***
       
       Жак стоял у окна в тронной зале и наблюдал, как вампиры запирают на день ворота замка. Делать особенно было нечего. Ринар был занят Майером, Гилнор - Идрисом. В последние дни Жак чувствовал своё одиночество слишком остро. Зависть к чужому счастью медленно и верно губила его. Кому он нужен? Зачем? Гилнору? Тот просто видел в нём преданного старого вояку. Ринару? И того хуже - для Лангре Жак был просто вещью, а в особо торжественные дни - приманкой для врагов. Идрис с Дорианом беспокоились о нём ещё меньше. За всю долгую одинокую жизнь Сарон был привязан, пожалуй, только к Лиру, но тот оказался предателем, что теперь уже совершенно не имело никакого значения.
       - Эх, Лир, - Жак вздохнул и усмехнулся.
       Словно в продолжение мыслей, деревянная дверь едва слышно скрипнула, и мужчина в мягких сапогах из оленьей кожи неслышно вошёл в зал, осторожно прикрывая её за собой.
       - Ты совсем не изменился, - раздался в тишине слишком знакомый для стража голос, и рыжий вампир медленно направился к окну, у которого стоял Жак. - А мне казалось, с нашей последней встречи прошли века...
       Тёмно-зелёный охотничий камзол плотно облегал худощавую фигуру Лира, делая его похожим на мальчишку, но в зелёных глазах вампира было слишком много опыта прожитых лет, чтобы всерьёз заподозрить его в беспечности.
       - Тебе не хватало меня, Сарон?
       Жак не мог заставить себя ненавидеть - надо было, но он даже пошевелиться не мог, едва его бывший любовник появился.
       - Приехать сюда с твоей стороны, было слишком смело, даже в числе сопровождающих Сандерса, - хрипло ответил начальник стражи, с горечью глядя в такие любимые глаза. - Мне скорее не хватало ума понять, что я для тебя был только источником информации. Жизнь забавно складывается. Встреться мы на поле боя, один из нас был бы уже мёртв, а теперь...
       - Ты бы смог убить меня, Жак? - словно не услышав вопроса, проговорил рыжий. Прежде спокойные черты лица будто надломились, и во взгляде проскользнула горечь. Уголок губ дёрнулся в усмешке, длинные пальцы сжались в кулаки, захватывая немного ткани дорожного плаща. - Тогда после поля боя мёртв был бы я, потому что никогда не смог бы поднять на тебя оружия.
       - Неужели? - Жак позволил себе усомниться. - Со мной ты поступил гораздо хуже - ты меня просто бросил. Тогда я действительно мог убить тебя, но не потому, что ненавидел. Я бы никогда не хотел увидеть, как тебя вздёрнут на виселице за предательство.
       Медленно шагнув вперёд, Лир сократил расстояние между ними до шага и осторожно, будто боясь, что его оттолкнут, протянул руку к лицу Сарона, касаясь кончиками пальцев его щеки.
       - У меня не было выбора. Иногда наш долг становится над нашими желаниями и чувствами. Я ведь родом из Лиор. И ты, как никто иной знаешь, что против приказов Владыки не выстоит ничто.
       Сарон грустно, и как-то понимающе улыбнулся. Мир вокруг поплыл от теплоты лировой кожи, от мягкости его голоса и горечи его правды.
       - Да, ты прав, это был правильный выбор. Ты всё сделал правильно, рыжик.
       Ласковое слово бархатом прошло по нервам, и Лир расслабился, только сейчас дав понять, как был напряжён. Моргнув несколько раз, словно в недоумении, он нерешительно улыбнулся, и сократил расстояние до минимума, обнимая Сарона за шею и пряча лицо в изгиб его плеча.
       - Я не мог сказать ничего - не имел права. Но теперь я могу. Ты дорог мне, Жак. Я не хочу, чтобы всё закончилось тогда... Понимаешь?
       - Я хочу и боюсь поверить тебе. - Руки Сарона заскользили по спине Лира, привлекая ближе к себе. - Мы даже сейчас по разные стороны. Что будет дальше?
       - Не знаю. Лангре не примет меня, ты знаешь, а потому, единственный шанс выжить для меня - быть с Сандерсом, как с оппозицией Киленс.
       - Что ты сказал? - Сандерс отстранился и недоверчиво взглянул на рыжего. - Про Лангре... что ты сказал?
       Лир неловко дёрнулся, но вовремя справился с собой и не отступил, опуская зелёные глаза, не в силах выдержать испытующий взгляд Жака.
       - Сандерс знает обо всём. Ваш план раскрыт.
       Решившись на эти ключевые слова, рыжий вздохнул глубже и продолжил, понимая, что молчать уже не о чем.
       - Он знает о том, что Майер спас Ринара и их смерть с Идрисом так же подстроена. Он готовит свою ловушку, в результате которой смерть их троих станет реальностью, к которой прибавятся гибель Гилнора и... твоя.
       Неожиданно подняв голову, Лир вцепился пальцами в предплечья Сарона, не давая ему отстраниться, и судорожно зашептал, не позволяя себя прерывать:
       - Пожалуйста, Жак, откажись от своей клятвы верности Лангре. Я не хочу, я не смогу пережить твою гибель не понятно за что. Я знаю, что прошу тебя о невозможном, я сам в своё время не смог предать Эствуда, но сейчас всё иначе - на кону наши жизни. И, чёрт возьми, я не хочу их лишаться! - в голосе вампира послышался гнев, и он оскалился, выговаривая то многое, что накопилось в душе. - Он тебя ни во что не ставит! И ты знаешь это, Жак... Сколько раз ты рисковал ради него жизнью? Пять? Десять? Да у всего нашего караула пальцев не хватит, чтобы это пересчитать! И что ты получил взамен? Благодарность? Признание? Чёрта с два! Только гнев и увечье, что не смогло залечить даже время!
       Задохнувшись на последнем слове, Лир прервался, переводя дыхание, и совсем отчаянно прошептал:
       - Ради нас, Сарон... Не вставай на заведомо проигравшую сторону.
       Жак потрясённо смотрел на рыжего и словно видел его впервые. Где тот простой весёлый Лир, который так заливисто хохотал, валяясь в сене, и умел наиграно капризничать, как ребёнок? Что стало с тем рыжим лисёнком, чьи поцелуи были горячи и приторно сладки? Сарон не хотел выбирать, но знал, что придётся.
       Сарон обнял Лира и прижал к себе, едва подавляя в себе удушливый гнев.
       - Вот как? Значит и Ринар, и Майер, и Идрис, и я - мы все умрём? Хорошо. - Жак резко оттолкнул от себя рыжего и не успел тот ахнуть, как оказался с ножом у горла, прижат к стене. Сарон оскалился и ухватил бывшего любовника за грудки. - Мальчишку за что?! Я тебя спрашиваю! - заорал он. - Я Гилнора ещё ребёнком знал! Он вырос у меня на глазах! Как у тебя только язык повернулся предложить мне такое?!
       - А что толку? - захрипел Лир, даже не пытаясь освободиться. - Что ему до тебя? Преданная тень, что приносит тапочки и любимый хлыст, а так же может сослужить неплохую службу, заслонив своей грудью от кинжала или стрелы - вот кто ты для него!
       Холодное лезвие жгло кожу, но вампиру, казалось, было наплевать на то, что его жизнь держат на самом его кончике - зелёные глаза полыхнули обидой и гневом, и клыки удлинились, распарывая нижнюю губу.
       - Скажешь, не так?
       Несмотря на злость, Лир не собирался драться, по опыту зная, что это бесполезно - Жак был старше и опытнее, но собственная жизнь интересовала сейчас предателя как никогда мало.
       - Скажу, - с вызовом бросил Жак, ослабляя хватку, и это дало понять, что он сомневается. - Гилнор лучше Лангре, и даже если ему на меня плевать - мне не плевать на него. А тебе что до того, хорошо мне или плохо? После твоего предательства, Лангре меня повесить мог, и ты это знаешь! Ты думал обо мне тогда, ответь?! Думал?! Представляю, - Жак неприятно усмехнулся, но где-то глубоко в его сознании гнев уже превращался в боль, грозя вот-вот сломить остатки его преданности и чести, - наверное, воображал себе, как я корчусь в предсмертных муках, и улыбался, вспоминая своего возлюбленного. Я же любил тебя, Лир. Что ты сделал со мной?
       Почувствовав слабину, Лир рванулся изо всех сил, выбивая нож из рук капитана стражи и, не чувствуя глубокого пореза на щеке, ударил брюнета под рёбра, вынуждая отступить.
       - А смотреть на то, как залечивал вырванный глаз, мне по-твоему нравилось?! - заорал рыжий и, не пытаясь нападать. - Он всё равно тебя повесит за мой побег, или за разбитую бутылку дешёвого вина - не важно! Неужели ты не понимаешь: он всё равно сделает это рано или поздно! И повод будет совсем не важен. Такие, как мы, лишь мусор под его ногами. Тебе нравится быть помоями, нравится, Жак? Что ты сам с собой сделал - вот какой вопрос ты должен задавать!
       Сарон должен был бы дать сдачи, но отчего-то сейчас просто стоял, держась за левый бок и смотрел на Лира отчаянно пустым взглядом.
       - Тебе что до того? Я... тебе дорог? Кажется, ты так выразился, - тихо сказал он. - Верх милосердия с твоей стороны, Лир. А до сегодняшнего дня тебе не приходило в голову: сказать мне об этом, да? Ты лжёшь. Либо мне, Лир, либо себе.
       - В отличие от тебя, я себе не лгу, - хрипло ответил рыжий, машинально стирая кровь с уже почти зажившей раны и выпрямляясь. - Тебе ли ставить мне в укор молчание? Или я сам должен был догадаться, что чёрти откуда взявшийся рыжий мальчишка для тебя не только набор отверстий для члена? После той войны десять лет назад ты почти озверел, не в состоянии думать ни о чём, кроме своей вины перед Лангре! Сколько раз ты по-пьяни пытался зарезать меня, видя на моём месте Бертрана? Не помнишь?
       - Отлично! Значит, я один во всём виноват? - Жак укоризненно помотал головой. - Убедил. Доволен?
       - Нет. Виноват Лангре. Он сошёл с ума, когда полюбил человека и едва не погубил из-за него весь клан. Теперь он нашёл новый смысл в этом амирце. Какой шанс на то, что в этот раз ему так же повезёт, и ты не окажешься вместе с ним за гранью, а?
       - Ему повезёт, потому что я собираюсь рассказать ему правду о том, что Сандерс знает. А тебе, - Жак беззлобно усмехнулся, - тебе лучше уезжать прямо сейчас, Лир.
       - И оставить тебя безмолвной собакой, готовой ради взгляда хозяина на что угодно? - оскалился едва успокоившийся рыжий. Преодолев расстояние до Жака за доли секунды, Лир вцепился в его одежду, дёргая капитана стражи на себя. - Я не отдам тебя ему, - отчётливо проговорил он, цедя каждое слово в сурово сжатые губы брюнета, - понял? Не отдам!
       - Тогда оставайся со мной, - Жак секунду сомневался, а потом порывисто обнял любовника, словно века мечтал только об этом. - Я поговорю с Ринаром, он простит нас.
       - Ты не понимаешь, - отстранившись, Лир покачал головой и медленно провёл ладонью по волосам, убирая с лица упавшие рыжие пряди. - Если бы я был виновен лишь в покушении на Лангре, он, может быть, меня и простил бы... Но именно я был в том отряде, что увёз Гилнора и Майера в земли Эствуда. Этого Ринар мне не простит, и я понимаю его. Если бы кто-то лишил меня моего возлюбленного, я и думать бы не стал... А ты, Сарон? - зелёные глаза смотрели грустно и выжидающе, словно рыжий сомневался в ответе стража.
       Жак отступил на шаг от рыжего и беспомощно наткнулся спиной на каменную кладку стены.
       - Так это ты стрелял в Лангре, - тихо прошептал он, не в силах поверить. Но он уже готов был сдаться. - Да, ты прав, Ринар такое не простит.
       Жак отпустил голову и долго молчал. Плечи воина иногда вздрагивали - было слишком холодно от всей этой безысходности. Лир просил предать Ринара, а Ринар... Сарон по-прежнему не понимал, что тот хочет от жизни. Что они все хотят от него?
       - Что я должен сделать? - в голосе Жака появились стальные нотки, но взгляд был больным, словно Сарон спрашивал рыжего: "Если я сделаю это, ты меня полюбишь хоть немного?"
       - Перейти на другую сторону, - прошептал Лир тихо так, что голос его казался шумом ветра в камине, - на мою сторону, на нашу сторону...
       Словно решившись, рыжий взял руку Сарона и, поднеся к лицу, мягко поцеловал ладонь с запутанными линиями жизни, любви и судьбы. Они были сплетены так крепко, что казалось, ничем не распутаешь, и Лир невидимо вздохнул, пряча горечь в глубине глаз.
       - Только так мы сможем быть вместе, Жак. Выбирай... Я приму любое твоё решение.
       - Я хочу быть с тобой. Лир, - Сарон прикасался кончиками пальцев к губам рыжего и не мог поверить, что предаёт Лангре, предаёт Майера, Идриса, и что хуже всего - ни в чём не повинного Гилнора. - Я хочу быть с тобой. На остальное плевать.
       На губах рыжего вампира появилась лёгкая улыбка, и он кивнул, словно подтверждая решение Жака и закрепляя его. Сандерс был прав. Грубый солдафон оказался способен на точно такую же любовь, как и жестокий и властный Лангре - сильную, ломающую всё и вся, любовь до конца. То, что изначально было для Лира лишь игрой, слишком странно и слишком быстро переросло в нечто большее, и пока рыжий не мог найти этому названия. Скрывая непонимание за ласковым и немного грустным взглядом, он потянулся к губам Сарона, прикасаясь мягко и почти неловко, словно не доверяя до конца и ожидая подвоха в самый последний момент.
       Поцелуи были с примесью горечи, и всё-таки Жак не остановился. Лаская Лира, он медленно забывал обо всём. Возможно, когда-нибудь он пожалеет о том, что сделает ради своей любви. Когда-нибудь обязательно, но не сейчас. Сарон продал душу за сладость губ и жар молодого тела, за ласковые слова и своё имя, произнесённое с удивительной нежностью.
       - Идём, Лир, - просьба сорвалась выдохом в шею. - Идём ко мне.
       И снова рыжий лисёнок улыбался, смешивая счастливый смех с наигранными капризами и стонами, выгибался под вбивающим его в постель Сароном, пытаясь урвать ещё, и ещё один поцелуй. Лир дразнил, шептал глупости, распуская руки, совсем как подросток, которому едва исполнилось шестнадцать, дурачился, словно в мире не существовало ничего, кроме тесной постели капитана стражи, и Жак поддавался, чувствуя себя счастливым и свободным, пожалуй, впервые за несколько веков.
       Тонкие пальцы осторожно коснулись тёмной повязки, скрывающей увечье Сарона, и рыжий тихо поднялся с постели, стараясь не разбудить задремавшего вампира. Тело приятно ломило от усталости, но Лир не позволил себе окунуться с головой в это чувство почти абсолютного счастья, и неслышно одевшись, выскользнул за дверь. Сапоги на мягкой подошве делали передвижение по коридорам замка почти неслышимым, и он позволил себе задуматься, отпуская мысли о тайности предстоящего ему дела. Ему было не впервой быть предателем, как и пользоваться личной привязанностью ради собственной выгоды, но прошедшие несколько часов будто надломили в нём что-то, что ранее отвечало за беспринципность. Теперь в каждом тёмном углу, на каждом повороте, он чувствовал взгляд своего любовника - не разгневанный, не злой - умоляющий, просящий о любви, преданности, счастье. Это осознание было невыносимо для того, кем Лир был уже несколько столетий - пешкой с претензией на дамку, если ей, конечно, удастся проникнуть настолько глубоко в тыл противника, чтобы вызвать его разрушение. Звучало глупо, но раньше он не замечал этого, не замечал мук совести после выполнения очередного "заказа". Послужил ли стимулом для слишком позднего пробуждения совести взгляд Жака, или его шёпот признаний, что пробирал до костей? Рыжий не знал ответов на эти вопросы, но без стука входя в спальню Сандерса, он уже чувствовал, что их план изменился.
       - Всё сделано.
       Лир плотно затворил за собой дверь и как можно более безмятежно посмотрел в глаза того, кого боялся до ужаса. Аллисон старший был из тех немногих, кто мог напугать и очаровать одновременно, вызывая конфликт разных по своей природе чувств и сыграть на этом, добиваясь желаемого и уничтожая свою жертву. Рыжий боялся исчезнуть, но ещё больше он боялся того, что будет перед гибелью, ведь надежда на то, что Лангре просто отнимет его жизнь, была слишком нереальной.
       - Он дал своё согласие? - карие глаза Сандерса так и остались на листе пергамента, что он держал в руках, сидя у камина. Поднимать взгляд на слугу - это была одна из наград владыки, и её удостаивался далеко не каждый.
       - Да.
       - Он полностью осознаёт свою роль в данном предприятии?
       - Мы ещё не обсуждали всех деталей, но он согласился, а на большее за несколько часов рассчитывать было глупо, он несколько веков служил Лангре верой и правдой - подобное отношение не продаётся за пару мгновений! - резко оборвав себя, Лир замолк, понимая, что наговорил лишнего.
       - То есть, ты провалил то, о чём мы с тобой договаривались? - не меняя спокойного тона, осведомился Аллисон, переворачивая пергамент.
       - Я добился согласия, а это основное! - едва не задохнувшись от гнева, рыжий с трудом удержал себя от непочтительного тона. - Всё остальное придёт со временем. Ему нужно время, чтобы...
       - У нас нет времени! - оборвал его Сандерс. - До окончания пребывания в Ларине осталась неделя. А значит, мой приказ должен быть исполнен через два дня.
       - Три дня, - прошептал Лир, - за три дня я сделаю всё, что нужно.
       - Два.
       Отложив изученный пергамент на столик рядом с креслом, владыка Амир поднялся и подошёл к лиорцу вплотную, обхватывая его подбородок пальцами и не давая отвести взгляд.
       - У тебя два дня. Ты понял? Или мне повторить ещё несколько раз? Не успеешь - отправишься следом за своим повелителем, и будешь поджидать там всю честную компанию. Интересно, Ринар и за гранью с тебя семь шкур спустит? На твоём месте я бы понадеялся на знание о том, что нас после гибели ничего не ждёт.
       Отпустив рыжего, Аллисон брезгливо вытер руки о шёлковый платок, который тут же отбросил в сторону, и нарочито медленно добавил:
       - Сарон должен устроить мне встречу с Лангре через два дня. Это не обсуждается.
       Скрипнув зубами, Лир склонил голову не то в знаке почтения, не то для того, чтобы скрыть свой взгляд.

Глава 26. Право на счастье.
       
       - Не болит? - спросил Майер тихо, откидываясь на диванные подушки и смотря как сквозь неплотно задёрнутые шторы проглядывает тусклый зимний день. Сумрак гостевой комнаты неприятно давил на сознание, хотя блондин понимал, что дело вовсе не в полумраке помещения. Азарт сражения прошёл, точно так же, как и страх за жизнь Лангре после ранения. Теперь незавершёнными остались только те чувства, что поселил в их сердца Сандерс перед своей смертью. Даже из-за грани он ещё мог портить им жизнь.
       - Нет, - сухо ответил Лангре, разливая в бокалы кровь. С момента смерти старшего Аллисона прошли почти сутки - Идрис всё ещё не появился, Гилнор мерил шагами тронную залу, или просто сидел с бутылкой вина у камина, и все делали вид, что ничего не происходит. Однако недоверие, повисло в воздухе дамокловым мечом, и когда оборвётся нить, не знал никто.
       Ринар вернулся к дивану и протянул Дориану хрустальный бокал.
       - Надо поесть, а то я что-то устал... Первый раз за последние шестьсот лет чувствую себя стариком. Да и ты неважно выглядишь.
       Взяв бокал, блондин повертел его в руках несколько секунд, а затем, так и не сделав ни одного глотка, поставил на деревянную ручку дивана. Начать с вопросов было куда проще, но амирец впервые пошёл по более сложному пути, начиная с ответов:
       - То, что сказал Сандерс... правда. В некотором роде, - Дориан замолк, не зная, как продолжить.
       Ринар вздохнул, отчего-то скользнув взглядом по бархатным тяжёлым шторам.
       - Да, я знаю, - тихо ответил он. - Послушай, это очень сложно объяснить, но... Нет, мне, конечно, не всё равно, только нужно время, чтобы переварить всё это, Дориан. Мои чувства не изменились от того, что я узнал, просто... - Ринар взглянул на амирца и, протянув руку к его лицу, мягко коснулся пальцами щеки. Трудно было представить, что к этой нежной бледной коже прикасался ещё кто-то, кроме него. Такие фантазии Ринар предпочитал душить накорню - так же легко, как когда-то сделал это с Риком. - Я очень боюсь потерять тебя. Прошлое меня мало беспокоит, а вот будущее...
       - Будущее зависит только от нас, - не слишком уверенно, но всё же улыбнулся Майер, сжимая пальцы брюнета своими и ненавязчиво удерживая любовника рядом с собой. - Я не могу обещать тебе вечной преданности... Я больше не хочу лгать. Но если вдруг случится что-то такое, почему нам следует прекратить наши отношения, ты узнаешь об этом первым и возможно, после разговора с тобой, это уже перестанет иметь значение.
       - Почему? - Ринар нахмурился. - Я не собираюсь отказываться от тебя. Мы слишком через многое прошли, чтобы расстаться. Я ценю то, что ты не хочешь лгать, но иногда очень хочу, чтобы ты солгал. Если не наступит ночь - солги мне, что она наступила. Если ты изменишь мне - солги, что не делал этого. Если ты захочешь уйти навсегда - солги, что обязательно вернёшься. И если ты не любишь меня... Солги. Я поверю тебе. Что бы не случилось, я буду думать, что ты только мой, и твоё сердце будет вечно моим. Чихать я хотел на Сандерса - пусть в аду горит! Я люблю тебя, и смогу жить так, даже если это будет неправильно.
       В серых глазах промелькнуло чувство, слишком похожее на боль, и Майер медленно поднялся на ноги, не отпуская руки Лангре.
       - И ты поверишь мне? - почти неслышно прошептал он, вставая вплотную к любовнику и заглядывая в тёмные глубокие глаза. Черты лица брюнета заострились, и Дориан внезапно вспомнил их поединок в тюрьме Эствуда - тогда у Ринара были точно такие же глаза, словно у побитого, но по-прежнему преданного хозяину пса. - Если я солгу, поверишь?
       - Да, - Лангре кивнул. - И ты знаешь, почему.
       Молча отпустив руку Ринара, амирец сел обратно на диван, закрывая лицо ладонями и сгибаясь почти напополам.
       - Я не хочу, - прошептал он с каким-то остервенением. - Я не хочу так! Ты понимаешь, что делаешь больно так, как мне никто никогда не делал?
       - Возможно, - тихо выдохнул Ринар, садясь рядом. - Да пусть хоть небо на землю рухнет... Я не могу даже думать о том, что потеряю тебя. Да, я эгоист, я стал ко многим вещам относиться неправильно, многое неправильно делаю, но я готов на что угодно, лишь бы удержать тебя. Я болен тобой, Дориан. Я прощу тебе всё, кроме одного - если ты уйдёшь и больше никогда не вернёшься. Сандерс открыл мне глаза, но не на твоё прошлое, а на мою слабость. Он знал, что я не столько злиться буду, сколько бояться. Прости меня, Дориан, но это чувство засело где-то в сердце и я не могу избавиться от него. Я пытаюсь, но оно пожирает меня.
       - Ты сумасшедший, - прошептал блондин, но в его голосе послышалось странное облегчение, словно тяжёлое напряжение спало и теперь наконец-то можно начать дышать полной грудью. - Это так только в первые недели, месяцы, годы... Скоро ты привыкнешь, и это чувство пройдёт, - скорее себе, чем любовнику, проговаривал амирец. - Нельзя испытывать такое вечно.
       - Тогда придёт что-то лучшее, Дориан. Ты меняешь меня и я рад этому. Я больше не убиваю, не издеваюсь ни над кем, не ищу случайных жертв. Это дорогого стоит.
       Ринар обнял Майера и крепко прижал к себе.
       - Хочу спросить... Кем тебе был Рик? Сандерс упомянул его - и ты в лице переменился.
       Легко погладив брюнета по волосам, Дориан расслабился в его объятиях, понимая, что кризис миновал.
       - Он был моим... не то чтобы другом. Рик был одним из придворных мальчиков на побегушках - слишком молодым и слишком амбициозным, чтобы быть осторожным. Он немалого добился в своей жизни, но ему хотелось большего. Рик слишком сильно напоминал мне меня самого... В этом, наверное, и вся моя привязанность. Так же, как и со мной, никто не знал, куда он отправился. А когда он не вернулся... В общем, было горько. Скажи, что мучил его не слишком сильно, - неожиданно вырвалось у Дориана. - Если нужно - солги.
       - Не слишком, - соврал Ринар, прикрывая глаза и вспоминая темноволосого юношу, который принял ужасную мучительную смерть - расчленение ещё при жизни, а потом удушье. Тело Лангре содрогнулось в судороге холода. Это не мог сделать он? Сейчас он словно очнулся ото сна и прозрел. Это не он... Он не мог так!
       - Хорошо, - выдохнул блондин, подсознательно чувствуя в словах Лангре ложь. - Хорошо...
       
       ***
       
       - Ты как? - Лангре остановился в дверях спальни, с некоторым удивлением глядя на сидящего в кресле Гилнора. С бутылкой вина и бокалом в руках он всё равно выглядел подавленным. - Зачем напился?
       Юноша упрямо вытер слезу и крепче стиснул зубы. Не поднимая глаз на Ринара, Гилнор пожал плечами.
       - Он вернётся, - мягко улыбнулся Лангре, прикрывая дверь.
       - Я не знаю, - прошептал юноша скорее озлоблено, чем утвердительно. - Я боюсь. А вдруг он не хочет меня больше видеть. Может быть, он просто решил обойтись без лишних объяснений - и ушёл тихо.
       - Не думаю. Скоро вечер, Гилнор. Идрис мог переждать день где-нибудь... Может ему нужно одному побыть, а ты раньше времени делаешь выводы.
       Гилнор поднял на Ринара красные заплаканные глаза.
       - Я - обращённый... Такие, как я - мусор под ногами чистокровок, а род Идриса - один из самых древних и благородных... Даже мимолётная связь со мной порочит его. Если он больше не захочет меня знать я пойму. Но это ожидание... Я с ума схожу и не знаю, что делать.
       - Не напиваться - это точно.
       Лангре подошёл к юноше и, забрав у него бутылку, присел на подлокотник кресла.
       - Ты - Владыка клана, и пока это так, о чистоте твоей крови никто не заикнётся.
       - Зачем ты сделал меня Владыкой, Лангре? - юноша посмотрел в глаза Ринара, и тот мягко усмехнулся.
       - На это была причина.
       - Причина?
       - Точнее несколько. Во-первых, ты - истинный король этих земель, и как потомок Артура ты владеешь тем, что твоё по праву. Ну, а что касается вампиров... Видишь ли, пока я был жив, никто не посмел бы причинить тебе вред. После гибели твоей семьи я приглядывал за тобой, тем самым обеспечивая твою безопасность. Когда же появился Дориан, всё изменилось. После моей смерти Майер был бы свободен, но тебя, скорее всего, изгнали бы из клана. - Лангре пожал плечами. - Тут даже Жак не помог бы. Я предвидел всю опасность ситуации, Гилнор, и единственным способом спасти тебя от этой участи было - возвысить над законами вампиров так, чтобы никто не посмел даже заикнуться о том, что ты - обращённый.
       - У Сандерса смелости хватило, - Гилнор печально улыбнулся.
       - Ну, он всегда выбивался из толпы слишком неправильными поступками, - ответная улыбка, по мнению Ринара, получилась слишком тёплой. - Пока ты - Владыка Киленс, у тебя есть шанс на счастье с Идрисом, помни об этом.
       Упоминание об Аллисоне вернуло грусть и, пряча её, Гилнор отвернулся.
       - Да, я помню. Ему нужен мой клан.
       - Не исключено, - честно ответил Ринар, - но с этим разбирайся сам.
       Владыка Киленс кивнул. Лангре поставил бутылку вина и бокал на стол. Вампиры долго молчали, размышляя каждый о своём.
       - Знаешь, Дориан простил меня, - неожиданно сказал Ринар.
       - Правда? Это здорово, - Гилнор почти улыбнулся, но как-то вымучено.
       - Давай-ка, ложись - отдохни. Не стоит, чтобы по возвращению Идрис видел тебя в таком виде.
       У Гилнора не было сил даже возражать - он покорно лёг в постель и не особо удивлялся тому, как Лангре по-отцовски заботливо укрыл его пледом. Ринар ещё немного побыл в комнате Гилнора и, убедившись в том, что тот успешно претворяется спящим, ушёл. Теперь оставалось только ждать возвращения Идриса.
       Владыка Киленс лежал, не шевелясь, лишь вздрагивая при каждом шорохе, прислушиваясь к звуку Его шагов за дверью. "Если ему нужен мой клан, - думал он, - я отдам... Отдам и сам буду служить ему". За такие мысли было стыдно, но они упорно лезли в голову. Гилнор отмахивался от них: "Он просто хочет побыть один. Я не должен думать о нём плохо. Я не имею права. Ведь тогда - в лесу он же ещё не знал, кем я стану... Или знал?"
       Бывший принц Амир передал тело своего отца капитану личной охраны, а тот в свою очередь, бережно отнёс бывшего владыку в подвал, где ему и пристало находиться до возвращения в свой родной замок. Идрис прекрасно знал, что капитан ненавидел Сандерса Аллисона почти всю свою жизнь и примкнул к оппозиции в лице его сына сразу после её формирования, но сейчас, глядя в спину своего давнего союзника, Идрис не понимал самих основ их жизни. Да, для вампиров была важна собственная смерть, и сгорание на солнце даже трупа приравнивалось к самым страшным пыткам - именно потому Аллисон младший (а теперь и единственный) не побоялся рискнуть жизнью, чтобы вытащить тело отца из пекла. Несмотря ни на что, Идрис считал смерть справедливой карой даже для мстительного и ненавидящего всех и вся вампира, но оставить его на солнце казалось преступлением.
       Поднимаясь по пустой лестнице, новый владыка Амир на ходу развязывал шейный платок, мечтая лишь об одном - добраться до собственной постели и, наконец, упасть в неё, чтобы забыться. Но мысли упорно мешали осуществить эту мечту, как наваждение подсовывая своему хозяину тёплые солнечные глаза, на дне которых застыли: страх и почти безумная надежда на сказку со счастливым концом. Он думал о Гилноре всё то время, пока сидел рядом с трупом отца в глубине маленькой сырой пещеры, скрываясь от Солнца. Порой мысли уводили за грань настолько далёкую от реальности, что вернуться обратно было почти невозможно, и амирец изо всех сил сдерживал многочисленные: "а если?", "а вдруг?", "неужели?". Для истинного вампира связь с обращённым была позором, а о каких-либо тёплых чувствах вообще не могло идти речи. Это было правилом для многих поколений до Идриса и, скорее всего, будет правилом и за многие поколения после. Причины этой странной... нет, не ненависти - брезгливости, были столь туманны, что Идрис теперь и сам не мог толком назвать их. Кровопийцы всегда видели в людях добычу, и только изредка вынужденных партнёров, без которых существование станет если не невозможным, то значительно худшим. А обращённые сами по себе несли в себе эту человеческую грязь, от которой не избавляли: ни столетия, ни кубки выпитой крови. Аллисон никогда не думал, что свяжется с кем-то из них, а тем более полюбит. Эта мысль сейчас казалась настолько дикой, что амирцу хотелось выть от того, что он был настолько слеп и беспечен. Наследник владыки клана и мальчишка-слуга тогда в лесу - это было куда лучше, чем владыка клана и обращённый сейчас. Идрису всегда было наплевать на то, что о нём думали окружающие - из века в век он следовал своему пути и убеждениям, приближаясь к своей цели с упорством росомахи, вцепившейся в жалко сопротивляющуюся жертву, и вот уже когда жертва задохнулась, оставляя хищника победителем, росомаха поняла, что слишком слаба. Слаба для того, чтобы просто продолжать жить. А владыке Амир не пристало чувствовать страх, даже страх - потери любимого. День не решил ничего, но отчего-то ноги сами свернули на повороте - и Идрис очутился на пороге до боли знакомой комнаты. Он чувствовал Гилнора, слышал его дыхание, несмотря ни на что, и хотел войти внутрь, хотел даже если это станет началом конца и новым проявлением его слабости. Любовь не должна причинять боль - Аллисон отчего-то верил в это, сам не понимая того, что боль ему причиняли лишь сомнения. Вскрытая острым ножом загнившая рана либо очищается сама, исцеляясь полностью, либо убивает весь организм - всё зависит от знахаря.
       Осторожно толкнув деревянную дверь, вампир вошёл внутрь комнаты и медленно приблизился к лежащему на кровати мальчику. В душном, почти затхлом воздухе витал ощутимый запах вина, и у Идриса не было сомнений относительно того, откуда он. "Он ещё совсем ребёнок, - подумал амирец с непонятной тоской внутри, присаживаясь около постели на корточки и всматриваясь в такие знакомые черты. - За что ему всё это?"
       Не удержавшись от искушения, Идрис провёл кончиками пальцев по щеке Гилнора, убирая выбившуюся прядь и невольно замирая от теплоты и нежности кожи. Ему хотелось слишком многого - крепко обнимать, прижимая любимого так сильно, будто пытаясь вобрать его в себя до конца, целовать мягкие нежные губы, шептать слова любви и преданности. Но что будет после? Связь с обращённым может слишком сильно пошатнуть и без того нетвёрдую власть нового владыки, а желающих занять его место всегда будет более чем достаточно. Аллисон не мог и не хотел жертвовать своим положением, доставшимся ему с таким трудом. Труп отца был слишком явным символом цены власти. Но лежащий перед Идрисом мальчик манил теплом и нежностью, обещая любовь и преданность не взирая ни на что. "Зачем тебе власть? - устало шептало сознание амирца, - зачем клан, если рядом не будет его? Ты боишься? Боишься потерять то, что было получено таким трудом? Но только ли власть ты получил? Неужели он ничего не стоит? Стоит. И много чего. Согласен ли ты бороться ещё? Согласен ли победить ради него и себя? Решай... ". Никогда ещё противоречия не давили на Аллисона настолько сильно.
       Гилнор едва не сорвался и не кинулся на шею амирца, но чувство собственного достоинства не позволило - вдруг его оттолкнут с презрением. Между ними было всё очень сложно - так сложно, что Гилнор не видел выхода, кроме как уйти из жизни Идриса навсегда. Он почти решился на это, но сейчас позволил себе немного слабости - в последний раз.
       - Не убирай руку, - шёпотом попросил он. - Так хорошо.
       Юноша медленно открыл глаза и нежно посмотрел на Аллисона.
       На усталом и будто заострившемся лице мужчины почти молниеносно промелькнуло странное чувство тревоги, словно у вора, которого поймали за кражей, но он тут же сменил его обычной маской спокойствия.
       - Не буду, - так же тихо прошептал амирец, поглаживая большим пальцем кожу около виска юноши, будто успокаивая разволновавшегося зверька и подавляя в себе желание - уйти и хотя бы ненадолго отсрочить этот разговор. - У тебя круги под глазами. Почему ты не спал? Кошмары?
       - Да, - совсем тихо ответил Гилнор, едва сдерживая подступающие слёзы. Как некстати. - Вроде того.
       Юноша сел на постели и отпустил голову, чтобы Идрис не увидел этого предательского блеска в его глазах.
       - Мне привиделось, что ты зашёл попрощаться. Даже сейчас мне кажется, что это так. - Владыка Киленс замолчал, а потом, справившись с дрожью в голосе, смело посмотрел в глаза Аллисона.- Прости. Я, наверное, сам должен был сказать тебе, что я обращённый, но я не предполагал, что для чистокровки это настолько мерзко.
       Несколько секунд в комнате висела напряжённая тишина, в которой за много метров можно было расслышать писк комара, но её прервал тихий вздох Идриса, сожалеющего о том, что Гилнор всё же решился на этот разговор. Объятия сейчас стали бы лучшим ответом, разбивая ту стену отчуждения, что уже появилась между ними, но Аллисон не мог решиться на них. Выпрямившись, амирец посмотрел на любимого сверху вниз, а затем отвернулся и отошёл к столу, за которым они ещё вчера сочиняли лимерики, развлекая друг друга извлечёнными из сознания рифмами. Лист с наиболее удачными творениями по-прежнему лежал поверх остальных бумаг, и Аллисон взял его, пробегаясь глазами по знакомым строчкам, чтобы отвлечься и продумать слова до мелочей.
       - Я должен был догадаться сам. Ведь об этом совсем не обязательно говорить... Достаточно лишь правильно посмотреть - и правда найдётся. Однако некоторые чувства мешают её разглядеть.
       Обернувшись, Идрис посмотрел в блестящие солнечные глаза, словно оценивая силу своих слов, и затем тихо спросил:
       - Ты любишь меня, Гилнор?
       Взгляд юноши ответил на вопрос красноречивее любых слов. Да, он любит, как бы это не было смешно или глупо, но кому нужно сердце полукровки? Может и Дориан не остался с ним из-за этого?
       - Мне казалось, что ты знаешь ответ на этот вопрос, - слова давались с трудом.
       Было больно и до ужаса страшно. Почему Идрис спросил об этом сейчас? Чтобы посмеяться над его чувствами? Отказать помягче? Послать вместе с этой самой любовью куда подальше? Гилнор притянул колени к груди вместе с одеялом, словно сильно замёрз, или пытался спрятаться от пристального взгляда карих глаз.
       - После того, что тебе сказал отец, это ещё имеет значение?
       - Я бы не спрашивал, если бы это не имело значения, Гилнор, - голос прозвучал непозволительно мягко, и Идрис тяжело вздохнул, откладывая исписанный лист обратно на стол и сжимая пальцами переносицу от усталости.
       Ситуация не желала упрощаться, и амирец не знал, как разрешить её полюбовно и с наименьшими потерями. Гилнор говорил так, словно желал остаться с ним до конца, а Аллисон... так и не понимал собственных чувств. Тут же вспомнилась обжигающая, словно воск свечи, мольба об укусе, и Идрис одёрнул себя, слишком хорошо понимая, куда могут завести подобные мысли. Он любил Гилнора, он помнил, как проклинал Дориана за то, что тот пусть и невольно, но причинил мальчику боль, и он не верил, не желал верить в то, что всё это исчезло после выяснения правды, что отцу всё же удалось разрушить созданное таким трудом.
       - Мне нужно знать это, пожалуйста, - Аллисон откинул назад волосы и сжал пальцами резную спинку стула до боли в суставах. - Я хочу знать наверняка, иначе... всё впустую.
       - Всё впустую? - Гилнор удивлённо уставился на амирца. - Послушай меня, Идрис, - юноша старался говорить спокойно, но у него тряслись руки, а внутренняя дрожь не давала ровно дышать, - я не понимаю тебя. Три дня назад мы занимались любовью, и ты ни в чём не сомневался, когда брал меня. Тогда в лесу тебя тоже не смущало моё положение слуги. Ты сомневаешься сейчас, когда знаешь, что я был человеком. Ты не обещал мне вечной любви и преданности, помнишь? Я твоей репутации не собираюсь вредить, потому что ничего не изменилось. Ничего, Идрис. В моих жилах течёт та же кровь. Всё впустую? Всё?
       - Нет, изменилось всё, - жёстко оборвал юношу Аллисон, в мгновение ока оказываясь рядом с кроватью и вздёргивая Гилнора за плечи так, что карие и солнечные глаза смотрели друг в друга. - Ты больше не слуга, а я не принц Амир. И за время этих изменений произошло ещё столько, сколько и вообразить себе страшно. Ты - Владыка клана совсем недавно и не знаешь всех подводных течений своего положения. Твою власть гарантировал Лангре, а это многого стоит, но если ты оступишься, хотя бы раз - это будет немедленно подмечено и зафиксировано так, что потом вовек не отмоешься. Ты не виноват в своём происхождении, Гилнор, ты не в чём не виноват, но оно есть и среди истинных вампиров это существенный недостаток даже для Владыки. Весь вопрос не в том, как это мерзко и неблагородно, вопрос в нужности, необходимости этих отношений. Нам было нелегко, но будет ещё сложнее, если мы решимся сохранить эти отношения. Понимаешь ли ты это?
       - Отпусти меня, Идрис, - Гилнор испугано смотрел на амирца, - мне больно. И вообще, нужность отношений выясняется тогда, когда ты точно знаешь, что тот, кого любишь, тебе нужен. Завтра я откажусь от клана и верну власть Ринару. Что после этого тебе будет нужно во мне, Идрис? Спрячешь меня в подвале ото всех? Бросишь? Отпусти...Ты делаешь мне больно!
       Пальцы Аллисона разжались, позволяя Гилнору упасть на кровать, и амирец устало помотал головой.
       - Ты путаешь меня с моим отцом, мне не нужен твой клан - со своим бы справиться. Я не хотел сделать тебе больно, не хочу я этого и сейчас. Не смотря ни на что, ты ещё ребёнок, Гилнор, и это замечательно, но в этой ситуации нам нужно быть взрослыми. И если быть, то вместе. Я не буду лгать - мне нелегко признавать то, что я полюбил обращённого. Я вырос с этой идеологией, и боюсь, её излечит только время, но если постараться и быть уверенным в том, что это единственная проблема, справиться можно. Но что ты? Готов ли ты рискнуть, оставаясь со мной? И я говорю не о жизни, я говорю о тебе самом. Я меняю личности, подстраиваю их под себя, это неизбежно. Готов ли ты пойти на это? Или это самое "очевидное" есть только под влиянием момента?
       Гилнор лежал на постели неподвижно, точно шевельнись он - и разобьётся его хрупкое счастье по имени Идрис вдребезги.
       - Я люблю тебя, - потеряно выдохнул юноша, грустно глядя в сторону. - Я стараюсь быть взрослым. Твоя власть сейчас шатка. Связь со мной не прибавит тебе сторонников. Лангре сказал, что пока я Владыка Клана - это мой шанс на счастье с тобой. Мне страшно за нас, - Гилнор закрыл лицо руками и всхлипнул.
       Тёплые пальцы сжали запястья юноши, и амирец мягко отнял руки от его лица, садясь на постель рядом и прижимая любимого к себе.
       - Мы справимся, - почему-то эти слова показались единственно верными, и Аллисон не сомневался в них ни капли, словно в прописной истине. - Если захотим - справимся.
       Почти благоговейно коснувшись губами виска Гилнора, Идрис легко провёл ладонью по вздрагивающей спине, успокаивая и признаваясь себе в том, что сдался на милость жёлтых тёплых глаз и мягкой улыбки. Потерять любовь для сына Сандерса неожиданно оказалось куда страшнее, чем потерять власть, и он не желал задумываться над причинами своего поступка - его вело некогда слепое сердце, и он отчего-то верил ему больше, чем всей логике и интуиции вместе взятым.
       Гилнор мягко обнял Идриса за шею и прижался ближе.
       - Я испугался, что ты не вернёшься.
       - Я сам этого боялся, - коснувшись кончиками пальцев подбородка юноши, Аллисон вынудил его поднять голову и посмотреть себе в глаза, - но страх прошёл.
       - Тебе не противно прикасаться ко мне? - Гилнор немного улыбнулся и коснулся горячим дыханием губ любимого.
       В тот же момент острые зубы сомкнулись на мягкой плоти, раня, но уже через секунду язык прошёлся по пострадавшему месту, скрадывая боль.
       - Никогда больше не говори мне такого, - тихо предупредил Идрис, но взгляд карих глаз был тёплым, - иначе мне придётся тебя наказать.
       - Каким образом? Владык кланов не наказывают, - Гилнор всё ещё не решался на поцелуй, только ласково перебирал волосы амирца дрожащими пальцами. Он внимательно всматривался в глаза любимого, чтобы уловить в них то, самое главное чувство. - После того, как ты узнал правду, ты всё ещё любишь меня? - вдруг спросил юноша совершенно серьёзно.
       - Люблю, - так же серьёзно признался Идрис, пожалуй, в самом страшном своём преступлении, - а поэтому буду наказывать тебя не как Владыку, а как любимого, который явно не в себе и потому несёт всякую чушь, - тут же улыбнулся амирец, мягко раскрывая губы Гилнора своими, чтобы подарить лёгкий, почти щекочущий поцелуй.
       Облегчённый выдох сорвался навстречу, и юноша ответил таким же лёгким касанием. У него закружилась голова, а по телу прошла дрожь. Этот поцелуй был как в первый раз - нежный до умопомрачения, именно такой, какого очень ждут - много дней, месяцев, лет. Гилнор слегка прикрыл мокрые от слёз глаза и доверился Идрису без остатка.
       Аллисон позволил себе ещё несколько секунд нежности, а затем неожиданно отстранился и, не отрывая взгляда от непонимающих жёлтых глаз, медленно поднёс запястье Гилнора к своим губам. Секунда - и острые клыки проткнули нежную кожу и тонкие ветви вен под ней. Такой укус не угрожал жизни ни одного из вампиров, даря боль и наслаждение подобно настоящему укусу, хотя и не давал полного единения с любимым. Идрис слизывал пряные солёные капли, не отрывая взгляда от лица Гилнора и мягко удерживая его от резких движений. В карих глазах амирца плескалось наслаждение напополам с болью, и он знал, что его любимый испытывает сейчас те же чувства, однако остановиться пока было выше его сил.
       - Идрис, - Гилнор нежно произнёс имя возлюбленного - в этой интонации была и страсть, и любовь, и мольба - продолжать.
       Юноша не знал, как сложиться их судьба, будут ли они вместе, но он решил, что поборется за их счастье. Его принц был рядом, а о большем мечтать было нельзя. Любовь прекрасна, если она взаимна и свершается между равными. Для таких же, как он и Идрис она становиться опасной игрой - игрой не на жизнь, а на смерть. Им суждено прятаться и притворяться, иногда делать вид, что они едва знакомы. И всё же, как мелочно и стыдно думать о таком, когда Его губы касаются кожи, а в глазах отражается безграничная преданность.
       Гилнор неторопливо и сбивчиво развязал узел у горловины своей белой рубахи, открывая взору амирца нежную смуглую кожу.
       Горячие губы скользнули вверх по запястью, задирая рукав до локтя, чтобы прижаться к чувствительной коже на сгибе руки, обжигая нетерпеливым дыханием. То, что это тело когда-то было человеческим, просто испарилось из сознания амирца. Он желал Гилнора всей сущностью, а потому вопросы принадлежности к какой-либо расе отпали сами собой.
       Скользнув по белой ткани щекой, Идрис прижался к обнажённой коже любовника, втягивая в себя запах его тела и стараясь не сорваться. Глаза в глаза - это было слишком непросто, чтобы повернуть процесс на уже привычное русло и просто отпустить себя.
       - Как ты хочешь? - тихо спросил Аллисон, водя кончиками пальцев по напряжённой спине юноши. - Что потребуешь в уплату пролитой мною крови?
       - Люби меня, Идрис. Страстно, нежно, яростно люби, - прошептал юноша, проваливаясь в сладкий мир прикосновений. - Я твой, и так будет всегда.
       Руки Гилнора легли на плечи Аллисона почти трепетно, и юноша задержал дыхание.
       Удлинившиеся клыки проткнули мягкую плоть, и Идрис подарил возлюбленному глубокий поцелуй вместе со вкусом своей крови на губах. Нещадно разодранная рубаха полетела на пол, и вскоре к ней присоединилась одежда амирца, оставляя любовников обнажёнными на прохладном атласе простыней. Губы шептали глупые и, в общем-то, уже ненужные признания потому, что прикосновения говорили куда более откровенно, страстно. Почувствовать любимого всего, целиком, оказалось слишком важно, чтобы амирца смогли остановить наигранно смущённые просьбы - не делать "этого", и язык вампира побывал во всех нежных местах Гилнора, вырывая из его губ протестующие стоны, которые слишком быстро сменялись криками наслаждения.
       Идрис признавался в любви поцелуями и прикосновениями, резкими несдержанными движениями и ласковым шёпотом, просьбами - потерпеть ещё немного, ещё чуть-чуть. Смуглое тело дрожало в его объятиях, раз и навсегда дав ответ на самый главный вопрос. "Я просто не смогу без него".

Глава 27. Нерушимые узы.
       
       Едва с Сандерсом было покончено, Жак надеялся, что о Лире забудут, и он успеет спрятать рыжего от глаз Идриса и Ринара. Нет, Сарон не сожалел, что в последний момент пересмотрел своё предательство и пришёл на выручку Лангре. Смерть Гилнора Жак бы не перенёс. И пусть он потерял свой единственный шанс на чью-то любовь, но теперь он поступал правильно. Ему казалось, что он найдёт выход и для себя, и для Лира, но стоило только хватиться - рыжий, как в воду канул. Никто его не видел, о нём никто ничего не слышал, о нём никто ничего не знал. Жак потратил три недели на поиски, но это ничего не дало. Лир сбежал, бросил его в очередной раз - вот и всё! Он использовал Сарона, и от этого осознания Жак впадал то в тоску, то в злобу.
       Шли дни, недели, месяцы. Со временем всё утряслось - Ринар и Майер вернулись в замок Чёрной Луны, Гилнор пока оставался в Амир и особо домой не торопился. На время его отсутствия кланом управлял Ринар. Впрочем, Жаку от этого легче не стало.
       - Он совсем озверел, - как-то сообщил Майеру Сарон, входя в караульную и прислоняясь спиной к двери, - клинки к положенному времени не доставили - я виноват, разведчики вовремя не вернулись - моя вина, от этих проклятых моров вся вода в колодцах застыла... Угадай, кто не уследил?
       Немного удивлённо поднимая глаза на обычно сдержанного начальника охраны, блондин оторвался от изучаемой им карты и выпрямился на стуле, не сводя глаз с Жака. Ринар действительно в последнее время стал более раздражительным из-за навалившихся из-за лютой зимы проблем. Но амирца это не слишком касалось - то ли в виду крайней занятости Временно Исполняющего Обязанности владыки Кеальстона в связи с отбытием настоящего в Амир, то ли потому, что брюнет всё ещё помнил о своём обещании сдерживать гнев при любовнике. А вот Сарона Лангре гонял по-настоящему. Представив на секунду, что только что высказал Ринар Жаку, чтобы довести сдержанного и испытывающего огромное почтение к своему хозяину стража, Дориан едва заметно передёрнул плечами и свернул карту, понимая, что заниматься ей дальше у него точно не получится.
       - Всё так плохо? - скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс блондин, вставая на ноги и убирая бумагу в ящик стола. - Он же должен понимать, что обеспечение хороших погодных условий в твои обязанности не входит.
       - Должен, - хмыкнул Сарон, отходя от стены и устало садясь на стул, - но не обязан.
       Начальник стражи никогда раньше не обсуждал с кем-либо Лангре, но тут его как будто прорвало:
       - Клинки обещали привезти вчера, но при такой погоде кто сможет привезти вовремя?! Да никто! И разведчики по той же причине вовремя не вернулись! А уж по поводу колодцев - это к Северному ветру претензии - он этот холод сюда пригнал!
       - Я попробую поговорить с Лангре, - кивнул амирец, не желая продолжать этот разговор. - Ложись, отдохни, думаю, час отдыха погоды не сделает.
       Выйдя из караульной комнаты, Майер быстро поднялся в покои Ринара и, теперь уже, свои собственные. Во всём замке, кроме пожалуй, личных комнат его обитателей, да всегда жаркой кухни, стоял самый настоящий мороз и сейчас вампир старался согреться максимально, помня о том, что в кабинете Ринара из-за временных неполадок с камином климат отнюдь не тропический и даже не умеренный.
       Задумчиво меряя шагами уже такую знакомую и тёплую от воспоминаний комнату, блондин неожиданно остановился напротив зеркала, находящегося здесь непонятно зачем. Нельзя сказать, что Дориан не замечал его раньше, он просто не придавал значения его существованию, да и тем более, в этой комнате его ждали занятия куда более интересные, чем бессмысленно всматриваться в холодную поверхность, что отражала в этом мире всё, кроме него и ему подобных. Но сейчас вампира будто что-то притянуло к зеркалу и он осторожно провёл кончиками пальцев по его холодной поверхности, неожиданно понимая причину появления этой вещи. "Алан был человеком", - догадка внезапно вторглось в его сознание, и Майер тут же отошёл от неприятного предмета, не желая вдаваться в подробности, а так же задаваться вопросами: зачем Лангре до сих пор держит его здесь. "Стоит, значит надо", - тихо уговаривал он себя, одеваясь в тёплую одежду, чтобы выйти наружу. "Может быть, он здесь в театр отражений играет", - Майер развеселил себя мыслью о том, что его любовник сидит днём около зеркала с надетыми на кисти рук тряпочными куклами. Улыбнувшись, Дориан вышел в коридор и отправился в рабочий кабинет владыки Киленс.
       На всякий случай постучав, Майер распахнул дверь и вошёл.
       Настроение Ринара и вправду было скверным потому, что как только Майер появился на пороге, прозвучало:
       - А, это ты... - и Лангре снова уткнулся в какие-то бумаги, с мрачным видом пожевывая кончик пера.
       - Да, - хмыкнул блондин, ничуть не смущённый таким приветствием, - кто ещё к тебе в здравом уме добровольно приходит? Только я и Сарон...
       Вампир пересёк комнату, зашёл Ринару за спину и немного склонился, заглядывая в бумаги.
       - Что там за проблемы с водой?
       - За колодцами смотреть надо, а Жак чёрт знает, чем в последний месяц занимался, - буркнул Лангре. - Приедет Гилнор пусть сам с ним разбирается. В замке уж можно было колодцы утеплить. А так приходится снег топить, дров много уходит. Продолжим в том же духе, в марте можно будет на улице ночевать, всё равно разницы никакой.
       - Возможно, морозы скоро спадут, - пожал плечами Майер, наклоняясь ниже к голове брюнета, - тогда не придётся тратить столько топлива... А Жак и так забегался в последнее время - еле на ногах стоит, смотри - лишишься управляющего.
       Светлая прядь выскользнула из-за уха, упав на плечо Лангре и бумагу в его руках, но блондин не торопился её убрать.
       - Если он не начнет работать, как следует, я лишусь управляющего потому, что он отправится в миры иные и гораздо более далекие, чем Амир, - заявил Лангре, аккуратно снимая прядь Дориана со свитка и лениво перекладывая себе на плечо. - Не заступайся за него, Дориан, не пройдёт.
       - Ты готов отправить преданного тебе слугу в небытие за не утеплённые колодцы? - осторожно спросил амирец, не отводя глаз от бумаг. - Лангре, тебе не кажется, что это уже слишком?
       В голосе блондина не слышалось агрессии или недовольства, просто вопросы, на которые ему бы хотелось знать ответы.
       - Нет, - усмехнулся Ринар, отшвырнув на стол свиток с длинным перечнем проблем. - Если обладая властью, начнёшь давать слабинки, рискуешь оказаться в дураках. Это как снежный ком - станет нарастать, сбиваться в огромный шар, а потом всё рухнет. Конечно, я не повешу Жака, но накажу, чтобы другим неповадно было.
       Руки Майера легко легли на плечи брюнета и, немного сжав, медленно заскользили по ним, разминая уставшие мышцы.
       - И как ты накажешь его? - спросил вампир, выпрямляясь и вставая ближе к креслу, чтобы было удобнее. - Третьего глаза у него нет, так что даже не думай об этом...
       - Откуда я знаю - как, - устало откинулся на спинку кресла Ринар. - У меня сейчас голова другим забита... Отправлю завтра семерых вампиров за дровами. А почему тебя так волнует судьба Жака? Смотри, Майер, я ведь и подумать могу, что у вас с ним... взаимная симпатия, - в голосе брюнета почувствовалась нешуточная угроза. - Тогда я его точно повешу. Потом воскрешу и снова повешу. И буду делать до тех пор, пока он мне не научится утеплять колодцы на зиму.
       - А что в этом случае сделаешь со мной? - тихо шепнул Дориан, склонившись к уху брюнета и тут же выпрямляясь. - Ну у тебя и фантазия... - фыркнул он со смешком в голосе, - а симпатия к Сарону у меня с первого дня здесь - как вспомню с какими глазами он бежал ко мне, чтобы врезать за твоё оскорбление, - голос блондина стал притворно мечтательным, почти ностальгирующим, - так прямо дух захватывает.
       Ладони с плечей переместились на шею, разминая шейные позвонки, а затем медленно опустились на ключицы и немного ниже, но, едва проникнув под расстёгнутую на несколько верхних пуговиц рубашку, опять вернулись на плечи.
       - Вот и славно, - уже улыбнулся Ринар, прикрыв глаза - ресницы чуть подрагивали, напоминая, что тело ещё не полностью расслабилось. - Убивать тебя мне было бы жаль.
       Лангре почувствовал, как его злоба сходит на нет, словно Майер исцелял его от суеты последних пяти дней - сплошные дела вымотали окончательно.
       - О да, смерть была бы для меня слишком милосердной карой, - усмехнулся Дориан, вплетая пальцы в чёрные волосы и легко массируя кожу головы, - но говорю сразу, в пыточный подвал я не пойду! Там холодно и сквозняк! - шутливо капризничал он. - И к столбу тоже не встану по тем же причинам! Так что придётся тебе искать место получше...
       Закончив с массажем, амирец позволил своим рукам оказаться там, где они и хотели быть с самого начала. Расстегнув ещё несколько пуговиц на рубашке брюнета он, наклоняясь всё ближе к Ринару, провёл ладонями по его груди и остановился на животе, лаская гладкую кожу лёгкими круговыми движениями.
       - Я тут немного увлёкся, - невинно сообщил он любимому, тут же прижимаясь губами к виску, - тебе не слишком холодно?
       - Глупый вопрос, - Лангре обернулся через плечо и посмотрел на блондина. Положив ладонь на затылок любимого, и притягивая ближе к себе для поцелуя, он прошептал: - Разумеется, мне холодно, Дориан, и если ты меня сейчас не согреешь, мы с тобой займемся этим и в подвале, и у столба, и во многих других малоприятных местах.
       Язык блондина скользнул между приоткрытых губ Ринара, втягивая его в глубокий поцелуй, а ладони обхватили его лицо, не давая доминировать.
       - Сейчас согрею, - шепнул он, едва оторвавшись от губ Лангре, - я слишком сильно не люблю столбы и подвалы.
       Резко дёрнув кресло за ручку, Майер отодвинул его от стола вместе с сидящим на нём вампиром и плавно опустился на колени, тут же целуя тёплую кожу живота и начиная расстёгивать ремень брюк.
       - А ты коварный, Дориан, - Лангре погладил блондина по волосам, удовлетворённо наблюдая за его действиями. Сердце безнадёжно таяло от любви - и это было так приятно, что даже промозглость комнаты не ощущалась. Ринару захотелось наговорить кучу нежностей, и дело было даже не в умелых губах Майера и его лукавом взоре, а в его манере двигаться, соблазнять, превращать обычные дни в особенные. - Я люблю в тебе это, мой светленький. А на счет подвала... Всё от тебя зависит.
       - Только это? - тихо хохотнул блондин, наконец, справляясь с застёжками и обхватывая пальцами плоть брюнета. - И что мне нужно сделать, чтобы не попасть в подвал, м?
       Губы дразнящее коснулись головки, лаская нежную кожу, а затем немного приоткрылись, постепенно пропуская внутрь всё глубже.
       - Ну, сделай что-нибудь, - сохранять спокойствие голоса, когда тебя ласкают подобным образом, оказалось не так просто. Лангре вздохнул, немного удобнее устроился в кресле и, понизив голос, прошептал: - Неплохое начало, Дориан... Я уже... кажется готов отказаться от идеи подвала... Да, вот так, - Ринар положил ладонь на голову блондина, направляя его и слегка надавливая. - Умница.
       Ехидно прищурившись от такой формы одобрения, Майер впустил член брюнета так глубоко, как только смог, а затем так же медленно двинулся обратно, сильно сжимая его губами и не отрывая взгляда от лица любовника. Рука в волосах немного мешала, сбивая с нужного ему ритма, но он вскоре покорился ей, не в силах сдерживаться больше и, двигаясь в том темпе, в котором хотел Лангре. Гладкая бархатистая кожа почти сводила с ума, и Майер сам пьянел от прикосновений к телу Ринара, не в силах остановиться. Язык дразня пробежал по уздечке, а губы сильнее сжались на головке, вырывая у своего же хозяина тихий стон удовольствия.
       Некоторое время Ринар просто наслаждался происходящим - прикрыв глаза, он полностью сосредоточился на приятных ощущениях, понимая, что всё сильнее возбуждается. Когда же от каждого нового движения губ блондина, напряжение внутри него стало стремительно приближаться к пику, Лангре отстранил Майера от себя и, склонившись к сладким губам с привкусом собственного запаха, страстно поцеловал.
       Отвечая на поцелуй, и почти теряя дыхание, Дориан обнял брюнета за шею, вынуждая склониться ниже к себе, а затем, с трудом оторвавшись от него, опять приник к его плоти, твёрдо намереваясь довести до логического конца. Но тут в дверь постучали, а через несколько - весьма необычайных по ощущениям для пары в кабинете - секунд она открылась - на пороге появился Жак Сарон. Дориана полностью скрывал стол, а вот Лангре начальник стражи видел прекрасно.
       - Привезли клинки, - просто сообщил он, наконец, замечая расстёгнутую рубашку хозяина, его шальной взгляд и невольно замирая от увиденного, - Вы посмотрите? - продолжил он, не зная как побыстрее уйти.
       Непроизвольно замерев от неожиданного вторжения, блондин на некоторое время остановился, а затем, усмехнувшись сам себе, продолжил медленный, чувственные движения, не дающие быстрой разрядки, а от того сейчас более острые.
       - Позже, Жак, - Ринар незаметно для визитера положил ладонь на голову Майера, заставляя притормозить на время, а другой рукой запахивая рубашку. - Пусть оставят в конюшнях, и ступай уже, отдохни.
       Сарон удивлённо открыл рот - по правде он просто подумал, что ослышался.
       Услышав стук закрывшейся двери, блондин тихо хихикнул, создавая вибрацию, и отстранился, утыкаясь лицом брюнету в колени. Его плечи дрожали от плохо сдерживаемого смеха.
       - Много бы я дал, чтобы увидеть его лицо, - подняв голову, рассмеялся он, - он, видимо, решил, что... Меня-то видно не было! - уже вовсю хохотал он.
       - Ты дверь не запер, Майер, - шутливо упрекнул Ринар, хватая за плечи блондина и опрокидывая на ковёр. - Портишь мне репутацию диктатора, - Лангре наспех расстегивал рубашку блондина, игнорируя его истерический смех, - тирана... Грозного Лангре Ринара, который одним именем пугает собственных сородичей. Майер, ты - чёртов шельмец! Ну всё! Теперь пеняй на себя! - Лангре впился в шею любимого хищным поцелуем. Пальцы ловко справлялись с застежкой штанов.
       - Ну, я же не мог знать, что всё так получится! - смеялся Дориан, даже не пытаясь помешать любовнику. - Я же просто поговорить пришёл, честно! - сдержав смех, он почти искренне смотрел в глаза брюнета. - К чёрту. Неважно! - и впился в губы Ринара жадным поцелуем.
       Выворачиваясь из собственной одежды, блондин совершенно не чувствовал холода, согретый страстью Лангре и его прикосновениями. Едва освободившись от брюк, амирец тут же выгнулся, прося об обещанном "наказании".
       Ринар как обезумевший покрывал лицо Дориана быстрыми нежными поцелуями, гладил по волосам, обнимал ладонями лицо.
       - Как же я тебя люблю! - говорил он, и снова и вновь вскользь касался губами губ. - Меня твой запах с ума сводит, Дориан. Ты меня с ума сводишь.
       Лангре смещался ниже, не упуская ни единого сантиметра желанного тела - целуя, кусая, вылизывая - в ход шло всё: и зубы, и когти, и стоны в бархатистую бледную кожу. Теперь Ринар не понимал, как можно было калечить плетью это чудесное тёплое одеяние физической оболочки Майера. Наверное, ему так и не удастся избавиться от угрызений совести на этот счет.
       Блондин выгибался, стонал, шептал слова любви, стараясь вобрать все прикосновения Лангре в себя без остатка. Воспоминания, где его любимый стоял над ним с хлыстом, где он в этом самом кабинете с ухмылкой продемонстрировал ему дарственную, не исчезли из его памяти, но они были слишком глубоко, чтобы тревожить своего владельца, да он их больше и не боялся.
       - Лангре, - шептал он, сбиваясь на громкие вздохи, - люблю...
       И уже не нужно было укуса, чтобы чувствовать то самое единение, даже секса, как такового, не требовалось - Ринар просто был с ним всегда, был внутри него.
       - Тебе никто не говорил, что ты невероятно красив с зацелованными губами и разметавшимися вот так - беспорядочно, волосами? - брюнет приподнялся над Дорианом и, согнув его ноги в коленях, бережно развёл их в стороны, погладил открытой ладонью живот, его восставшую плоть.
       Майер рвано дышал, стараясь быть ближе так, чтобы разделяла только кожа. Он приподнялся, обнял Лангре за шею, снова и снова целуя его в губы, глаза, зарываясь пальцами в густые жаркие волосы.
       - Нет, - выдохнул он, - только ты... Я только с тобой...
       - Скажи, - Ринар упёрся руками по обе стороны от головы Майера и серьёзно посмотрел в глаза. Ожидание было почти невыносимым, от него кружилась голова.
       Затуманенный взгляд блондина с трудом сфокусировался на лице Лангре, плохо понимая, почему тот медлит. Руки брюнета в его волосах не давали подняться, чтобы ответить на вопрос всё объясняющим поцелуем. Дориан до сих пор плохо умел говорить о свои чувствах.
       - ...чувствую себя таким, - почти закончил он признание, попытавшись подняться ещё раз, потому что сил терпеть больше не было. - Иди ближе, - тихо и хрипло прошептал он, облизывая губы, - жду пару секунд и начинаю без тебя...
       - Шантажист, - довольно усмехнулся Ринар, но за этой беспечностью скрывалось глубокое, необъятное чувство - счастье. Целуя Майера нежно и долго, Лангре ласкал его ягодицы, бёдра, и наконец, обхватив руками колени, медленно и осторожно вошёл, замер на некоторое время, сместился немного ниже, ища наилучший угол проникновения и наблюдая за эмоциями на лице Дориана. Он любил амирца и томительно долго, и срываясь в бешеной страсти, следуя священному таинству соединения тел и душ.
       Достигнув пика и не разрывая поцелуя, блондин целиком опустился на любимого, позволив себе ещё некоторое время дышать им, а затем отстранился, удобно положив голову на грудь Ринара и прикрыв от удовольствия глаза. Близость с Лангре была похожа на одержимость - он не помнил, как оказался сверху, что вообще происходило, ему просто было чертовски хорошо, а большего и не требовалось. Холод, отступивший перед страстью, до сих пор не тревожил их тела, но долго лежать так вряд ли было возможно, потому Дориан приподнялся, и нагло глядя на Ринара, заявил:
       - Даже если из-за отсутствия дров мы будем ночевать в марте на улице, я знаю неплохой повод согреться... Конечно, мы здорово вымотаемся, но пару месяцев до наступления тепла потерпим.
       - Мне нравится такой план, - Ринар улыбнулся и, нащупав на полу свою рубашку, накинул её на плечи возлюбленного. - Только неплохо было бы для начала одеться. Я совсем не хочу, чтобы моя грелка оледенела.
       В комнате было холодно, темно, и теперь промозглость замка остро ощущалась разогретыми мышцами.
       - Пару месяцев? А можно что-нибудь сделать, чтобы продлить этот срок? Например, ещё на несколько сотен лет?
       Амирец наигранно изобразил серьёзную работу ума, а затем ехидно прошептал в губы любимого:
       - Пару месяцев мы ещё выдержим, а вот секс длиной в несколько сотен лет... боюсь, это не под силу даже нам, - завершив свои слова поцелуем, блондин неохотно поднялся с Лангре, понимая, что тому на холодном ковре лежать гораздо неприятней, чем ему на нём, - хотя... можно попробовать.
       - Нужно, - мягко поправил Ринар. Он шутливо погладил Дориана по бедру и начал одеваться. - Как на счет грога? Пойдём - засядем в гостиной - там есть хороший камин и масса интересных книг.
       - А как же твоя работа? - одевшись, поинтересовался амирец. - И клинки?
       Завязав широкий шейный платок, блондин подошёл к Лангре вплотную и странно задумчиво коснулся тёмной пряди волос, пропуская её через свои пальцы и недолго размышляя о чём-то.
       Лангре привлёк Дориана к себе и нежно обнял, зарывшись лицом в волосы блондина.
       - Работу я сделаю после... Сейчас мне важнее ты и ещё кое что. Идём в гостиную, у меня для тебя будет новость, Дориан.
       Обняв Майера за талию, Лангре увёл его вниз. Гостиная была местом уединённым, а в полуденный час - просто глухим. Здесь они могли поговорить спокойно.
       - Я налью нам вина, - Ринар вскользь поцеловал амирца в висок и, заперев дверь, направился к длинному широкому столу.
       Подойдя к огромному камину, Майер подбросил в него немало дров и снял камзол, в котором становилось слишком жарко.
       - Жак совсем вымотался, - нейтрально заметил блондин, наблюдая за тем, как Лангре разливает по кубкам старое сладкое вино, - по-моему, он не отдыхал ни одного дня с тех пор, как мы вернулись из замка Ларин. Возможно, его невнимательность от этого. Не лучше ли будет дать ему отдохнуть? Его обязанности я обещаю взять на себя, всё равно без дела шатаюсь.
       - Ты о нём так беспокоишься? - холодно отозвался Лангре. - Право, забавно всё это. Никогда бы не подумал, что меня что-то настолько насмешит.
       Непонимающе приподняв брови, амирец несколько секунд смотрел на спину Ринара, а затем подошёл вплотную, почти невесомо положив руку на плечо.
       - Мы же только что всё выяснили, - тихо проговорил он. - Я не испытываю к Сарону никаких иных чувств, кроме дружеских. Я считаю, что каждый заслуживает отдыха. Тем более он. Его скоро сквозняком по замку мотать начнёт от усталости.
       - Или от угрызений совести, - Лангре обернулся и, склонив голову на бок, внимательно посмотрел на Майера. - На, глотни, - брюнет впихнул золотой кубок в руку амирца. - На пьяную голову такие новости лучше воспринимаются.
       Машинально взяв кубок, блондин нахмурился, пытаясь разглядеть что-то в чёрных непроницаемых глазах, но это, как оказалось, было делом пустым - разве можно разглядеть хоть что-то в истинной темноте помыслов?
       - Ты меня пугаешь, - нервно рассмеялся Дориан, но серые глаза веселья отчего-то не выражали. Сделав несколько глотков, вампир потянул любимого на диван около камина. - А то ещё упаду от твоих новостей, - озадаченно хмыкнул он, - особенно на пьяную голову.
       - Запросто, - фыркнул Ринар и пригубил вина. Убедившись, что Майер достаточно заинтригован, начал свой рассказ: - Ты никогда не думал, как Сандерсу удалось заманить нас в ловушку? Думаю, нет. Впрочем, не утруждайся, я тебе расскажу. То письмо - начальнику амирской стражи, принёс мне Жак. Я тогда поверил в то, что оно оказалось у него случайно. Я приказал Сарону прикрыть нас. - Ринар иронично усмехнулся и помолчал несколько секунд, задумчиво глядя, как подрагивает в золотом кубке бардовое вино. - Признаться, появление воинов Сандерса меня не столько удивило, сколько шокировало. Тогда я подумал, что нам всем конец, но произошло чудо. Жак привёл нашу охрану, а я ведь уже не ждал. Он предал нас, Дориан, но я одного так и не понял: почему он передумал?
       Интерес на лице Майера давно сменился на удивление, а затем и вынужденное недоверие - поверить в то, что преданный Лангре, словно пёс, Сарон, мог пойти на предательство - было непростой задачей.
       - Подожди, - нахмурился блондин, поднимая руку перед собой, словно пытаясь отгородиться от такого изобилия информации, - ты хочешь сказать, Жак был подсадной куклой Сандерса? Прости меня, но звучит... несколько неправдоподобно. В твоём клане нет более преданного тебе вампира, разве не так? Может быть, всё совсем не так, как ты думаешь. Я понимаю, что возможно говорю бред, но и случайности тоже исключать нельзя. У тебя есть ещё какие-то доказательства его вины?
       - Хуже, Дориан, у меня есть свидетель. - Лангре искусственно улыбнулся. - Рыжего Лира помнишь?
       - Лира? - не смог сдержать отвращения во взгляде блондин. - Шпиона Эствуда? Такого не забудешь, - помрачнел он, невольно вспоминая подземелья Волчьего замка и теперь уже откровенно не понимая Ринара. - Но причём тут он?
       - Всё просто. После смерти Эствуда, наш рыжик себе нашёл нового покровителя в лице Сан-Аллисона, и тот решил использовать его. Лир прибыл в Ларин в свите владыки Амир. После он пришёл к Жаку и предложил ему себя в обмен на нас четверых. Жак согласился, а дальше ты уже знаешь.
       - Но откуда... тебе это известно? - прищурился амирец, недоверчиво глядя на брюнета. Лангре никогда не отличался особой логикой, но теперь Майер откровенно не понимал, ни его поступков, ни их мотивов. - И если всё действительно так, как ты говоришь, то почему ты не казнил Сарона за предательство? Помнится, ты раньше не прощал и куда меньших провинностей, - неожиданно проболтавшись, Дориан отвёл взгляд и сжал в руке золотой кубок. - Прости, я просто не понимаю тебя.
       Ринар вздохнул и погладил амирца по плечу.
       - Я тоже. Поначалу мне хотелось просто убить его, но под руку в нужный момент Лир подвернулся. Упрямый шельмец, два месяца просидел в подвале - как воды в рот набрал, пришлось применить силу, чтобы язык ему развязать. Нападение в лесу я ему тоже припомнил... - Лангре отмахнулся: - Ладно, не о том разговор сейчас. Я не знаю, что делать с Жаком. Может быть, вздёрнуть Лира на воротах замка?
       Ринар умел говорить о страшных вещах просто, как никто иной - это Дориан понял не сегодня, однако именно сейчас этот простой, казалось бы, вопрос, полосонул по нервам подобно ножу.
       - А ты не хочешь поговорить на этот счёт с Сароном? - осторожно поинтересовался он. - Я не верю в то, что он пожертвовал всем ради... шлюхи, - эти слова дались блондину очень нелегко, но он справился с собой, заставляя своё сознание забыть события полугодовой давности. - Почему-то мне кажется, что мы просто не представляем себе его истинных мотивов.
       - Дориан, - брюнет взглянул на амирца странно, потом отставил кубок на пол и придвинулся ближе. Кубок Майера постигла та же участь. - Не нужно на себя примерять чужую одежду. Когда ты ведёшь себя так, мне кажется, что моей вины перед тобой не искупить. Жак любит Лира, а иначе он бы просто не сделал такого. А ведь мог погибнуть и Идрис, и Гилнор... и я.
       Позволив отнять вино, блондин тяжело вздохнул и неловко передёрнул плечами.
       - Прости, я не хотел... упоминать это, - внутренне чертыхнувшись, Майер виновато посмотрел на любимого - такое зрелище до него видел, пожалуй что, только Гилнор. - Я говорил это раньше, и готов повторять столько, сколько будет нужно - я не держу на тебя зла, что было - то было, и этого не справишь, и я предпочёл бы не вспоминать его отрицательные стороны, но пока не могу этого сделать, особенно когда мы обсуждаем... такие вещи.
       - Мне бы хотелось, чтобы таких вещей не происходило, но они есть. Ты не злишься на меня - я чувствую это, но тебе больно от этих воспоминаний. - Лангре нежно поцеловал Майера в губы. - Когда-нибудь я смогу исцелить твою боль без остатка, а пока... Что ж, судьба Жака в твоих руках. Я сделаю так, как ты скажешь.
       Протянув руку, амирец прикоснулся кончиками пальцев к губам Ринара, удерживая его от слов, тихо уточнил:
       - Ты сделаешь так, как я скажу? - и, дождавшись утвердительного кивка любимого, ответил: - Отпусти их. Ведь Лир всё ещё жив, так? Тогда просто отпусти. Обоих.
       Лангре не верил ушам, но глаза Дориана - умоляющие и ласковые не лгали.
       - Что? Ты хочешь, чтобы я отпустил их? Вот теперь я тебя не понимаю. Позволь спросить, что заставило тебя принять такое, по меньшей мере, странное решение?
       - Мы, - пожал плечами блондин так, как будто это всё объясняло. - Считай меня сентиментальным, но разве они не идут тем же путём, что шли когда-то мы? И разве они не заслуживают хоть немного удачи и чистого везения на этой, отнюдь не самой лёгкой дороге?
       - Возможно, ты прав, - мрачно ответил Ринар, - и хотя я не в восторге от идеи, но своё слово я сдержу. Завтра я отпущу Лира и Жака на все четыре стороны, но в Кеальстоне им не будет места.
       - Изгнание? - из уст амирца это прозвучало как вопрос, хотя было прекрасно понятно, что ответа на него не требуется. Такая мера наказания негласно приравнивалась к смерти, поскольку в век господства людей вампирам было чрезвычайно сложно выжить без поддержки соплеменников и сохранить свою природу, однако Майер не мог не признать это лучшим выходом из сложившейся ситуации. - Пусть так, - кивнул он, испытывая небывалое облегчение от того, что всё закончилось подобным образом, - так будет лучше.
       Видеть тоску и боль во взгляде Сарона в последнее время было слишком тяжело, а уж после осознания всех его причин и вовсе станет невозможным для амирца.
       - Не волнуйся за них, с Лиром точно не пропадут, - прошептал Ринар, едва скрывая в голосе страсть. Он обнял Дориана и притянул к себе ближе, намекая на то, что пора бы закончить разговоры и заняться делом: - Ты слишком хорошо растопил камин - тут жарко. Правда?
       - Я старался, - улыбнулся блондин, скользнув руками под камзол и рубашку Лангре, чтобы добраться до его горячей кожи. Пальцы дразнящее провели по поясу штанов, словно намечая поле для деятельности, но неожиданно амирец замер, внимательно глядя в чёрные глаза любимого.
       - Мне кажется, что мы сошли с ума, - невесело улыбнулся он, - отпускаем на волю тех двух, что не единожды могли отправить нас за грань. Хотя, если подумать... то без Лира, без его покушения и предательства, мы вряд ли смогли понять друг друга. По-моему, отпуская их, мы всего лишь возвращаем долги.
       - Ты прав, - серьёзно сказал Лангре, улыбнулся, хитро прищурил глаза, и с рыком сгрёб Майера в жаркие объятия.

***
       
       В последнее время они много говорили. Дориан не знал, чем это можно было объяснить, но разговоры о прошлом каждого продолжалось уже около месяца в утренние часы, когда почти весь замок засыпал и они оставались наедине. Говорили о себе, о своей жизни, о мыслях, чувствах. Ринар рассказал Майеру об Алане, об отношениях с ним, о маленьком Гилноре, и только после этого, видя выражение глаз любимого, в которых было столько живых чувств, Дориан решился на очень странный поступок.
       Ранним вечером тёмная фигура тихо проскользнула в кабинет бывшего главы клана Киленс и, положив прямо на письменный стол меч с прикреплённой к нему запиской, так же неслышно исчезла.
       Находку обнаружила Лиза и сразу поспешила доложить Лангре. Девушка была напугана - и было с чего испугаться. Кто-то в замке решил бросить Ринару вызов - старая традиция - подкладывать оружие поединка противнику давно уже вымерла, оттого и ситуация настораживала.
       Развернув записку, Ринар мельком пробежался глазами по строчкам: "Лангре Ринар, жду Вас в полночь в зале фехтования с оружием. Будьте готовы ко всему". Подписи не было.
       Ринар взял меч и быстрым шагом направился в зал для тренировок. Неизвестный противник его не столь испугал, сколько заинтриговал. Лангре запретил Лизе говорить о случившемся кому-либо - вмешивать третьих лиц в вендетты такого рода было не в правилах вампиров. Каково же было удивление брюнета, когда переступив порог, он обнаружил в зале Дориана Майера.
       - Что это всё значит? - Лангре постарался спросить мягко, но сейчас он больше походил на прежнего - злого Ринара. - Ты?
       Блондин каплю удивился, но отказываться от своей идеи не собирался.
       - Я, - просто улыбнулся он и опустил свой меч остриём вниз, не дав разрешения на начало поединка. - Тебя это шокирует?
       Ринар вопреки всякому инстинкту самосохранения подошёл к возлюбленному и заглянул в глаза.
       - Я не понимаю. Разве ты хочешь убить меня? Я что-то не то опять сделал или сказал? Дориан, я не буду драться с тобой.
       Майер несколько раз удивлённо хлопнул ресницами, а потом прыснул, едва сдержив смех. Он быстро сократил расстояние до брюнета, встал к нему вплотную и свободной от оружия рукой провёл по его щеке и виску, смотря в тёплые и немного растерянные чёрные глаза.
       - Что за идиотская традиция - оспаривать в поединках только власть, - улыбнулся он и, подмигнув любимому, продолжил: - Уменя же совсем другая цель поединка.
       Выдержав некоторую паузу, чтобы дать Лангре возможность подумать, блондин хитро проговорил:
       - Мы же так и не разобрались, кто из нас лучше фехтует, вот я и решил проверить это раз и навсегда. А чтобы сражаться было не так скучно, предлагаю приз - тот, кто выиграет, будет сверху прямо здесь и так, как пожелает.
       Глаза Дориана светились ехидством и хитростью, но кроме этих двух эмоций в самой глубине серебристой дымки была ещё и вина.
       Ринар подозрительно прищурился, но скрыть облегчения, которое он испытал, не мог, а потому улыбнулся.
       - Вот как? Что ж, в таком случае вызов принят! - Лангре быстро поцеловал Майера в губы и отошёл на несколько шагов, поднимая оружие и готовясь к началу битвы. - И кстати, в тюрьме Эствуда я тебе поддался.
       - Неужели? - блондин изобразил оскорблённую невинность и принял боевую стойку. - Не верю! Давай будем думать, что ты просто поскользнулся, - усмехнулся он, хотя вспоминать об этом было всё ещё больно. - Или заснул...
       - Или хотел заснуть, - медленно наступая, усмехнулся Лангре. - Сейчас ты убедишься, что я умею достойно защищаться. Кроме того, я не прочь побыть "сверху" сегодня.
       - Только постарайся на это раз не заснуть, - иронизировал Майер. - Хотя нет, чувствую, для этого у тебя слишком интересный приз, - насмешливо протянул он и подмигнул любимому. - Только на твоём месте я бы не рассчитывал на него всерьёз, потому что я тоже не прочь побыть "сверху"
       Состроив невинную рожицу, блондин кинулся на Ринара отнюдь не в детской атаке.
       Напор был по-настоящему жёстким, опасным, и Ринар был вынужден сражаться всерьёз. Он отбил первые три выпада, четвёртый - едва не пропустил, но вовремя сгруппировался и отпрыгнул в сторону.
       - Это мы ещё посмотрим, - брюнет наслаждался хорошей дракой. Всё было почти как в тюрьме у Эствуда, только окончиться должно иначе. От одной мысли об этом у Ринара закипала кровь.
       Дориан нападал, заставляя Лангре отступать к стене, но как только блондин сделал первую ошибку, отклонив клинок на несколько сантиметров, его противник резко поменял тактику игры, начиная наступать и вынуждая Майера всё больше обращаться в защиту.
       - Как ты хочешь быть "снизу"? - амирец откровенно издевался, парируя удары и нанося ответные. - Скажи, может быть, я учту это...в скором будущем.
       - Не обольщайся, - Лангре неожиданно резко отбил клинок Дориана, словно ветер сшиб его с ног, прижал спиной к стене, и тяжело дыша, крепко поцеловал в губы.
       Блондин не выдержал искушения и на несколько секунд бой был забыт - обжигающее прикосновение губ перекрыло все остальные чувства, но как только поцелуй углубился, амирец резко оттолкнул Ринара, поднимая между ними свой клинок, и усмехнулся:
       - Не терпится?
       Дориан снова начал наступать, усложняя бой приёмами и манёврами: двойной батман, выпад - клинки столкнулись в воздухе, выбивая из лезвий искры, и снова финт, обвод с поворотом - и блондин отступил назад, переводя дыхание и по-прежнему улыбаясь.
       Ринару пришлось туго, но он не позволил Майеру одержать верх. От рукояти меча ладони саднило, а за лязгом стали слова терялись.
       - Какой ты догадливый... Защищаешься так отчаянно, будто уже знаешь, что окажешься "снизу".
       Лангре отбил выпад амирца и прежде, чем их клинки скрестились вновь, успел шутя коснуться лезвием рукава его камзола, тем самым дав понять, что до этого дрался не в полную силу.
       - Мы каждый день будем так... определять, кто окажется "снизу"?
       - А почему нет? - весело отозвался блондин, снова кидаясь в атаку и не обращая внимания на испорченный рукав. - В древности воины именно так и поступали. Или ты боишься устать и в случае победы просто уснуть? - Дориан опять нарывался на грубости и препирательства.
       Майер с безграничным удовольствием пользовался моментом и выяснял, на что же на самом деле способен Лангре. Оказывалось, что на многое, по крайней мере с клинком у бывшего владыки Киленс отношения были куда более прочные, чем у него самого, хотя блондин просто так сдаваться не собирался.
       - Так, всё... - Ринар перехватил меч в одну руку и стал наступать на Дориана, нанося точечные удары, - пора заканчивать эти разговоры, а то ты что-то размечтался сильно.
       В чёрных глазах брюнета кипел лёд - сейчас он очень походил на того Лангре, которого Дориан встретил в первый раз.
       Следующим ударом, Ринар отбросил Майера назад - Дориан влетел в каменную стену, тут же выставляя клинок перед собой с некоторым опасением смотря на раздражённого противника. Идея с поединком уже не казалась ему такой удачной.
       Амирец медленно двинулся вдоль стены, постоянно держа брюнета в поле своего зрения, к тому месту, где на ней висели всевозможные клинки и прочее холодное оружие.
       Лангре было очень интересно, что предпримет Майер, ведь блондин оказался в невыгодном положении - места для маневра Ринар оставлял ему всё меньше. Продолжая наступать, Лангре усмехался:
       - У тебя испуганный вид, Дориан. Что-то не так?
       - А ты себя видел? - хмыкнул Майер полушутя. - У тебя такой вид, будто ты меня заживо съесть хочешь...
       Дойдя до нужного места, амирец быстро сдёрнул со стены длинный походный плащ и вызывающе улыбнулся любовнику:
       - Я вот тут подумал... Ты случайно не замёрз?
       Ринар зло усмехнулся в качестве ответа и сделал шаг ближе.
       Прикрываясь плащом и мечом, Майер быстро оторвался от столь полюбившейся ему стены, открывая себе больше места для атак, и что есть силы, швырнул плащ в Лангре, рассчитывая на то, что ткань накроет его целиком.
       Плащ пролетел по воздуху и просто упал на пол - Ринар исчез всего на секунду, а в следующий миг возник за спиной Дориана. Холодное лезвие коснулось горла противника, а горячее дыхание края уха.
       - Какой старый интересный фокус, Дориан, - страстно прошептал Ринар, удерживая на лезвии своего меча жизнь Майера. - Я люблю такие... они бесполезны против меня.
       Рука заскользила по талии блондина - на живот, затем на грудь.
       - Кажется, мы только что всё уладили...
       - Чёрт, так не честно! - попытался было дёрнуться амирец, но встретив кожей шеи острое лезвие, был вынужден поумерить свой пыл. - Я тоже мог мышью обернуться - ловил бы ты меня потом.
       Несмотря на резкие слова, внутри Майера кипели совсем другие чувства - сражение не прошло даром и в крови блондина по-прежнему плескались возбуждение напополам со злостью за обман и вожделением от слишком горячих прикосновений.
       - В любви и на войне, Дориан, честность - плохой советчик. Брось меч... и наслаждайся процессом.
       Ладонь Ринара спустилась на пах амирца и завладела тем, что томилось под слоем бархата и хлопка. Ринар сходил с ума от этой близости, с каждым разом подчиняясь ей всё больше.
       - Ты так приятно пахнешь, Дориан... Разве можно устоять перед тем, чтобы заполучить такое искушение, как ты?
       Меч выскользнул из ладони блондина и с глухим звуком встретился с полом, но Майер уже не слышал этого. Опасно повернув голову, он провёл шеей по острию клинка брюнета, оставляя на ней тонкий, почти невидимый порез, и впился в губы Ринара своими, кусая и стремясь приникнуть в него как можно дальше. Дело было сделано и амирец немного успокоился, однако странное поведение Лангре не давало ему расслабиться целиком и это вносило определённую остроту в их и без того не пресные отношения.
       Ринар прикусил губу Дориана и, откинув свой меч в сторону, прижал Майера грудью к стене. Почти нежные ласки неожиданно сменились грубоватыми - Лангре жёстко стянул штаны с бёдер амирца, и ничего не говоря, бескровно вцепился зубами в шею. Странное чувство обиды взялось - словно ниоткуда - за закрытыми веками перед Лангре на миг вспыхнула картина двух любовников и сладкие стоны Гилнора.
       Тонкая рубашка не спасала от холода каменной стены спереди и горячего тела Ринара сзади. Майер вцепился когтями в камень, чтобы удержаться на ногах. Стон пролился с губ, блондин запрокинул голову на плечо брюнета и безоговорочно подставил шею для укусов и поцелуев. Ринар брал полученное в поединке по праву и Дориан не мог возражать, но что-то в действиях любовника подсказало ему, что он будет не только призом.
       Лангре попытался выкинуть из своей головы все ненужные мысли, но на него словно нашло какое-то наваждение и никак не хотело отпускать. Гилнор и Майер занимались любовью здесь - у этой самой стены, и тогда Дориан не принадлежал Ринару. Теперь же тот подтверждал свои права на белокурого амирца - ухватив блондина за бёдра, Лангре одним плавным движением вошёл в него и, не дожидаясь пока амирец привыкнет, стал двигаться.
       Майер тихо вскрикнул и вжался в стену, будто пытаясь уйти от боли сквозь неё, но она не пустила - вампир вынужденно извивался между этой преградой и любовником, пытаясь хоть как-то привыкнуть и расслабиться. Плечи дрожали, и Майер то и дело прижимался щекой к холодному камню, царапая его когтями и тихо вскрикивая от резких движений Лангре внутри него. Неожиданно у амирца возникло чувство dИjЮ vu - он уже когда стоял здесь вот так, только...только...был на месте Ринара, а на его месте был...
       Дориан неожиданно глухо выругался, понимая, отчего у него такое яркое чувство отмщения со стороны любовника.
       Постепенно боль стала переходить в наслаждение, и Майер выгнулся, вжимаясь ягодицами в пах Лангре - делая слияние более острым.
       - Я твой... помнишь? - тихо прошептал он и зашипел, когда плоть брюнета коснулась предстательной железы.
       Лангре словно вынырнул из тёмной проруби на свет, испытав сейчас благодарность за эти слова. Движения стали плавне и мягче, укусы в шею сменились нежными поцелуями.
       - Прости, - выдохнул он, лаская пах блондина. - Я... помню.
       - Тогда сделай то, что считаешь нужным, - выдохнул Майер и, отняв руку брюнета от своего живота, поднёс её к губам. - Не волнуйся, мне всё понравится, - прерывисто вздохнув от слишком меткого прикосновения внутри его тела, блондин втянул пальцы Лангре в рот и немного прикусил их основание, а затем подушечки.
       - Мы оба уже заплатили за свои ошибки... Я не стану причинять нам эту боль снова, - Ринар слегка шлёпнул Майера по ягодицам.
       - Откуда ты знаешь, что это будет боль? - каждое слово давалось блондину с трудом, но ему нужно было сказать это, и сказать сейчас. - Если ты сделаешь то, что хочешь, и мне это понравится, значит, мы вместе не зря и не по простой прихоти.
       Амирец прикусил кожу между большим и указательным пальцами брюнета и тихо застонал.
       - Я знаю, что тебе нравится, Дориан... Это боль. Это власть. Это твоё тело, которое подчиняется моим приказам и желаниям. Я сделаю то, что тебе понравится, но это будет не наказание за то, что ты спал с Гилнором... Нет. Это будет наша любовь, и только наша.
       Ринар прикусил ухо Дориана и, зажав ему рот ладонью, резко и глубоко толкнулся в него. Пальцы с паха переместились на ягодицы, скользнули между ними, превозмогая сопротивление мышц, проникли в анус вместе с членом, причиняя неприятную боль.
       - Ты принадлежишь мне, и я... буду делать с тобой всё.
       Амирец вздрогнул и от неожиданности вцепился в ладонь Лангре зубами, прокусывая кожу до крови и не чувствуя обычного голода. Боль между ягодиц стала нежданно острой и почти нестерпимой, но несмотря на это, плоть блондина ещё крепче прижалась к мокрому напряжённому животу - сознанию явно нравилось происходящее и мнение тела на сей счёт его не особо волновало.
       Удерживая два пальца внутри любимого, Ринар ускорил фрикции. Он был пьян, как от наркотика и боль в руке стала лишь дополнением к другим, более сильным эмоциям.
       Пальцы надавливали на чувствительные точки внутри тела амирца, играя на нём как на музыкальном инструменте и извлекая нужные звуки, а плоть брюнета каждый раз касалась простаты, делая наслаждение и боль единственным смыслом существования. Неожиданно выпустив руку Лангре, Майер поймал его губы своими, заглушая крик освобождения поцелуем. Всё тело сильно, почти неестественно трясло, но амирец до последнего держался когтями за каменную стену, чтобы не упасть.
       Лангре сделал последний рывок и замер, не отрываясь от губ любимого. Позже Ринар развернул его лицом к себе и стал покрывать поцелуями шею.
       - Я смотрю, тебе понравилось, - усмехнулся он.
       Майер долго не мог заставить себя собраться с мыслями, тем более что поцелуи брюнета всегда уводили его за ту грань, где они бессмысленны и не нужны, но через несколько секунд желание поговорить всё же взяло своё.
       - Я же говорил, что то, что нравится тебе, понравится и мне, - он немного сонно улыбнулся и погладил любимого по волосам. - Хотя не могу не сказать о том, что твои методы меня иногда шокируют.
       - Тебе и это во мне нравится, - хмыкнул Лангре, обнимая амирца. - Твоя натура очень гибкая... я это заметил ещё в башне Обречённых. Твой член слишком быстро затвердевал от моих домогательств... И спать со мной тебе нравилось... Если бы я не избивал тебя и проявил немного понимания, нам бы не пришлось столько страдать...
       - Считаешь, достаточно было просто погладить меня по спинке, и я бы согласился на всё? - амирец ненадолго помрачнел, а потом криво усмехнулся. - Что ж, наверное ты прав... Не зря же меня к Гилнору потянуло.
       Эту тему в разговоре когда-нибудь всё равно бы пришлось поднять, и Дориан не жалел, что заикнулся сейчас об этом.
       - Это была моя ошибка... Я сам того не подозревая толкнул тебя в его объятия. Честно говоря я уже и не ждал, что ты предпочтёшь ему меня... Даже когда мы с тобой в первый раз занимались любовью по-настоящему и по обоюдному согласию, я боялся выпускать тебя из спальни... Боялся услышать, что твой выбор пал на него. Но я не стал бы мешать вам больше...хочешь верь, хочешь нет. - Ринар провёл кончиками пальцев по губам Дориана. - Я сделаю всё, чтобы ты не пожалел о своём выборе.
       - Я не пожалею.
       Майер улыбнулся, а потом по-кошачьи потёрся о плечо Лангре щекой и ухом.
       - Даже если ты меня опять свяжешь и уложишь на стол, - вампир притворно сожалея пожал плечами, - значит, я это заслужил.
       Неожиданно блондин стал серьёзен, а потом сделал то, что хотел больше всего - потянулся к губам брюнета своими.
       - Я тебя... - конец фразы утонул в поцелуе.

Я только выкладывал. Договаривалась Ведьма. Насколько мне известно, это первая книга. Вторая начата.

Тема проверена.