ложись, да... Так...
Раздвигая мне ноги коленом и лапая, он дышал как паровоз. Я ничего особенного не чувствовал от того, что он меня лапал. Правда, он сильно щипал за соски, задрав мой свитер до подмышек, но было терпимо. Потом он стал разминать мне зад, было похоже на то, что делала Карина, девочка, с которой я более-менее постоянно трахаюсь, когда изображала страстную кошку. Она мне в булки свои когти наращеные запускала. Приятного мало. Этот, правда, ногтями не царапал, только мял. Когда он перестал, я услышал характерный шелест, сразу догадался, что это он надрывает упаковку с резинкой. А потом он стал вставлять, и вот тут уже было больно. БОЛЬНО.
У меня в голове как будто сошлись два меня. Один - тот, который наблюдал за тем, что делают со мной-другим, от которого не было до тех пор почти никакого толка. Я-другой только был телом, с которым что-то происходило. И вдруг, - бац! - включился тумблер, и я всё почувствовал. Попытался дернуться, но куда там. Внутри двигалось нечто, чего там быть не должно и это было охрененно больно. Мышцы все были каменными, напряженными, и от этого становилось только больнее. Я хватал воздух, задыхаясь от боли. Я лежал на столе, чувствуя, как слабеют ноги, и боль пульсирует в бедренных мышцах, такая неправильная боль, как от долгого сидения на корточках, напряженная и вроде бы несильная, но вынести её почти невозможно.
Меня мотало от ритмичных движений, потому что на ноги я почти не опирался, только на носки стоп, а на столе ухватиться было не за что. Да еще Бочкин давил мне рукой в холку, пригвоздив к столу, так что край столешницы впивался мне в живот. Меня замутило, и, я думаю, вырвало бы, если бы желудок не был пуст к концу дня. Не знаю, сколько так продолжалось, пока он не навалился на меня сверху. Я почувствовал, что от него идёт жар, и увидел, как капли его пота расползаются на листе ведомости моей группы. Бочкин дышал мне в затылок с хрипом.
Когда он от меня отлепился, я еще какое-то время так и стоял задницей кверху, не в силах оторваться от стола. Потом услышал, как он открывает дверь и заставил себя встать, натянул первым делом штаны. Руки дрожали, я с трудом смог застегнуть тугую пуговицу на поясе. Пока приводил себя в порядок, появился Бочкин, вытиравший на ходу руки носовым платком. Ходил в сортир, понял я. Мне туда тоже не мешало бы зайти.
Я вернулся в отстраненное состояние, чувствовал только непривычную пульсацию в анусе и усталость перенапряженных мышц. Бочкин подошел к столу, черкнул что-то на титульнике моей курсовой и бросил её в стопку к остальным - принял, стало быть. Потом, взял свой потфель и пошел к выходу.
- Ты долго там торчать будешь? - недовольно позвал он.
Я, как мог, поторопился и вышел в ярко освещенный коридор. Он запер дверь и ушел не оглядываясь.

Домой я дошел нормально, даже почти не чувствуя боли. Сосед, с которым я снимаю квартиру, ничего не заметил. Вот уже после горячего душа, когда я повалился на свой диван, вот тогда - да. Хотелось откинуться на спину, расслабиться, раскидать ноги-руки. Расслабиться не давало тянущее ощущение в пояснице, и от того, что я лежал на спине, оно никуда не девалось, только усиливалось. Тело было тяжелым, как будто тонну весило, и навалилась такая усталость, что пошевелиться представлялось какой-то сверхзадачей. Кое-как устроившись на животе, подгребя под себя подушки, я еще долго не мог заснуть, несмотря на то, что спать очень хотелось.
Утром же был просто кошмар. Болело, казалось, абсолютно всё. Дополз до ванной, проклиная всё на свете. При этом внешне на теле никаких следов не было, я рассмотрел себя в зеркале. А я был, как побитый.
Времени отлежаться у меня не было. Надо было сдавать зачеты, ходить на консультации. Второй раз Бочкин меня нагнул как раз после консультации. Сказал подождать, прежде, чем я вышел из аудитории. Не то, чтобы я не понимал, зачем он велел остаться. Нет, я не мазохист, просто в тот момент у меня было столько мыслей сразу.
Если откажешь, он же и завалить может, а тогда какой вообще был смысл... А мне завтра работать, если я еще на день отпрошусь меня уволят... Если он меня завалит на экзамене, мне будет все равно, что меня уволят, можно сразу ехать домой...
Во второй раз было почему-то еще хуже, чем в первый. Я кусал собственную руку, чтобы не заорать. Боль не была такой... огромной, что ли. В первый раз я словно всем телом это чувствовал, а там, в аудитории, надо было просто потерпеть. Как у стоматолога. Он сначала говорит, что анестезия не нужна, это совсем не больно, а потом оказывается, что ты едва можешь это выносить. Примерно так и было. Я едва мог это выносить, про себя только ругался на чем свет стоит, когда ж он, сволочь, кончит уже.
Когда всё закончилось, он спросил у меня мою зачетку и вывел "отлично". Прямо издевательство какое-то. На экзамен, понятно, можно уже было не ходить, хотя я совсем не просил его об этом, и вообще не надо мне было халявного экзамена. Впрочем, после того, что он сотворил с моей задницей, халявой это назвать было трудно. На другой день на работе я мог только стоять, сидеть было смерти подобно.

Оставшиеся два месяца лета после окончания сессии пролетели быстро. Лета я и не видел, пропадая на работе. Домой к родителям тоже не ездил. Они часто звонили, особенно мама, но когда она спрашивала, как у меня дела, я понимал, что она хочет услышать, что дела у меня отлично, что меня ничего не грызет и всё замечательно. У меня же по-другому и быть не могло. Да и что бы я мог еще сказать?
Ничего не было так уж отлично. С Каринкой мы разбежались. У меня не было возможности проводить с ней столько времени, сколько ей хотелось бы, да и лень было прилагать какие-то усилия, куда-то её водить, что-то устраивать. К тому же я был практически уверен, что у нее есть кто-то еще.
Настроение было довольно депрессивное. Да, я любитель рефлексировать, ничего не могу с собой поделать. К дрочке в душе это тоже относится. Я дрочил, думая о сексе. О трахе с Бочкиным, о том, как тот меня поимел, безжалостно, совершенно не заботясь о том, каково мне было. И о том, что я позволил ему это дважды, и что это было порочно. Больно, жестоко и развратно. Что на меня нашло?
Это не было изнасилование, ведь так? Не было. Я не мог так просто на это пойти? Но я это сделал. Я не знал, чего он от меня захочет? Ну, в первый раз может и не знал. Мог догадаться, когда он дверь запирал и когда лапал, мог остановить. Но потом-то... Я сотни раз проматывал всё это в голове, то так, то эдак. Определенность не наступала.
"Ничего не стоит того, чтобы сделать с собой что-то такое против воли."
Это я в интернете прочитал, запало как-то. Много копал информации на эту тему. Ни к каким выводам так и не пришел. Плюнул на всё. В новом семестре философии быть уже не должно и я малость подуспокоился. А на работе появилась новая девушка, я работаю консультантом в магазине смартфонов, и у нас с ней сразу появилась взаимная симпатия, так что я решил, что даже два раза, особенно таких, которые были у меня, это ничего не значит.

В сентябре пришлось признать, что я кое в чем круто ошибся. Не знаю почему Бочкин решил, что я теперь безотказная давалка, но когда он зажал меня в туалете, я позволил. Я-то почему это сделал? Черт знает. Опять было больно, и всё как в тумане, никакого удовольствия. Я же читал, что это может быть классно, но то, что он делал со мной, было совсем не замечательно. Но когда он вышел из кабинки, оставив меня приходить в себя, первое, что я сделал - отдрочил. И вот это было действительно классно, гораздо сильнее, чем раньше. Я сидел на крышке унитаза, глядя на белесые потёки на дверце и мне хотелось зареветь. После этого еще несколько раз он отлавливал меня. Я не сопротивлялся, шел за ним, как загипнотизированный, ощущая тяжесть в паху и зная, что ничего мне это не принесет, кроме унижения, но ничего не мог поделать с собой.
В ноябре, на неделе промежуточной аттестации, Эдуард Васильевич снова зазвал меня в преподавательскую после занятий под предлогом помочь донести какие-то журналы. На этот раз в преподавательской кто-то был. Я выдохнул, поняв, что ничего скорее всего не будет и что я был сильно напряжен, когда думал о предстоящем сексе.
В кресле за столом Бочкина сидел новый препод, Зорич, сменивший прежнего божьего одуванчика, Янину Салматовну, доработавшую до семидесяти с лишним лет. Он не вел занятия у нашей группы и я знал его лишь постольку поскольку. Он был, должно быть, не старше Бочкина, а выглядел, ну совсем иначе. Если по Эдуарду сразу было понятно, что он преподаватель, и все его звания - доцент кафедры, кандидат и так далее, - у него на лбу написаны, то Зорич не выглядел, как человек умственного труда. Высокий, худой, но плечистый. А еще он был серб, черноволосый такой, сразу видать, что нерусский. Называть его полагалось Марко Браниславич, но не все могли сразу это запомнить. С его появлением у Бочкина сильно поубавилось поклонниц.
Когда мы вошли в кабинет, Бочкин прямо растерялся, видно, не ждал увидеть, что кто-то кроме него не ушел.
- Где ты ходишь? - резко сказал Зорич Бочкину. - Мара уже два раза звонила, ждет.
Эдуард сразу засуетился, велел мне положить его журналы на стол, и два лишних раза сказал спасибо, выпроваживая. Ему было неловко, и по взгляду Зорича я понял, что сейчас Эдуард выдал себя с головой и он всё понял. Но мне от его понимания было ни тепло ни холодно, это пусть Бочкин беспокоится.
И кто такая Мара?.. А, да не плевать ли!

Несколько дней спустя история с помочь-донести в преподавательскую какую-то фигню повторилась. На сей раз там никого не было, и Эдуард развернулся вовсю, разложив меня на старом продавленном диване, в закутке между шкафом для преподавательских пальто и громадным старым ксероксом. Это было более приятным, чем трах в туалете в тесной кабинке. Хотя, скорее не настолько болезненным. Бочкину было плевать, нравится ли мне то, что он делает. Я лежал на спине, задрав ноги ему на плечи. Он двигался всегда резко, частыми неглубокими толчками, но это было, блин, больно. Всегда было больно. Я занимался тем, что разглядывал потолок, пыльную казенную люстру, дешевую и уродливую, в которой новые экономичные лампы смотрелись, как что-то чужеродное, стенку облезлого шкафа, посеревшие от времени обои на стене, фундаментальную громаду копира, водруженного на хлипкий стол...
Между шкафом и доисторическим копировальным монстром стоял Зорич. Смотрел на меня в упор. Эдуард задергался, ломая ритм, и мне стало не до Зорича, который на меня смотрел. Я отвернулся лицом в спинку дивана, давясь запахом пыльной обивки и плесени.
- Эдик, - спокойно позвал Зорич, когда тот слез с меня и стал натягивать брюки.
Рожу Бочкина в тот момент стоило увидеть. Они отошли в другой конец кабинета и закурили, открыв одно из окон. Я, одеваясь, слышал, как Эдуард что-то блеял, а Зорич тихо, но жестко ему выговаривал. Ну, судя по интонациям. Я хотел свалить, пока они там объяснялись, но дверь всё еще была закрыта. Получается, что Эдуард притащил меня сюда, даже не поинтересовавшись, все ли ушли. Да, он действительно торопился, был в нетерпении даже, можно сказать. А если бы там был не Зорич? Что-то мне подсказывало, что этот не станет поднимать шума из того, что увидел.
- Эм... извините, - прервал их я. - Можно меня отсюда выпустить уже?
Они оба повернули ко мне головы, будто забыли вообще, что я всё еще тут, потом Эдуард очнулся и открыл мне дверь, не глядя на меня.

Больше Бочкин меня не зажимал в сортире и не просил зайти в преподавательскую. У меня же потихоньку съезжала крыша. С одной стороны всё это было дико и грязно. Но эта грязь настолько вьелась в меня, - когда только успела? - что я не мог выносить её отсутствия. С девушкой с моей работы так ничего и не выгорело, да мне и не хотелось. Она не могла дать мне того, что было нужно.
Мне было страшно. Я не знал, что с этим делать. Даже зарегился на паре голубых сайтов и форумов, чтобы хоть как-то понять, что со мной происходит. Своей историей делиться не спешил, не хотел выносить все это, даже вот так, анонимно. Дожил до того, что стал мастурбировать... ну не как обычно. В секс-шоп я бы никогда не пошел за чем-то вроде фаллоимитатора, да и не знал бы, что спросить, и главное, как такое можно спросить. Это, блин, не то, что за хлебом сходить. Так что я сделал заказ по интернету, с доставкой по почте.
Не буду описывать, как я сомневался, стеснялся и банально не мог нажать кнопку "заказать", и как забирал покупку на почте, думая, что все эти тёти-сортировщики и почтальоны её видели и, может быть, догадались, что там. Нет, посылка была обыкновенная, без опознавательных знаков и надписей типа "анальная пробка-вибратор" крупными буквами через весь пакет.
Я решился опробовать купленное в деле. Было кайфово. Но я после этого чувствовал себя премерзко. Просто какой-то развратной свиньёй, животным, или даже хуже.

В университете я никогда не был душой компании, я вообще не особенно компанейский, да и не выделяюсь ничем, так что навряд ли кто-то что-то замечал. Я даже не уверен, что все мои одногруппники знают, как меня зовут.
Перед Новым годом у нас традиционно была зачетная неделя. Я на этот раз, даже несмотря на прогулы из-за работы, на удивление всё сдал вовремя. Тридцатого числа был последний зачет. В коридоре перед дверью аудитории, где его сдавали, вся группа - и сдавшие, и ожидающие очереди, живо обсуждали, кто как будет встречать праздник. Слово за слово, созрело предложение отметить сегодняшний зачет в клубе. Согласились почти все. Я тоже решил пойти хотя бы чтобы убить время. Сидеть дома у себя в комнате за компом уже порядком надоело, а шляться одному по городу как-то не хотелось. За полтора года города-то я так и не узнал. Только немного район, в котором живу и маршрут до универа и до работы.

В клубе мне понравилось. Было шумно, дымно и пьяно. Если бы было больше свободных денег, то мне бы там понравилось еще больше, но чего не было, того не было. Танцевать я не умею, но оказалось, что после нескольких бутылок пива это уже неважно. Да там никто не отличался танцевальными талантами. Мне определенно пришлось по вкусу коллективное топтание на ограниченной площади и я заметил, что другие парни из моей группы в этом ничуть не лучше меня. Девчонки вовсю веселились и визжали в начале каждой популярной песни, которую включал диджей. Словом, я даже подумал, что зря раньше так не расслаблялся. Может быть, дело было в том, что один я бы врядли сюда пришел, а до этого дня меня никто и не звал.
После пива хотелось облегчить мочевой пузырь. В туалете клуба было накурено куда хуже, чем в зале. Там вообще курить было нельзя, о чем напоминали таблички с эпической надписью «Не курить!», но на это никто не обращал внимания.
Я уже мыл руки, когда за моей спиной с грохотом открылась дверь кабинки. Оттуда вышел, пошатываясь, какой-то мужчина. Он был пьян, и цеплялся за косяк и ручку двери, неуклюже пытаясь открыть её не в ту сторону. Сообразив, что дверь надо тянуть на себя, он наконец вышел, а я глянул в зеркало. В той кабинке, откуда он вышел на крышке унитаза сидел собственной персоной Марко Браниславич. Вид у него был пьяненький и несчастный.
Заметив, что я на него смотрю, Зорич встал и выбрался оттуда. Он подошел к соседней раковине и стал мыть руки, обильно намыливая их жидким мылом из дозатора. Потом смыл пену, отряхнулся и провёл мокрыми ладонями по лицу, по коротким черным волосам. Я всё почему-то не уходил и внимательно наблюдал за его руками. Руки были пропорциональными, особенно кисти. Длинные пальцы, худые, но видно, что не хилые. Рукава его футболки были слегка подтянуты вверх, обнажая предплечья, а сама футболка прилегала к телу. Было видно, что под ней далеко не только кожа и кости. Он посмотрел на меня в зеркале, встретившись со мной практически трезвым взглядом.
Протрезвел на глазах, подумал я. Смутившись, я опустил взгляд, но не мог удержаться, скосил снова глаза в его сторону. Ниже рук, которыми он опирался о столешницу, ниже пояса. У него стояло. Джинсы были достаточно красноречиво оттопырены спереди.
Почему меня это не удивляло?
А почему меня не удивило, когда он не устроил скандала, плюясь во все стороны, увидев, как Бочкин трахнул меня у него на глазах? И то, что он запирался в кабинке с каким-то мужиком – тоже не удивило.
Я чувствовал, что он смотрит на меня и уже не в зеркало. У него глаза чёрные, блестящие, взгляд не тяжелый, но такой… ощущается. У меня от него пересохло во рту и поднялась температура.
Он взял мою руку, уверенно и спокойно, как будто это вообще в порядке вещей, и положил на эту выпуклость, очерчивающую его эрегированный орган. И я так же спокойно это воспринял. Даже не думал, что вдруг кто-то войдет, увидит, что тогда будет? Он понукал меня гладить его член, положив свою руку поверх моей, потом ухватил другой рукой за плечо, дернул на себя и подтолкнул к той самой кабинке, и запер дверцу, когда я оказался внутри, прижатый к стене.
Я был только слегка пьян, но от того, что он со мной творил сносило крышу. Разница между тем, что делал Эдуард, и тем, как трахал Зорич, была размером просто до небес. Он меня не просто оттрахал, он сделал это лучше, чем я сам с помощью затычек для задницы, выписанных по интернет-каталогу. Член у него был гораздо больше, чем у Бочкина. Вот когда я понял, что главное, это умение пользоваться – мне совсем не было больно. Он отделал меня почти до потери сознания. Когда он закончил и вышел, я еще какое-то время просидел, приходя в себя в той кабинке. Потом выполз оттуда, и отправился домой. Никакие танцы с пивом мне уже были не нужны.
Это потом, во время каникул я оторвался, как никогда раньше. Не знаю, что мне мешало сделать это раньше, но я разузнал всё, что было нужно, и потопал однажды вечером прямиком в гей-клуб. Конечно, я знал эти истории про то, как в клубе тебе могут подкинуть дури в выпивку, и как там падки на свежее мясо. Я был здорово напуган. Но на самом деле всё оказалось проще. Проще, не значит лучше. Просто проще и легче.
По сравнению с Зоричем, трах был ниже среднего. Да и послевкусие от такого траха было противным, как после моих игр с дилдо, когда чувствуешь удовлетворение пополам с самоуничижением. Еще меня поразило количество торчащих на препаратах парней. Странные люди. Хотя, если они каждый день бывали в этом клубе… Выносить такую обстановку постоянно, наверное, можно было только обдолбавшись. На этом походы в клуб я оставил до поры до времени. Иногда это было неплохо, но только иногда, как бы мне ни нравилась тамошняя атмосфера.

В следующий раз мне удалось увидеть Зорича только после сессии и каникул. Марко Браниславич делал вид, что мы не знакомы. Вообще-то мы и не знакомились. Тем не менее, с начала семестра он вел у нас римское право и видел я его два раза в неделю минимум. На занятиях я сверлил его глазами, и знал, что он это видит. Не знаю, так уж ли мне это надо было, но я искал повода оказаться с ним один на один. Представиться мне такой случай всё не торопился.

Часть пар отменили и право оказалось последним по расписанию в тот день. Я задержался, дожидаясь, пока все уйдут и пока он отделается от приставучих девчонок. Те вовсю обхаживали своего нового кумира, а я про себя злорадствовал. Целых два всеобщих любимца-препода и оба мимо кассы.
Зорич успел закрыть аудиторию, дойти до кафедры, это тремя этажами выше, а они всё не отставали. Я следовал за этими его группиз немного позади. Наконец, при виде завкафа, с которым Зорич, спасаясь от фанаток, остановился поговорить, они отлипли. Я стоял в сторонке, так, чтобы он точно обратил на меня внимание, за спиной у завкафа. Зорич так демонстративно на меня не смотрел, пока занимался дурацкой болтологией, что я не пропустил тот единственный взгляд, который он на меня всё-таки бросил.
Он зашел на кафедру, потом в преподавательскую. У него это тоже была последняя пара, я посмотрел его расписание, поэтому стоял под дверями и ждал. Рано или поздно он оттуда все равно бы вышел, и, скорее всего, рано.
Так и получилось. Он выдержал только десять минут, не больше, а когда началась новая пара, вышел уже в зимнем пальто. Явно собрался домой.
- У тебя пара началась, Ильин, - сообщил он мне, когда я пошел рядом с ним, успевая за его быстрым шагом.
- Отменили, - говорю, - Калинина болеет. И вообще, у меня вопрос по вашему предмету, - нагло заявил я, глядя ему в лицо.
- Ну, спрашивай.
- Вам не кажется, что здесь не место для этого?
Мы стояли на середине лестничного пролета. Он усмехнулся и продолжил спускаться. Я не отставал.
- Где же место? – произнес он, вроде бы себе под нос.
Он ведь с небольшим таким акцентом говорит, совсем почти незаметным, только некоторые слова выделяются, да интонации иногда. Это прикольно звучит.
- Ну-у… - протянул я.
Он снова остановился и посмотрел на меня. Внимательно так, посмотрел, испытующе. Слегка кивнул, пошли, мол, и легко побежал вниз по лестнице. Я бросился за ним.

Зорич всё делал охренительно. Во-первых, целовался. До него я целовался только с девушками. Это совсем не то же самое. Девушки так себя не ведут, и губы у них не жесткие. А у Зорича были именно такие, жесткие, твердые. Он подавлял, когда целовал, а я старался не поддаться. Это была такая игра, мне она нравилась.
Во-вторых, минет. Минет он тоже делал охренительно. Когда я сам попробовал, у меня челюсть болела потом три дня, невозможно было рот открыть, а он мог заглотить по самое не балуйся. Меня тоже научил многому.
Ну, про то, как он занимался сексом я уже говорил.
А еще он был влюблен в друга. Друг был натуралом. Это я узнал, когда пришёл к нему примерно раз в седьмой или восьмой. То ли он входную дверь забыл закрыть, то ли специально оставил незакрытой, но друг его вошел в квартиру и застукал нас в самом разгаре процесса. Друга я узнал – это был тот мужик из клуба, с которым он запирался в кабинке туалета. Наверное, хотел по пьяни на секс развести.
Я не был в восторге от того, что на нас кто-то смотрел, а дружок его не спешил выйти из комнаты. Потом мне стало очень обидно за это представление. Я и не думал, что мы встречаемся, понимал, что он преподаватель, а я студент, да и вообще… Ну, не то это, не отношения, короче. Просто было неприятно, что меня используют, а я даже не очень понимаю в каком качестве. Чтобы друг отвратился от него? Чтобы приревновал? Чтобы что, в конце концов?

Марко некоторое время спустя сказал, что ему нужна моя помощь. Его стратегия по соблазнению друга, а это была целая кампания, требовала моего непосредственного участия. Я, видите ли, идеально подходил для приобщения друга к голубому сексу.
Я согласился. Меня это задело, но я согласился переспать с его другом. Однако, дело обернулось немного не так, как я ожидал. О том, что Марко собирается смотреть, я знал. Наверное, я мог предположить, что он и поучаствовать не преминет, потому что для него это был очень большой соблазн.
Его друга звали Игорем. Подробностей о нем я никаких не знал и не знаю. Просто Игорь. Русский тридцатилетний мужик. Без пивного пуза, и на том спасибо. Ну, ладно, я немного погорячился. Там не только было без пивного пуза, но и без лишнего жира. Большой он был, ростом с Марко, но шире его, атлетичнее. Хотя я не ценитель мужского тела. Правда-правда. И секс тут ни при чем.

Мы втроём немного выпивали у Зорича в квартире. Марко и Игорь сидели друг напротив друга, я чувствовал напряжение, между ними. Выпивка не расслабляла, разве что снимала какие-то ограничения. У меня так точно. Я бы не решился на трезвую голову дотронуться до Игоря, хотя Марко накануне настаивал, чтобы я проявил инициативу сам. Но ведь Игорь на самом деле не хотел, чтобы я до него дотрагивался и у меня сложилось впечатление, что я там находился зря. Марко нужно было самому решать свою проблему и добиваться своего. Я понял это тогда, по тому, как Игорь на него смотрел и как вел себя. У Зорича по-моему просто недостало терпения, или он этого не понимал. Ведь согласился же его друг на эту встречу, значит согласился бы и на кое-что другое. На него только давить не надо было. А все эти рассуждения про то, что мол, не хочется терять друга, если ему не понравится – это все фигня и трусость. Если один влюблен в другого, это разве дружба? Разве честно «оставаться» друзьями, когда ты знаешь, что твой друг не может относиться к тебе, как к другу? Разве дружба в этом случае, не эрзац?
Игорь был явно разочарован присутствием третьего лишнего – меня. Он сильно стеснялся, и убирал мою руку, когда я «случайно» касался его или пробовал задержать ладонь на его бедре. Мало говорил, и только если Марко к нему обращался, а если я что-то пытался сказать ему, делал вид, что не слышит. Унизительно, когда тебе дают понять, что ты лишний и вообще пустое место.
Обстановка была, конечно, особая, все было нацелено на секс. Коньяк в пузатых бокалах, чтобы не упиться, только расслабиться, ненавязчивая эротика на DVD. Но лично меня не расслабляло всё это ни черта. Игорь тоже был сильно напряжен. По виду Марко ничего понять было нельзя, но врядли он чувствовал себя комфортно.
Когда Игорь вышел в туалет, Марко подозвал меня к себе и расстегнул ширинку на брюках. Дешевый прием – дать другу застукать нас за минетом, зная, что сейчас у него нет причин убегать. Все же знают, зачем собрались, а Игорь и без того ревнует Марко ко мне. Ладно, подумал я, пусть. Опустился на пол между его ног и занялся делом.
Игорь, вернувшись, застыл в дверях комнаты, но быстро очнулся, подошел и присел на диван рядом с Зоричем, и жадно смотрел на то, как я делаю ему минет. Я нарочно делал всё так, чтобы он видел каждое движение. Как я облизываю и целую крупную темно-розовую головку члена Марко, как дразню кончиком языка, посасываю, потом пощипываю губами чувствительное место немного ниже, там, где складка гладкой шелковой кожи. Ласкаю его ствол пальцами, трусь щекой, и сжатыми губами, потом облизываю крупные, слегка отвисающие яички. Я делаю всё медленно, я знаю, как это выглядит со стороны - Марко как-то заставил меня делать это перед зеркалом. Ему нравится наблюдать процесс в зеркале. По моему, это особая форма, как там его… вуайеризма или нарциссизма? Что-то меня на размышления тянет во время минета. Я не очень возбуждаюсь от того, что делаю, потому что сосредотачиваюсь на процессе.
Я делал свое дело, Марко смотрел то на меня, то на Игоря, то просто откидывался на спинку дивана. Он хорошо меня научил, я знал, что ему нравится. Игоря это тоже заводило, я больше не смел к нему притрагиваться, но видел, нельзя было не увидеть, как его брюки спереди натянулись и как он заерзал, желая сам себя потрогать. Он слишком стеснялся и убирал руку, как только понимал, что гладит собственный пах. В полуметре от него я делал минет его другу, а он не решался ласкать себя. Надо же.
Я чувствовал, как напрягаются мышцы бёдер Марко, но он контролировал себя потрясающе и руки не распускал. Чмокающие мокрые звуки и тяжелое дыхание, мускусный запах наполняет комнату. Момент, когда Марко стал кончать, я не уловил, только понял, что мой рот наполняет сперма. На лицо тоже немного попало. Когда я поднял глаза, то увидел, что Марко смотрит на Игоря, а тот на меня. И в его глазах вожделение мешается с ужасом и растерянностью.
Я аккуратно положил руку Игорю на колено. Не думал в тот момент ни о чем, даже о том, что меня в общем-то об этом не просили. Просто почувствовал, что это подходящий момент. Чуть помедлить – и Игорь очнется и сбежит, а если слишком поторопиться – обкончается и тоже сбежит.
Мою руку он не сбросил. Трепыхаться не будет, понял я и расстегнул молнию на его джинсах. Он не сопротивлялся, я даже успел этому удивиться прежде, чем на мой затылок легла рука. Это Марко понукал меня заняться членом его друга.
Игорь старался не стонать, но у него не очень получалось. Марко навалился на него и другой рукой залез в его ширинку, обхватив основание ствола. Мне он, правда, мешал больше. Много Игорю не нужно было, он довольно быстро кончил. А кончив и немного отдышавшись отпихнул меня ногами, как истеричка. Марко от него руки убрал вовремя, а я отодвинуться не успел, ну и получил в плечо и солнечное сплетение. Нормально, да?
Игорь сорвался вон из комнаты, а Марко за ним не пошел. Ну, тут я думаю, и делать было нечего, надо было подождать, чтобы Игорь перегорел немного. Но Марко взял и после того, как закрыл дверь за Игорем, сказал мне выметаться. Вроде как отсосал и свободен. Ну, спасибо!
Домой я вернулся злой. Мало того, что меня практически подложили под чужого мужика, так я же еще и попал под раздачу. Хватит с меня, решил. Баста.
Меня немного беспокоило, конечно, как все это скажется на учебе. Все-таки даже завал одного предмета был для меня серьезной проблемой, но Зорич вел себя как обычно, да и преподаватель он был хороший, в отличие от того же Бочкина и в универе ничего не поменялось.
И все-таки легко заречься что-то делать, но не так легко удержаться от глупостей. Сначала я очень гордился, что отказался от приглашения Марко на очередной уикенд - я же пообещал себе, что больше не пойду. Зорич, как ни в чем не бывало, мой отказ выслушал и только кивнул и ушел по своим делам. Потом я подумал: а может он просто меня к себе звал? Как раньше? Если поразмыслить трезво, то Игорь был мне не противен, хотя трахаться с ним у меня желания не было. А с Марко я бы перепихнулся, какие проблемы?
Не так-то просто найти кого-нибудь. На многие и многие трахи – один стоящий, может быть. В остальном, это ненастоящее удовольствие, только способ урвать отголоски ощущений, которые на самом деле искал, и спустить, если повезет. А перестать трудно и не хочется. Да и зачем? Я иногда даже цеплял кого-нибудь просто на улице. Я так быстро этому научился, что сам удивлялся иногда. Ведь это несложно. Ну, да, места, конечно надо знать, но случай обычно предоставляется тому, кто его ищет. А я был настроен на секс практически круглые сутки. Но с Марко было лучше всего, он заботился о том, чтобы мне было хорошо и он знал моё тело лучше меня. Он объяснял, что в этом есть тоже свой особый кайф. Ему лучше знать. Я был в активе только с девочками.
Он как-то сказал, что я слишком много думаю, и что надо быть проще. Да неужели? Когда дело касается кого-то другого, все такие умные…
Мариновался я недолго, cнова начав шляться в клуб. Особенно мне полюбился один с уютным полуподвальным помещением, где ничего не было, кроме пары топчанов, которые были вечно заняты. Но Марко – продуманная сволочь. Недели три спустя он выловил меня после лекций и я уже понял - предложит встречу втроем. И был прав. Ну и я к тому времени поостыл со своими обидами и опять же, чего отказываться, если с ним мне всегда было хорошо.
Сидели мы снова втроем, я, Марко и Игорь. Я уже думал, что мы только попьем пива и разойдемся, потому что настроения как такового не было. Возбуждение в воздухе не витало, напряжения, как в прошлый раз, тоже не было, может в том и было дело. Получилось все легко. Вот сидим, тянем пивко из запотевших бутылок, а вот я уже применяю то, чему Марко меня научил, на его друге, и друг совсем не впадает в панику. А дальше Марко присоединился ко мне и мы вместе с ним вдвоем ласкали Игоря, параллельно лаская друг друга, сталкиваясь, дотягиваясь до всех возможных мест. Марко сказал, что хочет показать Игорю, что такое настоящее удовольствие и попросил его позволить нам двоим всё и вообще ни о чем не думать.
Я стоял перед Игорем на коленях и ублажал, как только мог. С самого начала минет не приносил мне никакого удовольствия, хотя и отвращения я не чувствовал, но потом как-то вошел во вкус, наверное. Марко же делал то, чего я еще не пробовал и желанием не горел. Ну… на коленях он тоже стоял. С другой стороны. Не знаю, захочу ли я когда-либо пробовать римминг, хотя чувствовал результат – Игорь был шокирован и возбужден так, что больше не мог себя контролировать. Стоны он совсем не сдерживал, беспорядочно, ломая ритм, подавался то вперед, то назад, стараясь усилить ощущения. Но кончить Марко ему не дал, вовремя остановив ласки. Я к тому времени хотел, чтобы меня уже трахнули по-человечески и как можно скорее. Слишком всё это возбуждало, было ощущение полной дозволенности, что сейчас действительно можно всё, что захочешь, что в голову взбредет.
Я опустился на диван на четвереньки, вцепившись в спинку. Марко надел Игорю презерватив и сам направил его. Трахать тот совершенно не умел. Что называется, почувствуйте разницу. У меня сразу всё упало, хоть плачь. Игорь, впрочем, этого не замечал. Да если бы и заметил, сомневаюсь, что его это волновало. Марко облапывал Игоря, пользуясь моментом, а тот, очевидно, не хотел останавливаться, или не мог. Сколько это длилось, не знаю, но мне показалось, что долго, ибо приятного было мало. Все-таки Игорь – неумелый партнер. Кончив, он отпихнул меня, хотя в этом не было никакой необходимости. Можно подумать, я ему навязывался. Снова я почувствовал себя лишним, к тому же понял, что презрение Игоря никуда не делось.
Я лежал на диване и чувствовал крайнее неудовлетворение. Игорь был, очевидно, в душе, Марко тоже вышел из комнаты. Мне ничего уже больше не хотелось, даже додрочить, чтобы получить разрядку.
Но я снова пришел, когда Марко спросил, свободен ли у меня очередной вечер. И снова, и снова… Втроем мы были не каждый раз, и когда я оставался с Марко один на один, все было отлично. Но когда там был Игорь… Я мог понять, что с ним происходит. Ему и хотелось, и кололось, и было что-то, через что он не хотел или не мог переступить. По-моему, это проблема человека, который никак не может сделать выбор или даже хочет, чтобы выбор сделали за него. У меня-то выбора особого не было, ну или я в свою очередь не захотел его делать. Я давно уже понял, что в общем-то сейчас меня всё устраивает, хотя и нельзя сказать, что все это прошло для меня так просто. Но я никого не винил за это. А Игорь постоянно срывался.
Под раздачу попадал, естественно, я. Марко, как никак, был ему дорог, а что я для него? Парень, который даёт любому. Подставь вместо слова «парень» - «девчонка», и смысл для Игоря не изменится ни на йоту, потому что такие, как он, скорее посчитают, что я девка и есть. Он меня не бил, но обращался, хуже, чем с проституткой. То есть, я не знаю, конечно, как обращаются с оплаченными шлюхами, но подозреваю, что за деньги потерпишь многое.
Его бесило, что я продолжаю появляться у Марко. Подозреваю, что он еще не понимал, что Марко – не тот человек, которого можно приватизировать, как бы он ни был влюблен в него. Еще подозреваю, вернее даже уверен, что Зорич продолжал звать меня, потому что сам Игорь ему все еще не дал. Он позволял касаться себя, но как только Марко протягивал руки в «опасной» близости от некоторых мест, сразу зажимался и уходил в неадекват. Тот единственный раз, когда он позволил ему полизать себе зад, видимо был исключением.

Последний раз, когда мы встретились втроем, был в начале апреля. Я вообще не хотел никуда идти, то ли простудился, то ли еще что, но самочувствие было не очень, а тут Марко звонит. Приезжай, мол. Про Игоря ни слова не было, но он сам заявился, как раз, когда мы валялись, отдыхая после секса. Я рассчитывал немного полежать и уйти, но Игорь, с места в карьер, решил, что раз я уже так удобно лежу кверху задницей, то вполне готов, как долбанный пионэр. Я говорил, что не хочу, что устал, но разве меня слушали… Марко тоже хорош, завелся по новой. В общем, это уже было издевательство. Они попросту отодрали меня вдвоем, не слишком прислушиваясь, что я там лепетал, что больше не могу. Ну я и отключился в процессе. Очнулся от звонкой пощечины, аж в голове гудело. А может это гудело из-за обморока, не знаю, но было очень паршиво. Эти двое на повышенных тонах выясняли кто из них больший мудак, а я ушел в душ, оставив их разбираться, что к чему. Когда вернулся, в комнате их не было, а с кухни слышались голоса, но прислушиваться к разговору я не стал, оделся и улизнул по-английски. Дома после этого пришлось отлеживаться несколько дней, и вот тогда я уже точно решил, что больше к Зоричу не ходок. Говорить ему ничего не понадобилось, он и сам, очевидно, понял, что это было через край - не звонил и в универе не подходил. А по Игорю я и подавно не скучал.

Подступили майские праздники, у людей к ним, как и к предыдущим праздничным дням, снесло крышу. Совсем никакого воображения. Да кого сейчас удивишь телефоном в подарок, хотя бы и навороченным? Приятный девайс, конечно, но я бы никогда не стал дарить такую вещь. Такие штуки надо самому под себя выбирать. У меня вообще простой телефон, хотя я давно мог купить себе что-нибудь этакое, но как-то не тянет и все тут.
Конец весны для меня даже хуже, чем предновогодние распродажи. Во-первых накопленная за зиму усталость – постоянно хочется спать, ничего не могу поделать. Во-вторых подпирает учеба. К концу рабочего дня я предпочитаю изображать амёбу - ничего не хочется.
Буквально за полчаса до закрытия в магазин зашла девушка и, подойдя к стойке с выставленными моделями, стала их разглядывать. Я понемногу злился. Еще какие-то минуты, и охрана торгового центра перестала бы пускать посетителей, потому что за полчаса до закрытия в этом нет смысла. Магазин, где я работаю, находится совсем рядом с входом – вот уж не повезло. Будь павильон в глубине зала и я мог бы закрыть здесь все и пораньше уйти домой, потому что припозднившиеся люди обычно туда не заходят. А теперь вот еще эта дура с умным видом вертит выставочную модель, как будто что-то понимает…
- Молодой человек!
Я разозлился еще сильнее. Терпеть не могу, когда меня так называют. У меня на футболке бейдж прицеплен с именем. Крупными буквами написано! Что так сложно прочитать, да?!
Я нарочно медленно вылез из своего кресла за кассой и подошел к ней. Она указала на модель телефона и сразу заявила:
- Мне вот такой, пожалуйста. Оформляйте, я беру.
И что, не будешь спрашивать, на какую кнопку нажимать, чтобы сфотографировать себя любимую? И где в нем музыка, интернет и прочая дребедень тебе неинтересно? Ну, надо же! Я прямо её чуть не зауважал. Девушка, которая знает, что ей нужно.
- Да поторопитесь уже, - раздраженно сказала она, - не вы один домой хотите.
Если у меня и вертелась на языке какая-нибудь резкость, то я это проглотил. Она была на взводе, а я собачиться не настроен. Покупку я оформил просто рекордно быстро, а она еще кривилась и постоянно поглядывала на часы. Я даже как-то и злиться перестал, до того накатила усталость, что было тупо все равно. Лишь бы всё уже тут закончить и уйти.

А на следующий день она снова пришла незадолго до закрытия и телефон вернула. Ну вот, здрасте…
- Извините, - сконфуженно сказала она, когда я возился с документами на возврат, - так получилось. Я телефон мужа разбила и решила такой же купить, чтобы он не заметил, а он сразу понял, что это не тот аппарат. Вот и пришлось вернуть.
- Да ничего, - вздохнул я. Мне-то по большому счету это неинтересно было.
- А можно вас кофе угостить? – вдруг предложила она. – Мне неудобно, что я вас задерживаю два дня подряд.
И улыбнулась так, чуть виновато и просяще.
- Да нет, не задерживаете, мы еще не закрылись, - отвечаю и тоже улыбаюсь ей. Бывают же люди, которым в ответ не улыбнуться не можешь. Я её вчера и не разглядывал, а тут как-то пришлось к месту. Девушка была из тех, которых красивыми не называют, скорее симпатичными. Ну, и от кофе отказываться тоже оказалось неудобно. Через пятнадцать минут я уже все закрыл и мы отправились в кофейню неподалеку.

Представилась она внушительно, протянув ладонь для рукопожатия:
- Мария.
И я понял, что по-другому её называть не получится. Не Маша, не Муся, а Мария, больше никак. О чем мы болтали в кафе битых два часа подряд, убей - не помню, но время пролетело совсем незаметно и не хотелось расходиться. Мы обменялись номерами телефонов и расстались только на автобусной остановке, потому что ехать нам надо было разными маршрутами.
Мария стала довольно часто появляться в мою смену в магазине к закрытию и мы отправлялись пить кофе. По-видимому, она работала где-то неподалеку, но спрашивать мне было неудобно. Честно говоря, я ждал её прихода каждый раз. Мне нравилось с ней разговаривать и нравилось, что она специально для этого приходит. Один раз только я спросил, как на это смотрит её муж, ведь я заканчиваю работать около семи, а потом мы просиживаем вечер в кафе. Она только отмахнулась, сказав, что муж появляется дома еще позднее, чем она. Это был единственный раз, когда она упомянула про мужа, не считая того, когда возвращала телефон.
Она мне нравилась, конечно. Внешность тут была не на первом месте, да внешностью она как-то не выделялась. Но к ней тянуло. Разговоры с ней не обременяли, она не стрекотала со скоростью швейной машины и умела слушать. Я так и не понял, сколько ей было лет, но с равным успехом можно было предполагать и двадцать, и двадцать пять, и тридцать. Иногда она играла такую умудренную жизнью женщину и мне казалось, что она мне едва ли не в матери годится, а иногда вела себя, как дитё. Например, когда мы шли до автобусной остановки, она любила пробежаться по узкому бордюру тротуара, расставляя руки и балансируя, чтобы не упасть. Ну, дитё, я же говорю.

Когда началась летняя сессия, я стал меняться сменами в магазине, чтобы успевать на экзамены и с Марией по вечерам видеться не получалось. Однажды она позвонила и предложила погулять в выходные. Сказала, что от учебы голова распухнет и что мне надо отдыхать иногда.
Мы выбрались в город, весь день бродили по центру, травили анекдоты, ели мороженое в летних кафе, сидели у фонтана, разглядывали людей, короче валяли дурака. Загулялись мы до темноты. Город летом, конечно, всю ночь не спит, но мы устали от шума и искали место потише. В конце концов, забредя на городскую набережную, нашли пустую скамейку в стороне от шумной даже в такое время улицы, присели отдохнуть.
Я, правда, не ожидал, что Мария такое выкинет. Некоторое время мы просто молча сидели, слушая плеск набегающих на галечный берег волн, а потом она, вроде дурачась, залезла ко мне на колени, лицом к лицу, и стала расстегивать ремень на моих брюках, ни слова не говоря, и очень так целенаправленно действуя. А вообще, чего прибедняться? Конечно, неожиданно так-то, но разве неприятно? Да нет. Тело у неё гладкое и упругое, сильное, хотя с виду этого не скажешь, но гибкое. И кожа пахнет так приятно. Обнимать её, ощущая, как она насаживается на меня и каким-то образом сжимает внутренние мышцы – да у меня крышу снесло.
Думаю, нас было хорошо слышно в радиусе сотни метров, не меньше. Как нас в кутузку не загребли, не знаю. Летом по вечерам ментов в городе пруд пруди. Потом она предложила поехать к ней, мол, мужа сегодня не будет. Я подумал еще, что вот будет смешно, если получится, как в том анекдоте про мужа, вернувшегося из командировки на день раньше. Хотя, возможно, мне, как раз, смешно и не будет. Она так смотрела, что я понял – уговаривать не станет, но я сам буду дурак, если не поеду. Пожалею потом, потому что сам хочу этого, чего уж там.

Дорогу на такси я не запомнил. В голове был секс. Мы с ней были в горячке какой-то, еле дотерпев до квартиры, обжимались и в такси, не обращая внимание на водителя, и в лифте, и на лестничной клетке. Зайдя в квартиру вовсе отпустили всякие тормоза. Все, что я помню, это, что Мария оказалась совершенно без комплексов. Разрешала все и сама делала все. Только в губы не целовала, да и я не лез с поцелуями. К чему, если есть много других интересных мест?
Трахались мы, пока не начало светать. Тогда только уже растратили остатки сил. Не знаю, что во мне такое проснулось, но я совсем не чувствовал усталости, только понимал, что еще одного раза уже не получится. Наконец, угомонившись, заснули по разным краям большой кровати, не касаясь друг друга. А вот пробуждение мне напомнило о том, что я накануне и подумал. Тот самый анекдот про мужа, только еще смешнее.
Я сплю некрепко, просыпаюсь от всякого шороха, но тут вымотался так, что проснулся не сразу. В дверь трезвонили настойчиво, и, видимо, уже достаточно давно. Мария спала головой под подушкой, мне пришлось изрядно потрясти её, пока она проснулась и сообразила, что кто-то пришел.
Я уже думал, какое себе алиби придумать, если это её муж, потому как из окна выбираться было не с руки. Восьмой этаж – высоковато. Я лихорадочно собирал по комнате одежду. Мария рассмеялась и сказала, что муж должен прибыть только завтра, но меня это не успокоило. Она отправилась открывать, потому что кто бы там ни был, он не жалел ни звонка, ни моих нервов, а я потихоньку пошел за ней.

Голос вошедшего не узнать было нельзя, я в универе его слышал минимум два раза в неделю. А сколько я его слышал помимо универа. Я осторожно выглянул в прихожую – Зорич и Мария спокойно переговаривались. Он скинул сандалии и привычно обул тапки, как будто пришел к себе домой. Муж он ее, что ли? Да ну, глупости! Да и живет он один…
Ничего не понимая, я умудрился высунуться настолько, что меня заметили.
- Кто это у тебя, Мара?
Она только махнула рукой, вроде как никого особенного. Зорич посмотрел на меня внимательнее, но ничего не сказал, усмехнулся, снова взглянув на Марию. Она нисколько не смутилась и вела себя так, будто это всё в порядке вещей, потащила его в кухню, крикнув, чтобы я приходил пить кофе.
Эти двое вместе производили столько шума - сложно было поверить, что один из них Зорич, такой сдержанный и непробиваемый. Тон разговора был жизнерадостным, хотя я не прислушивался, но сообразил, что меня, вроде бы, никто убивать не собирается. Поплелся в ванную, чтобы привести себя в порядок. Когда умывался, меня осенило.
«Кто это у тебя, Мара?»
«Мара уже два раза звонила…».
Мария – Мара. Это о ней он тогда говорил Бочкину. Но кто ей Зорич? А кто ей Бочкин?!
Я плескал холодную воду себе в лицо, хотелось освежиться в душе, но я был в чужом доме и еще непонятно, откуда тут взялся Зорич. Подняв взгляд к зеркалу, стирая с лица капли, я увидел его в проеме двери ванной. По взгляду черных непроницаемых глаз я не мог понять его реакцию на моё присутствие здесь. В ванную комнату он не заходил, просто стоял, оперевшись о косяк и смотрел. Я завернул кран и огляделся в поисках полотенца. Искомое висело на полотенцесушителе рядом со входом. Зорич не дал мне его взять. Едва я потянулся туда, он толкнул меня обратно, входя в ванную, развернул, прижался сзади, жестко огладил бока и зад, и я почувствовал, несмотря на то, что всю ночь занимался этим с Марией, что возбуждаюсь. Он заставил меня опереться на стиралку. Было не очень-то удобно, но скоро я об этом забыл. Сознание зависло, в голове был полный ступор, тело отвечало на грубые и жадные ласки, как будто не вымотал я его прошедшей ночью. Сильные, слишком желанные ощущения, чтобы отказываться.
Одеть футболку я не успел, а штаны с трусами оказались в районе лодыжек быстрее, чем я успел бы сказать что-нибудь.
Не воспротивился в первый момент – не мог и не желал. Потом, спустя время, тоже не жалел, что так получилось. Это мне нравилось, это было то, что я люблю. Жестко, сильно, горячо и невыносимо. Скользя, покрываясь испариной, хлебая воздух. И еще, и еще. Больше, больше и больше. Сладко до невозможности, так что хочется выпрыгнуть из тела, слишком несовершенного, чтобы вместить это. Иначе, почему это воспринимается так – вспышкой, огнем, бегущим по нервам, выжигающим любые другие ощущения, да и самый разум. Хочется продолжать до бесконечности, но знаешь, что можешь взорваться в любой точке, на любом скачке амплитуды ощущений между болью и удовольствием, возвышением и унижением. Горячо-больно, сладко-больно, сладко-горячо…

Едва отойдя от оргазма, я понял, что у нас с Марко был зритель. Мария стояла там же, в дверном проеме, где до того был Зорич. Как-то я забылся, и то, что ночью я был с ней, а утром трахаюсь с пришедшим к ней гостем в её же ванной не показалось … хм, невежливым. Чувство неловкости – да возникло, я ведь не эксгибиционист. А вот вины я за собой не чуял. Странно, но хотя я и понимал, что Мария, наверняка, чувствует отвращение и много всего еще, но вот не мог я ощутить, что как-то не прав и виноват. Да, некрасиво вышло, но и черт с ней, с некрасивостью.
Мария отшатнулась, скрылась в коридоре. Зорич, как ни в чем не бывало поправил одежду и вышел, не глядя на меня. Я с трудом привел себя в порядок, дрожали руки, слабость была в коленях. Сидел в ванной, понимая, что рано или поздно придется выйти, и что лучше рано.
Удовлетворение сходило на нет, я чувствовал себя подавленно. Трахаться в чужой квартире в присутствии хозяйки, с которой я только что провел ночь – мягко говоря, чудовищное хамство. Могу себе представить, что она чувствует. Название этому - гадливость. Тебя поимели, тебе понравилось, но тут ты понял, что тебя поимели и это весьма гадко. Я из-за этой истории с Игорем, ощущал подобное, но не мог остановиться вот так сразу, обрубить и больше не иметь никаких дел с Зоричем и с его страстью к Игорю.
Секс стал своеобразным наркотиком. Именно такой секс, как бы грязно это ни было. А могло ли быть иначе? А если могло, то как бы оно было? И вроде бы так неправильно, но так хорошо. Но даже когда не хорошо, все равно прекратить не можешь.
Я прекратил бегать к Марко, а раньше ему стоило только позвать. Но, оказалось, ему не надо было даже уговаривать меня, только одного присутствия было достаточно, чтобы я дал ему не ломаясь и даже внутренне не сопротивляясь. Какая же я все-таки шлюха, получается. И самому ведь не противно, люблю же себя, не без этого.

Мне нравилась Мария. Очень нравилась, правда. Да, она сексуальная, умелая любовница, раскованная, но мне больше было дорого то, что возникло между нами за то время, пока мы общались, узнавали друг друга. Нам было интересно вместе, мы понимали друг друга.
Вот именно что было и понимали. Больше ничего не будет. Она не захочет больше говорить со мной, даже в мою сторону не посмотрит. Меня накрыло так, что захотелось в прямом смысле провалиться под землю, лишь бы не встречаться с ней больше и не видеть её обиженного обвиняющего взгляда.
Я, наконец-то, оделся, тихонько побрел на выход. Они сидели в кухне, и я мог видеть их обоих из полутемной прихожей. Заходить туда к ним я не решался, так что стоял и волей-неволей подслушивал их разговор. Вру. Подслушивал сознательно, с того момента, как понял, что говорят в том числе и обо мне.
Марко сидел ко мне спиной, а Мария вполоборота. Она гневно смотрела на Марко, морщила брови, недовольно поджимала губы.

- Ну что, Маки, доволен? - тихо сказала она, наконец. – Теперь мы квиты за Эдика?

Я как-то никогда спрашивал, но почему-то теперь для меня стало абсолютно ясно, что Бочкин и Зорич были любовниками. Сложились в одну картинку разные мелочи, недомолвки и жесты, подсмотренные между ними. Ведь когда они находились в одном помещении, вокруг них искрило, в воздухе чувствовалось этакое электричество, как между людьми, которые что-то не завершили друг с другом. Может быть, поэтому меня слова Марии не шокировали, да и поздно уже было впадать в прострацию. Учитывая, что и с Бочкиным я тоже спал… Что речь идет именно об этом Эдике, я не сомневался. Слишком много всего сошлось, чтобы это мог быть кто-то другой. Я мысленно просил Зорича больше не открывать рот и не говорить, что и с Бочкиным я трахался.
Зорич поморщился.
- Твой муж тут ни при чем, - ответил он, выделив интонацией слово «муж».
Перефразируя известное выражение: сделайте меня не слышать этого. Я хотел бы этого не знать, но… Выходит, пресловутый Эдик изменял жене со мной. А жена ему. И тоже со мной. Етицкие силы…
- А мальчишка… Я его и раньше трахал. Он безотказный, - Зорич откинулся на спинку стула, его голос звучал насмешливо. – Шлюха. Кому угодно даст.
Я скривился. Так значит? Мне было, что сказать на эту тему, но хотелось послушать дальше.
- Ну, тебе-то дело другое, да, братец? – сказала Мария.
Вот оно! – понял я. Тут я только разглядел, насколько они на самом деле похожи. Для этого надо было их увидеть вместе. У них ведь даже были одинаковые жесты, они зеркально повторяли движения друг друга, сами того не понимая. Все переплелось. Они смотрели друг на друга, казалось, разговаривая взглядами. Не удивлюсь, если так оно и было. Между ними происходил какой-то беззвучный неслышный мне диалог. Наконец, Мария как-то вся сдулась. Уронила голову на руки поставив локти на стол, потерла лицо, взъерошила собственные волосы – еще один жест, так напоминающий Марко. И волосы у нее такие же смоляные…
Она невесело засмеялась, пряча лицо в ладонях.
- Зачем же ты… - выдавила она с трудом, мне показалось, что она плачет. – Прямо здесь, при мне… с-сука… – о да! В этом я был с ней согласен. Впрочем, когда она подняла голову, глаза ее были сухими, а вот лицо было как-то перекошено, не то тиком, не то спазмом.
Ее взгляд вдруг обратился прямо на меня и мое присутствие перестало быть анонимным. Марко тоже обернулся, сощурился, разглядывая меня с усмешкой, и сказал, принимая первоначальное положение, лицом к Марии:
- Мне так захотелось. Что поделать: нам с тобой всегда нравилось одно и то же.
В воздухе витало что-то такое, чего мне не следовало видеть, да и говорили они такое, что нужно говорить только наедине друг другу. Я не должен был и не хотел становиться свидетелем их разлада. Достаточно того, что я практически стал его причиной.
Уходя, я тихо прикрыл входную дверь.

Лето, жаркое душное, перевалило за середину, когда я уволился со своей работы. Впереди маячил пятый курс, самое время позаботиться о практике и, возможно, будущей карьере. Я нанялся вторым помощником младшего партнера некой юридической конторы. Меня работа в этом учреждении не очень-то прельщала. Для ознакомления с «кухней» моей будущей профессии изнутри такая работа могла бы стать неплохим первым шагом, но хотелось чего-то более перспективного. Пока я был кем-то вроде подшивальщика бумажек, разносчика кофе и пирожков и вообще мальчика на побегушках. Заглянуть в документы или понять, что и как делается, мне возможностей не предоставлялось, объяснять тоже никто ничего не стремился. Больно должность мелкая.
Однажды мне поручили и вовсе курьерскую работу, отвезти какие-то бумаги в другую контору в центр. Жара стояла такая, что впору было отлеживаться весь день в ванне с прохладной водой. О ней я начинал мечтать часов с одиннадцати, когда разгоралось пекло. В нашем офисе кондиционер был только в двух кабинетах – у начальства, конечно. Но что такое жара на окраине, в зеленом пригороде, по сравнению с асфальтированным застроенным центром, куда еще надо добираться общественным транспортом, который тоже не отличается комфортом?
Поехал, конечно, куда я денусь. Потный донельзя, несмотря на льняные бриджи и тонкую рубашку, весь помятый после автобуса, которым ехал до центра, я чувствовал себя чудовищно грязным. Времени было около двух, как раз после обеденного перерыва. Жара в этот час достигла апогея, и вокруг не было ни кусочка прохладной тени. Пока дошел по нужному адресу, одежда пропиталась потом еще больше, прилипла к телу, а я страшно не люблю этого, я вообще-то аккуратист в плане внешности.
Фирма эта, куда я направлялся, была несравнимо солиднее той, в которой я удосужился устроиться. Офис в историческом центре в отреставрированном особняке позапрошлого века. Охрана, как водится, не в пошлой форме с вышитым словом «охрана» на планке, а в костюмах. А секретутка-то у них тупая. Наверное, так тоже положено. Зато краси-ивая, модельной внешности, высокая, дорого одетая, с маникюром наголо, с сиськами, красиво упакованными в беленькую кофточку.
Я ей говорю, что пакет должен лично руководителю отдать, а она ни в какую. Оставляй тут, она зарегистрирует и отдаст, и хоть умри на месте. Не могу же я ее отталкивать от двери в кабинет ее начальника, она ее буквально грудью защищать готова. А у меня же тоже указания, пакет отдать строго адресату.
- Ладно, я подожду его тут, раз он «на совещании» - ухмыльнулся я и плюхнулся на шикарный кремовый кожаный диван тут же напротив секретутского места. Тоже мне, придумала бы что-нибудь поубедительнее. А то «босс на совещании», звучит прямо, как в дешевых мыльных сериалах. Подождать же мне было совершенно нетрудно, кроме того, совсем не улыбалось покинуть кондиционированное помещение и вернуться на прожаренные улицы. Да и рабочий день шел себе и шел без моего участия.
Секретарша насупилась, но выгонять меня у нее вроде бы причин не было. Сидим. Она за своим столом сердито щелкает мышкой, зуб даю, что пасьянс раскладывает на компе. Я, от нечего делать, копаюсь в своем телефоне. Вот вроде бы у меня не так много знакомых – прямо скажем, только институтские, да с работы. Друзей нет вовсе. Но телефонная книга забита под завязку. Удаляю все лишнее, заодно номера Зорича и Марии, которые там тоже оставались. Этого в моей жизни больше точно не будет, решаю я. Бочкин сам отлип, а Зорич… Чтож, надеюсь только, что сталкиваться в университете слишком часто мы не будем. С Марией же я просто боюсь встретиться.
За раздумьями я пропустил момент, когда дверь кабинета директора открылась и оттуда вышли несколько человек. Похоже, что секретарша не соврала, у ее шефа действительно было совещание, так я понял. Солидная клиентура, оценил я. По сравнению-то с тем контингентом, который приходил туда, где я работал – еще бы. Все больше я убеждался, что работа там мне ничего не даст. Интересно, берут они сюда практикантов? Ох, я не отказался бы работать тут, хотя бы самым распоследним помощником этой вот дуры в должности референта. К тому же, я сделал бы все, чтобы подняться как можно выше. Это же был бы такой старт… Мда. Мечтай, да не очень. В такие места наверное можно только через связи попасть, а какие у меня связи? Кроме половых-то, ха-ха.
Наконец, моё присутствие было замечено. Секретутка, впрочем, обожаемому боссу докладывать обо мне не спешила, ну да он сам меня увидел.
- Лена, кто это? – раздраженно спросил он, глядя на меня.
- Да это вот… Павел Евгеньевич, он сказал, что пакет привез…
- От Вересова? – коротко спросил названный Павлом Евгеньевичем.
- А я не… - проблеяла девушка.
- Да, - спокойно ответил я, вставая и протягивая ему документы. Взгляд его, когда он забирал у меня пакет, был цепким и колючим, хотя ничего враждебного я не почувствовал. Скорее, оценивающий взгляд.
Тем временем, Павел Евгеньевич наорал на эту Лену. Орал со вкусом и видимым удовольствием, отводил душу. Оказалось, что доложить о моем приходе она должна была сразу, что документы нужны были пять минут назад, а теперь все. Что-то там сорвалось, клиент потерян, деньги ухнули в яму. Лена, вылупив без того немаленькие глазищи, быстро наполнившиеся слезами, окончательно впала в ступор. Жалко ее стало даже.
Унесшуюся из приемной Лену начальник проводил с выражением лица, говорившим: тяжелый случай, очень тяжелый.
- Ненавижу секретарш, - сообщил он в пространство, усаживаясь прямо на ее стол, одновременно шелестя страницами из принесенного мной сшива.
- Наймите секретаря, - невозмутимо и нагло ответил я, опускаясь обратно на диван. А что? Я, может, разговор поддерживаю. А может, вообще шучу. А в каждой шутке – ну все поняли.
Он поглядел на меня поверх просматриваемых листков:
- Напрашиваешься?
- Да, - киваю и делаю серьезное лицо.
- А что за работа, в курсе? – спросил он уже полусерьезно. В его глазах скепсис, но не только, я вижу и интерес.
- Варить кофе, составлять расписание, заполнять документы, - перечисляю я, - и никогда не забывать докладывать о приходящих курьерах, - уже усмехаюсь. Типа шучу.
Он кивнул.
- Ты еще кое о чем позабыл, - насмешливо улыбаясь выговорил он, приподнимая одну бровь. Выражение лица его от этого приобрело некоторое злорадство. Я подумал, что этот человек прекрасно понимает сейчас, за что торгуется. Лена уже практически выброшена на фиг.
- Предугадывать желания начальства – само собой разумеется и не требует дополнительных указаний, - медленно сказал я, стараясь сохранить серьезное выражение на лице. Мне весело. Так весело, правда. Так что губы сами расползлись в улыбке, когда я вошел вслед за Павлом Евгеньевичем… то есть, за моим новым начальником в его кабинет.

КОНЕЦ ))

Спасибо рада что понравилось)
Я учитываю любые мнения)