Я просто мимо проходил...
POV Дикки

Давненько в нашем городе не было такой жары, сейчас всего шесть утра, по идее, солнце только недавно встало, а уже так палит. Душно. Хочется пить. Но разве это проблема, по сравнению с тем, что мне нужно пройти несколько десятков километров, чтобы попасть в школу на занятия? Кто-нибудь на моём месте уже бы давно забил на это дело и попытался лучше добраться до тенька, но я не «кто-нибудь», я - Дик. Парень со своими тараканами в голове, поэтому мне ничего не остаётся кроме как петь!

- Я иду один по грязи и по лужам
Я иду один, я никому не нужен
Мимо вялых проституток, мимо бодрых бандитов,
Мимо еле живых и слегка убитых*, - привычка, от которой я ни за что на свете не откажусь. Вот так всегда. Где бы я ни был, я всегда пою, видимо, это моё призвание или во мне просто проснулся сочинительский дар.

Именно эти ассоциации у меня вызывает вид нашего большого города, поэтому только такая рифма и лезет в мою чудную голову с утра пораньше.

Вообще хочется сказать об этом местечке побольше. Люди здесь вполне адекватные и довольно бесшумные, пока ты их не трогаешь и не пытаешься лезть в чужой монастырь со своим уставом.

- Я иду по обрывкам чьих-то страданий,
Я иду по застиранным и выжженным знаньям.
Мимо девочек-кокеток, мимо мальчиков-ковбоев,
Мимо сексуальных войн и садистский устоев, - «Ну как можно не петь о том, что видишь!».

Казалось бы, на дворе XXI век, и рабство уже давно отменили, но почему-то многие люди упорно не хотят менять старые консервативные нравы, выставляя своих «куколок» на всеобщее обозрение к стенкам публичных домов. Убого. Отвратительно. Весело. Угарно: «Курицы… со своими данными могли бы и лучше жизнь себе устроить». Вот только одно обидно, в нашем городе школы всего две, детских садика четыре, а этих домов «Развлеки себя за деньги, а если их нет, то развлекайся сам» тут десятки, если не сотни.

«И через эти дебри я должен идти?». А кому спасибо сказать? Конечно же своему верному и преданному опекуну, который отказался везти меня в школу.

- Я иду мимо сточных колодцев и ям,
Я иду мимо пахнущих духами обезьян.
Мимо съеденных собак и изнасилованных кошек,
Мимо выбитых зубов и разбитых окошек, - «Одним словом - красота!».

В Сеноне давно принято разделять людей на два типа: нормальные и ненормальные. По-моему, вполне логично, если бы не наоборот, это разделение вообще не поддается никакой логике!

Нормальными людьми у нас считаются те, кто ходят с различными видами оружия, выставив его на всеобщее обозрение, к примеру, заткнув за пояс кожаного ремня, как это делаю я. Казалось бы, такой человек должен получить статус «чудака» или хотя бы ненормального, но нет. Не тут собака зарыта…

Те люди, что выходят на улицу без всего, относятся ко второму типу. Всё просто! Они получили название некой «сорвиголовы», потому что именно от этих обалдуев ты абсолютно не знаешь чего ждать.

Как бы я хотел отнести себя к типу людей под номеров два, но увы, не судьба. Оружие, которым я совершенно не умею пользоваться, носить вынужден. Все из-за этого проклятого Шаки, который гвоздями прибил его к моему любимому ремню, а точнее единственному, который, как назло, я не могу снимать, иначе штаны спадать будут, а сверкать трусами не хочется. Хотя… всё больше обращая внимание на это палящее солнце, я понимаю, что не прочь бы сейчас и голышом побегать.

- Я иду по дорогам, я иду по траве,
Я иду по странным снам наяву и во сне
Я иду один по грязи и по лужам,
Я иду один, и мне никто не нужен!

- Эй, цыпочка, что так громко говорит о своей ненужности, сейчас всё исправим, если ты так хочешь, - раздается противный голос со спины, и когда я поворачиваюсь, вижу двух высоких парней, на вид которым лет 25.

«Я, кажется, забыл рассказать о ещё одном типе нашей расы – клоуны». Их в нашем городе хоть отбавляй, встречается даже высококачественный отборный сорт, но мне, как всегда, не повезло, и сейчас передо мной стоят два ушлёпка, обтянутые кожаной тканью. Смотрелось бы не плохо, если бы не эти рваные и небрежные дыры на их одежде. «А на развлечения времени совсем нет. Я в школу опаздываю».

- Может, сразу скажите, что вам нужно: деньги, моя печень или может учебники? – спрашиваю я, продолжая свой путь.

В таких ситуациях всё просто: ни за что не останавливайся – это главное правило.

Парень обтянутый красной кожаной тканью с дырками на груди, плечах, левом бедре и на обоих коленях ускорил свой шаг и к концу моей пламенной речи оказался наравне со мной.

- Ууу… ты, каких фильмов насмотрелся? – «Это я вас должен спрашивать каких. Чего так разоделись?».

- Кончай разговаривать с товаром, - в то время ко мне придвинулся вплотную второй парень, от чего я почувствовал его обжигающее дыхание на своём затылке (видимо нагнулся). - Ты идёшь с нами, мы найдём тебе новую семью, - тяжело произносит он, выговаривая каждое слово и кладя руку мне на талию, крепко сжимает, плотно прижав к себе. – Не рыпайся, - шипит он.

«Говорили же мне, не разговаривай с взрослыми дядями, а я, как всегда, не послушался. Что же теперь будет? HELP!».

* Люмен и Пилот – Я иду один!

Оно не то, чем кажется.
POV Габи

День в школе выдался не очень удачным: у нас провели сразу две главные контрольные по технологии и автомеханике, к которым я, конечно же, не была готова, хотя прекрасно помню, что Дикки мне вчера о них напоминал.

Кстати, о моём маленьком чуде, на контрольную он так и не пришел. Обычно за ним этого не наблюдается, и его отсутствие на таком важном мероприятии, меня очень волновало. Мои нервы и так подпорчены из-за этого мальца, а способность к паранойе увеличивается в разы с каждой такой выходкой.

Все три пары уроков в моей пятой точке был гвоздь любопытства и беспокойства за моего
Мальчика. Увы, телефона у него не было, чтобы позвонить ему, поэтому ничего не оставалось, как накручивать себя и ждать конца учебного дня, под конец которого в мою голову пришла самая абсурдная идея, которая посещала меня не раз. Но зато оправданная! Причина всё же была!

«Нужно ехать к нему домой!», мысленно дала себе установку и стала отсчитывать минуты до конца урока.

В нашей школе, да и в Сеноне в целом, уже никто не заботится о чужой безопасности, поэтому что уж говорить про сохранность личных данных, которые все ещё содержались на обыкновенных бумажных карточках, не смотря на наличие компьютеров.

Узнав адрес и переписав себе на телефон, я позвонила маме и оповестила её о том, что задержусь после школы. В отличие от отца, она сильно за меня переживала и разводила панику по каждому поводу, поэтому, чтобы не давать ей подобных установок на порчу своей нервной системы, которая не восстанавливается, я всегда звонила и предупреждала её заранее.

Я собрала свою маленькую сумочку, в которой были лишь ручка, карандаш и одна книжка. В книжке был весь материал по предметам на семестр. «Компактная вещь!». Отцепив свой мопед, я выкатила его на дорогу и отправилась в то место, куда «мечтала» попасть на протяжении долгого времени.

***

Я, конечно, подозревала, что живут они неблизко, раз Дикки возят на машине туда и обратно, но я не думала, что это будет так далеко. Прошел только час, а я ещё не проехала и половины города, так что уж там говорить про их дом?

- Чувствую, когда до них доберусь, скину двадцать килограммов не меньше, - я и так была не толстая, поэтому риск потерять трудом нажитый вес (дистрофик я), меня пугал.

Остановившись возле небольшого ларька, я купила бутылку газировки и большую булочку.

- «Режим питания нарушать нельзя», - успокаивала свою совесть, которая бесновалась из-за того, что я прекращаю своё восхождение на Олипм, а точнее мешаю себе попасть в «сказку», из-за простых потребностей желудка.

***

Спустя три часа усердного кручения педалей, я наконец-то добралась до нужного места. Пришлось даже ещё раз позвонить маме, чтобы она не вздумала поднять кого-нибудь на уши.

- Улица Лайн, дом номер 18, - взглянув на сохранённую заметку, я слезла с байка и стала катить его рядом с собой, в тоже время поглядывая на номерные знаки. Слава богу они были графическими, и выискивать их по бокам домов не приходилось. Знак находился прямо на крыше, где в древних сказках обычно восседал петушок.

Остановившись возле номера 18, я поставила байк у бывшего телефонного столба и, пристегнув его на цепочку, пошла по кирпичной тропинке, которая вела к двери нужного мне дома.

Перекрестившись раз десять перед этим, я привстала на носочки и, дотянувшись до звонка, приложила указательный палец к электронной панели. (прим автора: создана для распознания личности гостей, правоохранительные органы решили облегчить себе работу, чтобы знать последние визиты людей). Отбежав от двери на пару шагов, я схватилась за свою сумочку и с глазами испуганной мыши стала ждать.

- Ты кто? – дверь открыл высокий парень, с тёмными слегка растрёпанными (видимо спал) волосами чуть выше плеч. На нём были надеты строгая красная рубашка и спортивные шорты чуть ниже колен. «Ну и сочетание. В любом случае я представляла этого типа с собачьим ошейником и кучей татуировок».

- Я одноклассница Дикки, - опустив глаза в пол, пропищала я. «Вот так всегда: на словах храбрец, а на деле трус!».

- Что такое? – невозмутимым голосом спросил он и, оперевшись на дверной косяк, сложил руки у себя на груди.

По телу прошли мурашки, а сердце пропустило удар.

- Я волнуюсь за него. Дикки сегодня не было в школе, он заболел? Вы только скажите, и я сразу уйду, - сжав кулаки и зажмурившись, проговорила я ещё более тихим голосом.

- Что? Как не был? – возмутился он и, кажется, только сейчас на его лице стали прослеживаться какие-то эмоции. «Что? Извёл мальчишку, и теперь совесть грызёт?». – Проходи, надо поговорить, - «Чёрт. Я попала. Не этого я хотела».

Адекватные

POV Дикки

С ума сойти какими порой люди бывают неадекватными, чтобы так просчитаться.

Взаперти нас с Сэтом (мальчик, которого привели в комнату к Дикки) продержали три дня.

Лишь изредка мужчина средних лет (кажется, личный повар хозяина дома) приносил нам еду: простую воду и картошку с плавленым сыром. Как сказал покупатель, это поможет сохранить форму.

Кстати о Сэтте. Мальчик оказался вполне общительным и веселым парнем, учился он в другой школе (а у нас их две), поэтому мы ни разу не пересекались. В отличие от меня он хорошо знал район, в котором проходил этот аукцион по продаже детей каким-то смутным личностям.
Он объяснил мне, что такие мероприятия проводятся нередко (я этому крайне удивлён), и руководству города, которого на самом деле нет, это известно, некоторые даже частенько там закупаются. «Мне бы в такой супермаркет попасть».

Так как делать было совершенно нечего в эти дни, мы израсходовали почти все листы, которые нам оставили на столе (а их было не мало). Первое время они, конечно же, шли только для дела, а точнее для творчества: я писал песни, а Сэтт накладывал музыку, как выяснилось, он талантливый музыкант и хорошо разбирается в нотах. Вот только возможности проверить это, а именно послушать его игру, у нас не было. Видимо, создатели комнаты маленько не учли жизненно важные потребности их посетителей. Последние листы от нечего делать ушли просто с душой! На всякие кораблики, самолётики и вертолетчики. Я даже умудрился сделать из них карты и сложить в домик… Вот только он развалился, как только я встал с пола: «Крокодиловых слёз было не счесть!».

Что же ещё такого сказать об этих трёх днях? Я отдохнул, набрался сил… И, кажется, начал скучать по своему мучителю Шаки, я был готов вырыть подкоп ложкой, которую нам приносили для еды, и бежать вновь к тому Аду. Но ложек, как назло, не хватило. Кто-нибудь посчитает меня сумасшедшим, мол, парень мазохист. Его бьют, калечат, насилуют и убивают морально, а он ещё и рад. А я, честно, и скрывать не буду. Я рад. Просто тут нам почти не уделяют внимания… А там все внимание было приковано только ко мне… Наверное, воспоминаний, которые накопились за этот год пока я живу с Шаки, хватит на целых пять лет… Поэтому мою жизнь жалкой и скучной точно назвать нельзя. Однако, не об этом сейчас…

Спустя три долгих дня, покупатель наконец-то снизошел до низших слоёв общества (кукол) и наградил нас своим вниманием. А именно, он удосужился рассказать, зачем мы тут, собственно, собрались.

Перед тем, как нас посадили за один большой стол с хозяином дома. Прежде всего, меня и Сэтта попытались привести в порядок: вымыли, отодрали старые испачканные и полувырванные шиньоны и приделали новые, ну и в заключение, наконец-то поменяли платье (я рад, что хотя бы на нём количество бантов поубавилось, иначе к моим фобиям добавилась бы ещё одна).

Мужчина, который нас переодевал, решил особо не заморачиваться. Меня приодели довольно просто: кудрявый шиньон заплели в две пышные косички и впустили туда голубовато-зеленую ленточку, которая сочеталась с моими глазами и платьем, которое на меня надели. Без подъюбника, конечно же, не обошлось, поэтому это коралловое платье покоилось на нём. Вместо странных балеток с кучей завязочек мне позволили одеть летние тапочки, и ноги наконец-то почувствовали долгожданную прохладу и простор (ведь сидя в комнате мне так и не удалось расшнуровать эту обувь).

Сэтт отличался от меня лишь платьем, которое было чисто голубым. «У мужчинки пунктик на сочетание с глазами». А его белокурый шиньон заплели в одну плотную длинную косу, в которую вплели ярко-голубую ленту. «Осталось завернуть в подарочную упаковку, и можно будет дарить на праздник».

***

Нас вывели из дома, и за все то время, пока я не был на улице и не видел белого света, я успел полюбить и возрадоваться каждой букашечке живущей на земле, ну за исключением тех насекомых, что одели меня в эти лохмотья.

Погода, на удивление, была не жаркая, но солнечная… Лучи приятно касались кожи и согревали ее. Так и хотелось упасть на спину прямо на этой кирпичной дорожке и заснуть. Но моим мечтам не суждено было сбыться…

Нас отвели в большой сад, где я сбился со счёту, когда решил пересчитать все виды деревьев и их количество… Персики, груши, яблоки, виноград, кусты красной, белой и черной смородины… Даже где-то увидел грядки с клубникой и арбузами… Эх, и на всё один единственный вопрос: «Ну как у него всё это ещё не спёрли?». Я решил не загружать свой мозг тем, сколько же нужно было внести удобрений и сил, чтобы заставить все эти деревья, а точнее плоды, которые они дают, созревать одновременно и так долго держаться. Я предпочел оставить эти догадки где-то в дали своего сознания и просто насладиться этой красотой…

Где-то в гуще этого сада стоял большой плетеный стол и такие же огромные кресла, в которые нас усадили. Я был готов долго сидеть вот так вот, просто любуясь на всю эту красоту, которая меня окружала, и на безоблачное небо, которое меня всегда необычайно радовало… Но никто нам этого сделать не позволил.

- Ребята, - раздался уже знакомый нам голос, и в сад зашел высокий, светловолосый мужчина. На нём была не застёгнутая до конца белая рубашка и серые брюки, которые он закатал до уровня своих коленок. «Эдакий деревенский мачо, ему ещё соломинку в зубы и шляпу. Мне нравится его простота». – Я думаю, вы достаточно много времени провели вместе. И я надеюсь, что вы сдружились, - тихо произнёс он, усаживаясь в кресло напротив нас. – С этого дня, вы - одна команда!

* Lumen - маленькая девочка одна на крыше

Сегодня первый белый день.
POV Дикки

Большой светлый зал, украшенный раритетными вещами, в каждом из четырёх углов помещения стоят высокие статуи фигур. На вид они кажутся хрупкими, до них даже дотронуться страшно из-за боязни, что одна из этих фигур вот-вот рухнет, как хрусталь, прямо у тебя на глазах. Но если подойди ближе и всмотреться в эти тонкие изящные ножки, оперение и острый клюв статуэтки, можно увидеть, что внутри стекла есть тонкая ниточка серебряных гранул, которая на самом деле состоит из множества шариков, соединенных в цепочку. Вот этот внутренний каркас или скелет так называемой птицы и заставляет прочно стоять на своем месте, и даже если неуклюжий дворецкий случайно уронит поднос на это изделие, скорей всего именно он треснет пополам нежели это произведение искусства, которое стоит немалых денег.

Я насчитал шесть таких статуй только в одном зале: два красивых журавля, две цапли со сложенными крыльями и два розовых (крашеное стекло) фламинго. А если подумать, то каждая из этих птиц должна была занять лишь три угла, находясь в паре друг с другом, но все получилось иначе: в одном углу стояло все три вида птиц, они как будто глядели сквозь воду маленького искусственного фонтана, во втором углу стоял одинокий журавль, который выглядывал из тени домашних растений, а оставшиеся фламинго и цапля занимали третий и четвертый угол, но их головы были подняты вверх и, казалось, что они совершенно не замечают никого кроме себя, об этом еще знаменовали распахнутые крылья розовой птицы.

Посередине большого зала, прямо над витражной люстрой, стоял стол, накрытый на четыре персоны. На нём были все виды приборов, которыми мы так недавно учились пользоваться. Однако, что меня радовало, из еды на нём было не так уж и много: ваза с фруктами из сада Натаниэля, запеченная курица (заранее разрезанная), картофель, два вида вина и графин с соком.

Первая мысль, которая пришла мне при виде всего-этого: я вкусно поем, а вторая: не придётся пользоваться каждым прибором. Не могло не радовать. Но, как говорится «Нет худа без добра или добра без худа». Тот факт, что меня и Сэтта этим вечером должны были продать, не мог не огорчать!

Нас посадили по одну сторону с блондином, во главе стола место предназначалось для Натана, ну а напротив нас должен был приземлиться гость.

***

В зал вошли два мужчины: один в белом костюме, уже знакомый нам Натаниэль, а рядом с ним, по-видимому, вальяжной походкой тихо и не спеша шёл тот самый покупатель. У него, как и у меня, волосы были опушены, но не смотря на мою привычную растрепанную прическу, его волосы были уложены различными косметическими средствами, из-за чего не одна прядь не торчала и спокойно лежала за ушами, лишь короткие волоски у лба покоились в легком беспорядке, но в то же время смотрелись весьма не плохо. «Вот такой я человек, ну нравятся мне ухоженные люди! Хоть ты головой об бетон бейся!». На нём была одета светло-голубая рубашка и черные прямые брюки, пиджак он элегантно нес в руках, в одной из которых ещё держал небольшой чемоданчик. «Если это деньги. То мать вашу, Натан банкрот!».

- Знакомьтесь, - важно произнёс Натан. – Это наш гость, его зовут Александр (прим автор: интернациональное имя), я надеюсь, вы окажите свою вежливость и примите его с нами сегодня поужинать, - я бы ответил, но нам строго настрого было запрещено разговаривать, всё-таки мужские нотки в голосе тоналкой не замажешь. Я и Сэтт лишь в знак согласия кивнули и привстали, чтобы поприветствовать Александра, а заодно ещё продемонстрировать ему свои тела.

«Бордель тут развели. Зачем такие формальности если все знают, что тут происходит?». Из самобичевания меня вывела нога Сэтта, которая упорно добивалось того, чтобы я обратил внимание на ее обладателя. «Ну, зачем так колотить?».

За разговором двух «очень важных персон» мы даже не следили, обмениваясь стандартными знаками. К примеру, я сейчас уронил салфетку и из-за того, что она «испачкалась» бросил в рядом стоящую пустую вазу, играющую роль в этом доме мусорки. Это был тонкий намёк на интеллект Александра, хоть он и строит из себя очень важного человека, его манера говорить и вести себя за столом выдает его с потрохами. Уверен, когда он купит кого-то из нас, тут же набросится по приходу домой, а может даже и в машине! Нынче это модно.

Как бы вкусно все не было, из-за этого тугого корсета я так и не смог набить свой живот, как это позволялось мне у Шаки. Вот за что я его люблю, так за то, что он всегда следил за тем, как я питаюсь. Он кормил меня много, ну точнее готовил я, а он следил, чтобы я не вставал из-за стола, пока всё не съем. В итоге я мучился от переедания, а не, от недоедания, как сейчас! «Обидней всего!». Помню, как-то мы устроили с ним вечер фастфуда… Я сделал несколько пицц, закупился газировкой… В итоге эта пицца ещё неделю лежала в холодильнике, а мы с Шаки провалялись в постели, мучаясь с животами и живя какое-то время на одном бульоне. В школу я тогда не ходил. Габи опять подняла очередную тревогу, но смелости дойти до меня так и не набралась, поэтому высказывала мне в школе на протяжении трех дней, какой я эгоист и как мучаю её больное сердце. Не подружка, а скряга. Не скряга, а бабуля! Четное слово!

- Надо бы подойди к сути вопроса, ради которого я сюда собственно и пришёл, - разразил мои мысли знакомый голос Александра. «Эх, а я уже счёт времени потерял!».

Натаниэль кивнул головой и открыл свою папку, которая всё это время покоилась на столе по левую руку от нас. Он открыл её и достал оттуда скрепленные листы бумаги, на которых была нужная сумма денег, а так же те пятьдесят процентов, ради которых мы тут, собственно, торчим.

- Я беру обеих, - твёрдо заявил Александр, ставя свою подпись на двух листах и забирая уже свои документы в чемодан.

- Хорошо, дело ваше, - спокойно произносит Натан и, сложив руки в замок, пристально смотрит на покупателя. «Я-то знаю, чего он ждёт».

- Я могу перечислить деньги на ваш банковский счёт, а вы, если хотите, можете сразу проверить, - достав из кармана своих брюк телефон, он набрал пару цифр, после чего согласовав их с Натаном, положил телефон на место. В другой части дома послышался тихое гудение, которое с каждым шагом становилось всё громче. Дворецкий принёс в комнату телефон Натана и тот, проверив на нём информацию, благодарно кивнул Александру и встал из-за стола.

«Я один это заметил или когда вопрос встаёт о деньгах, всё получается так скомкано, тихо, но в тоже время быстро?».

***

- Благодарю, - произнесла жертва аферы, пожимая руку Натану, который провожал нас хитрым взглядом.

Нас посадили на заднее сидение машины и, закрыв дверь, куда-то повезли. Александр, в отличии от Натана в первый день, оказался гораздо разговорчивей, он даже предложил нам посетить пару ресторанов, от чего мы «мужественно» отказались. «Мне почему-то начало казаться, что мы оба втянулись в эту жизнь. Хотя я надеюсь, что это только моё суеверие! Я домой хочу. Я ещё ребёнок, рано мне по кабакам шляться!».

Какие бы попытки нас разговорить не предпринимал покупатель, мы всё равно молчали, хотя могли бы уже давно сдаться… Да к тому же отсюда бежать было гораздо легче, но Сэтт почему-то сказал, что первое дело нужно завершить до конца, что бы Натан стал нам доверять, а после можно уже будет думать о побеге.

***

Еду в машине и пою, тихо, молча, про себя! Не дай бог сорвусь и начну кричать песню вслух...

-Мы выбрали чужие имена,
Забыли только души поменять,
Подальше отбежали от себя и пробуем себя догнать,
Мы верили чужим словам,
Пытались сами делать чудеса,
А получались только дети да война,
Смеются и рыдают небеса.

И мы не сможем быть чище воды, кислотных снегов и дождей,
Мы не сможем быть добрее чем есть, мы не сможем быть добрее людей.

Бесплатное счастье твое и на век,
После каждого дождика, каждый четверг
Мы проживем сотню лет и умрем в один день,
Если нас раньше не убъет наша лень,
Мы за церковную свечку щемимся в рай,
И плачем - за что нас швыряет на край,
В ночной тишине услышь голоса,
Над нами смеются навзрыд небеса, * - "Не знаю сколько мне ещё осталось ехать, дорогу я измеряю только песней. Которая кричит про этих напыщенных идиотов своё мнение!".

***

- Ваша комната, - торжественно произнёс Александр, когда мы вошли в одноэтажное здание и проследовали прямо в первую дверь в коридоре, толком даже не осмотревшись.

Комната оказалась просторнее и свежее, чем была у нас. Обстановка в ней была более благоприятная и девчачья что ли. Мне даже начало казаться, что быть продаваемым телом не так уж и плохо, но я ошибался…

Дверь за нами захлопнулась сразу же, как мы перешагнули порог. Александр сразу же, сменив милость на гнев, подбежал к окну и задернул шторы. В его звериных и быстрых движениях, можно было прочесть месячное воздержание и какие-то странные наклонности, потому что сразу после того, как он развернулся к нам лицом, его былой вид пропал. Волосы растрепались, глаза горели, как будто он увидел перед собой цель всей своей жизни, а штаны, которые он так судорожно расстегивал, начали открывать его возбужденные гениталии.

- Мерзость, - прошипел мне на ухо Сэтт, и мне даже начало мерещиться, что не один Александр сменил своё обличье.

Блондин оттолкнул меня к стене, от чего я ударился локтем об прикроватную тумбочку и осел на пол. И тут до меня начало доходить… Мужчина, что нас покупал, совершенно не собирался устраивать нам райскую жизнь, отдавая часть своих апартаментов взамен на интимную связь.
Парень был с другими закидонами. Он подлетел к Сэтту и, ударив его кулаком в лицо, резво закричал «Шлюха должна быть шлюхой!».

Я испугался вида крови, которая тонкой струйкой стекала по виску блондина (видимо, он ещё и ударился обо что-то, пока падал). Я хотел было спрятаться куда-нибудь, сделаться незаметным для всех, но страх за парня меня волновал куда больше. Я набросился с кулаками на этого мужика, даже не думая о последствиях, которые не заставили себя долго ждать. Он одним ударом в живот, заставил меня согнуться, и я упал рядом с Сэттом лицом на холодный пол, корчась от боли.

- Потерпи немного, - прошептал он, прямо над моим ухом. – Считай до десяти, - скомандовал он, а сам начал подниматься с колен.

А я ведь начал…

Не поднимая глаз, продолжая смотреть на ножку кровати и держась руками за живот, я начал. Начал считать… Тихо и медленно.

Один…

Два…

Три…

Четыре…
Голос Александра приобрел нотки удивления, я точно не смог разобрать, что он бормочет, потому что мои мысли были заняты этим счётом, но я услышал громкий хлопок и вскоре грохот.

Пять…

Это упал Александр… Я хотел было поднять голову, но какой-то внушительный самоконтроль мешал мне это сделать. «Ты не досчитал», кричал внутренний голос, и я продолжил.

Шесть…

Он снова стал возмущаться, после чего послышался треск ломающейся двери и какие-то сдавленные крики.

Семь…

Кричал Александр, его били. Мне почему-то стало тоже больно, и я ещё больше вжался в пол, стараясь зажмурить глаза как можно плотнее.

Восемь…

Топот ног. Мы не одни… Не счесть сразу сколько людей вбежало в комнату, но внутренний голос ликовал и кричал «Нас спасли», а сознание не давало подняться, заставляя всё ещё считать…

Девять…

Я слышу, как кто-то кричит моё имя. Должно быть Сэтт вернулся, но голос совсем не его.

Десять…

Меня подхватывают знакомые теплые руки и крепко прижимаю к себе.

- Шаки, ты пришёл, - сквозь пелену тумана улыбаюсь я и чувствую, как по шее скатывается теплая влага, заполняя собой всю мою спину.

- Держись, - слышу я испуганный голос, после чего меня уже ничего не волнует. Я просто уткнулся ему в плечо, как можно крепче вцепился тонкими пальцами в обе его руки и закрыл глаза. «Я уже дома!».

***

С Сэттом мне даже не дали попрощаться, взвалив меня на руки как мешок картошки, быстро эвакуировав из этого здания и усадив в машину, Шаки не произнося ни слова, надавил на газ и куда-то помчался. Я смотрел на его карие глаза с густыми черными ресницами, они пристально следили за дорогой, судорожно двигаясь и переводя взгляд то на один то на другой предмет.

Сейчас он даже не поправляет свои взъерошенные волосы, которые лезут ему в глаза и явно мешают разглядеть всю картину происходящего на дороге. «Мне показалось или он покрасился? Его волосы стали гораздо темнее, чем просто черный. Или он не мылся все эти дни? Нет. Показалось. У Дикки просто мания величия и он думает, что ради такого пустяка, как пропажа личного шеф повара и уборщика на недельку, заденет душу его хозяина. Бред». Однако, Шаки действительно выглядел каким-то помятым, в прямом смысле этого слова: его любимая красная рубашка явно была не глажена и даже стирана один раз в простой воде без добавления порошка. Ах, эти детали!

Засмотревшись на его выразительные черты лица, я понял, как сильно скучал, и пока осознавал, не заметил, как машина подъехала к нашему дому. Шаки быстро выскочил за дверь и, уже открывая её с моей стороны, снова взял меня на руки. «Обычно он машину час закрывает. А тут хлопнул дверью и побежал!».

***

Меня вместе с вещами посадили в ванную и пустили из душа прямо на больную голову тёплую воду. В это же время, засучив рукава, Шаки, продолжая молчать и делать всё в спешке, начал развязывать корсет и буквально срывать с меня всю эту одежду. Дышать стало легче. Намного.

Он потянулся наверх к аптечке, она всегда стояла у нас в ванной, её там точно не потеряешь, и, вытащив из нее нужные медикаменты, вернулся ко мне. Оторвав зубами пакетик с ваткой, он достал несколько дисков и открыл бутылочку с перекисью. Спустя несколько секунд я почувствовал жжение на затылке. Он обрабатывал раны. Больно, но терпимо. Он даже, как заботливая мама, подул на то место. Было приятно.

И вот тут… Недельное молчание дало знать о себе. Я, кажется, начал говорить всё то, о чём думал. И то, о чём думал в данный момент, я и сказал. Тихо… шепотом, но он услышал.

- Шаки, я скучал, - и снова я вспомнил об этих ушах, которые я обязательно прижал бы к своей голове, если бы они у меня были. «Прости, прости, прости!». Виновато кричало сознание за то, что не сдержало язык за зубами.

* Lumen - небеса

Не надо снов.
POV Дикки
Интуиция - дело тонкое. Ты либо доверяешь ей всецело и безоговорочно, либо полагаешься на неё в крайне редких ситуациях, опасаясь, как бы она тебя не подвела и чтобы этот твой крайне редкий раз не стал последним. Для меня интуиция это то же самое, что женская логика, у меня она такая же. Никогда не знаешь, почему в груди присутствует ощущение страха, неоправданной боли, мимолётного счастья или радости, самое главное, что так или иначе, но это чувство есть и, если полагаться на него, то можно спокойно прожить хоть целый век.

Хотя я порой задаюсь таким вопросом, а точнее мыслью, что если бы я не полагался на эту интуицию, жить было бы гораздо проще…

Вот даже сейчас, лежа в своей теплой кровати, укутанный пледом, весь чистый, намытый и вкусно пахнущий, меня не покидает тревога… В редких случаях я задумываюсь «А не сон ли это», но сейчас именно тот вечер, когда этот вопрос въедается, как масленая краска в мои мысли, и как бы я не старался думать о другом, он всё равно возвращается с повторно нарастающей волной принося с собой страх, отчаяние и смятение.

С одной стороны я бы не прочь вернуться туда только по одной причине: время проведенное с Сэттом было самым интересным, веселым и непредсказуемым за всю мою жизнь (не беря в счёт Шаки – он неисправим), но с другой стороны мне страшно, я совершенно не хочу обратно к тем людям и боюсь, что когда открою глаза, снова окажусь в тех четырёх стенах, от которых веет сыростью и холодом. Признаться, мы не хило подмёрзли там.

Вот и сейчас, открывая глаза и пытаясь разглядеть сквозь тьму и мрак черты своей любимой комнаты, я в очередной раз убеждаю своё «Я», которое не умолкает ни на минуту, что всё позади.

Этой ночью… Всё должно быть иначе! Эта ночь…. Должна стать другой. Я ещё мал, чтобы понять, что мне нужно в этой жизни, но я знаю боль потери близких людей, я знаю разочарование в людях, страх одиночества и отчаяния. Всё это пришло с уходом отца и брата, всё это начинает уходить с приходом Шаки.

Я знаю его с малого возраста… Он стал другом Алена, когда мне было пять лет, а это значит, что ровно одну десятую века равную десяти годам я не нарочно провёл в обществе брата и его верного товарища. Я всегда думал, что Ален разбирается в людях, умеет различать фальшивых от настоящих и, самое главное, доверять на столько, чтобы тебя не предали… Нет, я не думал, я это знал! И я знаю, что Ален не ошибся в своём выборе, Шаки действительно был его Другом с большой буквы, что не может не вызвать улыбку на моём лице, ведь это бальзам на душу за родного человека.

Но ведь Шаки являлся другом моему брату, и он не обязан был себя вести так же и со мной, я это понимаю и принимаю, потому что считаю, что дружбу людей, так же как и доверие, нужно заслужить, хотя дружба включает в себя доверие. Однако, это не помешало ему после смерти моих родных вытащить меня из детского дома, где я пробыл несколько месяцев, и привезти к себе. За это я ему благодарен. Ведь он единственный человек, кто тогда помог. У нашей семьи был большой круг знакомых и много родственников, но они все отвернулись от маленького мальчика, который всегда был рад приходу каждого в наш дом. Но я не сержусь… Я понимаю их поведение, благодаря которому передо мной открываются истинные лица людей.

Но это всё вода. Соль на раны. И куча ненужных рассуждений. Я просто стараюсь занять свои мысли, чтобы не вспоминать… НЕ вспоминать о прошедшей неделе. Но всё тщетно, я возвращаюсь снова и мучаю свой разум, как будто хожу по кругу.

Наверное, сегодня всё иначе, и даже как-то обидно становится от этого. Я уже привык, что каждую ночь совсем недолго до того момента, как я усну, в мою спальную открывается дверь и тихо, еле заметно в неё входит Шаки. По дому он всегда ходит в своей распахнутой красной рубашке и плотных шортах ниже колена. Вот и в эти ночные визиты, он заходит именно в этой одежде. Всё по сценарию: я стараюсь стать как можно меньше и незаметней, делая вид, что сплю, а он, как будто не замечая этого, будит меня… Тихо, нежно, не грубо… Еле касаясь мочки уха, проводит своими тонкими пальцами, задевая шею и смахивая с нее прядки волос. Затем, позволяя себе забраться на мою кровать, двигается ближе и осторожно обнимает меня, гладит по волосам, целует в затылок. Но самое главное не это, самое главное то, что после я непременно выдаю себя, морщась от щекотки или поддаваясь этим ласкам, приятно нежась под ним. И он замечает, он этого и ждёт. Срывая покрывало и оставляя моё тело без этой иллюзии, без этой защиты, он накрывает меня своим телом, а его объятия становятся душными и даже болезненными, но это ещё одна игра, кто первый сдастся. Либо он – боясь меня задушить, либо я – боясь быть задушенным.

В конце концов, когда под тяжестью его тела кислород в лёгких заканчивается и я начинаю тихо кашлять и сопротивляться, из моих уст вырывается жалобное «мяу», на его «гав» и это снова означает, что он одержал верх надо мной.

Однако… Игра даже не подходит к завершению, она даже ещё не началась… Можно сказать это только расстановка правил между игроками. Самое обидное, что диктует их сам участник.

Обычно в конце этой игры на моём теле остается множество отметин, знамение о его присутствии: рубцы от укусов, синяки от засосов, царапины от ногтей, искусанные в кровь и посиневшие от частых поцелуев губы. Не скажу, что меня забавляют такие вещи, скажу иначе, меня приучили, а я невольно согласился. Но во всей этой неразберихе я никогда не брал инициативу на себя и не начинал первым, этого не требовалось: не успевал я подумать, как мысль материализовалась в виде его очередного визита.

Но сейчас его не было… Означает ли это, что он даёт мне возможность передохнуть и оправится? Но ведь мне помнится день, как я сломал руку, он ведь даже с гипсом устроил мне ночной пробег, полагаясь на то, что из-за этой травмы время на укрощение тратить не надо будет. Но тогда, что сейчас?

- Я не хочу увидеть сны, не нужно больше красоты,
Во сне мы снова будем рядом... А утром - Где ты?
И снова грудь сожмут тиски. Я не смогу, я не готов!
Я не хочу увидеть сны и я прошу: "Не надо снов"...* – опять песня, опять она выговаривается за меня, за мою душу. Так проще. Есть рифма, есть смысл, в ней все есть. Закрываю глаза… Открываю.

Откинув одеяло, встаю с кровати, опускаясь босыми ногами на прохладный пол. Я даже не помню как он одевал меня, приятно снова носить свои вещи. Мужские, а не какие-то там девчачьи шмотки. Люблю эту вытянутую кофту, она тёплая, да и снимать её гораздо проще, чем все эти корсеты.

Тихо открываю дверь и выглядываю из спальни: «Никого нет», шепчу себе под нос, подбадривая самого себя, и тут же оправдываюсь «А кого ты хотел увидеть? Ты же живешь тут один, кроме Шаки никого точно не встретишь!».

Мне не всегда нравилось расположение наших комнат, они были друг напротив друга, поэтому иной раз ночью даже вставать не хотелось, чтобы утолить свою жажду, ведь дверь у него всегда оставалась приоткрытой, и если бы я проходил, он бы непременно меня заметил. Странное чувство, когда попадаешься ему на глаза в такое время, поэтому остаётся только терпеть до утра. Но ведь сейчас я вышел из комнаты. Преследую только одну цель… Добраться до противоположной двери.

Она, как и всегда, была открытой. Аккуратно потянув за ручку, я прошел в комнату. «Спит», мысленно уверяю себя и возвращаю дверь в прежнее состояние. Благо, шумным скрипом она награждена не была.

Кровать в его комнате, как и в моей, была двуспальная, и сейчас на одной половине мирно покоилось его тело. Он спал на боку, спиной ко мне, что меня необычайно обрадовало, не хочется столкнуться с его взглядом. Ведь он всегда чутко спит!

Немного помедлив, я остановился на середине пути, думая, что же делать дальше, ведь я не рассчитывал на то, что он действительно будет спать. Тихо поднимаю руку, чтобы почесать затылок. Осторожно коснувшись раны, замечаю, что волосы ещё не до конца высохли. «Иди, не стой. Лучший вариант забыть о Натаниэле и его дурацких играх, это начать старую игру!».

Приподнимаю краешек одеяла и, осторожно занеся правую ногу на уровень кровати, опускаю её на мягкий матрац. Он слегка прогнулся, когда я забрался полностью, но, как и дверь, не издал ни единого звука. «Я могу считать себя везунчиком?».

Касаюсь его спины, осторожно завожу руку, протягивая дальше, чтобы была возможность обнять его и прижаться плотнее, что я и сделал. Сердце бешено стучит, и я чувствую, как его пульс стал чаще: «Проснулся!».

- Я ждал тебя, - тихо произносит он, от чего моё тело вздрагивает, но это заставляет только плотнее прижаться к нему. «Всё равно, пусть снова будет больно, но к этой боли я привык. Она лучше, чем снова остаться одному!».

Не отвечаю, лишь тянусь свободной рукой за одеяло и накрываю себя с головой, чтобы стать невидимым. И у меня получается. Надавливаю осторожно рукой, которая обхватывает его талию, чтобы перевернуть на спину. Всё так же нерешительно и осторожно поднимаюсь выше и чувствую, как его грудь стала вздыматься от нечастых, но сильных вздохов. «Воздержание целую неделю? Я в это не верю!». Рука тянется к резинке его трусов и, найдя, тянет их вниз, тело спускается к его ногам и, уже по давно отработанным движениям, сразу тянется к его плоти: сначала осторожно, не касаясь руками, лишь языком провожу вдоль ствола, который немного набух. Опять этот знакомый привкус его тела… Не спутаешь с другим. Прижимаюсь к его ногам, прислоняюсь щекой к его животу, осторожно и медленно втягиваю головку его члена, закрывая глаза, стараясь чувствовать только этот момент. Мгновение, которое заставляет моё тело рассыпаться как бисер. Я не чувствую стыда и страха, который был раньше. Я устал… Я устал только от одного: все окружающие думают, что он бьет и издевается надо мной, но это не так. От части не так. За всё время он не разу не поднял на меня руку, и это отражается в моих глазах, когда Габи в очередной раз расспрашивает меня о том, почему я не пожалуюсь на него. Ах… Если бы только она могла прочесть эту правду в моих глазах, которую я просто не осмелюсь сказать в слух.

Осторожно помогаю себе одной рукой, продолжая посасывать головку водя по ней язычком, делая её влажной от слюны и смазки, которая выступает от нарастающего возбуждения. Он лежит, не произносит ни слова и даже не двигается, полностью разрешая мне контролировать ситуацию. Но я так не хочу! Хотя и понимаю, что это только пока! Обхватывая в плотное кольцо его член, начинаю водить от основания к противоположному концу, тщательно облизывая его. В такие моменты чувствуешь себя шлюхой, самым настоящим прототипом той куклы. Но другого выхода нет, эта плата за его доброту ко мне и за его помощь, ведь денег у меня не осталось, и я нахожусь на его полном содержании.

Заглатываю как можно глубже, закрывая глаза и толкая его внутрь насколько позволяет мне строение организма. Я уже выучил: главное в таком деле дышать ровно и спокойно, чтобы не возникало признаков тошноты. Опять же ловлю себя на мысли, что уже втянулся, и длина, на которую я беру его, уже совсем не та, что была в первые разы.

Самое противное, он никогда не стонет. Понять, что мои прикосновения приносят ему наслаждение, можно только по учащенному биению его сердца или же дыханию, которое становится отчетливо слышно.

Хочу начать движение быстрее, чтобы как можно скорее довести его до конца, помочь насладиться этой разрядкой и просто перейти уже к этим мучительным последствиям для моего тела, но нет! Его рука быстро ныряет под одеяло и, схватив меня за руку, как тело тонущего в море, вытаскивает на берег и в попытке спасти ему жизнь, делает искусственное дыхание. Вот только оно затягивается и для чего-то к его действиям добавляется язык. Странно… Наверное, это вместо нажатий на грудь при восстановлении сердцебиения. В голове каша. Мыслей много. Ассоциаций уйма. Стараясь забыться, тянусь к нему и, прижимаясь всем телом, отвечаю. Опять же парадокс, первый мой неумелый поцелуй был с ним и сейчас за месяцы или даже годы практики его не сравнить с тем, как я целуюсь сейчас. Я не хвалю себя, просто в констатации очередного факта, отмечаю, что он старается научить меня всему.

Закрываю глаза и ложусь на него, опускаю руку вниз и, не разрывая поцелуй, продолжаю массировать его член. Получается не важно, ведь рука у меня не на столько длинная, да и он немаленький, поэтому, оторвавшись от его губ и спустившись по его телу, оставляя мокрые следы, стараюсь вернуться в исходное место и завершить то, что начал. Но его рука ловит меня за талию раньше, чем я снова скроюсь под одеялом и, прижав меня плотнее, снова возвращает наверх.

В темноте я сталкиваюсь с его глазами и с еле заметной улыбкой. «Что у него на уме?».

- Давай просто поспим, - шепчет он.

- Но я… - он не дает договорить, приставляя указательный палец к моим губам.

- Я никуда не уйду, ты ведь в моей комнате… - еле слышно произносит он. – Ложись спать, - не давая мне даже возможности ответить, он возвращает наши тела в состояние очень похожее на то, когда я обнимал его со спины, но только теперь обнимаю не я, а меня.

По телу от непривычной ситуации снова пробегает волна страха и я вжимаюсь в него, стараясь чувствовать тепло его тела больше, не допуская возможности даже миллиметрового расстояния.

- Во сне мы снова будем рядом, а утром - где ты? – тихо произносят мои губы и закрываясь вместе с глазами, окунаясь в сон.

Новый день - новый обман!
POV Дикки

Утром я проснулся с диким чувством тревоги внутри себя, не обнаружив на постели даже присутствия его хозяина (вторая половина была аккуратно заправлена), я слегка ужаснулся, и в голову забрёл очередной вопрос: «Не приснилось ли мне?». Но я знал, что всё было наяву.

Однако… Вскоре я понял, что именно так гложет меня изнутри и не даёт покоя. Сердце сводит, как будто я в очередной раз испытываю чувство потери близких мне людей… Всё тоже предчувствие. Так почему же это происходит? Ответ один. Мне в новинку просыпаться вот так вот легко и просто, когда поясницу не колит от боли, мышцы не ноют от вчерашних следов оставленных на теле от очередной игры, а самое главное, нет боли в висках, и тебя никто не будит, что бы как слуге отдать очередной приказ для выполнения. Кажется, что я один в этом доме.

Переборов это странное чувство в груди от этих ежедневных потрясений, я встал с кровати и, обнаружив на своём теле растянутую кофту, ещё раз удивился тому, что вчерашняя ночь мне не приснилась. «Он даже не дал мне закончить! Он даже не тронул ни разу меня. Как я упустил тот день, когда он начал сдерживать себя?». Вопросы лезли один за другим… пока я шел по длинному коридору, чтобы попасть хотя бы в гостиную. Я успел найти тысячи причин и тысячи вопросов тому, что послужило подобному отношению ко мне и изменения правил игры. «Где тут нежность? Точнее, зачем она мне?». Вчера… Открывая дверь той комнаты, я так хотел, чтобы всё было по-старому. Я даже признаюсь самому себе в кои-то веки, что мне нужна эта боль! Необходима! Я хочу вернуться к той жизни, которая царила вокруг меня на протяжении всего года! Так спокойней! Так гораздо спокойней!

Ступая босыми ногами по прохладному паркету, опуская глаза в пол и смотря себе под ноги, я дошёл до нужного мне места – гостиной, и когда глаза медленно вернулись наверх, чтобы оглядеться и найти дальнейшее направление, они не смогли двинуться, так и остановившись на силуэте двух людей, которые, сидя друг на против друга, мило о чём-то беседовали.

- Габи? – Когда я упустил знакомства этих двоих? И с каких пор этот человек «эмоция» скорефанился с моей подругой?

- Ни здрасти, ни до свидания. Доброе утро, Дикки, а точнее полдень, - как-то добродушно улыбнулся Шаки, от чего на душе стало ещё тоскливей. – Садись с нами, - не снимая с лица эту маску клоуна, он похлопал на место рядом с собой и для большей убедительность, взглянув сначала на диван, а потом на меня, заставил молча пройти и сесть на указанное место.

«Я, конечно, помню, что я просто обязан сидеть рядом, но обычно это звучало в более твёрдой и безжизненной форме. Хотя и не грубой! Просто без улыбки, без эмоций!».

- Дикки, солнышко, родной мой, я так за тебя переживала, - мигом подскочив с противоположного дивана, Габи буквально перепрыгнула низкий столик и очутилось у меня на коленях. Её руки, обвив меня плотно за шею, начали душить, а щека, которой она прижималась, вот-вот должна была протереть в моём лбу дыру.

- Остепенись! – Мягко и одновременно командно произнёс темноволосый парень, схватив мою подругу за руку и одним движением усаживая между нами. – Негоже так выплясывать, задушишь мне ребёнка и меня посадит, - усмехнувшись произнёс он.

- Нееееет, ну он же такой милааааашка и ты такая пусечка, меня просто распирают эмоции. Я волновалась. Переживала. Две ночи не смыкала глаз. Я ведь, как узнала, куда ты попал и что с тобой там делают, думала с ума сойду, - на слове «пусечка» она умудрилась потрепать за волосы Шаки, и я слегка прифигел от такого напора и вседозволенности с её стороны. «Господи, ну что тут творится?». Душа рвала и метала. «Стоп. А откуда она узнала?».

- Что, - чуть вскрикнул я, затем словив на себе холодные глаза Габи, которые тут же засияли и стали отражать очередное сочувствие, утихомирился. – Кто тебе сказал?

- Он, - она кивнула головой в сторону темноволосого и даже, потеревшись об его плечо, как кошечка, промурлыкала. – Я сообщила о твоей пропажи, и когда Шаки провожал меня на такси, он отправил мне смс о том, что звонили по поводу тебя, в ней он кратко обрисовал ситуацию. Пришлось звонить маме и говорить, что я ночую у тебя. Когда я вернулась в ваш дом, мне пришлось долго расспрашивать все подробности, а так как я осталась ночевать в твоей комнате, всю правду из него я все-таки выбила, - как ураган пролепетала она, пришлось ловить каждое её слово, чтобы ничего не упустить.

- Каким способом, интересно? – сорвалось с губ, и я снова был готов провалиться сквозь землю от того, что моя мысль сорвалась с губ раньше, чем успела дойти до мозга.

- В смысле? – вылупились на меня большие ярко-желтые глаза девушки, и она, слегка привстав с дивана, оперлась на спинку, чтобы поймать и мой взгляд.

- Что в смысле? Каким способом вы все узнали, как я там оказался? – уставился я на ребят, а затем, быстро подскочив, пересел на противоположный диван. «Да что сегодня за день? Куда пропала моя жизнь?».

- Через Сэтта, он разве не сказал тебе, что работает на городскую внутреннюю охрану. Среди народа она обозначается, как секретная, однако, её довольно легко найти. Так вот. Сэтт был на задании, и когда попал в дом того шизанутого паренька, что торгует людьми, встретил тебя и, узнав твоё имя, сразу же вышел на «родственников». То есть меня, - «Зашибись». Одним словом.

- Вы, что? – тихо просипел я. – Все издеваетесь? Вы знакомы, вы всё знаете, да и Сэтт тут оказался не тем, за кого себя выдавал. А я? А как же я? Мне-то кто всё рассказывать будет? – было обидно… даже плакать хотелось. Хотя в принципе я и плакал, навзрыд, внутри себя. Моя душа уже давно терзает себя изнутри… А глаза остаются сухими. Я как безжизненное тело поднялся с дивана и таким же шагом, который лишь говорил о моём унынии, прошёл в свою комнату.

Сев на свою кровать… Я взглянул в окно и, увидев пасмурное небо, быстро дернулся к нему распахнув ставни. Прохладный и свежий ветер дунул в лицо, а я лишь закрыл глаза и тихо пропел про себя.

- Сердце падает в карман -
Новый день - новый обман -
Всё как будто хорошо,
Вот только дождь пошёл...

"Птичка".
POV Дикки

Утром, стоя на кухне уже одетый и собранный в школу, я обнаружил, что встал, как это обычно происходит, в семь часов утра. Не смотря на то, что спал я с раннего вечера до этого времени, голова совершенно не болела от пересыпа, и тело было во всеоружии и готово к новому дню.

Поставив сумку с учебниками на стул и поправив свою фиолетовую рубашку, я подошел к окну на кухне и открыл медные жалюзи. На улице не было ни души, даже привычных рабочих, которые должны были следить за порядком в городе, выходя до рассвета на свои посты, не наблюдалось. Лишь маленькие клочки мусора, которые гонял ветер, говорили о том, что жизнь тут ещё вертится (ведь оставляет же кто-то эти вещи). Небольшие лужи на тротуаре были знамением вчерашнего сильного ливня, я уже было хотел удивиться: Почему они так быстро высохли? Но вспомнив про очередные особенности нашей погоды, я просто закрыл на это глаза и отправился выполнять свою утреннюю обязанность, а именно, готовить завтрак.

Так уж получалось, что с Шаки мы утром пересекались очень редко, чаще всего на столе была записка:"Я ушёл, буду поздно!". Содержание гласит о том, что его может и не быть несколько дней, так как работа на строительной фирме отнимала много сил и занимала много времени, ведь на самых важных мероприятиях, которые длились сутками, Шаки просто обязан был присутствовать, иначе бы это вызвало массу недовольства со стороны его коллег. Второй же вариант был самым простым. Если записки не было, то это означало только одно: Шаки сегодня целый день будет дома и все дела станет решать, находясь в своём рабочем кабинете. Всё просто! Это для меня выливалось только в одно: я должен был просто приготовить ему завтрак и, оставив его на столе, пойти в школу. Точнее поехать. У меня из-за дальнего расположения учебного заведения было огромное преимущество, которое проявлялось в том, что Шаки нанимал машину, в обязанности которой входило возить меня из школы и обратно.

«Завтрак должен быть сытным и питательным» всегда говорил мне мой отец. Именно по этой причине он или брат кормили меня утром, как будто в последний раз, запихивая мне в рот всё, что найдётся в холодильнике. Поджарят яичницу с беконом, сварят кашу на молоке, наделают бутербродов и, самое главное, перед тем, как всё это съесть, обязательно приготовят плотный салат, заправленный майонезом, который я терпеть не мог.

С моим Безумцем, что сейчас крепко спит, дела обстоят гораздо проще. Он ест всё, что я готовлю и в любом количестве, никогда не придирается. Хотя если честно, я только два раза за весь год жизни с ним видел, как он ест мои завтраки. «А вдруг он их выкидывает? По идее я же в школе и не вижу, съедает он всё или нет. А впрочем, какая разница? Готовить всё равно придётся или смысл раннего подъема будет потерян!», поправил я сам себя и подошел к белому ящику.

Из холодильника я достал пачку яблочного сока (он никогда не пьёт чай или кофе утром, я теперь тоже), брикет ветчины, коробочку с яйцами, сыр, помидоры и банку солёных огурцов. Нарезав ломтиками хлеб, я закинул его в тостер и, поставив на пять минут, занялся приготовлением яичницы. Как обычно, всё по стандарту: первыми на раскаленную сковородку упали ломтики ветчины и помидоров, а после того, как я прожарил их с двух сторон, их нежные «тушки» накрыла яичная смесь.

Взвизгнул тостер, и, спустя секунду, на поверхности оказались четыре кусочка хлеба с золотистой корочкой. Положив их на отдельную тарелку, накрыв сверху ровно нарезанными ломтиками сыра, я убавил огонь под сковородкой и полез в верхний шкаф за двумя стаканами.

- Птичка уже проснулась, - как только я коснулся ручки, чтобы открыть шкаф, за спиной послышалось то, от чего я чуть не свалился с кухонного стола, если бы не рука, которая, подхватив меня за локоть, помогла остаться в прежнем положении. Я бы точно сегодня в школу не пошёл.

«Утром птичка, вечером мышка. Он когда-нибудь выберет, что-то одно?».

- Доброе утро, ты на работу? – удивленным голосом спросил я, накладывая на тарелки содержимое со сковороды.

- Нет, просто пришёл на запах, - томно произнёс он над ухом, буквально выдергивая из моих рук стаканы и наливая в них сок. – Тебе бы ещё передничек, и будешь похож на горничную, птичка, - ухмыляется он, а я затылком чувствую, куда он смотрит!

Всё просто! Перед тем, как заняться готовкой, я всегда собираю волосы в хвостик, чтобы ни одна из моих патл не упала на глаза во время готовки и не дай бог на еду.

«Так может, купишь мне его, и я тебе устрою горничную? Только учти, с ними не спят! Хотя нет, спят», вынес я сам себе вердикт и поставил тарелки на стол.

- Что? Даже не поговоришь со мной? – ухмыльнулся он, усаживаясь напротив и беря в руку вилку, начинает осторожно ломать яичницу на кусочки.

- А надо? – буркнул я, утыкаясь носом в еду.

- Вкусно…

Не знаю, зачем я себя так веду, почему у меня в душе такое отторжение в ответ на его ласку и заботу, которой он меня одаривал по каплям в течение года. Не скажу, что я привык тому, что он грубо со мной обращается. Просто многим людям присуще быть тираном и деспотом, хотя к нему относится только первое. Я знаю эту натуру Шаки и бешеную страсть к чужой боли. Это его фетиш, который почему-то ежедневно выливается на мне. Я только сейчас стал осознавать, что таким образом он просто приручил меня, ведь первым чего я захотел, оказавшись дома после недельной нервотрёпки, это почувствовать эту боль. И что самое странное, меня её лишили. «Шаки, что за ходы? Ты хочешь, чтобы я начал тебя просить об этом? Но ведь ты прекрасно понимаешь, что язык у меня просто не повернётся, чтобы произнести это вслух!».

Накалывая очередной кусочек и машинально кладя себе в рот, я всё ещё продолжаю летать в своих мыслях.

- Ну, так ты согласен? – Тем временем произносит Шаки, а я понимаю, что всю его «пламенную речь» только что пропустил мимо ушей.

- Что? – нервно сглатываю я, на секунду мне показалось, что мои мысли материализовались или хотя бы то, что он телепат и, поняв то, о чём я думаю, решил подписать мне пожизненный приговор.

- Да что с тобой творится? – Как-то обиженно твердит он, за что мне становится стыдно. – Неужели так хочется, чтобы я по чаще тебя «наказывал», скучаешь по этой боли, Дикки? – «Да нет, не может этого быть!». – Я только что сказал, что отвезу тебя в школу, машину я отменил. Ты каким местом меня слушаешь? Если хочешь, могу тебя к доктору записать, ушки посмотрит, - взбесился он, отодвигая почти пустую тарелку и выходя из-за стола.

- Собирайся, бегом! Мы едем, - остро кидает он, выходя на улицу: «Мне кажется или я теперь понял, как сделать так, чтобы прежний Шаки вернулся?».

Ну, вот кинула те главы, что есть) далее проды будут добавляться по мере их написания

http://ficbook.net/readfic/142604, тут они появляются чаще, но автор будет стараться и сюда вовремя зайти

жду ваших отзывав

Не устоять 2.
POV Дикки.

«Я хочу Вас», эхом отдаётся от стен фраза, сказанная лично мной несколько секунд назад. В голосе играют нотки похоти, переплетаясь с возбуждением и диким стыдом. Стыдом, вызванным не из-за сказанных слов, а скорее всего из-за положения, в котором я вынужден сейчас оказаться… Молить, просить, а главное чётко заявлять о своих желаниях без права другой формулировки. Он воспринимает только правду… Открытую правду, сказанную мной, и меня это почему-то подталкивает. Подталкивает к нему, а не отдаляет. Сумасшедший! Но такой уж я есть… Меня по частичкам слепили из глины и, сунув в печь, заставили на веки застыть в таком состоянии… Кто-то скажет - бред. Глину можно снова растопить и сделать прежней, но будет не прав… Подобная глина прежней никогда не будет, огонь придал ей огранку, а вода, что когда-то была в ней, испарилась, чтобы заполнить собой внутренний сосуд, а не его структуру.

- Может, ты хочешь попросить меня о большем? – окутывая меня негой своих фраз и прикосновений, он убирает руку от моего паха, чтобы непрерывными и плавными движениями подняться к шее. – Я готов выслушать тебя, - шепчет он прямо в губы и в очередной раз заставляет смотреть ему прямо в глаза… Глаза, которым просто невозможно подобрать описания. Они в зависимости от света и внутренних ощущений его обладателя могут применять различную леопардовую окраску со всеми её оттенками. Сейчас из-за тягучего желания, которое распространяется и по его телу (я это чувствую), цвет его глаз приобретает огненно рыжий оттенок с серебристо-черным отливом.

- Я прошу вас, - не отводя глаз, заглядывая во всю их глубину, стараясь соблюдать контроль (который давно потерян), тихо заявляю я. Румянец на щеках больше не поддается мне… Можно сказать, я потерял контроль над всем телом и, будто стоя где-то вдалеке, наблюдаю за своими действиями.

- О чём же, Дикки? – склоняется прямо надо мной, нависая всем свои телом, от чего я чувствую запах его одеколона и свежесть улицы, которой пропитана его рубашка. Руки, которыми он касается кожи лица, проводя пальцами по губам, пахнут чем-то сладким, и в тоже время они пропитаны запахом салона его машины. Необычно. Но это то, к чему можно привыкнуть…

- Я. Хочу. Большего, - не в силах держать в себе этот странный порыв, что заставляет меня так возбуждаться и откровенно хотеть своего опекуна, коим он официально является по бумагам. Но ощущения, что наполняют низ живота, не дают возможности соображать трезво, напоминая о том, что я и так слишком много думал о нём во время его отсутствия.

- Умница, если мышка правильно просит, то с моей стороны будет не вежливо ей отказывать, - он опускается ниже, от чего глаза невольно закрываются, а вместо ожидаемой и желаемой боли в области лица, получается всего лишь еле заметный поцелуй, который заставляет веки по очереди дрожать…

Не в силах разомкнуть их, я так и остаюсь в непорочной тьме, облокотившись на стену… Мир потихоньку начинает терять свои краски, из-за чего обостряются остальные органы… Слух… кажется, я начинаю слышать каждое его движение. Он сделал маленький шаг назад, чтобы опуститься на одно колено и занять более удобную позу… Его руки продолжают хозяйничать на моем теле, обводя каждый контур. Кажется, я успел высохнуть… Влажными теперь остались только волосы и возбужденная область паха, в которой всё еще скапливается напряжение…

Он прикасается своими влажными губами к моему животу. Так осторожно, будто боится ранить меня, от чего сердце начинает стучать быстрее, а сознание, барабаня о стенки мозга, кричит о том, что совершенно не этого хочет. Не нежность… Не её я хотел. Или нет… И всё же тело, отзывающееся на его ласки, хочет убедить меня в обратном? Нет. Не хочу…

Его влажный язык проводит дорожку от пупка вниз и как только касается возбужденной плоти, сердце останавливается, а душа забивается в угол и больше не дышит. «Он же… он же никогда этого не делал». Сначала целуя его, даже не прибегая к помощи рук, он смачивает слюной весь мой пылающий орган и, когда я, кажется, готов ринуться в сторону от него, он резко и на всю длину вбирает его в рот, от чего прежние мысли просто теряются в пространстве. «Признайся же сам себе, Дикки. Это гораздо приятней чем то, что он делал с тобой раньше». Движения становятся четче… Низ живота наполняют какие-то странные ощущения, которые напоминают озноб, когда простужаешься… Будто захватывая своей властью весь организм, это трясущее и в тоже время невесомое состояние распространяется на ноги, которые, если бы не стена, вот-вот бы подкосились из-за отсутствия опоры.

Последний толчок… и я сдаюсь… от страха излиться ему в рот, я приставляю руку к его голове, чтобы убрать, но он предугадывая мои действия лишь резче толкается вперед. Создаётся впечатление, что его рот просто меня насилует, но это не так. Я знаю, что такое насилие с его стороны, в ней нет места нежности, которая присутствует прямо здесь и сейчас. «Ну же…», последний толчок и я с глухим стоном наполняю его теплый рот своей жидкостью. «Он накажет тебя, непременно накажет», - кричит разум, после чего замолкает, будто старается отдышаться вместе с телом от полученного удовольствия…

Он встает с колен и, томно улыбаясь мне прямо в глаза, отходит к двери своего кабинета…

- Вообще-то я не думал, что задержусь настолько, ведь заезжал я сюда с одной целью – забрать бумаги, которые оставил, - открывает дверь он и заходит внутрь.

Подросток.
POV Дикки

- Наконец-то я тебя нашел, куколка моя!

Сэтт буквально вбежал в дом и одним легким движением, подхватив меня на руки, стал тискать (в прямом смысле этого слова). Он мял меня за щечки, ушки и носик, пытался растрепать все волосы на моей голове (и всё-таки сделал это), затем поставил на пол, а потом опять, сократив расстоянии одним прыжком, продолжил меня душить в своих объятиях.

- Я так давно тебя не видел, куколка. С этой долбанной рабоооотой, - «Странно, вроде бы Шаки упомянул, что ему больше, чем двадцать, и что он работает на разведку. А что я вижу сейчас? Подростка, который вот-вот задушит своего сверстника».

- Отпусти, - я упёрся локтями ему в живот и начал выкручиваться, как хомяк, которому давят на пузо. – За…ду…ши…шь, - наконец-то объятия стали мягче, а потом он и вовсе их ослабил, из-за чего я, не удержав равновесия, просто рухнул на пол.

- Чай будешь? – когда я встал, лицо Сэтта было уже серьезным, сейчас он больше напоминал мужчину и даже соответствовал своему строгому черному костюму.

- Я совсем забыл, - шепотом произнёс он. – Кто-нибудь дома есть? – я покачал головой в знак отрицания и, показав ему рукой в сторону кухни, пошел заваривать обещанный чай, на который мне так и не дали согласия.

- Так это же здорово, - улыбнулся он и сел на стул. – Я-то уж думал придётся долго знакомиться и вести себя, как подобает. Эх… А вообще, почему-то только в твоем присутствии на меня нападает жуткое ребячество, может мне тебя за это сдать «властям»? – он сказал это таким тоном, что я был готов выронить сахарницу и поднять руки над головой, чтобы со мной ничего не сделали, но увидев гаденькую насмешку на лице парня (для меня он всё ещё сверстник), расслабился.

- Ты это… Не пугай меня больше так, ладно? – он кивнул и улыбнулся, чтобы смягчить мое напряжение. – А то затащу тебя в комнату и снова переодену в куклу, - после слова «кукла» мы снова столкнулись взглядами и, увидев маленькие искорки, взорвались диким ржачем.

Всё-таки мы вдвоем умудрились пройти через эту «каторгу».

- Слушай, а ты ведь в курсе, что Натаниэля не посадили? – спокойным голосом спрашивает Сэтт, забирая у меня чашку с чаем.

- Я тебе больше скажу, я его видел на днях, - почему-то хотелось показаться более взрослым на его фоне, ведь он умело играл в те дни, и я ему действительно поверил, так может и мне поиздеваться и притвориться кем-нибудь.

- Да… Не ожидал. В любом случае можешь больше не волноваться. Завтра его перевозят в нестандартную колонию, которая находится на западе города, - пять, шесть, семь. «У него одно место от такого количества сахара не слипнется?».

- А что ты имеешь в виду под словом «нестандартную»? – мне и вправду было интересно. За последние пять лет, когда в нашем городе «власть» резко поменялась, унеся с собой жизни многих людей, а так же нравоучения половины населения, вся такая система как полиция, врачи, пожарные и даже банки (частные и государственные) переквалифицировались в людей, которые теперь работают только за очень большие деньги, а те, кто отказались идти подобным корыстным путём, лишились всего (про само оборудование, я вообще молчу).

- Извини, я вообще не имел права говорить, что она у нас есть. Скажу только одно: это здание для «заключенных», замаскировано под лабораторию, на её первом этаже, в принципе, она и находится. А вот, что располагается двумя этажами ниже (под землей), ты уж изволь простить меня… И так много сболтнул, - он размешал свой сахар и стал отпивать сладкий чай с таким наслаждением, как будто пьёт эликсир жизни, а не переслащенную горячую воду.

- Да, да. Если что, я - могила, - сквозь улыбку произнёс я, присаживаясь рядом и откусывая свежее печенье (я разве не упомянул о том, что в момент отсутствия Шаки, умудрился наготовить кучу еды).

- Могилы иногда и раскапывают, - как-то по особенному сурово, как будто читая тяжелую книгу, произнёс он. Я лишь кивнул в знак того, что отчётливо понял его слова. Хотя я до сих пор не могу понять, кому я об этом смогу рассказать и что после этого может случиться?

- Так… чего мы всё обо мне, да обо мне. Давай рассказывай, карапуз, как тут твоя жизнь? С кем живёшь? И чего один дома тухнешь? – после его слов стало заметно веселей, и я вспомнил, каким зажатым он был в первый день, когда его только привели в комнату, и тот момент, когда мы шли на это «задание». Он был таким раскрепощенным…

- Мой опекун сейчас работает, у него фирма строительная стоит, без его руководства ничего сделать не могут, вот и приходится одному дома сидеть, я тут уже пятый день в одиночестве, - так странно называть так Шаки, я ведь раньше никому не рассказывал про него, да и не спрашивал никто собственно.

- На твоём месте я бы разнёс квартиру за эти дни, а где тот кхм… заботливый парень, что так бережно выносил тебя из здания? – Сэтт кивнул мне на моё печенье и, показав большой палец вверх, дал мне знак, что ему очень понравилось, и он бы не прочь взять ещё одну.

- Ты, наверное, и говоришь про моего опекуна. Его зовут Шаки и он не заботливый, - для себя отметил я и продолжил поглощать свой чай.

- Не знаю… Говорить не буду, но то, что видели мои глаза, говорят об обратном. Хотя, дети, - он перекинулся через стол и потрепал меня рукой за волосы. – Часто не понимают мотивов взрослых… Сколько ему лет-то?

- Не знаю, - почему-то после его вопроса мне стало стыдно, что за целый год я не удосужился спросить у него. – Кажется, двадцать пять…, - я хотел было найти себе оправдание, почему не знаю возраста Шаки, но Сэтт даже не дослушал меня до конца.

- Так! Отставить разговоры в строю, поднимай свою тушенку, поехали покатаемся, - он схватил меня за руку и попытался вытащить из-за стола, но вместо того, чтобы пойти с ним, я лишь вцепился свободной рукой в стул и отрицательно покачал головой.

- Давай лучше тут посидим, можно посмотреть какой-нибудь фильм, - сам не знаю, почему это предложил, но теперь мозг отчётливо пытается вспомнить: а собственно, где ты у Шаки видел диски с фильмами?

Невесомость.
POV Третье лицо

Стрелка часов показывала без пяти двенадцать… Тёмные облака уже давно затмили всё небо, образуя собой непроглядную глубину, сквозь которую видно звезды и большую полную луну. Она сегодня прекрасна как никогда… Её сияние настолько чистое, что готово завораживать собой людей на часы, приковывая их взгляды…

Комната, в которой спит темноволосый юноша, окутана мраком, лишь несколько лучей лунного света, которые просочились сквозь окно и прозрачные занавески, попадают на его тело, заставляя открытые части мерцать в его свете. Юное лицо парня не искажает гримаса усталости, выражая собой длинный и кропотливый долгий день, сейчас его лицо настолько прекрасно, что с него можно было бы нарисовать картину, чтобы навеки запечатлеть его…черты…каждый контур… Всё это оттеняется, из-за чего создаётся впечатление безумно гладкой и ровной кожи.

С того момента, как он лёг в кровать, он ни разу не перевернулся, уснув в таком положении, он так и остался лежать на спине, подмяв под одну ногу простынь.

Дверь тихо открылась, и в неё вошел высокий молодой человек, лицо его не сильно показывает его возраст, из-за тени которая падает на него, но можно сделать вывод, что ему не больше двадцати пяти, может двадцати шести… Парень, повесив на спинку кресла свой пиджак и сумку, осторожно, чтобы не разбудить спящего ангела, прошёл вглубь комнаты и остановился прямо на против кровати. Осторожно убрав одеяло, он опустился на одно колено и занял сидячее положение на его постели…

Выражение лица, зашедшего в обитель парня, отражало спокойствие и блаженство, однако, быстрый и беглый взгляд говорил о его беспокойстве. Погладив спящего юношу по волосам, он аккуратно провёл рукой по оголенным местам его тела… Начиная с плеч и заканчивая высунутой из под простыни ножкой, которая в свете луны приобретала художественные очертания.

Тихо привстав с кровати, он снова вернулся к тому креслу, на котором оставил свои вещи. Казалось бы, он должен был их забрать и покинуть помещение, чтобы и дальше оставить сон её хозяина безмятежным, но он этого не сделал. Лишь расстегнув пуговицы на воротнике и манжетах, он буквально вынырнул из своей красной рубашки, а затем, еле слышно щелкнув бляшкой ремня и молнией, избавился от своих приталенных брюк.

Вернувшись к кровати, он осторожно вытащил простынь из под парня и, позволив опуститься своему телу рядом с его, накрыл обоих. Перехватив одну руку парня и сплетя свои пальцы с его, он осторожно перетянул спящего мальчика на себя и обняв свободной рукой, еле ощутимо поцеловал в висок.

Поцелуй был настолько невесомый, что вряд ли бы разбудил спящего человека, особенно не чуткий сон этого юноши, коим обычно он у него является. Но сегодня… На этот легкий жест он отреагировал иначе: распахнув свои сонные очи, он поднял голову, чтобы взглянуть в лицо человеку, который потревожил его сон.

Первые несколько секунд, всё ещё находясь во власти Морфея, он просто смотрел сквозь парня и так же потерянно и невидимо улыбался… Его сознание вернулось к нему только после того, как парень, убрав свою руку с его талии, переместил её на подбородок и, заставив его лицо оказаться ближе, осторожно прикусил его губу, а затем вовлек окровавленную часть, а затем и весь его рот во взрослый поцелуй. Проникнув в него языком, он начал активно хозяйничать, стараясь окончательно разбудить парня и хотя бы заставить отвечать на эти его… действия.

И, кажется, получилось: глаза парня стали светиться, и в них будто бы загорелся огонёк жизни, после чего он оттолкнулся от своего пленника и взглянув ему прямо в глаза, тихо произнёс:

- Ты вернулся? Так быстро? – стараясь занять более удобное положение, он попытался выскользнуть из захвата знакомого ему человека, но у него абсолютно ничего не вышло.

- Не ждал? Могу уйти… - парень покачал головой, показывая, что совершенно не хочет этого. Хотя бы по той причине, что ему нужно услышать причину столь раннего возвращения. - К тому же прошло ровно пять дней, как я и писал в оставленной записке, сейчас полночь, так, что дома я на законных основаниях…Я был на работе… целых пять дней… без какого-либо отдыха и внимания…М, намёк понял? – на секунду в глазах парня, что лежал сверху и отрешенно смотрел на всю эту ситуацию, проскользнул огонёк и даже на лице появилась мимолетная ехидная улыбка, после которой он в один миг натянул на себя простынь и попытался опустить к ногам собеседника.

- Нет, мышка. Намёк понят не правильно, хотя он из той области. Ты прав, - буквально проурчал он над ухом юнца. – Напряжение невероятное… - он снова притянул мальчика за лицо и, высунув свой язычок, прошёлся по его сомкнутым губам. – Я бы хотел немного другого, - прошептал он прямо над ухом, от чего юный парень удосужил его лишь еле заметным кивком.

Опустив руку вниз, гость стянул с хозяина комнаты нижнее белье и, сомкнув в кольцо своей руки его плоть, начал осторожно и часто двигаться.

- Я не хочу получать удовольствие один, - в губы прошептал он, придвигая парня вплотную к себе и разворачивая спиной, заставляя его тело лечь к себе на живот. Осторожно губами коснувшись его плеча, он прошелся вниз, чередуя на его нежной коже спины поцелуи и укусы, оставляя темные следы.

Осторожно приподняв парня, чтобы было удобней, он продолжил ласкать его пах рукой, тем временем облизав указательный палец второй руки, медленно спустился вниз, раздвигая проход юноши и растягивая его.

Как только влажный палец полностью вошел в мальчика, его тело выгнулось дугой. Он опрокинул свою голову на плечо партнёру, который вносил в его организм столько колких и приятных ощущений, которые, как бабочки распространялись по всему телу.

Осторожно прикусив мочку уха юноши, он вынул из него влажные пальцы, чтобы войти в него своей горячей и набухшей от возбуждения плотью.

-Прошу, сильнее, - поймав новый укус на своей шее, произнёс парень, выгибаясь на встречу своему захватчику, который так бесцеремонно вторгся в его ночь, забирая с собой его сон.

- Не сегодня, мышка, - покрывая поцелуями его спину, он осторожно приподнял парня и поставил его на кровать. Опираясь на колени, медленно вошел в него. Глубоко… На столько… На сколько позволяло растянутое тело юнца.

Кажется, он упустил момент, когда его пленник стал отчетливо подаваться назад, насаживаясь на его плоть, чтобы получить одновременно и тягучую боль и то удовольствие, которое обычно получают из-за подобного процесса.

- Прошу, сильнее, - буквально кричит он, выгибаясь навстречу и продолжая двигаться назад.

Гость поймал его бедра и, исполняя желания своего пленника, начал осторожно двигаться внутри, стараясь вбиваться еле ощутимо, но при этом проникая так глубоко, чтобы заставить мальчика извиваться в его руках, выгибаясь дугой, как можно больше.

- Пожалуйста, - еле слышно произносит мальчик. – Прошу… Сильнее.

- Я уже отвечал на твою просьбу отказом и решение своё не изменю. Я обещаю, будет больно, но не в этот раз, - он прошелся своей рукой по волосам юноши и, двинув бедрами навстречу, продолжил: - Так что расслабься.

Кажется, ночь была окутана сладкой негой, и от ощущений этих двоих воздух в комнате наполнялся странным ароматом… Сладким и в тоже время настолько приторным, что капелька свежего воздуха не помешала бы… Каждое движение было отчетливым, оно доставляло им обоим то страстное наслаждение, которое истомой отдавалось в каждой клеточке.

"Элита".
POV Дикки

Наверное, для многих весьма необычным покажется тот факт, что человек, у которого есть возможность проехать на транспорте абсолютно бесплатно Туеву Хучу километров для того, чтобы нежданно-негаданно нагрянуть в гости к своей лучшей подруге, решил преодолеть это самое расстояние на своих двоих, упуская подобную возможность. Для меня же… Собственно. Этот факт, как и все предыдущие, по мнению людей «необычный», является вполне нормальным явлением.

Кажется, около часа назад, если время, которое высветилось на электронных часах мне не врёт, я покинул «родной» дом и отправился в эти самые гости. Пешком. Решив не отвлекать Шаки от работы, который почти сразу же после завтрака скрылся за бардовой дверью своего кабинета, я понял, что как минимум до вечера он оттуда не выйдет. Поэтому у меня есть, всего ничего, семь или даже восемь часов, чтобы прогуляться от своего дома до дома Габи, перекинуться парочкой фраз и отправиться обратно.

Выйдя на мостовую, я пошел по длинной, ровной, без каких-либо трещин или изъянов дороге. Именно от этого места можно было писать все самые захватывающие книги про наш Сенон, ибо не смотря на обильность «ровных» построек, которые так и норовят привлечь твой взор, заставляя тебя остолбенеть минут на тридцать, если не больше, сама «серая» масса этого района является самой непригодной для общения.

Наверное, все без исключения знают все проблемы и загвоздки такого социального слоя, как элита. Избалованные подростки, которые сидят на шее у своих папиков и, как комары в вечерний зной, сосут их драгоценные денежки. Так вот… Можно сказать, что эта самая элита за пять лет толком не поменялась, лишь сменилась ее основная однородная масса. Если раньше все эти самые денежки, которые вытягивают зазнавшиеся детишки из карманов своих родителей, зарабатывались непосильным трудом и потом, то сейчас… они зарабатываются кровью и силой. Причём силой, которая охватила весь многокилометровый город, и заставляет даже самых «отчаянных смертников – дебоширов» огибать подобные райончики за несколько верст.

Мой же талант искать на своё бренное тельце приключения обусловливается только одним очевидным фактом: «Горы по плечо, реки по колено». Да нет. Все гораздо проще. Я таким родился, и этого никогда не изменишь… Даже в детстве, когда отец уезжал по делам и оставлял меня с Аленом под его чутким контролем, мы умудрялись ввязаться в самые умопомрачительные и захватывающие по локоть приключения.

Брат везде всё и всегда брал силой. Характер у него был такой… Нет, конечно, эту самую силу без нужды или по своей прихоти он никогда не применял, если только на тренировках, на которые был вынужден по велению папы ходить с детства. А у меня же все выходило совершенно иначе: благодаря такому амёбному складу моего ума, я пытался выпутаться из ситуации или хотя бы слиться с ней при помощью своей «острой» фантазии.

Вот благодаря это адской смеси, передряги, в которые заносила нас ветреная судьба, оказывались самыми наикрутейшими. Как раз одна из главных таких выходок, способствовала тому, что я наотрез отказался носить с собой какое-либо устройство мобильной связи. Как минимум… У нее есть самая главная проблема: где бы ты ни был, тебя всегда и везде смогут найти, если у тебя в кармане лежит эта офигенная штука.

Наверное, именно по этой причине, первым делом, когда Адские Киллеры выходят на дело, они стараются избавиться как можно скорее от этой самой штуки и зашвырнуть ее куда-нибудь подальше. Почему?

Да всё очень просто. Создатели этих самых звенящих погремушек подписали договор с сотрудниками полиции для того, чтобы опять же сократить им время поиска пропавших без вести, тем самым установив в телефоне систему, которая, как и электронный дверной звонок, считывает информацию и записывает всё в личную базу данных, которая от начала и до конца твоей жизни хранится в государственных архивах этой организации. Вот только по сравнению с звонком, мобильный телефон в несколько раз усовершенствовали. Например, помимо простых данных: где человек находится и в какое время, эта штука умеет считывать датчики с чужих мобильных, чьи владельцы находятся в радиусе двухсот метров. Это помогает найти и последних (самых очевидных) свидетелей происшествия, узнать, с кем владелец сотового контактировал за последние сутки (да и не одни).

Однажды, прогуливаясь недалеко от дома, я увидел большую вывеску, на которой ярко красными буквами с зеленой (ядовитой) окантовкой было написано о скором концерте моей любимой группы. Когда-то, сидя в интернет сетях, я наткнулся на аудио файл, вместо названия у которого был просто скинут стих, как позже оказался куплет песни. Я прочёл. Понравилось. Очень понравилось. Следовательно, после длительного и долгого умиления и восторга над строками, а так же чтения с выражениям, я скачал файл и прослушал его.

Меня заразило…

Такой болезнью, кажется, мне в жизни больше не заболеть. Музыка… Голос… Слова… Всё - как одно целое, в каждом есть свой смысл. Я даже понял, что смысл прочитанных мной строк преобразился, когда я услышал звучание.

Песня сидела у меня в голове в течение недели, я сам мастер сочинять всякий бред, который потоком выходит из моей головы, чтобы выразить странные чувства, посетившие меня, или отношения к людям и местности, в которой я нахожусь…

Спустя долгие и длительные поиски, я всё же нашел название группы этих ребят и даже умудрился скачать ещё пару имеющихся песен, которые непосредственно унесли меня в эйфорию забытья, оставив наедине с ритмом… На тот момент ребята еще не раскрутились, да и мало кто был готов слушать такую «чистую» музыку, где так открыто поется обо всем, что происходит в нашем мире. Да и как минимум лет десять практически девяносто процентов нашего населения слушают электронный долбеж в уши.

Именно поэтому, увидев таблоид и знакомую надпись, я сломя голову помчался в тот самый район, где продавались билеты. А продавались они только в клубе, где должен был пройти этот самый концерт. Идти пришлось долго… Но дорога и время, которое она заняла, были ничем по сравнению с тем, что творилось у меня в голове. Предвкушение! Предвкушение этого зрелища… Живого и настоящего.

На удивление или наоборот, в очереди оказалось довольно много народу, поэтому времени, чтобы достать эти самые билеты ушло не мало… Но я их достал! Себе и брату, который после долгих споров и уговоров, согласился послушать их музыку, и, что самое для меня неудивительное, она ему понравилось, поэтому, покупая заветную карточку, я не забыл и про него.

Когда я вышел из здания счастливый, довольный и полный жизненных сил, прошёл пару сотен метров, началось самое незабываемое и, на мой взгляд, жуткое зрелище, которое повлекло за собой плачевные события.

На углу, за который я благополучно завернул, ошивалась эта самая «элитная» масса, которая уже как три года господствовала в нашем городе, забирая всё силой и унося жизни тысячи людей. Облокотившись на свои дорогие машины, молодые парни и девушки в коротких юбках стояли и глазели, как в кругу этого сумасшествия избивают пожилого мужчину, на шее которого весела большая по весу золотая цепочка и крестик. Их я увидел сразу, потому что в то самое время, как моя нога прошла ещё один метр, и тело оказалось ближе к ним на определенное расстояние, эту цепочку сорвали с его шеи и со словами «Нищему сброду непозволительно носить такие вещи» стали пинать в район живота и бить по лицу. Кровь выступала не лице и открытых частях тела старика, очень быстро, я даже не успел моргнуть, как его лицо изменилось до неузнаваемости.

Сердце забилось бешено… Я старался дышать, как можно глубже, но грудная клетка как будто стала в десятки раз меньше, позволяя сделать только маленький прерывистый вдох и такой же выдох. Все мои эмоции, а точнее эти частые удары сердца, считал мобильный телефон и отправил сигнал отцу и брату, которые являлись «приватизирующем фактором» (родителем абонента) и имели доступ к моей личной информации на таких же правах, как и полиция.

Ежесекундно сработанная реакция, привела к остолбенению нескольких людей из той группы, которые, повернув голову в мою сторону, стали слушать пронзительную мелодию, издающуюся из моего кармана. А играла, между прочим, та самая первая песня.

- Эй, нищий. Выключаешь свою шарманку и медленно, без резких движений подходишь к нам, - обратился ко мне ближний невысокий парень, который держал в своих объятиях полуголую девицу.

Послушным кивком, надеясь на то, что я смогу ситуацию уладить мирным путём (а это у меня выходило весьма часто), я выключил, как мне и сказали, мобильный и миллиметровыми шагами пошёл навстречу к этому Аду.

- Ближе, - в то время, как я сравнялся с первым человеком из их шайки, ко мне обратился высокий мальчуган, чьи руки и ворот рубашки были испачканы кровью. Он-то и бил того человека.

Со смиренным лицом, которое не выражало ничего кроме идиотского понимания ситуации, я подошел к звавшему меня парню и как только поднял свои глаза на него и встретился с его поистине звериным взором, который не входит ни в какое сравнение с глазами Шаки, был грубым толчком отпихнут в сторону, в результате которого, моё тело приземлилось на землю рядом с тем стариком

Ударить меня не успели, потому что, благодаря такому внезапному, но громкому появлению моего брата и его лучшего друга, а по совместительству моего опекуна, их машина, чуть не встретившись с автомобилями этих Понтов, визжа шинами, остановилась прямо перед нами. Брат и Шаки, как ошпаренные вылетели из нее, смачно хлопнув дверьми, и в один миг оказались около меня.

- Ты чего не отвечаешь? – взвыл брат. – Хотя, не отвечай. Вижу!

Он переглянулся с Шаки и, в став в агрессивную позу, которая показывала все его волнение, с презрением оглядел «элитную массу».

- Дерьмо и есть дерьмо, - прошипел Шаки, разминая кулаки и поворачиваясь в мою сторону, однако на меня он толком не взглянул, его взор сразу же устремился на пожилого мужчину, чье тело со стремительной скорости теряло нотки жизни. Поморщившись, он снова перевёл взгляд на брата, на которого и я сразу же обратил внимание. Но поздно. Он, уже сжимая свои кулаки, бил лицо парню, который измывался над стариком.

- Стой, - только и вырвалось из моего рта, как Алена стали бить два парня, толкая в спину. Шаки… на одном месте долго не стоял, сунувшись к брату и прикрывая его спину, как в фильме про супер героев, они устроили настоящую уличную войну. Две машины, которые уехали сразу же, как был сделан первый удар, видимо решили, что им не следует в этом участвовать, освободили место для «танцплощадки», на которую вскоре перекочевали почти все, кто там был.

Эх… только жаль, что в фильмах все так высокопоставленно, и добро всегда побеждает зло. Но у нас всё оказалось иначе… Не скажу, что кто-то победил, но мы оттуда всё же уехали! С максимальными потерями в обоих командах… Плевать, что было с теми, самое главное, что было с нами, а точнее с Аленом и Шаки. Ссадины, синяки и кровоподтеки, это меньшее, что тогда они оба получили. Алену сломали руку, из-за чего он не смог вести свою машину. Шаки сильно задели плечо, но не так ощутимо по сравнению с тем, какой порез ему оставили на спине. (И в таком состоянии мы умудрились доехать до дома?). Всю дорогу, уткнувшись в колени и посматривая то на одного, то на другого по очереди, я жалел, что вообще взял с собой эту штуку, по вине которой пострадали для меня самые близкие и дорогие люди (Шаки в их числе). У меня не было ни единой царапины… А я молил, чтобы меня вернули на пару часов назад, чтобы исправить всю эту ситуацию. Самое, что не наесть, смешное! Грустно и плачевно было только мне, брат и друг всю дорогу шутили, смеялись и в таком состоянии умудрялись даже давать друг другу подзатыльники.

Шаки улыбался… По-настоящему, искренне. Возможно, это был единичный раз, но с братом он всегда был другим, да и собственно стал угрюмым упырём в результате его смерти! Поселив в моем сердце надежду, что возможно кто-нибудь его когда-нибудь вернёт к жизни. Честно говорю и заявляю, что пробовал… Но куда мне тягаться с братом? А может быть я не так пробовал…

В любом случае, та ситуация оставила неизгладимый отпечаток в моей памяти и тогда, сидя в машине, я выкинул этот телефон и, увидев, как он вдребезги разбился об асфальт, пообещал себе, что никогда не возьму с собой эту штуку! Лучше умереть одному, чем носить цветы на могилку близким людям…

Конец.
POV Дикки

Отряхнув слегка мятые рубашку и джинсы от пыли и приведя в порядок растрёпанные волосы, я подошел к дому Габи. Приложив палец к электронному звонку, я почувствовал, как его укололо, как будто в звонке была иголка. Наверное, коротит, из-за этого ударило током! Такое явление редкий случай для электронные звонков. Но всё же оно случается…

Дверь открыла невысокая молодая женщина с забранными в хвост волосами, в руках у нее была длинная вилка с двумя зубьями, которой обычно протыкают курицу, когда запекают в духовке.

- Дикки, какой неожиданный сюрприз. Дочурка совершенно не сказала, что ты заглянешь к нам в гости, - улыбаясь, она отступила от порога, показывая рукой, что приглашает меня войти в дом. – Ты извини, что я тебя в таком виде встречаю, только готовкой занялась.

Мать Габи была из тех людей, которые считаются «традиционным обществом» нашего города, на неё не повлияли никакие изменения, что приключились за эти пять лет, ну и конечно же, при любом расположении духа она просто оставалась сама собой. Добрая, честная, искренняя, а главное она обладала положительной энергетикой. Вот вроде бы не знаешь достаточно хорошо человека, а к нему тянет…

- Здравствуйте, тетя Элин, - поприветствовал я женщину, входя во внутрь. – Я могу чем-нибудь помочь? – тихо спросил я, следуя за ней на кухню, куда она меня позвала.

- Нет, что ты, спасибо. В прошлый раз ты мне здорово на кухне помог, муж до сих пор нахваливает твой ужин. Так что теперь буду учиться готовить, чтобы было так же, - мама Габи никогда не скрывала того, что с самого рождения её обделили этой не скромной женской обязанностью как готовка. Она многое уже перепробовала, чтобы научиться, как минимум стандартным вещам. Но различные рецепты, пособия или курсы не помогали. Именно по этой причине готовкой в их доме занимается либо Габи, либо её муж.

- Вы решили поэкспериментировать пока никого нет дома? - улыбнувшись, подметил я.

- Верно, муж никогда не любил мои «творения», - засмеялась она. – Поэтому, дабы не травмировать его нежную детскую психику, я занимаюсь этим, пока его нет, - она заглянула в духовку и снова потыкала вилочкой, которую держала в руках, в фаршированную птицу. – Ты, кстати, можешь подождать Габи в её комнате, надеюсь, не забыл, где она находится, - я лишь кивнул. – Вот и славненько, как раз из душа выйдет, а тут такие гости.

***

Одному в комнате мне пришлось просидеть от силы минут двадцать. Не найдя себе занятия, так как рассмотреть помещение я успел ещё при первых разах посещение, я уселся в гостевое кресло и стал ждать ее прихода. Если честно… В голове всё ещё не созрел план действий, мне почему-то казалось, что на меня обрушится шкал различных эмоций, в порыве которых я буду сброшен с первого этажа (долго лететь придётся). Ведь Габи на это способна! Хотя с другой стороны, шестое чувство подсказывало, что разговор будет серьезным, и ведь не ошиблось! Когда Габи зашла с двумя полотенцами, одно из которых было замотано на теле, а другое на голове, с её лица тут же пропала блаженная улыбка, а на смену ей пришло какое-то каменно-спокойное выражение лица. Стало как-то не по себе. Такое у меня впервые: за годы нашей дружбы, мы редко ссорились. Поводов не было. Поэтому я никогда не видел такое скопление негатива и такое холодное отношение ко мне.

- Ты что тут делаешь? – резко спросила она, поворачиваясь ко мне спиной и подходя к стеллажному шкафу.
- Поговорить пришел, - заняв на кресле более ровное положение, чтобы не казалось со стороны, что я так напираю. Хотя мне очень хотелось, ведь так резко, а главное без причины, оборвать общение…

Она зашла за дверцу шкафа и стала переодеваться в домашнее платьице, которое из него достала. Я решил дождаться, когда она выйдет и займет такое же сидячее положение на своей кровати, на против меня.

Дождался… Она, как я и думал, действительно села на край своей постели и, сложив руки у себя на груди, вопросительно уставилась на меня.

- Не хочешь ничего рассказать? – начал я первым.

- А должна? – поведя одной бровью и облокотившись руками на кровать, кратко ответила она. «Не нравится мне это… Но раз уж начал, жми до конца».

Разговор больше напоминал перекидку пустыми фразами без эмоций, движений, ненужных жестов. Мы просто смотрели (как-то по-иному) друг на друга и вели беседу, от которой я с самого начала не был в восторге. Хотелось съежиться от такого напора. Закрыть глаза от такого холода с её стороны.

- Должна. Хотя бы ответь на вопрос: что я сделал такого?

- О чём ты? – отводит взгляд, семенит руками, перебирая простынь: «Что с ней?».

- Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю. Ты не разговариваешь со мной больше недели. С того самого момента, как меня привёз Шаки, - слова даются мне с трудом, не привык я к таким откровенным диалогом и многоречию. Разговор с самим собой, куда лучше. Проще.

- ТЫ сам ответил на свой вопрос!

- Не понимаю, что в этом такого? Ты… Почему ты… Такая холодная?

- Я! Ненавижу! Когда! Мне врут! – губы двигаются медленно, останавливаясь на каждом слове, иголками врезаясь мне в уши, заставляя опускать глаза, как собака, которая провинилась и ждёт своего наказания.

- Когда я врал? Я всегда был с тобой честен, - и я действительно не вру. Слишком много говорит она, и слишком мало говорю с ней я, чтобы допустить даже тонкий намёк на это скверное слово.

- Блефуешь, не корчь из себя невинную овечку. Почему ты не сказал, что вы с ним спите?

- И что бы это поменяло?

- Многое, - она поднимает глаза, чтобы впиться своим взглядом в мой.

- Конкретней, Габи.

- Я бы не волновалась за тебя, не тратила понапрасну нервные клетки. Я раньше думала, что он бьёт тебя, а оказалось…

- Бил, - раньше, что заставляет меня садистки скучать по этому, но с каждым днём всё меньше. Страх, боязнь за то, что я сорвусь и буду просить об этом, даёт возможность убавить это пламя.

- Тогда почему…

- Не знаю, - и вправду. Не знаю!

- Знаешь, а ведь Шаки другой, совершенно другой, каким я раньше себе его представляла, глядя на тебя, на твои синяки и ссадины, на эти глаза, которые никогда не унывали. Как будто так надо. Может ты скрытый мазохист?

- Возможно… Но я тебе никогда не врал, а если быть честным, я никогда не говорил тебе о нем открыто… Ведь каждый твой вопрос оставался без ответа и ты это прекрасно знаешь.

- Почему? Почему ты мне не сказал?

- Повторяешься. Чтобы это изменило в нашей дружбе?

- Многое, я бы не наделала кучу ошибок, - Ошибок? Кучу? Может наша дружба это и есть ошибка?

- Каких?

- Я Ведь люблю… любила тебя, - почему-то я не вижу искренности в ее словах, она произносит это так, как будто фраза вовсе не «Я тебя люблю», а «Я бы не прочь пойти поспать».

- Любила?

- Да,- лживо, наигранно. А может запутанно? Она сомневается в своих словах?

- А что сейчас?

- Сейчас ничего, пусто.

- Назови хотя бы одну причину…

- Мы переспали.

- Мы?

- Я и он! Тебя не было… Получилось всё спонтанно… - Вы когда-нибудь ощущали, когда на грудь падает кусок арматуры или десятикилограммовой гири? Нет, я тоже, но что-то подобное, как камень, упало вниз живота.

- Значит врал я? Ну так, а сейчас чего? Чего поменялось-то, иди к нему! Я поошиваюсь пару часиков у дома, - нет злобы, только желание. Дикое желание уйти отсюда и никогда не возвращаться.

- Но вы же…

- Нет никаких.

- Тогда…

- Всё. Хватит. Противно, - я вскочил с кресла и пулей на своих двоих вылетел из её дома, даже не попрощавшись.

Холодно. Пусто. Странно.

В голове всплывают слова брата: «Твои друзья никогда не будут твоими, я вижу насквозь каждого человека, с которым ты сейчас «дружишь». Они предатели, Дикки. Это не то доверие, которое ты видишь!».

Просто ответь на вопрос.
POV Дикки

Почувствовав тепло мягких кресел в машине, привычный запах кожи, я невольно расслабился и, откинув голову на спинку заднего сиденья, расположился поудобней и закрыл глаза. Всё-таки лежать на старых деревянных брусьях, хоть и окутанных травой, оказалось довольно жестко, из-за чего шея и бок неприятно ныли от каждого движения.

Я почувствовал, как Шаки сел на свое водительское кресло и, пристегнувшись, завел мотор. Кажется, всего несколько секунд он не двигался, просто опустив голову на руль, тихо сопел себе под нос. Сейчас он казался совершенно иным: без этой привычной каменной оболочки, что заставляла каждые его мускул замереть. Он просто был собой… Скорее всего, это заслуга тех слов, что вырвались из его уст в потоке моих бредней… Тех слов, что заставили меня задуматься, в то время как каждая клеточка мозга анализировала дни, каждое мгновение, которое я с ним провел. А если быть точнее, я просто пытался дать нравственную оценку каждому моему поступку.

Я ведь был в детдоме в течение нескольких месяцев и знаком с обстановкой, которая там творится. Сенонские дети, которые попали туда по причине смерти или отказа их родителей, оказываются под очень большим гнётом, нежели те, кто там от рождения. Вот и получается, что те, кто живёт в детдоме с самого начала и делают там всю атмосферу! Однако… Мое незнание о семье Шаки играет немало важную роль, я просто не могу оценить ситуацию до конца…

Слегка встрепенувшись от того, как сильно и внезапно машина рванула с места, я уселся поровнее и, протерев уже слипающиеся глаза, попытался представить его в двух этих категориях. Вот только толку? Что мне даст то, что придумает мой мозг? Ровным счётом ничего! По этому умозаключению, я просто решился пойти с Шаки на новый откровенный разговор. Вот только сделать это нужно было спокойно и мягко, чтобы не задеть его никоим образом. Но как? С Чего начать?

- Шаки… - тихо прошептал я, стараясь не сильно отвлекать его от вождения.

- М? – совершенно спокойным и привычным для него тоном подал он голос в знак того, что услышал меня.

- Я могу задать тебе один вопрос? – когда это предложение произнесли мои губы, как такового четкого вопроса в моей голове ещё не появилось, из-за чего на лице проскользнули нотки удивления с примесью страха, как будто я сказал что-то, чего мне не следовало говорить. Шаки, заметив это, перешёл на более теплый тон, но всё такой же ровный и спокойный.

- Не стесняйся, я слушаю тебя, мышка.

- Как ты оказался в детском доме?

Щуря глаза от света, который проходит через лобовое стекло, излучаемый от подвешенных фонарей, я всё же спрашиваю то, о чем хотел, предательски отводя глаза от лобового зеркала, чтобы ненароком не столкнуться с его взглядом, который непременно там окажется.

- Эх… - послышался тихий вздох, затем мотор заглох, а машина резко остановилась. Сердце, как и тогда в беседке, забилось в панике, прячась вглубь грудной клетки, стараясь стать как можно незаметнее. «Мне показалось или всё же мне не стоило начинать подобный разговор? Может все-таки молчание оказалось бы лучшим вариантом?». Поздно. Он в пол-оборота сидит на своем месте и смотрит на меня… - Ты правда хочешь слышать историю моей судьбы? – я лишь киваю. – Нет, – тихо заявляет он. – Жалость... я не хочу, чтобы ты меня жалел, - отворачивается, в попытке завести мотор и снова сдвинуть машину с места, но…

Но тело, совершенно неконтролируемое тело, быстро срывается с места и, хватая его за плечо, не даёт развернуться. Вторая моя рука, находясь в таком же самовольном состоянии, аккуратно опускается ему на щеку, удерживает его лицо. «Не отводи глаза. Только не сейчас. Пожалуйста!».

- Я хочу слышать… Я не буду тебя жалеть, я просто хочу узнать больше о тебе, - кажется, подействовало, он слегка обмяк, на секунду, но резко встрепенувшись, убрал от себя мою руку и, перетащив меня на переднее сиденье, посадил напротив.

- Я не буду расписывать во всех подробностях… Не хочу рисовать, просто скажу как было. Я не помню во сколько точно оказался в этом месте. По бумагам, официально, написано, что попал я к ним в три или около того года. Всё, - коротко брошено мне в лицо. Но я-то знаю, что не всё…

- Нет. Почему? Почему ты там оказался? – снова вцепившись в его руку, спросил я, вдруг приобретя столько смелости.

- Мышка, прошу, не вороши прошлое. Его уже нет, - тихо шипит он, одергивая руку.

- Я прошу… просто… расскажи мне… Я ведь уверен, что мой брат знал… Так почему… Почему ты не можешь рассказать мне? – почему-то стало обидно, что вот так сухо отвечают на мои вопросы, которые я задаю ой как нечасто.

Я услышал шорох ткани, и через несколько секунд на передник у стекла упала красная рубашка Шики, а моё тело было приведено в обездвиженное положение. Он просто схватил меня за ворот и, развернув к себе лицом, заставил смотреть ему в глаза.

- Твой брат не знал… На тот момент я уже жил в своем доме, поэтому тщательно скрывал тот факт, что когда-либо там находился. Видишь, - он показал на свою руку и, повернувшись ко мне спиной, ткнул пальцем себе на шею, ничего нового я там, собственно, не узрел, так как с небольшими, но все же заметными шрамами познакомился ещё в нашу первую ночь, но тогда мне было абсолютно фиолетово, откуда они у него. – Результат работы моих родителей, они напились и устроили драку, когда мать без сознания лежала на диване, отец решил что ему мало боевых похождений и перед тем, как отключиться самому, заглянул ко мне в комнату с бутылкой виски. Пить эту дрянь я отказался. Можно было предугадать, что трехгодовалый ребёнок, явно не осилит содержимое подобной крепости, но отцу было плевать, - Шаки сделал паузу, смотря на меня.

- Я слушаю… Не останавливайся, - понимая его жест, намекающий на: «Ты точно хочешь, чтобы я рассказал все?».

- Запрокинув голову и зажав мне нос, он всё же умудрился влить в меня какое-то количество этого напитка, после чего я стал захлебываться, и половина просто пролилась ему на брюки. Это подействовало на него как красная тряпка на быка. Схватив за волосы, он ударил меня несколько раз, но решив, что этого будет недостаточно, взял в руки бутылку и, разбив о деревянную душки кровати, принялся вырезать на моём теле какие-то странные символы. Из-за того, что я брыкался и старался освободиться, узоры получались неровные и стали больше походить на одну сплошную линию, которая теперь красуется на моём теле, – он откинулся на спинку кресла и, немного подумав, продолжил. – Убежать я успел, вот только не далеко. В документах было написано, что меня нашли на дороге. Можно сказать только это и спасло меня от гибели. В доме забыли перекрыть газ, на тот момент такие датчики, как сейчас стоят у нас, ещё не существовали или находились только в разработке, поэтому утечку никто не распознал, а пьяным предкам было не до этого. Они сгорели. Дом сгорел. А я… я просто попал туда, без права выбора. В принципе, как и ты.

Он больше не произнёс ни слова, просто завел мотор. Но мне было достаточно, он раскрыл мне часть своей души, да к тому же я оказался первым, кто это узнал, мне это, конечно, не льстило, но с другой стороны, я обнаружил некое родство в мыслях с этим человеком.

Я обязательно спрошу у него о многом, что тревожит меня… но только не сейчас.

Опустив голову на подлокотник, я позволил себе провалиться в очередную бездну раздумий, которая привела меня к ещё одной мысли, к ещё одному вопросу: Габи? Почему она так поступила?

Почему я не чувствую этой потери? Потери близкого человека, без неё стало пусто, но не одиноко; её слова ранили, но не убили. Возможно… Сидя в той беседке я ещё дулся на неё, но сейчас? Сейчас я чувствую только одно - безразличие. То… чем обладает почти каждый человек, живущий в Сеноне, по отношению к другому.

***

До дома мы добрались быстро. Наверное, всё по той же причине занятости собственными размышлениями. Однако… до своей комнаты я так и не добрался. Шаки впервые предложил остаться на ночь с ним, на что я молча согласился.

Укутавшись тонким пледом, я позволил нырнуть к нему под руку и, положив голову ему на грудь, просто заснуть… Просто… Без привычных ночных терзаний или недавних ласк.