Он такой красивый, когда спит. Черные волосы разметались по подушке, бледная кожа в свете еще едва различимого восхода практически не отличима от цвета светлой наволочки. Лишь черные кудри, обрамляющие лицо, не дают потерять это сокровище среди нежных тонов утра. И это вдвойне прекрасно. Когда еще можно поймать детектива спящим? Это бывает настолько редко, что Джон, проснувшись, даже не подумал о том, чтобы снова уснуть. Он разглядывал худое лицо с ярко выраженными скулами, пухлые, чуть угловатые губы, островатый нос и, конечно же, длинную шею с выступающими ключицами. Шерлок… Имя перекатывалось на языке, как едва ощутимые мягкие комки сахарной ваты. Только не сладкой, а довольно терпкой, со вкусом черного кофе, подслащенного двумя кубиками рафинада, с запахом вечернего Лондона, обычно пахнущего озоном, и, конечно же, самим Шерлоком. Ему очень подходит это имя. Оно такое же удивительное, целенаправленное, стремительное, подвижное, угловатое и активно социопатическое, как сам детектив в действии. И такое же спокойное, аморфное, опьяненное, задумчивое и горячее, как его обладатель дома. Шер-лок. Рычащий и повелительный лев для Лондона, и скромный, но горячий кот в постели. Он никогда не горел желанием проводить эксперименты над своим телом, как и над телом Джона, как бы ни странно это звучало. Гениальный сыщик и экспериментатор был приверженцем традиционного секса. Нет, им было не скучно в постели, но Джона всегда привлекала аппетитная задница Шерлока, который даже не разрешал к ней притрагиваться, не то чтобы языком, даже пальцами. А запретный плод, как говорится… И Ватсон просто не смог удержаться.
Быстро стащив одеяло и аккуратно перевернув Шерлока на живот, Джон подсунул подушку под его бедра и, облизнув губы, устроился между длинных ног, раздвигая в предвкушении заветные половинки, и чуть улыбаясь. Как, как можно было от него это прятать? Аккуратные упругие ягодицы, натренированные постоянным бегом и активной жизнью, нежная ухоженная кожа, такая бледная, что даже следов от пальцев почти не видно. Провести кончиком по расселине и улыбнуться ощущению складочек под пальцами, которые скоро окажутся в этой восхитительной заднице. Но нет, сначала... Провести языком между ягодиц. Просто провести, без излишеств, наслаждаясь терпким вкусом на кончике. Таким же, как само имя, сам Шерлок. Лизнуть еще раз, еще и еще, силясь остановиться, не увлекаться, но это просто невозможно! Губы приникают к сжатому отверстию и начинают целовать его, ласкать, посасывать края, облизывать, слегка царапать зубами, почти не чувствительно, лишь видимость… Боги, это прекрасно… У Джона стоит, как никогда. Но сейчас это неважно, ведь перед ним лежит раскрытый, покорный и временно готовый на все Шерлок. Его вкус опьяняет, и, чтобы хоть немного отвлечься, Джон спускается губами ниже, по промежности, к мошонке, теребя кончиком языка чувствительное место за яичками и слыша тихий всхлип сверху. Ему нравится… Так и знал! Поглаживая найденную приятность пальцами, возвращаемся обратно. Теперь можно чуть посвоевольничать, толкнувшись кончиком языка в анус. Тугой, ка и ожидалось. Очень тугой! Не тронутый ни пальцами, ни членом, что приятно вдвойне. Язык вновь очерчивает контуры, основательно смачивая тугое колечко мышц, а пальцы перемещаются от мошонки выше, сплетаются с языком в своеобразном танце-борьбе, чтобы уже через секунду проникнуть в желанное отверстие. Совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы сверху донесся стон и тихое: «Джон?»
Не отвлекаться, только не отвлекаться на этот низкий голос с хрипотцой, зовущий его, а то можно сойти с ума от переизбытка Шерлока. Палец продвигается дальше, смазываемый шаловливым языком доктора, который своевременно облизывает, не прекращая, в прочем, уделять внимание анусу. Вскоре кончик второго пальца прижимается к отверстию и мягко протискивается внутрь расслабленного тела, которое тут же напрягается, а изо рта доносится хриплый стон, в попытке отказать, приказать остановиться. Шерлок слабо дергается вперед, стараясь уйти от вторжения, но сильная рука не дает сдвинуться и на миллиметр. Джон вдруг замечает яркий румянец на щеках детектива, протест и смущение в глазах, но с губ готов сорваться очередной стон наслаждения. И у Джона окончательно сносит крышу. Он голодным поцелуем приникает к анусу, чуть сдвигая пальцы, позволяя губам и языку делать все, что вздумается. И они снова ласкают, облизывают, кусают, посасывают и дарят наслаждение, давая вскоре почувствовать и ощущение языка не только снаружи, но и внутри. Осознание этого приходит не сразу, но как только он это понимает, длинные ноги упираются пальцами и коленями в матрас, поясница прогибается, и Шерлок вновь рвется вперед. Уйти, не дать, отстраниться, стыдно! Но его снова прижимают к кровати рукой и гладят, гладят, гладят, трахают языком, пальцами, и снова языком, заставляя стонать и извиваться лишь в том крошечном пространстве, что позволяет сильная рука бывшего военного. Это настолько невероятно горячо, влажно, сильно, глубоко, потрясающе, что Шерлок срывается на хрип и кончает, едва пальцы Джона касаются его простаты. Краем сознания он скорее понимает, чем чувствует подтеки спермы на своих ягодицах, и притягивает к себе до неприличия довольного любовника, притворно хмурясь, но тут же расплываясь в улыбке.
-Вот уж не знал, что из всех моих вредных привычек ты переймешь именно эту…