Мы звери, мы просто тупая стая
Существ, озлобленных на этот свет.
Мы бы смеялись, вас убивая,
Если б знали, что такое смех.

Мы не держим обид
И не тоскуем о прошлом.
Мы не помним, что было вчера.
Для нас всегда есть только «сегодня»,
Только мгновение, только «сейчас».

Мы с равнодушием рвем вам глотки,
И это не месть.
Просто мы упиваемся кровью,
К нам лучше не лезть.

Мы знаем закон этой жизни:
«Иди по трупам или умри.
Забудь о вере, чести, совести,
Забудь о любви».

Мы звери, мы просто тупая стая
Существ, озлобленных на этот свет.
Мы бы смеялись, вас убивая,
Если б знали, что такое смех.

Вечер в мегаполисе – мерзкое, печальное зрелище. Все вокруг серо и уныло. Темнота становится спасением, и город превращается в мешанину ярких мерцающих огней, высыпают на улицу бабочки-однодневки, такие юные, такие самоуверенные. Как и сотни, и тысячи их предшественниц, они получат мгновения счастья, а потом заживо сгорят, подлетев слишком близко к огню, и превратятся в искореженных, потерянных призраков. Или просто станут серым пеплом, развеянным по ветру и тут же забытым. Почему-то всегда кажется, что ночью все меняется, что она хранит в себе какие-то особые тайны. Обыватели боятся в это время суток выходить из дома. Им мерещится, что под покровом темноты на охоту выходят самые опасные хищники. Но на самом деле ночь – это фальшивка. Это время романтиков, притворяющихся циниками, и мелких шавок, изображающих из себя волков. Настоящие чудовища, что одним лишь словом, легким движением руки способны лишить десятки, сотни людей денег, надежды, жизни, совсем не боятся солнечного света …Просто вы об этом не думаете. А потому вы предпочитаете ночью спать, иногда мучаясь от кошмаров.
Мне не снятся кошмары. Мне вообще ничего не снится. Меня это устраивает.
Осторожно встаю с кровати так, чтобы не разбудить спящего рядом человека. Впрочем, я успел приучить его к тому, что часто брожу среди ночи. Тихо прокрадываюсь к своей сумке. Доставая пистолет, не могу удержаться от усмешки. Он сам мне его подарил. Боялся, что его беззащитного любовника кто-то обидит. Возвращаюсь к кровати и наставляю на лежащего на ней оружие. Щелкаю затвором. От характерного звука мужчина тут же просыпается, не даром же он глава бандитской группировки, но сделать ничего не успевает. В его лицо смотрит дуло пистолета, я по-любому успею выстрелить раньше, чем он сможет что-либо предпринять.

- Привет от Пастуха. – Холодно говорю ему и спускаю курок. Пара мгновений, и голова мужчины падает обратно на подушку. Секунду смотрю на мертвое лицо с навсегда застывшим выражением удивления и темной дырой точно посреди лба. По белой подушке расползается багровое пятно. Можно было бы даже восхититься мрачной эстетикой смерти, если бы я не представлял себе слишком хорошо, в какую неприглядную кашу из мозгов и раздробленной кости превратился сейчас затылок моего бывшего любовника. Потому просто отворачиваюсь, мне не интересно разглядывать труп. Я все выполнил точно, даже эту глупую прихоть Пастуха, которому обязательно нужно было, чтобы покойник знал, по чьему зову пришла к нему дама с косой. Медленно собираюсь, мне некуда торопиться. Стены звуконепроницаемы, и никто не посмеет потревожить своего босса, когда тот отдыхает. Одевшись, вскрываю сейф покойного хозяина комнаты. Он имеет сенсорный сканер, а потому, достаточно поднести к экрану палец моего экс-любовника, и доступ открыт. Каким же он все-таки был глупцом. Такой наивный, а еще бандит. Все они просто овцы. Складываю деньги и документы в свою сумку, напоследок небрежно бросаю на пол карточку с изображением пастушка, играющего на дудочке, с одной стороны, и злобно скалящегося трехголового пса с другой. Ох уж эта тяга Пастуха к спецэффектам! Впрочем, он может себе это позволить. И он ценит тех, кто умеет красиво подать даже самые отвратительные вещи. Гребаный эстет. Невольно вспоминается наша первая встреча.

Flashback

Бреду по дороге. Кажется, она бесконечна. Мимо проносятся машины, шум от них похож на рык злобного зверя. Но страха нет. Я почти счастлив. Хотя, может быть, я и ошибаюсь. Совсем не помню, что люди имеют в виду под этим чувством. Рядом останавливается какая-то машина. Что? Нужна ли мне помощь? Какие глупости, чем это странное существо, добровольно запершее себя в железном ящике, может мне помочь? Тем не менее, залезаю внутрь. Как только закрывается дверь и машина трогается с места, сразу же исчезает то чувство легкости, наполнявшее меня. Снова возвращается равнодушие и пустота.
Наверное, водитель здорово перепугался, когда разглядел, в каком я виде.

- Парень, что с тобой случилось? Тебя в больницу отвезти? – Спросил он меня. А я не понял, причем тут больница, но узнавать не хотелось.

- Отвезите меня до города. Этого хватит. – Бросаю слова и отворачиваюсь к окну. Он не стал спорить. Замечательно. В молчании мы доехали до города. Как только по обеим сторонам дороги выросли высотки, я тут же скомандовал остановиться. Он не стал спорить. Молодец. Выбираюсь из машины и бреду, не читая названий улиц, не пытаясь вспомнить, был ли я здесь раньше. Хотя, о чем это я? Конечно, не был. Я родился в маленьком домике в лесу и больше пока ничего не видел. Не хочу смотреть на эту толпу, заворачиваю в самые безлюдные переулки, где мне встречаются только кошки да собаки. Люблю собак. Брошенные и голодные, они вспоминают, что когда-то были дикими волками.
Неожиданно впереди появляются три фигуры. Одна идет впереди, две другие чуть отстают.

- О, смотрите-ка! Я возьму его себе, пожалуй! – Воскликнула одна из них, та, что шла справа от центральной. – Детка, хочешь к папочке?

Фигура приближается, и я вижу, что это высокий широкоплечий мужчина. И на лице этого ублюдка хорошо знакомое мне выражение похоти. Прежде, чем я успеваю что-то осознать, руки сами выхватывают пистолет, засунутый под ремень штанов, и наставляют его на извращенца.

- Подойдешь ближе, сначала попрощаешься с яйцами, потом с мозгами, понял? – Мой голос тверд и холоден, и бандит, не ожидавший такого, в растерянности слушается и останавливается.

- Смотри-ка, твоя детка с зубками оказалась. – Какой-то тягучий голос с насмешливыми интонациями принадлежал центральной фигуре, оказавшейся статным мужчиной среднего роста с длинными волосами. Почему-то взгляд так и хочет перекинуться на него, но я продолжаю смотреть на бугая, в которого целюсь. Он ближе, он сейчас опаснее. – Кстати, сожалею, но ты не справился с испытательным сроком, Крапива.

Мужик вздрогнул и открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова так и не были произнесены. От внезапного шума рука дергается, и я непроизвольно нажимаю на курок. Пуля входит ублюдку в правый глаз. Но он уже до этого труп. Изумленно смотрю на длинноволосого, держащего в руке ствол. А тот как-то задумчиво рассматривает пробитую глазницу упавшего на спину мертвеца, потом переводит взгляд на меня.

- Это было красиво, парень. Не хочешь поработать на меня?

End of flashback

Иногда я размышляю о том, что он со мной бы сделал, если бы ему не понравилось, как я замочил того ублюдка. Скорее всего, пристрелил бы. Хотя, я не уверен. С Пастухом ни в чем нельзя быть уверенным. На первый взгляд кажется, что он все решения принимает спонтанно, под настроение. Мне понадобилось много времени, чтобы понять, что это заблуждение, очередная игра нашего хозяина. Невозможно контролировать половину преступного мира города, не умея все тщательно планировать. Но, как бы то ни было, Пастух взял меня в свою банду. Совсем тогда еще небольшую и никому не известную. Это сейчас не найдется человека, хоть как-то причастного к уголовному миру, который не знал бы о Пастухе. Всего за несколько лет у него получилось сделать то, чего другие не добились и за десятилетия.

Из дома убитого мной бандита выбираюсь без проблем, охрана меня знает и спокойно пропускает. Все же этого идиота и так скоро бы замочили, может даже, кто-нибудь из его банды. Две недели – слишком маленький срок, чтобы безоговорочно довериться человеку. Но я не в претензии, конечно же.
Петляю по городу, чтобы удостовериться, что за мной нет слежки. Но куда им там! Или «хвост» так профессионален, что я не могу его отследить, что вряд ли, или с техникой безопасности у моего бывшего любовника все обстоит еще плачевней, чем я предполагал. Поплутав где-то с час и так никого подозрительного не обнаружив, я, наконец, возвращаюсь на нашу базу. Внешне она никак не выделяется среди десятков серых обшарпанных зданий, расположенных на окраинах города. Зато внутри…да, Пастух на интерьер не поскупился. Помещения оформлены в стиле, напоминающем барокко, на мой взгляд, немного вычурно, но, без сомнения, дорого и со вкусом. С внутренней стороны входной двери дежурят два амбала, но, на самом деле, они тут скорее для устрашения гостей. В укромном месте на втором этаже обязательно находится снайпер, готовый быстро прервать любой беспорядок. Когда я прохожу мимо этих здоровенных мужиков, замечаю на лице одного из них сальную ухмылку. Но сейчас я слишком устал, чтобы проучивать его. Ничего, если останется в банде и не сдохнет, сам скоро поймет, что к чему.
Мне повезло, Пастух на месте. Сидит в кабинете, скучает, закинув ноги на стол. Когда я захожу, на его лице появляется довольная ухмылка.

- Ну что, Цербер, чем порадуешь?

- Задание выполнено. – Коротко отвечаю я, продолжая стоять. Я знаю, что мне вообще-то позволено не вести себя так официально, но этот человек всегда вызывает во мне какое-то странное беспокойство. А Пастуха забавляет такое мое поведение.
Ухмылка мужчины становится хищной и больше напоминает звериный оскал. Иногда мне кажется, что он неправильно выбрал себе имя. Безжалостные охристые глаза, острые черты лица и грива светлых волос. Он похож на полярного волка.

- Отлично. Я не сомневался в твоих …способностях. – Пастух постарался, чтобы от меня не укрылась слишком длинная пауза перед последним словом. Его глаза насмешливо смотрят на меня, ожидая реакции на столь двусмысленную похвалу.

- Благодарю. – Отвечаю вежливым наклоном головы. А во взгляде босса читаю … разочарование? Да полно же, эта игра продолжается чуть ли ни с первых моих дней пребывания в его банде. И он должен был понять, что меня намеки такого плана совсем не задевают. – Для меня еще будут поручения?

- Пока нет. Можешь отдохнуть.

- Спасибо. Можно идти?

В глазах Пастуха заплясали смешинки. Он снова улыбнулся, но на этот раз это была именно улыбка.

- Ты напоминаешь мне то ли ученика, получающего выговор от учителя, то ли солдата перед командиром. – Мужчина прошелся по мне внимательным взглядом, будто оценивая. – Хотя, нет. Скорее, верного пса, ждущего команды хозяина. Что скажешь?

- Я и есть Ваш пес. Так я могу идти? – Пастух пристально смотрит мне в глаза, но я не отвожу взгляд. Не потому, что вздумал вдруг потягаться в силе воли со своим боссом, нет, я не самоубийца. Просто этот мужчина сам будто цепляет мой взгляд, и невозможно отвести глаза, пока он сам этого не захочет. Наконец, Пастух отворачивается, и я с трудом подавляю вздох облегчения.

- Конечно, иди. Только…будь аккуратней. До меня доходили некоторые слухи, и они мне не нравятся. Понял? – Я невольно снова поднял глаза на босса, и на мгновение мне показалось, что в его взгляде промелькнуло беспокойство.

В ответ я только коротко кивнул и направился к дверям. И выходя, буквально спиной чувствовал нацеленный на меня взгляд охристых глаз.

Моя квартирка находится все в том же районе, так сказать, совсем недалеко от места работы. Зайдя внутрь, я небрежно кидаю свое светлое пальто на пол, прямо на валяющиеся пустые банки из-под пива. Туда же несколькими мгновениями позже летит и кашемировый шарф, и тонкий джемпер от Armani. Не снимая ботинок, прохожу на кухню, чтобы засунуть в микроволновку завалявшийся в морозилке готовый обед, с размаха заваливаюсь на захламленный всяким мусором диван и включаю первый попавшийся канал. Увидь это все Пастух, он бы посмеялся. Хотя, думаю, ему бы понравилось. Действия, полностью скопированные с холостяков из американских фильмов, настолько же ненатуральные, как и моя игра в невинного мальчика перед похотливыми мафиози. Даже когда меня никто не видит, я продолжаю играть роль. И, на самом деле, только этим, наверное, и отличаюсь от остальных людей. Потому что те тоже постоянно притворяются, но все же сбрасывают свои маски, оставаясь наедине с собой. Я бы тоже, наверное, сбрасывал, если бы понял, кто я такой. Но за несколько лет, прошедших с моего «рождения», мне так и не удалось этого сделать. Впрочем, возможно, мне это и не нужно. Мне нравится играть разные роли, быть разными людьми. И если я получаю от этого чувство удовлетворения, так зачем что-то менять?
Перекусив и бесцельно пощелкав каналы, я все же переоделся в растянутые спортивные штаны и широкую футболку с выцветшим принтом. Проходя мимо висящего на стене зеркала в полный рост – необходимого инструмента в моей «профессии», не удержался и кинул на него взгляд, ухмыльнувшись. Все же образ брутального мачо мне не очень подходит, что ни говори. Из зеркала на меня смотрел худой пацан лет семнадцати. Невысокий, с немного девичьими чертами лица и забавно растрепанными каштановыми волосами, несколько прядей которых падали на большие, словно распахнутые в удивлении зеленые глаза. Ну, просто милашка, даже в этих непрезентабельных шмотках. На самом деле мне уже за двадцать, без краски и линз у меня русые волосы и глаза банального болотного цвета. Впрочем, это не отменяет тот факт, что на мачо я все равно не похож.
Через несколько часов, когда у всех нормальных людей был разгар рабочего дня, а я уже собирался засыпать, послышался какой-то шум со стороны входной двери, а потом и стук в нее. Не теряя времени, я быстро схватил всегда лежащий рядом со мной пистолет и, тихо прокравшись к выходу, заглянул в дверной глазок. Увидев, кто же ко мне ломится, я сразу расслабился, убрал оружие и открыл дверь. Стоило мне это сделать, как гость, а вернее, гостья, подалась вперед и повисла у меня на шее.

- Лиза… - Пробормотал я, немного отстраняя ее от себя, чтобы лучше разглядеть. У девушки были тонкие черты лица и милый курносый носик. А еще синеватая кожа, лицо со впалыми щеками, пересеченное длинным рваным шрамом, и черные круги под налившимися кровью глазами с полопавшимися сосудами. Анорексичная худоба скелета и дорожки вен на руках. На левой кисти отсутствовал мизинец. В общем, наркотики и жизнь сделали все, чтобы уничтожить красоту, данную этой девочке природой. И, надо признать, им это удалось.

- Я соскучилась. – Произнесла, вновь прижимаясь ко мне. Она потянулась за поцелуем, и её сухие шершавые губы соприкоснулись с моими, а тонкие пальцы с длинными ногтями закрались под мою майку и царапнули спину.

Я молча затворил дверь и провел свою гостью к дивану. Девушка больше не проявляла инициативу, всецело подчиняясь мне. Подняв руки, она позволила стянуть с себя засаленную безразмерную футболку, под которой открылось взгляду бледное тело, ребра, будто разрывающие его изнутри острыми краями, пытаясь вырваться из оков плоти, и черные, фиолетовые, желтые кляксы уродливых синяков. Я задумчиво погладил её короткие ломающиеся под моими пальцами волосы, провел рукой по плоской груди, чувствуя тонкий пергамент кожи.

- Зачем ты пришла? – наконец зачем-то спросил я, нарушив установившуюся в комнате тишину.

Вместо ответа девушка легко расстегнула молнию своей короткой юбки, сразу же упавшей к её ногам, и осталась стоять полностью обнаженной передо мной, представляя собой зрелище отвратительное и жалкое в своем безобразии. Но все это я отметил лишь краем сознания, потому что моим вниманием завладели её глаза. С расширившимися зрачками, неадекватные, абсолютно наркоманские…Но билось что-то в их глубине, что-то темное и притягательное…такое родное, такое знакомое… И я не смог сопротивляться их зову, покорно делая шаг навстречу.

Я подарю тебе агонию, взамен
Я выпью яд с твоих холодных губ
И нарисую кровью, вытекшей из вен
Признание, что не покинет уст.

Твой каждый томный вздох, и крик…
В них много больше боли, чем желанья
Но пусть и мне не страсть глаза застит
Мы тьмою общей скованы прочнее, чем цепями.

Мы лежим вдвоем на так и не разобранном диване. Её голова покоится на моем плече, а руками она обхватывает саму себя, как будто ей холодно. Хотя пот, выступивший на бледной коже, говорит об обратном.

- Ты хотел бы вернуться в детство? – неожиданно спросила девушка.

Я ничего ей не ответил, отстраненно рассматривая потолок. По желтоватому фону шли еле заметные черные трещинки.

- Знаешь, когда я пошла в первый класс, у меня были огромные белые банты на голове. И букет…букет был такой большой. – снова нарушила тишину Лиза.

Сказала фразу и вновь замолкла, то ли дожидаясь, что я что-нибудь отвечу, то ли пытаясь соединить вместе осколки старых воспоминаний.

- Я как-то раз была отличницей. Не помню, правда, в каком классе.

Я пытался проследить путь одной трещинки от начала и до самого конца, но у меня ничего не выходило. Их было так много. Все путалось, мешалось.

- А еще у меня были самые длинные волосы. Я играла русалочку, и мне все завидовали…
Как думаешь, мы могли бы быть счастливы, если бы встретились раньше?

- Мы не встретились. – Просто ответил я. Перед внутренним взором предстала юная смеющаяся девушка, придерживающая развевающиеся на ветру волосы и открыто смотрящая на меня огромными чистыми глазами в окружении пушистых ресниц.

- Но если бы…

- Все равно. Это были бы совсем не мы.

Я поворачиваю к ней голову и вижу, как ее глаза медленно наполняются слезами. Она открывает свои белые потрескавшиеся губы, чтобы что-то сказать, но я не слышу ни звука. Когда слезы, наконец, вырываются из плена её глаз и начинают скатываться по щекам, я подношу руку и осторожно провожу вдоль мокрых дорожек. Не с желанием их осушить, а в стремлении почувствовать приятную влагу. Я не знаю, что она оплакивает, свою ли загубленную жизнь, или ушедшее детство, или еще что-то, ведомое только ей, но сейчас мне кажется, что она плачет моими слезами, и что на какое-то мгновение я наконец-то стал собой настоящим.

- Если бы я только могла стать такой, как раньше…ты бы полюбил меня? – Наконец шепотом спросила Лиза, справившись с непослушными губами.

- Я бы тебя возненавидел. – Честно ответил я. Хотя, я сомневаюсь, что она не придумала сейчас свое счастливое детство. Возможно, она и не видела никогда ничего кроме бесконечных обшарпанных притонов и грязных похотливых мужиков, один из которых, в конце концов, и подсадил её на наркотики.

- А так что?

- А так мы просто идеальная пара. – Усмехаюсь я. – Как Бонни и Клайд.

- Значит, в итоге нас убьют? – Тоже нерешительно улыбается она. А через секунду начинает весело смеяться, и в этом смехе мне слышатся нотки подступающего безумия.

Вместо ответа я притягиваю её к себе и целую, прерывая эту странную истерику. Конечно, нет, ты сама себя убьешь. Уже убила.

Она была единственным человеком, бывающем у меня в гостях. Вся моя конспирация, все меры безопасности могли обернуться просто пшиком из-за одной обдолбанной проститутки. И, тем не менее, я когда-то привел её к себе. И не убил потом, а открыл ей дверь снова, когда она вернулась. Хотел ли я её? Нет, конечно, нет... Ну, возможно, совсем немного: потому что она была женщиной, а у меня не так уж часто бывает секс с женщинами. Но любая стриптизерша в баре вызывает намного большее возбуждение, это уж точно. Жалел ли я её? – Самую малость. А может, и нет вообще. Не знаю. Не уверен, что умею жалеть. Самое близкое к этому чувство, которое я могу назвать – презрение. Но я её не презирал, несмотря на плачевное состояние. Значит ли это, что я её любил? Сложный вопрос, на который у меня нет ответа. Я нуждался в ней. Я рисковал жизнью ради возможности с ней встретиться. Я мог бесконечно смотреть в её глаза. Но она мне нужна была такая, какой она была при нашем знакомстве – отчаявшаяся, немного безумная, сломанная, выброшенная за борт жизни. Если это и любовь, то такая же ненормальная и искореженная, как и мы сами.

Это случилось через три дня. Все это время Лиза провела в моей квартире. Мы занимались сексом и разговаривали на всякие философские темы. Вернее, это девушке казалось, что темы философские, я же часто понятия не имел, о чем она говорит. Когда она ловила «приходы», я в это время смотрел телевизор или дремал под музыку в плеере. Она часто смеялась, и в то же время мы успели сто раз поссориться, потому что « я её совсем не понимаю». У Лизы было всего два настроения – «лучше всех» и «чтоб все сдохли», но в этом тоже была какая-то своя притягательность.
В этот раз она вновь на меня обиделась, а продукты в холодильнике совсем кончились, и я решил совершить вылазку в магазин.
Хотел бы я сказать, что когда вернулся, то сразу почувствовал что-то странное, и что сердце сдавило от тягостного предчувствия… Но все было просто до банальности. Я просто зашел в комнату и просто увидел. Она лежала на полу в неестественной, изломанной позе. Я подошел и проверил пульс, но его не было. Зрачки не реагировали на свет, а алюминиевая банка, заменившая мне зеркальце, даже не подумала запотевать. А это значило, что Лиза была мертва. То, к чему я давно был готов, случилось неожиданно. Впрочем, так всегда и бывает. Рядом с Лизой я не нашел шприца, и в аптечке их было столько же, как и до моего ухода. Почему-то меня это порадовало. Она смогла поспорить с судьбой хотя бы в своей смерти. Её жизнь прервалась не от передозировки наркотиков и не от ножа в руках другого наркомана, её сердце остановилось не во время ужасной ломки. Она смогла освободиться.
Я совру, если скажу, что мне не было больно или грустно. Было. Я впервые потерял человека, который хоть что-то для меня значил. И потому в очередной раз пошел на риск, решив организовать ей похороны. Это было неразумно по всем параметрам, да и нужно ли кому-нибудь? Лизе уж точно было все равно. И, тем не менее, все было устроено по всем правилам. Наверное, это были самые странные похороны в мире, и уж точно самые странные поминки, где всего гостей – лишь я, да забредший толи из любопытства, толи за халявной водкой кладбищенский сторож. Мы сидели прямо у могилы, на земле, ведь почему-то озаботиться столом или хоты бы стулом мне показалось излишним. Когда алкоголь закончился, сторож незаметно собрался и уполз восвояси, а я растянулся на земле, разглядывая темное небо.
Неожиданно я услышал легкие шаги. Подобравшись, я обернулся к идущему ко мне человеку и незаметно потянулся за пистолетом…и застыл в ступоре, когда узнал незваного гостя. А человек тем временем подошел совсем близко и без раздумий уселся рядом со мной, прямо на холодную землю.

- Что Вы здесь делаете? – Пораженно выдохнул я, от изумления забыв все правила приличия и удивленно глядя в странные охристые глаза.

- У меня есть задание для тебя. – Ответил пастух так, будто это все объясняет.

- Но Вы…здесь… - Пробормотал я, все еще не понимая, что происходит.

В ответ Пастух коротко рассмеялся.

- Мне так захотелось. А зачем тогда нарушать закон, если не можешь делать то, что хочется? – С какой-то демонической задорностью спросил мужчина.

- Не понимаю. – Все-таки не удержался и высказался я. Действительно, разве может просто захотеться прийти в такое место, тем более такому человеку, как Пастух?

- Я знаю. – Как-то грустно ответил мужчина. Он достал из принесенного пакета бутылку виски и отпил прямо из горлышка, затем протянул её мне. – Будешь?

В ответ я кивнул и принял бутылку. Так мы и сидели вдвоем на промозглой земле в окружении безмолвных могил и глушили дорогущий виски, пока я, наконец, не почувствовал, что мир окончательно поплыл перед глазами, и не завалился на что-то на удивление теплое.
В ту ночь, впервые за долгое время, я видел сон. Но когда я проснулся, то не смог вспомнить ничего из того, что мне снилось. Только образ огромного полярного волка с пронизывающим взглядом остался в сознании, да ощущение густой мягкой шерсти.