Мальчишка замирает, прислоняясь спиной к прохладной, гладкой, железной стене. Завтра ему исполнится двенадцать, и родители нарекут его взрослым именем.  А еще, по традиции, в этот день они должны подарить мальчику что-то ценное и необычное. Папа и мама шепчутся по углам и прячутся от него уже месяц.  И здоровое детское любопытство берет свое,  мальчик принимается следить за родителями. Вот и сейчас, прислонившись спиной к стене,  слушает их разговор с Шаманом.
- Акари, ты сам первоклассный охотник, а ты, Рина – отличная сборщица.  Вы знаете, сколько жизней за год собирает Лес!  Ваш сын… Он проклят. Мальчик чувствует Лес, а Лес чувствует его.  Ваш сын может стать духом  Леса, и тогда кроме смертоносности, тот обретет еще и разум. И наш город погибнет.  Я убью вашего сына сегодня,  пока не поздно.
Мама мальчика поднимает голову:
- Нет, Шаман, я убью его сама. Это проклятие нашей семьи, и мне за него  платить.
Внутри все обрывается, отчаяние и боль  накрывают с головой, настолько страшно и плохо, что даже слез нет.  Он бежит прочь,  вылетая из открытых дверей Города, провожаемый криками стражи.  Бежит по мертво-выжженной земле, отделяющей Город от Леса. И ступает  босыми ногами на траву, но острые, как нож хорошего охотника, края травинок  почему-то не впиваются, не разрезают до костей нежные детские ступни.  Да и ярко-синие маленькие цветы,  от одного прикосновения к которым умрет и взрослый, настолько ядовиты эти красивые создания, закрываются за мгновение до того как мальчик наступит на них.
***
Просыпаюсь, и мгновенно Лес окутывает меня «заботой, защитой, любовью»  утешая и прогоняя мой сон. Огромное дупло в тысячелетнем дереве, служащее мне домом, наполняется звуками и запахами.  Я сплю редко и недолго. Раз в семь-восемь дней по часу. И всегда вижу эту частичку своей человеческой жизни.   Я не помню уже как выглядели мои родители,  не помню,  как выглядит Город изнутри, я только слышу голоса и чувствую невыносимо сильный запах смертоносного железа. 
Скоро наступит быстрая, бурная весна. И та часть меня, которая есть Лес,  будет навевать самые страшные сны.  Я выхожу из дома, и тут же натыкаюсь на Ами. Огромная, мне по плечо в холке, покрытая лоснящейся черной шкурой, с сильными когтистыми лапами, с клыками, длиною в мою ладонь,  молодая самка сааи радостно прыгает вокруг меня, как неразумный малыш и излучает «доверие, привязанность, радость, заботу».  В мою жизнь она ворвалась два года назад. Ночью я почувствовал волну «отчаянье, боль, страх, ненависть, тоска»,  и пошел к источнику.  Там, под тугими струями воды,   возле разрушенной горожанами норы, сидела жалко скулящая огромная хищница,  вылизывая полуживого детеныша, рядом с которым лежали маленькие трупики его  сестер и братьев.  Я спас её сына, а Ами спасла меня от одиночества. И следующим  летом, рядом с моим домом резвилось семеро  толстых, неуклюжих, шумных комочков. 
Я чувствую с десяток самцов сааи, бесшумно рыскающих на границе нашей с Ами территории. Сегодня у моей подруги последняя охота.  Уже послезавтра начнется весенний гон, и самцы начнут заходить на нашу территорию, предлагая Ами свою добычу.  Этим они будут доказывать, что смогут все долгое лето и первую половину осени обеспечивать едой и её,  и малышей. А Ами придирчиво изучая подношение,  день за днем будет принимать добычу все у меньшего количества самцов, пока не выберет одного, будущего отца своих детей. 
В тридцати километрах западнее моего дома находится Город. От него во все стороны разлетаются волны «ненависти, страха, смертельной угрозы». Животные не хотят подходить к Городу ближе, чем километров на десять, деревья не растут уже в километре от него,  только самая нечувствительная к ненависти трава растет в метрах трехстах от стальных стен.  Я раз за разом порывался уйти от Города подальше, но Лес удерживает меня, просто «жди».  Только с каждой весной мне все больше хочется покинуть свое жилище и сбежать прочь, туда, где нет волн ненависти, нет стойкого запаха железа.
Ами исчезает в густой листве бесшумно, и я растворяюсь в Лесу, позволяя себе быть везде одновременно.  Чувствуя каждую трагедию, одновременно являющуюся чьей-то победой, чувствую, как растут и впитывают соки земли вековые деревья, сердце  Леса.  Из этого блаженного состояния меня вырывает  слабый сигнал «опасность» посланный мне Ами.  Сааи самые крупные хищники Леса,  и опасность им могут представлять либо очень крупные стаи мелких плотоядных ящериц, каждая из которых  длинной от силы с мою ладонь, но охотятся они группами в  несколько тысяч особей, либо люди. 
Я переношусь к Ами, и вижу, что в трех метрах от неё лежит молодой охотник. Но человек уже не опасен, он крепко застрял в ползущем кусте, большие, в форме крючьев, шипы плотно застряли в мягкой плоти. Но удивляет меня не это.  В груди охотника, всего на пару сантиметров ниже сердца торчит нож. Лезвие пробило легкое, и юноша скоро умрет. Скорее всего, кто-то из его охотничьей братии попытался добить юношу из жалости. Но промазал, а лезть вглубь куста за ножом не решился. Охотник на мгновение приходит в себя и меня накрывает «боль». Я подхожу к кусту и тяну к человеку руки, растение тут же втягивает шипы, зная, что я не враг, оно не хочет ненароком  ранить меня. Легко подхватываю почти мертвого охотника, и осторожно кладу его на траву, которая не смеет впиваться в того, кого охраняю я. Вытаскиваю нож и бросаю рядом с человеком, через сотни лет металл разложится и станет нужным элементом почвы, а пока пусть лежит тут.  Расстегиваю рубашку из плотной кожи и прикасаюсь к обнаженной груди, передавая юноше часть своей силы, часть силы Леса. Раны закрываются мгновенно, и почти мгновенно исчезают шрамы, даже старые. Охотник судорожно вдыхает и открывает глаза.
- Ты Дух Леса? – спрашивает тихо и спокойно, но я чувствую исходящие от него «ненависть, страх, угрозу, удивление».
Киваю.
- Но Шаман говорит, что четыре поколения назад ты был человеком! – темно-синие глаза откровенно изучают меня, силясь найти что-то человеческое во мне.
Киваю. Я давно уже перестал выглядеть как человек: вместо кожи – кора, руки и ноги больше напоминают кряжистые ветки,  по хребту растут шипы, ногти стали загнутыми и острыми когтями, длинные клыки, местами я вообще покрылся листьями. Но это меня не беспокоит. Иногда я надеюсь, что рано или поздно у меня вырастут корни, и я превращусь в дерево.
Отворачиваюсь от него и медленно ухожу, зная, что именно он сделает, но почему-то надеясь, что ошибаюсь. Волна «ненависти, ярости, отчаянья» ударяет в спину раньше, чем нож и лезвие, врезавшееся в мою плоть, причиняет меньше боли. Вытаскиваю нож и ломаю его пальцами.
- Ты не можешь меня тут оставить! – юноша орет за спиной, и я чувствую его « ненависть, боль, страх, отчаянье».
- Почему? – говорю, и сам удивляюсь, насколько тускло звучит мой голос.
- Я безоружен, один. Лес убьет меня. И даже если я доберусь до Города, Шаман сразу поймет, что ты мне помог и меня убьют.
Поворачиваюсь, охотник стоит, опустив голову, и длинные рыжие волосы полностью скрывают его лицо.
- Иди за мной.
Иду, не оглядываясь, так быстро, что охотник почти бежит за мной.  Я мог бы взять его за руку и перенести к своему дому, но мне противно к нему прикасаться. Та часть меня, которая Лес, отвечает на ненависть ненавистью,  я же не видел более неблагодарных тварей, чем люди.
Через четыре часа мы добираемся, Ами, конечно, добралась первой и теперь радостно скачет возле меня. Человек же прячется за моей спиной, почти прикасаясь ко мне.  Он ненавидит и боится её, но Ами чувствует на охотнике мой запах, и, считая юношу моей добычей, полностью игнорирует. Я провожаю его в свой дом, и там охотник чуть успокаивается.
-   И что мне теперь делать? – он говорит так, словно я в чем-то перед ним виноват.
Пожимаю плечами.  Разворачиваюсь и выхожу. Мы с Ами отправляемся к небольшому озеру плавать, и там я, наконец, освобождаюсь от постоянного гнета чужой ненависти.  Сааи наплававшись вдоволь, уходит первой, но я не спешу домой. Путешествую по Лесу, и возвращаюсь только на рассвете.  Охотник спит, свернувшись на полу, ему снятся кошмары, и я чувствую «страх, паника», кладу руку на его плечо и посылаю «тепло, безопасность». Юноша успокаивается, и часа два еще спит. Просыпается резко, и меня опять затапливает его ненависть.
- Дух, я есть хочу.
Киваю. Выхожу и через пятнадцать минут возвращаюсь с чисто вымытыми фруктами.  Он говорит «спасибо», но я не чувствую его благодарности. Охотник с жадностью набрасывается на еду. Я жду, пока юноша поест.
- У меня имя есть – Киари, не называй меня больше Дух.
- Но ты Дух этого проклятого Леса, ты помогаешь ему убивать людей! И не заслуживаешь человеческого имени.  Если бы не ты, мои родители и брат остались бы живы! – человек кричит на меня, впервые позволяя своим чувствам вырваться наружу. Но кричит он недолго, вдруг резко смолкает, садится на пол, и обхватывает руками свои колени.- Киари – детское имя. Ты бы назвал свое взрослое имя, если так хочешь, чтобы тебя звали как человека.
- Тот Шаман, что был за четыре поколения до вашего,  решил меня убить раньше, чем родители дали мне взрослое имя.
- И правильно, с твоим появлением Лес стал еще опаснее.
- Так говорит ваш Шаман, ты этого знать не можешь.
- Шаманы не лгут и не ошибаются! – охотник вновь выпускает затаившуюся  ненависть наружу.
Мне надоедает этот ненужный спор. Перед тем как убраться подальше от этого живого клубка ненависти и страха, я беру со стола сделанный мною из глины много лет назад кувшин, тогда я еще пытался жить, как живут люди. Выхожу из дома и набираю в него воду из чистого ручья, отношу человеку.  Теперь можно забыть о моем невольном соседе еще на сутки.
Возвращаюсь вновь на рассвете, человек на этот раз спит в моей постели. А я чувствую, как наступает весна, вижу, как самцы сааи нарушают границы нашей с Ами территории, неся в зубах свои подношения. Она же лениво и беззлобно на них порыкивает. Они рычат в ответ, делая вид, что защищают свою добычу от наглой самки. Человек просыпается от этих игр и подходит к дверному проему, стараясь держаться за моей спиной.
- Они нападают на твою сааи! – говорит тихо, но взволнованно и я чувствую «ненависть, страх, любопытство».
- На Ами, - мягко поправляю.- И они не нападают, а ухаживают, предлагая ей свою добычу.
- Зачем тогда рычат?
- А если Ами не примет их добычу, можно будет сделать вид, что им просто удалось её отстоять.
Юноша впервые искренне улыбается. И я невольно любуюсь им, прекрасно понимая, что это просто Лес с весной на меня так действуют. Но близость охотника слишком меня волнует, и я поспешно отхожу.
- Они же не нападут на меня?- в голосе юноши слышится беспокойство.
- Нет. А вот на ужин у нас сегодня будет мясо, надеюсь, ты не против? Ами одной столько не съесть.
- Только не сырое, пожалуйста.

Eva Rouse Капризный? скорее испуганный и ждущий неприятностей от Духа Леса. И даждется же)

Он смотрит на меня загнанным зверьком, и я тону в «ненависть, страх, презрение». Та часть меня, которая Лес, ненавидит его в ответ, и толкает сломать, подчинить Рона, закрепить за собой право сильного.  Вот только я не хочу тонуть в чужой боли, быть виноватым в чьем-то кошмаре.
- Рон, - цепляюсь за его имя, чтобы не сорваться, и понимаю, что мне нечего сказать.- Я сейчас уйду. И когда вернусь, старайся держаться от меня подальше.
Выхожу и растворяюсь в вечернем сумраке. Что ж, один день весны прошел, осталось еще дней сорок пять. Я отхожу от своего дома все дальше в Лес, осознавая, что завтра вернусь, и все будет только хуже. Долгий переход не приносит физической усталости, просто дает время подумать.
Подхожу к озеру, даже в лунном свете четко вижу свое отражение. Впервые за долгие десятилетия  я полностью принимаю человеческий вид. На меня смотрит мужчина лет тридцати с уставшим не по возрасту взглядом,  на мне нет одежды, но это не смущает меня.
Эту весну я чувствую острее, чем все прошедшие. Это влияние Леса. Он не любит несчастных, не любит одиноких. Лес явно пытается влиять и на Рона, вот только горожане отделены от Леса своей вековой ненавистью, охотник не чувствует его влияния.
Я сижу неподвижно много часов, и только на закате понимаю, что мой невольный пленник, должно быть, очень голоден.  По дороге набираю фруктов, Рон замирает при моем появлении. Оставляю ему еду и вновь ухожу к озеру. Так проще.
Весна набирает силу, в воздухе, не смолкая, разносятся птичьи голоса. Одиночество давит с невероятной силой, и даже Ами нет рядом, чтобы дать мне частичку тепла.  Моя сааи, окруженная вниманием, в каждый мой приход, когда я несу охотнику еду, все же топит меня в своей «радость, доверие, преданность». 
Как всегда, засыпаю неожиданно для себя, прямо на берегу, и Лес навивает мне вновь призрачно-обманчивый сон. Просыпаюсь, и одиночество становится непереносимым.  Отправляюсь к дому, в надежде, что Ами вновь прогонит это чувство. Но близость сааи не приносит облегчения в этот раз. И я сдаюсь, вхожу в дом, чтобы хоть чем-то заполнить пустоту внутри себя. Пусть даже чужой ненавистью и болью.
Охотник спит крепко, не слышит моих шагов. Ложусь на постель, и только тогда Рон открывает глаза. Он пытается меня оттолкнуть, но близость чужого тела опьянеет ту часть меня, которая Лес. И я не могу уже уйти, только могу чуть сдерживать инстинкты.
Юноша вжимается в постель, нежно, почти невесомо прикасаюсь к его губам, одновременно посылая ему «возбуждение, забота, безопасность», в глупой надежде, что смогу хоть чуть-чуть разбавить своими эмоциями его «паника, отчаяние».  Медленно, не торопясь, целую, перехватив запястья и удерживая обе его руки одной своей.  Рон пытается что-то сказать, и я тут же пользуюсь возможностью, скольжу языком вглубь его рта. Юноша сжимает зубы, кусая со всей силы, до крови. Тут же разжимает зубы, окатывая меня новой волной усилившейся паники. Рон закрывает глаза, явно ожидая удара. Но я только провожу рукой по его щеке.
- Не надо, двое мужчин, делающих это, обречены на гибель, так Шаман говорит.
Смеюсь:
- А еще он говорит, что тот, кто увидит Духа  Леса, умрет в муках. Что-то ты не похож на умирающего.
Он замолкает, прокусывая собственную губу до крови. Извивается, пытаясь выбраться из-под меня, но это только сильнее заводит.  Прикасаюсь губами к его шее, не торопясь целую ниже, ключицы. Провожу пальцами по его груди, чувствуя, как под ними бешено бьется сердце.  На секунду поднимаю взгляд к его лицу и тут же отвожу глаза, чтобы не видеть отчаянно умоляющий взгляд. Я мну, ласкаю обнаженное тело, чувствуя переполняющее меня желание, стараясь игнорировать чужие «отчаяние, паника, унижение, безысходность».  Понимаю, что не могу сдерживаться дальше, отпускаю его руки, и раздвигаю его ноги.
- Нет! – он кричит, и срывается на плачь, когда я вхожу в него.
Ему больно, и я тут же успокаиваю причиненную мною боль.  Начинаю двигаться, стараясь делать это максимально медленно. Рон зажмуривается, слезы текут по его щекам, вот только они вызваны не физической болью, их причина «унижение, беспомощность, ненависть к себе, отвращение».  От очередного моего движения дыхание юноши сбивается, и я чувствую, что физически ему приятно.  Повторяю движения, и через несколько секунд слышу приглушенный стон. Понимаю, что скоро не выдержу и накрываю его член своей рукой. В результате, он кончает первым, я же через несколько мгновений после.
Едва отдышавшись, скатываюсь с Рона, подтягиваю его к себе, стирая кровь и залечивая прокушенную губу.  Убираю с его влажного от пота и слез лица прилипшие прядки, целую в плечо и шепчу:
- Извини, я не хотел, чтобы так получилось.
Рон молчит, но самое пугающее, я не чувствую его эмоций. Только пустота, поворачиваю его лицом к себе и сталкиваюсь таким же пугающе пустым взглядом.

Eva Rouse
бедный Рон, выбитыми пробками... надеюсь их можно поменять)

Eva Rouse не надо, я щекотки боюсь)

лизёна Ой) Спасибо, как же я рада вас здесь видить) Извините за неудобства переезда)

swet lana пожалуйста) Сама в шоке)

Рыж спасибо.

Eva Rouse Спасибо)  Сцена в Городе долась мне большой кровью.

Mitsuko007 Спасибо огромное))

Отредактировано simpli (2011-03-11 23:47:24)

Рыж Спасибо)

cherka Спасибо огромное)))

Jazvo4ka Спасибо)