ГЛАВА 1

Встать под ее сомнения караулом, чьи-то каракули тихо считать с листа
и убедить, утешить и убаюкать, дать потерять уверенность икак тать - в сны ее под легчайшей шелковой юбкой втечь или безмятежностью прорастать?
Марта Яковлева
"Вечерняя молитва нумер ноль"

Первой мыслью было: «Ну, все. Ограбили и подожгли. Кого первого вызывать – ментов или пожарку?». Бронированная дверь, так гостеприимно распахнутая, не внушала доверия. Я толкнул её ногой, готовясь увидеть все, что угодно, но только не трусы, валяющиеся прямо посреди прихожей. Далее цепочкой обнаружились джинсы и рубашка, а за ними два носка, сиротливо свисающие с тумбочки. Не сообразив сразу, в чем дело, я прошел в комнату, бывшую, предположительно, залой. Пусто. Гора бутылок и ни души. Да что тут произошло?! Мой вопрос остался без ответа. Ладно, может, в спальне есть кто? Мдя. Лучше бы не было.

Бля, я опять забыл закрыть шторы. Знал ведь, что утром будет ужасно неприятное и резкое пробуждение. Головная боль и попытки собрать свое сознание в кучку дерьма входит в привычку. Который день подряд я безуспешно пытаюсь сползти с кровати, но получается лишь жалкое барахтанье. Воды, все мои авторские заметки за глоток воды. Что же я пил и ел, что меня так сушит?

- Кхм... Стас? - пытаюсь расковырять замотанное в одеяло "нечто". Оно совершенно не реагирует на мои попытки, вяло брыкаясь ногой, явно метя мне в челюсть.

В сумбурные размышления о значимости воды врывается чей-то голос. Голос явно знает меня плохо. Судорожно вспоминаю, кто же может так нахально меня вытаскивать из собственной кровати. Михей с Катей еще до полуночи укатили куда-то. Родителей я уже неделю не видел. Выковыривание меня не приводит ни к чему хорошему, кроме попыток зарядить невидимому нарушителю спокойствия в глаз.
- Да сьебись ты!!! - пытаюсь отвязаться от надоедливого гостя. Может, он сам исчезнет. Наверное, это очередная галлюцинация.

Фигасе! Это тело еще и брыкается!
- Стас! - Повышаю голос, надеясь, что меня все-таки услышат. Ноль реакции, и только пятка спряталась под одеяло.

Нет, оно еще и кричать пытается! Самый верный способ, чтобы глюки прошли - это упорно их игнорировать. Они не будут меня искать в одеяле, не будут совершать попыток поговорить или что-то внушить. Я должен убедить самого себя, что никого тут нет. И у меня всегда это получается.

Решаю пойти на более жесткие меры и рывком сдергиваю одеяло. Лучше бы я этого не делал. Стасик спит, в чем мать родила и ему абсолютно фиолетово, что кто-то может прийти в гости.
Смущенно набрасываю на него одеяло обратно.

Неожиданно ко мне возвращается украденное одеяло. Чувствую себя мальчиком, который долго не мылся, и от него убежали все вещи. Или мальчиком, который просто перекурил травы. Даже не знаю, что более вероятно.
- Мне не одеяло нужно, а темнота, - мое сознание вышло из-под контроля. Его лексикографическая составляющая не поддается внушению. Я несостоятелен, как психолог. О, Боги.

Угу, темнота ему нужна. Колония строгого режима – вот наилучшие место отдыха для этого «ангелочка».
- Твою мать, Стас! Подъем! - ору, уже не пытаясь быть вежливым. Пацан сначала подскакивает, изумленно на меня вытаращившись, а потом, сонно моргнув пару раз, опять закрывает глаза.

Глюки командуют. Подскочить так резво с постели было не лучшей идеей, голова разболелась еще больше, а Похмелье приобрело вполне реальные очертания. Великое ничто, над которым я так долго смеялся, пришло ко мне и приняло облик папиного партнера. Но как же его зовут? Хотя нет, его не зовут. Вон... Сам пришел, падла. Закрываю глаза и, поднявшись, невозмутимо прохожу мимо плода моей больной похмельной фантазии. Если взять четыре Спазмалгона, один Кетанов и запить все это большим количеством водички, то все как рукой снимет.

Пока я пытаюсь понять, что же происходит в этом дурдоме, Стас поднимается, шатаясь и держась за кровать, и топает мимо меня, даже не удостоив и взглядом. Иду следом, надеясь, что на меня обратят внимание. Угу. Аж два раза. Пацан достает из холодильника коробку, вытягивает оттуда пачку таблеток и, лениво вглядываясь в названия, глотает штуки три за раз.

Как же иногда жаль, что эти колеса такие большие. Сразу пять проглотить не получается. Особенно когда в горле сидит пресловутый слизняк с иголками, выдранными из несчастного ежика. Запиваю первую порцию и, морщась, проглатываю вторую. В ожидании пока станет легче, осторожно присаживаюсь на стул, так удачно расположившийся возле холодильника.

Лениво прислонившись к косяку, стою, жду, пока меня заметят. Наконец Стас, шумно глотнув воды, скашивает глаз на меня и тут же чуть не давится.
- Я не глюк, - на всякий случай предупреждаю его. А то мало ли?

- Тогда иди на хуй, - он еще и ухмыляется. Три раза ха-ха. Вот сейчас у меня перестанет болеть голова и тебя, мой милый, как ветром снесет.

Пацан смотрит на меня мутным взглядом, явно не веря, что я не плод его больного воображения. Мое терпение подходит к концу, я быстрым шагом приближаюсь к Стасу и трясу его за плечо, старательно отводя взгляд от обнаженного тела в россыпи засосов и синяков.

Ох, ммать, ни фига себе меня водит. Кажется, что глюк меня трясет за плечи, при этом так мило краснея. Нет, моя шизофрения обычно более раскована и не стесняется в действиях. Но я почти уверен, что никого не приводил этой ночью домой.
- Ой, что-то мне нехорошо, – аккуратно убираю воображаемые руки с длинными пальцами со своих плеч и подхожу к раковине.
Холодная вода внутрь не помогла, значит, поможет наружное применение. Откручиваю до упора холодный кран и засовываю голову под воду.

Еле успеваю отскочить от струи воды, потому что Стас решил устроить себе банный день, явно не заботясь о том, чтобы не обляпать все вокруг.
Наконец, он решил, что холодная вода - это совсем не гуманный метод бороться с похмельем и закрутил кран. Зеленые глаза посмотрели на меня уже более осмысленно.
- Какого хрена ты творишь?! - возмущенно интересуюсь у Стаса, пока он соображает, кто я и что тут делаю.

Ну, нет. Я так не играю. Что Зарецкий, или как его там, делает у меня в квартире? Только сейчас я понимаю, что он не моя галлюцинация и вполне реален. Еще и вопросы задает.
- Я на своей территории. Что хочу то и делаю. А ты, похоже, адресом ошибся, – холодно ему отвечаю и опять прохожу мимо. Мне нужен душ и звонок другу.

Ох, Олежка, только вернись, я тебе такое выскажу за твою кровинку, что у тебя уши в трубочку свернутся! Пацан совсем обнаглел без родительского контроля. Стас опять только мельком на меня глянул, и тут же, не сказав ни слова, куда-то побрел. Нет, ну я так не играю.
- Смальцов! Стоять!

- Ну, чего тебе? Я же сказал, что ты ошибся дверью. Где она, ты уже в курсе. Так что шагай резво. Я хочу в душ и спать, – я обернулся и посмотрел на пышущего гневом мужчину.
Зарецкий так и стоял на пороге кухни и удивленно хлопал глазами. Красивый, зараза. Или это мне опять что-то глючится?

- Стас, - едва сдерживая гнев, пытался я объяснить причину своего присутствия этой малолетней язве. - Родители же сообщили тебе, что я заеду. Так что, какого черта ты выебываешься мне тут? Это что за фокусы, а? Я тебе не нянька сопли с утра вытирать и по головке гладить.

- Откуда мне знать, куда уехали мои родители?! – возмутился я. – Это их проблемы, которые меня совершенно не касаются. Нянька мне не нужна, я сам себе режиссер. Я тебе уже дважды повторил, чтобы катился отсюда. Или предоставить мою просьбу в письменном виде?!
Я прошлепал босиком до ванной и в дверях обернулся, смерив Зарецкого оценивающим взглядом.
- Фокусы мои тебе вряд ли понравятся, так что могу подарить билет в цирк.

- Так, - я решительно ухватил его за руку и втолкнул в ванную комнату. - Не хочешь по-хорошему – значит, будем по-плохому.
В ванной тоже порядка как не бывало, на полу валялась какая-то тряпка, вероятно бывшая когда-то довольно стильной футболкой, а потому, не особо заботясь о ее сохранности, я открутил кран с холодной водой и впихнул Стаса прямо в душевую, закрыв двери.
Визг пацана был словно бальзам на мою уставшую голову. Тоже мне, фокусник нашелся. Распустил Олег сына, ой распустил... И что мне с ним делать целый месяц?!

- Ебать-колотить. Ты что творишь, падла?! – я отчаянно пытался вырваться из его захвата, но все попытки были тщетны, так как мужчина был на голову выше меня и в несколько раз сильнее. – Мать твою, Зарецкий, отпусти меня!!!
Но никакие увещевания по поводу его родственников не помогли. Он вытащил меня из ванной и поволок в комнату, где без особых церемоний швырнул на кровать. Когда я попытался встать, то был еще раз отпихнут к стенке. А папин партнер, видимо, имел по отношению ко мне какие-то странные и совершенно неясные намерения.
- Слушай, – я попытался завести нормальный диалог. – Я тебе не шлюшка за 50 баксов, чтобы швырять меня. Если у тебя проблемы в личной жизни, то меня это не касается.

- А с виду и не скажешь! Весь товар на лицо… – ядовито ответил я, бросая в Стаса теми самыми трусами, которые кто-то оставил прямо на полу в коридоре. – Где твой мобильный?
Мальчишка молча ткнул пальцем в кучу шмоток, откуда я выудил побитый жизнью мобильник с треснувшим экраном. Ну, конечно… Откуда нам знать, что нас ищут, если телефон-то выключен!
- Звони. Отцу. Быстро.

- Смотри, чтобы тебе средств хватило за этот товар рассчитаться, – кому какое дело, как я привык хранить свое белье или в чем сплю. – И почему это я должен звонить отцу?

- Ста-а-ас… - угрожающе рычу сквозь зубы. - Не нервируй меня. Делай, что говорят. Нам с тобой еще целый месяц вместе сосуществовать надо, не заставляй меня закрывать тебя безвылазно дома.

- Как ты себе это представляешь? У меня законные каникулы, к тому же мне надо ездить на работу и меня будут искать друзья, – я все-таки встал с кровати и подошел к мужчине, забирая у него из рук старый мобильник, который обычно брал с собой на всякие вечеринки. – Эту рухлядь можно выкинуть. Тот, на который звонил отец, находится в гостиной. И о каком сосуществовании ты говоришь?

- Стасик, деточка, ты когда последний раз говорил с папой? Они с Мариной укатили и оставили тебя мне для присмотра. Хотя, лично я бы посадил бы тебя в карцер на весь месяц, но… боюсь, Олег не оценит, – наблюдаю, как парень, скривившись, словно слопал кило лимонов, набирает номер отца. Голос Олега слышно даже мне на расстоянии метра. Малой морщится, но слушает.

Вот блядь. И мой отец тоже. До сих пор считает меня маленьким мальчиком, не способным за себя постоять. Ну, укатили они с мамой куда-то, и что? Я с тех пор, как поступил в универ, ни разу с ними не отдыхал. Подарили квартиру, машину и пустили в вольное плаванье. Что теперь поменялось? Я даже на работу устроился, чтобы их не обременять лишними заботами. И зарабатываю не какие-то гроши, что вполне естественно для студентов-переводчиков последнего курса. И теперь вот это чудо. Прямо в сказку попал.
Слушаю отца в пол-уха и боковым зрением наблюдаю за своим Цербером новоиспеченным, а в воздухе летают пылинки, подсвеченные лучами летнего солнца. Все это так красиво и нереально. Жмурюсь, когда свет преломляется и солнышко светит мне прямо в глаз. Похмелье прошло, но осталась вязкая муть где-то в поджелудочной. Похоже, я хочу блевать.

Ну вот. Только этого мне не хватало. Стас позеленел весь и, оттолкнув меня с дороги, рысцой побежал в туалет. Интересно, это его разговор с отцом так вдохновил или наше совместное будущее?
Пока из туалета долетают «милые» звуки, отыскиваю в той самой коробочке на кухне антипохмелин и анальгин, а когда все еще бледный парень появляется на пороге кухни, молча тыкаю ему в руку стакан воды и таблетки.

Заботливая мамочка пихает в руки таблетку от похмелья и анальгин, которые я просто выкидываю в урну.
- Эта дрянь мне уже давно не помогает, так что можешь не напрягаться. И даже не надейся, что я буду тебя слушаться или что-то в этом духе. Мне плевать, что отец тебе сказал, но в свою жизнь я лезть не позволю, - он меня порядком достал, и я не имел ни малейшего желания общаться на великосветские темы. - А теперь прошу тебя уйти. Я повторял это уже несколько раз в различных интерпретациях.

Опять двадцать пять.
- Ладно, как хочешь. Если что – мой номер знаешь, но вытаскивать тебя из кутузки я не буду. И в следующий раз закрывай двери, – махаю ему напоследок ключами от его же квартиры и бросаю джинсы, поднятые с пола. – Кстати, вряд ли ты много стоишь с такой-то рожей и синяками по всему тощему тельцу. Не скучай, блонди.

- Цена, милый - не суть вопроса, так что акстись. Со своими проблемами я как-то сам разберусь. Но спасибо за совет, синяки я сведу, - его явно смущает моя нагота, он то трусы мне всучить пытается, то джинсы.

Уже выходя из квартиры, я вспоминаю, что так и не сказал парню о том, что Олег будет звонить каждый день ко мне домой и проверять, как дела у сына. Ну, ничего, разберемся.
- Эй, мелкий, папочке будешь сам отчитываться, а я скажу, что не подписывался за шлюхой следить и сутенером подрабатывать! – ору, вновь приоткрыв двери, и едва уклоняюсь от чашки, брошенной мне в след.

Вот же урод, еще и шлюхой меня называть смеет. Видно, мы слишком мало общались, чтобы он понял, кто такие шлюхи и с чем их едят. Услышав, как захлопнулась дверь, неспешно оглядываюсь по сторонам и понимаю, что стоило бы прибраться в квартире - повсюду такая грязь, что я даже удивился. Ненавижу бардак, терпеть не могу грязь, но эти дни сессии просто выбили меня из колеи. Судя по всему, я не только квартиру запустил, но и себя тоже, так что придется выгребать все сразу. А пока у меня было только одно желание - вновь окунуться в мир грез, где кто-то объясняет тебе суть существования треугольника.

Весь оставшийся день я занимался делами фирмы, выкинув из головы этого блондинистого засранца.
Галочка носилась, как угорелая, не переставая удивлять сотрудников собственным энтузиазмом, а я пытался сосредоточиться на очередном договоре, когда зазвонил мой мобильный. Я скосил взгляд на экран, не спеша брать трубку. Номер был явно не знаком. Ну, раз тебя нет в телефонной книге, дружок, то нечего нам и общаться. Это был мой личный номер, и случайные люди на него не звонили. Все, кто мне нужен, были внесены в справочник.
Ближе к полуночи позвонил Олег и взволнованным голосом сообщил, что не может дозвониться до Стаса.

ГЛАВА 3

Папа, пока! Маме - сорок записок,
Ждите звонка о любви и сюрпризах,
Схема простая: я - сверху, ты - снизу,
Схема простая: ты - сверху, я -снизу.
Звери "Танцуй"

Убил бы сучонка. Как есть убил бы. Этот гаденыш вылил на нас кофе. Точнее, на меня. Горячий кофе, вашу мать.
- Стас! – подскакиваю на диване от «приятных впечатлений». – Совсем с ума сошел?!
- А-а-ах… - тянет кто-то под боком. Скашиваю взгляд и вижу, как «чудо» таращится на мой пах, который я ночью не соизволил прикрыть одеждой. А что было делать? В одежде спать не приятно, мне в ней еще утром ехать домой, а белье… Я слишком брезглив, чтобы носить его два дня подряд. И теперь мальчишка, всю ночь возившийся на мне и ясное дело сбросивший полотенце, изумленно и даже с некоторой долей азарта таращиться на мою..хм.. на мой утренний стояк, которому не помешал даже кофе, вылитый Стасом.

Ха-ха три раза. Я довольно улыбаюсь и лениво тяну проснувшемуся мальчишке.
- Милый, пообщайся с дядей. Помоги ему с проблемой, – улыбаюсь Миру своей любимой акульей улыбкой и иду на балкон курить. Кофе как-то расхотелось.
Вместо этого нежданно негаданно накатило непонятное возбуждение, которое просилось и чесалось сильнее, чем кофеиновая ломка. Поэтому от греха подальше я гордо удалился в направлении балкона курить. Пусть мальчики сами разбираются, раз провели такую жаркую ночь вместе.

«Помоги ему с проблемой» - умник. Смотрю на Стаса, вальяжно прошествовавшего на балкон, когда ощущаю аккуратное поглаживание по бедру.
- Помочь? – облизывая губы, тянет «чудо» и довольно шустро тянет ручки туда, куда не просят.
- Полегче, малыш, полегче-е а-аах.. – матьматьмать… Бля… И что этот пацан вытворяет своим ртом…
- Тише там! – орет с балкона Стас, но его, кажется, никто не слушает. Я так точно. Мальчишка профессионально сосет, заставляя вспомнить, как же хорошо бывает с парнями. М-мать… Обессилено падаю на диван, притягивая парнишку поближе.
- Ну как? – лукаво тянет чудо и тянется к моим губам. Э-э нет. Вот этого не надо. Лизаться с ним я не намерен. Выбираюсь повторно из постели и, прихватив то самое полотенце веселенькой расцветки, топаю в ванну. Мне через час нужно быть в офисе.

Стоны, стоны, стоны. Похоже, паренек знает свое дело и убеждает в этом Зарецкого, который как оказывается не так уж и невинен. Прохожу по залу, мельком взглянув на мальчика, и направляюсь в ванную, где, судя по шуму воды, находится Мирослав.
Я никогда не заморачивался по поводу стука в двери, поэтому и сейчас не вижу смысла изменять своим привычкам.
- Вот скажи мне Зарецкий. А мой папочка знает, что ты у нас никогда не станешь примерным семьянином?
От неожиданности Мир чуть не падает в ванной, чудом удержав равновесие. А затем медленно поворачивается и смеривает меня полным презрения взглядом.

Стас. И тут от него спасенья нет. От удивления чуть не поцеловался с кафелем на полу.
- А какое отношение имеет мой семейный статус к твоему отцу? – как можно более спокойно спрашиваю у Стаса. – Это тебе надо бы об этом беспокоиться. Я уже давно вышел из-под опеки родителей, к тому же их уже нет в живых, а у тебя мамочка жаждет внуков увидеть. – Ехидно заканчиваю фразу, пряча за ней боль от того, что у меня и, правда, некому беспокоиться о семье, и тянусь к полотенцу. Стас все еще загораживает проход, а потому, чтобы выйти из ванной, приходиться вплотную прижаться к его телу.

Внезапно во мне расправляет крылышки патологоанатом и расчехляет остренькие перышки. По всей видимости, по истечении этого месяца я напишу еще один шыдевр своего неуправляемого творчества. Зарецкий Мирослав Николаевич сделал непозволительную ошибку, заговорив о личном. Мы стоим в проходе и смотрим друг на друга, я лениво потягиваюсь и кладу руки ему на плечи:
- Один-ноль, Зарецкий. Правда, в мою пользу. Мне наплевать, будут ли у меня дети. Я слишком несносен для них.

- Оно и заметно. Ты сам еще ребенок с амбициями и замашками взрослого. А теперь дай пройти, у меня еще много дел на сегодня, – но Стас все также стоит и смотрит. Приходиться аккуратно снять его руки со своих плеч и просто подвинуть.
А в зале тот чудо-мальчик все также сидит на кровати и сонно щурится.
- Эй, парень… - взгляд голубых глаз заставляет вспомнить утро, и я невольно прикусываю губу. – Тебя подвезти куда или останешься здесь?
- Подвези, – нахаленок не опускает взгляда, неспешно поднимаясь и демонстрируя свое тело, затянутое в одни джинсы.
Усмехаюсь и махаю рукой, чтобы пошевеливался.

Прохожу в зал, где Мир одевается. О, Боги, он выпускник Института благородных девиц, что ли? Предложил шлюхе подвезти ее до дома – так мило.
- Знаешь, Мир, я хотя бы отдаю себе отчет в своих действиях и желаниях. И не стесняюсь этого. А ты вот жмешься и не знаешь, чего хочешь больше – трахнуть меня или убить. Вон как вчера смотрел на меня утром, – перышко-перышко, куда ты угодишь в этот раз.
Беру с тумбочки пачку сигарет и тянусь за пепельницей. Яркий огонек неспешно лижет край сигареты, и я со вкусом затягиваюсь горьким дымом. Блаженство.

- Те-е-ебя? Нет, малыш, я еще в своем уме. Ты слишком тощий и невзрачный. Да и невоспитанный, к тому же. Мне мальчики посмазливее нравятся. Правда, солнышко? – маленькая шлюшка, которая так усиленно делала вид, что разговор ему не интересен, просияла и, натянув-таки рубашку, повисла у меня на шее.
- Все, Стася. Не забывай звонить папочке, потому что если я еще раз буду вынужден тащиться к тебе через весь город среди ночи, то оставшийся месяц проведешь у меня дома под замком. И плевать я хотел на твою работу и учебу. Понял?

А глазки-то сверкают. Перышко слегка мазнуло, но все же зацепило. Прощаю тебя, мой невзрачный расчленитель душ. Ты слишком давно не выходил на дело, не давал заключений о червяках, таящихся в недрах душ. И во всем этом можешь винить Катеньку, универ и немножечко меня. Но мы пока пристреливаемся, так что этот промах зачтен.

- Смотря, что ты считаешь невзрачным. Внешность есть лишь один компонент сущности человека, которых всего насчитывается три. Ты же оценил только тело, а я еще обладаю душой и разумом. Я разочарован в Вас, Мирослав Николаевич, думал Вы более глубокий человек, – стряхиваю пепел и падаю в кресло.

Мальчишка подбегает к Миру и услужливо тянет к нему ручки, что явно не по душе суровому бизнесмену. Наверное, он не в курсе насколько цепки эти объятия. Паренек этот хуже пираньи, как вцепится, как вцепится – фиг оторвешь.

- Да и воспитанность тоже не слишком устойчивая субстанция в нашем мире, так что подумай об этом на досуге, – офигение в глазах мужчины тешит меня и заставляет петь и трепетать всеми фибрами души. – И да, чтобы не было курьезов с отцом, сам иногда отвечай на телефонные звонки. Адью.

Мда. Мальчик-то как был язвой, так и остался. Но ничего, мне с ним не жить и детей не крестить. От последней мысли я аж содрогнулся. Как представлю, какие детки будут у этого… Брр.
«Душа и разум». Разум-то может и есть, а вот душа… Душу забыли вложить в это красивое тело. Бездушный он какой-то, холодный и неприступный.

Мальчик-конфетка, смазливый до умопомрачения, но все время жесткий и колючий, что и не подойдешь.
- Солнце мое, мне без надобности изучать как твою душу, так и тело с разумом. Пошли, - киваю шлюшке, бросив Стасу на прощание). - Номер у тебя есть мой? Отлично. Звони только в крайнем случае.

Чудо выскочило следом за мною за двери, предвкушая веселенькую и сытую жизнь. Угу, щас! Я уже давно отказался от длительных отношений с представителями своего пола, предпочитая проводить время с одной милой (и довольно дорогой) дамой. Оленька была… как бы это поделикатнее сказать… содержанкой. Дорогой, шикарной куклой. Оленька жила по принципу – пока ты платишь, я принадлежу только тебе. Семью я заводить не собирался, искать кого-то более приличного и невинного мне тоже было лень, а потому Оля регулярно получала свою заработанную денежку и жила в своей квартирке на Оболони.

Высадив разочарованного мальчишку около метро «Контрактовая площадь», я поехал на встречу с Дружавским.

Интересно, что ему больше без надобности? Мое утро началось фантастически, каникулы обещают быть веселыми, а это значит, что мои друзья-подруги будут видеть в ближайшее время ёжика с прилизанными иголочками. Страх какой, сам себя уже презираю.
Я, в принципе, не собираюсь до последней капли крови бороться за благосклонность Зарецкого. Не делал этого десять лет, буду упорно соблюдать пост по общению и сближению с людьми. Не вижу смысла в том, чтобы пытаться узнать ближе того, кто тебе неприятен. Я имею ввиду его внутренний мир, а не тело. Отдаю себе отчет, что был бы очень даже не против переспать с этим ярким представителем крупного рогатого скота, но ни в коей мере не желаю чего-то большего. Разве что довести его до полнейшего нервного истощения – патологоанатом потирает ручонки.

Переодевшись в домашние шелковые брюки, я в предвкушении сел за ноутбук и начал писать. Слова ложились на белое полотно электронного документа легко и ровно. Их правильные черты внушали мне чувство спокойствия и защищенности, мне не нужен никто, я один на один со своими мыслями и словами. Они мелькают в моей голове в виде комиксов, а выливаются на бумаге нескончаемыми битами и пикселями. Ужасно, но завораживает. Мне как-то Михей сказал, что когда я вдохновляюсь на трезвую голову и начинаю писать, то у меня на лице появляется какой-то хищный устрашающий оскал. Ему всегда было жутко находится рядом со мной на парах, когда внезапно я выхватывал из сумки какой-то ошметок листа и начинал строчить. Друг говорит, что наряду с оскалом, мой взгляд становится каким-то невидящим, как будто я не вижу, что пишу и смотрю за предел этой вселенной. Каждый раз, когда он заикается о похожем, я лишь отмахиваюсь и в сотый раз советую ему прочитать книгу Любко Дереша "Архе". Вот там точно полная нестыковка миров и падение в бездну сознания.

Откинувшись в кресле, я сладко потянулся и взглянул на часы. Монохромный счетчик секунд показывал пять часов вечера. Вот это я засиделся, даже не заметил, как день подошел к концу. Пора собираться, я еду сегодня кататься по Лесному, может и в Бровары к Игорю заскочу.

Дмитрий Дружавский был не самым приятным человеком на планете. И я с удовольствием отменил бы встречу в «Якитории», но Олега нет, а значит свалить эту «приятную» обязанность обеда с клиентом не на кого. У нас так заведено уже давно – сначала обед или ужин, а потом переговоры.
В принципе, все было отлично до того момента, пока Дмитрий не начал окольными путями интересоваться моей личной жизнью. И все это в контексте: «могу предложить скидку и более выгодный вариант, если вы…». Короче, что-то день не задался с самого утра.
Мягко и более-менее тактично сообщил, что предпочитаю женщин, вызвав у собеседника скептический смешок и предложение подумать. Подумать я обещал, а вот скидку не получил. Обидчивый, сука, оказался.

Немного раздосадованный, я поехал к Оленьке лечить нервы и тело. Нервы от общения с Смальцовым-младшим, а тело… Впрочем, оно по тому же поводу нуждалось в терапии.
Мягкая, податливая Оленька идеально вписывалась в мою систему жизни. Не надоедала, не качала права с криком: «Ты только мой!», да и не грозилась «залететь», чтобы поиметь денежки и муженька.
Про звонок Стасу я вспомнил во втором часу ночи, но, поскольку Олег так и не позвонил с криками «Найди его немедленно», я спокойно уснул, обнимая Оленьку за талию.
Звонок Стаса разбудил меня на рассвете.

Но, увы и ах, я никогда не стану волшебником. А уж тем более не научусь следить за уровнем бензина в баке. Поэтому на обратной дороге от Игорька я заглох где-то рядом со станцией метро "Черниговская". Мобильный показывал половину пятого, небо только-только осветила утренняя заря, а я хочу домой. Листаю список контактов, надеясь, что кто-то все же живет где-то по близости, чтобы забрать меня к себе или привезти бензин. Ах-ха, Зарецкий. Живет он, как мне помнится, на Троещине. В принципе, есть личности и поближе, чем он, но звонок другу на рассвете сделает наши отношения еще более теплыми и доверительными. Пока аппарат набирает номер, я размышляю над тем, что бы милого сказать Миру. Хриплое "Да" извещает меня о том, что абонент спал безмятежным сном до меня любимого.

- Доброе утро, мамочка, – радостно вещаю я Мирославу.
- Чего тебе, Стас? – недовольно бурчит парень.

- Ой, да ничего особенного, только канистру бензина или тебя в роли шофера, – изображать девочку – мое любимое занятие. Я представил себя сногсшибательной блондинкой, а лучше рыжеволосой красавицей, которая звонит своему "папику" и расстроенным голосом сообщает ему, что "какой-то козел ее стукнул в попку"

- А больше ничего не хочешь? С какой радости я должен ехать с Оболони к тебе… а кстати, ты где?
- Метро «Черниговская» знаешь где? Или совсем маразм старческий замучил?
- Я-то знаю, а вот что ты там забыл? – хмыкаю в трубку. Оленька, разбуженная звонком, сонно зевает, и спрашивает недовольно:
- Мирч, милый, ты с кем там базаришь в такое время? Иди ко мне…
Стас в трубке замолкает на половине фразы, а я, бросив в трубку, что буду через полчаса, отключаюсь и тянусь к Оленьке за поцелуем. Пусть засранец обождет, ничего ему не будет.

Ох, мать моя женщина. Ну почему все через жопу. Еще полчаса стоять здесь и торговать еблом на радость неизвестно кому. Я залез в машину и включил что-то расслабляющее. В данный момент этим расслабляющим для меня стал Адам Ламберт и его песня о сложных отношения с аморфным существом "Whatya want from me". Признания, что это именно он во всем виноват и не может любить нормально, меня всегда умиляли. Он еще верит, что кто-то сможет спасти его глубоко пидорскую душу и вернуть на путь истинный. Не смешите мои тапочки. Я для себя понял одно – если у тебя не было девушки хотя бы полгода, то можешь уверенно называть себя геем, а не бисексуалом. А вот если давно не было парня, то это еще ничего не значит.
Зарево над Киевом очень красивое, только жаль, что я далеко от Днепра, там сейчас такой вид, такой ветер. И никакие плавучие рестораны не смогли бы испортить мне момент созерцания пробуждения древней столицы. Думаю, что если Мирослав не слишком долго будет там трахать свою женсчину, то я даже успею посмотреть на часть рассвета. Суббота 26 июня не такая уж и печальная, как я думал, когда машина заглохла. Любовно погладив руль своего Доджа, я вышел на улицу. Закутавшись плотней в тонкий льняной пиджак, я стал наблюдать за оживлением движения по Броварскому проспекту. В такое время никто уже не гонит на запредельной скорости, а лишь лениво тянется домой в постельку. Я тоже так хочу, к кому-то под бочок, где никакие наркотики и алкоголь не нужны, где слова приходят в голову не потому, что ты конченый фрик с непомерным эго, а просто любим. По ходу, такие вещи не для меня.

В полчаса я не уложился. Прошел где-то час, прежде чем я подъехал к метро и заметил Стаса, уже выясняющего отношения с какими-то хачиками.
- Так сколько? Чего ломаешься? – Стас был уже на взводе и подобные слова его только распаляли. А мужики не понимали, что смазливая куколка не горит желанием общаться.
- Проблемы, мужики?
- О, еще один. Ты тоже хочешь подзаработать, а красавчик? Сколько за двоих? – чего?! Хук справа решает все разногласия в нашу пользу. Зря я, что ли боксом увлекаюсь и каждую неделю хожу в спортзал? Пока очухиваются дружбаны этого ханурика, хватаю Стаса и тащу к себе в машину. Смальцов только ехидно скалится, но никак не комментирует мое поведение.
Радужный массив в это время тоже блещет свободными улицами, а потому везу этого гуляку к себе.
Припарковавшись у подъезда, молча махаю Стасу, чтобы поднимался. Он же еще ни разу не был у меня в гостях? Вот и погостит. Впрочем, я бы с удовольствием бы повременил с визитом вежливости.
Все так же молча, достаю из шкафа «гостевую» пижаму, бросаю ее парню и, разворачиваясь, иду в свою спальню за дополнительным комплектом белья.
- Ты спишь тут, – тыкаю пальцем на диван в гостиной, бросая на него белье. Все, меня нет. И в ближайшие два часа я не хочу никого слышать, особенно эту заразу блондинистую.

Лица кавказской национальности пришлись весьма некстати. А я надеялся, что никто уже и не позарится на мое синюшное тельце, но нет. Они думают, что чем синюшней это тельце, тем меньше возьмет за свои услуги. В такие моменты моя язвительность замолкает, уступая место девичьим ужимкам, ведь с этим айзерами лучше не язвить. Мало ли, какие у них тараканы в голове – некоторые виды оных мне совсем не по зубам. По большей части в физическом плане, нежели моральном.
И тут, спасибо Богам, как супермен или рыцарь какой подкатывает Зарецкий. По сценарию я должен растаять и упасть ему в объятия, но его геройство не вызывает ничего, кроме отвращения. А пижама, любезно, но слишком отстраненно выданная дома, останется лежать на месте. Проследив взглядом удалившегося в спальню мужчину, я тихо прошел на кухню и стал искать кофе. Ну, пожалуйста, пусть у него будет хотя бы растворимый. Не судьба, на полках стоял только чай и какие-то травяные смеси. Фу, гадость какая. Заварив себе несколько пакетиков черного чая в одной чашке, я потопал на балкон, рассматривать красоты Монетного двора и безымянного озера. Картина не очень, если честно. Хотя на что я надеялся, это же спальный район. Но и тут довольно интересно рассматривать, как углы домов уходят в небо, даже не уходят, а стрелами вспарывают утреннее небо.
Чай получился преотвратнейший, о чем я не преминул сообщить фикусу, стоящему здесь же, на балконе. Каждый гостеприимный хозяин должен хранить у себя разные напитки, чтобы гости не считали себя обиженными. Вот я, например, терпеть чай не могу, а дома храню несколько сортов заварных чаев. На всякий случай. Выливаю всю эту бодягу за окно и с пустой чашкой иду к Зарецкому в спальню.
Мужчина безмятежно спит, раскинувшись на кровати морской звездой. Как я и думал, он носит хлопковую пижаму. Это очень мило и нежно. Я даже мельком улыбнулся. Присев на краешек, я осторожно провел подушечкой пальца по его пятке. Реакции ноль, так что я решил зайти дальше, проследив пальцев линию по лодыжке. Мирослав резко вскинулся и сел на кровати, уставившись на меня невидящим взглядом.
- Проснулся. А я хотел сказать, что у тебя нет кофе и чай паршивый. А мне нужен кофеин. Иначе подохну, – с печальной улыбкой сообщаю ему.
Часы показывают восемь утра.

ГЛАВА 5

Ты только скажи
И я открою тебе двери в рай,
А там уже выбирай
Есть и другие, так и знай
Слот "Ave Maria"

Статью я так и не исправил. Но проснулся в мягкой постели, прижимаясь к кому-то очень теплому и твердому. Мужик, однозначно. Но почему такой большой? Я же люблю маленьких мальчиков, а этот на мальчика совсем не похож. И пахнет от него приятно: мускусом и немного ванилью. Красота.… Поднимаю глаза на неизвестного и моментально зажмуриваюсь.
- Не надо делать такое лицо, Стас, – спокойно говорит Мирослав. – Ты, наконец, сделал из меня форменную няньку.
- Никто тебя не вынуждал становится моей тенью и ходить повсюду со слюнявчиком, – утыкаюсь лицом куда-то ему под мышку и размышляю о том, что Катька меня прокляла. – Как ты меня нашел?

Когда я мечтал об отдыхе на выходных, то совершенно не рассчитывал на то, что придется носиться по городу среди ночи, бросая ради смазливого блондинчика свою женщину и возможного парня на ночь. И уж тем более, не рассчитывал, что мои попытки уложить его на диван провалятся с таким оглушительным треском.
Стас ругался, лягался и успокоился только тогда, когда я уложил его около себя, стащив предварительно провонявшую грязными подворотнями одежду. Нет, не всю. Белье оставил, хотя мелкий возмущался, что он, оказывается, любит спать голышом.
И теперь, едва продрав глазоньки, уже начинает хамить.
- У тебя просто отличная «Совесть», купи ей шоколадку и не теряй, – фыркаю, пытаясь хоть немного отодвинуться от горячего тела парня.

Вот сука! Как Зарецкий нашел ее номер, я догадываюсь. Но вот что Катя посмеет ему так просто сдать меня, я не думал. У этой стервозы на фоне амура с Михой все мозги поплыли. Я еще поговорю с ней.
- Моя Совесть, как ты выразился, совершенно не имеет совести, а посему давиться ей сухарями с водой, – резко встаю с кровати, но количество принятого ночью дает о себе знать – я падаю поперек Зарецкого и нагло ухмыляюсь. – Ну что же ты так смутился, родной? Донеси меня до ванной, раз уж разбудил.
- А спинку не потереть? – спрашивает мужчина, вылезая из-под меня.
- Нет, с этим я справляюсь сам. Спасибо матушке-природе, обладаю прекрасной растяжкой и гибкостью тела, – для наглядности плавно вытягиваюсь на постели.
Утро воскресенья определенно принесло мне много нового. Оказывается с этим человеком можно вполне нормально общаться и даже немного флиртовать. Наркотики определенно превращают мои мозги в нечто, отдаленно напоминающее кашу. Такая вот смесь варится в головах большинства людей на этой планете, а я не хочу быть одним из них.
- Ясно все с тобой, Зарецкий. Проблемы сублимации и перенесения переживаний на что-то другое тебе не знакомы. А посему могу сделать вывод, что Фрейд у тебя на полке стоит для красоты.

- Нда? Так и быть. Я все-таки устрою тебе экскурс в счастливое детство и побуду «доброй нянечкой», - с этими словами подхватываю парня на руки и несу по направлению к ванной. Блондинчик сначала офигевает от такого бесцеремонного обращения с его тушкой, а потом просто пытается вырваться. Хорошая попытка. Могла бы быть. В ванной залезаю вместе с ним в душевую кабину и выкручиваю на полную кран с холодной водой.
- Зарецкий! Сука! – орет Стасик, безуспешно пытаясь вырваться из моих объятий. Я только ухмыляюсь – люблю контрастный душ по утрам. – Терпи, солнышко, так быстрее проснешься.
«Солнышко» отплевывается от попавшей в рот воды и нагло тянет ко мне ручки, явно намереваясь придушить.

Блядь, как же я ненавижу холодную воду, особенно когда меня так бесцеремонно тискают. Я намного слабее его, на голову ниже. И мне к заднице прилипли трусы. До чего же это противно. Ладно, сделаем по-другому. На что только не пойдешь ради свободы движения и речи. Одной рукой обхватываю его за шею, а вторую кладу на пах. Несмотря на холодную воду, там горячо. Вот и прекрасно. Пока Мирослав пытается понять, что я хочу сделать, убираю руку с его шеи и переключаю холодную воду на теплую. Горячие струи приятно разминают мое уставшее тело не хуже массажиста, да и тело рядом со мной заметно расслабилось. Поддеваю резинку его трусов и торопливо приспускаю их у Мира на бедрах. Хм, а он очень даже ничего, пусть еще и не возбужден. Беру в руку его член и аккуратно двигаю вдоль ствола. Удивительно, что он не предпринимает никаких попыток отстраниться, а лишь ошарашено наблюдает за моими действиями. Постепенно его член в моей руке твердеет, а движения ускоряются. Мне не приходится прилагать каких-либо усилий, чтобы распалить в мужчине азарт – он уже сам толкается в мою руку и тихо постанывает. Эти звуки, как бальзам на душу. Приятно до безобразия.
Но когда он уже готов кончить, я убираю руку с его плоти и выхожу из душевой, кидая из-за плеча:
- Я уже говорил тебе. Между нами слишком велика разница – я не отказываю себе в удовольствии, каким бы сомнительным оно ни было. А тебе нужна причина или отговорка.

- Причина говоришь? – шиплю сквозь зубы, стараясь не думать о том, ЧТО бы мне сейчас хотелось сделать с малолетней заразой, если бы… А впрочем, нахуй условности. Доигрался.
Окончательно стягиваю с себя уже лишние боксеры и в два шага догоняю Стаса, толкая к стене.
- Бля… - шипит парень, пытаясь хоть как-то увернуться, но я и правда сильнее. – Зарецкий, сука, ты ме..
Да, болтать с чужим языком во рту проблематично. Знал бы раньше, что этот способ действует не только на женщин, но и на вот таких вот красавчиков, давно бы уже применил.
Напоследок прикусываю ему нижнюю губу и отстраняюсь.
Расширенные от возбуждения зрачки, расфокусированый взгляд Стаса окончательно выбивают все мысли из моей головы, и уже непонятно кто первым тянется за следующим поцелуем-укусом.
Сползаем по стене, держась только друг за друга, когда Стас вдруг выдает вполне трезвым голосом.
- Я тебе не шлюха, чтобы трахать меня на полу…
Как скажешь, детка, как скажешь. Тумбочки у меня тоже удобные.
Прикусываю кожу у основания шеи, провожу языком вверх до самого уха и, чуть касаясь мочки губами, предлагаю.
- Сам повернешься или помочь?
Стас рывком разворачивается ко мне спиной, чуть прогибаясь в пояснице. Я стягиваю с него мокрые трусы, намерено задевая рукой уже возбужденный член, и чуть сжимаю яички.
- Блять, Зарецкий, кончай уже разводить нежности. Ты меня трахнешь или нет?
- Не терпится? – обхватываю рукой возбужденный член, намеренно медленно двигая вдоль ствола.
Пальцами второй руки провожу по его губам, он, понятливый мальчик, моментально втягивает их в рот, посасывая и лаская языком.
- Хватит, - осторожно, на контрасте с предыдущей грубостью, касаюсь его ягодиц, одновременно чуть прикусывая плечо.
- А-ах.. ты ж блять.. – шипит Стас, когда в него входит сразу два пальца. – Твоюматьчтотытворишьгад…
«Угу» - улыбаюсь я, хоть он этого и не видит, и немного больше наклоняю его над поверхностью тумбы. Ох… Тугой, сука, словно и не трахается, как кролик постоянно со всякими шлюшками.
Нет, так дело не пойдет. Вытаскиваю пальцы, заставляя мальчишку недовольно замычать и податься ко мне, и быстро заскакиваю в ванну. Хех. Лосьон после бритья – самое оно, когда некогда искать смазку.
Выдавливаю на пальцы немного и, придерживая парня за волосы, вновь наклоняю над столешницей.
Во-о-от, теперь хорошо. Теперь можно и продолжать банкет.
Смазав себя, подхватываю Стаса под бедра и аккуратно вхожу.
- Мммать… Легче…
- Потерпи чуть-чуть, малыш.
Терпения надолго у него не хватает, Стас умудряется даже стоя раком демонстрировать свои фокусы. Он дает себе привыкнуть буквально две секунды, чтобы начать нетерпеливо двигать бедрами.
Горячий, узкий… Хороший мальчик, страстный.
Крепко придерживая его за бедра (наверняка останутся синяки, но кого это сейчас волнует?), вбиваюсь в такое желанное тело. Чувствуя, что вот–вот кончу, просовываю руку под него и начинаю двигать по его члену в такт со своими толчками.
- Зае…бись… - сжимается вокруг меня Стас, утягивая за собой.
Блять. Я трахнул сына своего компаньона.

Мозги вытекли, и не осталось ничего, кроме блаженной пустоты. Меня трахнули, но это было до чертиков приятно. Блаженно потягиваюсь в объятиях разомлевшего Мира и пытаюсь выскользнуть из плотного кольца рук.
- Э, ты куда? – недоумевает папин партнер.
- Мыться и домой. А ты что думал, я тут тебе постельный день устрою? – кручу краны с холодной и горячей водой, подбирая нужную температуру.
- Мог бы хоть спасибо сказать, – тянет Зарецкий, становясь рядом со мной в кабине.
- За такие вещи я обычно плачу, а не дифирамбы пою. Но денег, судя по всему, ты не примешь. Так что разойдемся на том, что я сказал чуть раньше – мы живем в разных мирах. Тебе не понять меня.
Наспех вытираюсь огромным махровым полотенцем и иду одеваться. Пропахшие сигаретным дымом и алкоголем вещи одевать не хочется, но полчаса до дома я потерплю. Да и линять отсюда надо побыстрей, пока Мирослав не начал допрос с пристрастием, только этого мне не хватало. Нега, разлившаяся по телу после шикарного секса и теплого душа, не отпускала мое сознание. Патологоанатом спал мирным сном и растерял все остатки алчности, оставив меня наедине с непонятным желанием забраться в эту огромную постель и нежиться сутки напролет. Но ведь моя кровать ничем не уступает этой, так что же не так?...

Сученок свалил, напоследок хлопнув дверью. Вдох-выдох, вдох… И что это было, а, господин Зарецкий? Да-да, я про то, что ты оттрахал сыночка своего партнера по бизнесу. Дожил, уже сам с собой разговариваю. Ох, доведет меня Стас, точно доведет. Если не до петли, так до дурки точно.
Стоило бы, конечно, узнать какого хрена он так обдолбался, но не думаю, что в ближайшее время добьюсь вразумительного ответа. Он же шипит и выпускает когти, как самый натуральный котенок. И царапает протянутую руку, не замечая, что ему помочь хотят.
Смотрю на часы и еле сдерживаюсь, чтобы не застонать от расстройства. Восемь утра. Это как проклятье какое-то на все выходные, и имя ему Стас.
Еще раз выругавшись, набираю номер Олега. Тот берет трубку буквально после второго губка.
- Да, Мирослав. Как он? Все в порядке?
- А наркота считается? Если – да, то он в полном порядке, – терпение лопается, как мыльный пузырь от иголочки, и я забываю, что хотел деликатно успокоить друга. – Олег, ты не говорил мне, что твой сын мало того, что шляется где ни попадя, так еще и принимает наркотики…
- Мир, понимаешь…
- Не понимаю! Не понимаю я, как можно так относиться к своему ребенку, зная, что он творит такие вещи! И мне за эти четыре дня надоело носиться по всему Киеву, вытаскивая его из очередного дерьма!
- Мирослав, я… давай я объясню тебе позже? Я обещаю, что все объясню. Пожалуйста, присмотри за ним. Разрешаю любые действия вплоть до рукоприкладства, но только чтобы он был жив-здоров.
- Олег ты издеваешься, да? Я твоего отпрыска должен вытаскивать из очередного пидарского притона и ждать, пока ты все объяснишь?! А он будет ныть, что: «У меня спермотоксикоз, дядя, и не мешай мне наслаждаться жизнью»?
- Мирч, делай, что хочешь, хоть сам его еби, но…
- ОЛЕГ! Олег? Эээ…
Блять. Связь оборвалась.
Может, помириться с Оленькой?

Никогда не думал, что после секса буду в такси заморачиваться по поводу предательства друзей. Как же противно во рту от этого всего. Я сидел и не мог поверить, что Катерина рассказала Зарецкому все как на духу. У нее определенно поплыли мозги, так что мне всю эту кашу не видится возможным собрать воедино.
Рефлексируя на тему собственного уже одиночества, не заметил, как такси подъехало к моему дому, а водитель уже несколько минут пытается выдернуть меня из нирваны.
- Эй, парень. Ты заснул там, что ли? Давай плати и выметайся, ты у меня не один такой, кто покататься хочет.
- Иди ты, – беззлобно огрызаюсь и, расплатившись, выхожу из машины.
Утренний ветер треплет волосы, путая их и мешая обзору родного двора. Как же здесь прекрасно – чистый садик и детская площадка навевают ностальгию. Я аккуратно присел на край лавочки и попытался совладать с колтуном, образовавшимся на голове. Когда я закончил, зазвонил телефон трелью, которую я слышать в этот момент хотел меньше всего.
- Смальцов, где тебя черти носят? – грянул голос моего редактора аки с небес.
- По кругам ада. Где же еще? Костик, не кипятись ты так, я уже все сделал и буквально через полчаса отправлю тебе на почту, если невтерпеж.
- Да не нужна мне твоя статья. Я прекрасно знаю, что ты ее уже написал.
- Тогда, милый, я теряюсь в догадках, какого хуя ты мне позвонил в такую рань. Я ведь мог и спать.
- Не лечи меня этими бреднями. У меня есть задание для тебя, – пропел парень и по совместительству перманентное лекарство для тела.
- Смотря какого характера, – пошленько улыбаюсь, жаль, он не видит этого.
- Репортерского. Главный хочет, чтобы ты написал статью на две-три страницы.
- Как?! Полтора разворота? – я даже на момент растерял всю спесь, услышав такие слова.
- Да, ты все правильно понял. Но тебе дали это задание только по причине того, что ты в редакции единственный, кто не скрывает свои похождения. Будешь писать о нетрадиционных отношениях и том, имеют ли там чувства место быть. Короче, найди какую-то гей или лесби пару из знакомых, у которых все в ажуре и напиши о них.
- Ха, я должен писать о любви? – такой поворот событий меня просто рассмешил. – Костик, ты хочешь моей смерти. Пиши сам, а я подкорректирую.
- Нет уж, Ася. Писать должен ты. На все про все тебе дали три недели. Дерзай, студент, – скороговоркой выдал редактор и отключился.
Секса ему не видать.

Оленька оказалась очень даже понятливой дамочкой и согласилась «простить» после того, как я предложил пойти и купить-таки ей ту несчастную шубу. На вопрос: «А нафига тебе летом шуба?» - она только многозначительно закатила глаза и таинственно улыбнулась.
Остаток воскресенья прошел просто замечательно. Раздобревшая после подарков женщина бегала вокруг меня и старательно ублажала. Может, все-таки жениться? Никаких тебе хлопот с приготовлением пищи, уборкой и сексом. Впрочем, с этим у меня и так проблем не было. Или все дело в том ощущении уюта, которое непроизвольно возникает, когда едешь домой и точно знаешь, что тебя там ждут?
Наверное, именно этим и объяснялся тот факт, что я предложил Оленьке (впервые за все время, что мы общаемся) переночевать у меня.

Про любовь, значит, писать. Может, написать о большом и светлом Михея и Катюши, переведя их отношения в разряд пидорских? Катька порой бывает мужиком в юбке, а Михей…Этот кадр тоже носителей ХУ хромосом иногда имеет. Вот и статья.
Поднимаясь на четвертый этаж, я размышлял над тем, что найти пару не так уж сложно. И посмотреть на их розовые сопли тоже. Но вот писать о чувствах, которые никогда не испытывал и считал априори не нужными нормальному здравомыслящему человеку, я затруднялся. Нужно было срочно искать спеца по романтике и морального мазохиста в одном лице. Романтик - для статьи, а мазохист, чтобы меня терпеть.
Кофе бодрил и придавал сил. Стоя на балконе, я опять за последние три дня активно шерстил свою телефонную книгу на предмет искомого подопытного кролика, который сможет мне доступно объяснить, что есть такое любовь и с чем ее едят. Ну не верю я в то, что десятки тысяч часов крутят по телевизору и радио. Может, по этой простой причине ни первое, ни второе не имеет места быть в моей жизни. Не объяснили в детстве, что миллиарды денег тратятся на то, чтобы пропагандировать чувство, которое можно измерить в метрической системе и рассчитать по экономическим формулам. Не понимаю и понимать не собираюсь, но статью на полтора разворота хочу.
Понимание пониманием, но поспать стоит, чтобы привести мозги в порядок, а за одно и циника своего встряхнуть.

***
Проснулся я поздно вечером в прекрасном расположении духа и тела. Хотелось курить и найти побыстрей себе жертву.
Лениво щелкаю по клавише и взглядом натыкаюсь на знакомую до боли фамилию. Вот кто будет меня терпеть и наверняка испытал в юности неудавшуюся любовь с лучшим другом. Вот кто станет, если не героем моей статьи, то ее вдохновителем. Это будет моей благодарностью Мирославу Николаевичу Зарецкому за отличный секс, после которого у меня не было отходняков. Набираю номер Мира, а пока в эфире слышны лишь гудки, подкуриваю сигарету. Но буквально спустя несколько длинных звуков я услышал женский голос, который неприятно резал слух. Даже в спокойном состоянии эта женщина с головой выдавала в себе истеричку. Поспешно извинившись, я нажал на отбой и сделал глубокую затяжку. Значит, Мирослав Николаевич, вы недолго горевали по отсутствию моего тщедушного тельца у себя в постели. Хорошо. Не глядя, набираю номер Ромчика.
- Солнце мое. Я тебя очень люблю за вчерашнее. Но мне хочется тебя, вдохновения и мальчиков. Приезжай скорей.
Спустя семь выкуренных сигарет звонок оповестил, что заказ прибыл и дожидается меня на пороге. Открыв дверь, я увидел несравненного Рому в окружении двух нимф мужеского пола. Да и сам Роман очень удачно вписывался в это трио – высокий, атлетически сложен, а на лице застыла ехидная ухмылка. Ну, здравствуй.
- Я только одного не могу понять, Стас, – сказал барыга, раздеваясь в прихожей. – Тебе меня мало, что ты захотел мальчиков?
- Нет, солнышко. Эти, – указываю пальцем на шлюшек. – Не для нас, они сейчас поедут на Троещину. Я решил знакомому сделать подарок.
- А, ну тогда отлично, – он уже снял туфли и подошел ко мне в плотную. – Значит, сегодня Ася в моем распоряжении? – рука его по хозяйски легла мне на талию, а губы оказались в томительно-жаркой близости от моих.
- Конечно, – выдыхаю и даю себя поцеловать – грубо, но нисколечко не претендуя на право собственности.

ГЛАВА 7

Раненое сердце весит тяжелее
Пробую согреться - пью и не пьянею
Я прошу - верни меня

Кто тебе позволит или не позволит
Чего же ты боишься - Бога или боли
Я прощу, верни меня
Земфира Повеситься

- Так это была демонстрация твоих талантов? – с трудом сдерживаюсь, чтобы не повалить сученка на стол и не… А что, собственно говоря, «не»? Разрешение папочки у меня есть, пацан сам… Так, спокойно, Мирослав, спокойно. Стас стоит и выжидающе смотрит, прикусив губу. – И на какой ответ ты рассчитываешь? Что я окажу тебе ответную услугу? Зря надеешься. Моя благодарность за избавление от Дружавского не настолько велика.
Смальцов-младший становиться еще бледнее и рывком поднимается с колен.
- Ты… знаешь кто ты, Зарецкий?! - ох, только истерики мне тут не хватает! Секретарша еще не все слышала! Я притягиваю его к себе и закрываю рот поцелуем, поглаживаю по спине, заставляя расслабиться. На какое-то время Стас замер в моих руках пойманной птичкой, а потом начал активно отвечать, обнимая за шею и прижимаясь всем телом. У губ мальчишки мой вкус и это заводит. Что ж ты со мной делаешь-то, Стасик?!
- Успокоился? – тихо интересуюсь, отрываясь от его губ. Шальной взгляд зеленых глаз скользит по моему лицу. – Может, скажешь, что все это значит?

- А что, по-твоему, это должно значить? – интересуюсь у Мира. – Я вообще-то хотел тебя на суши пригласить.
- Куда? – недоумение в его глазах говорит о многом. Не напрягайся, тебе это не идет.
- Куда слышал, олух. У меня к тебе дело есть.
Осторожно выскальзываю из его объятий и отхожу к окну, поправляя на ходу сбившуюся в районе талии тунику. А за окном буйствует лето, и живет в потоке автомобилей чья-то лень. Я с ней бы покатался на крыше грузовика и показал язык надменному Солнцу. Сзади не раздается ничего, кроме тишины и кареглазого откровения. Я тебя напишу, вылью своей болью в закрытых слогах.

Гм… Вот этого я не ожидал. Хотя, а чего, собственно, я мог от него ожидать?! Заправляю рубашку в брюки, по новой завязываю галстук и окрикиваю стоящего у окна с задумчивым видом Стаса.
- Идешь, нет?
Парень оглядывается, словно забыл о моем присутствии, и с высоко поднятой головой выходит. Секретарша окидывает нас заинтересованным взглядом, и я почти верю, что обойдется без эксцессов, когда Стас, уже в дверях, оглядывается и с томной улыбкой говорит Верочке:
- Веруня, Мирославчика я забираю на сегодня. Если что - верну завтра.
Верочка бросает на меня полный удивления взгляд, но я только пожимаю плечами. Все в компании знают, что Смальцов-младший – совсем не подарок. Он, скорее, наказание за грехи при жизни.

Верочка. Милое воздушное создание, слишком уж любопытное и порой с длиннющим языком. Как это отразится на облике Зарецкого в компании, мне фиолетово. Но хотелось что-то утворить. Я это и сделал.
Выходя на улицу, мне в лицо пахнуло свежими выхлопными газами и пылью. Я слегка поежился от жаркого ветра и направился в сторону перехода.
- Эй, ты куда, – окликнул меня Мирослав.
- Для начала, в переход. А потом в метро, – невозмутимо кидаю через плечо. – Тебя что-то смущает?
- А машина тебя уже не устраивает?
- Твоя – с трудом. К тому же, я хочу под землю – там прохладно.
- Хотя бы просвети, куда мы едем, – не унимается мужчина.
- Господи, Зарецкий. Неужели это столь важно? Тебе все нужно держать под контролем и в своих руках? – картинно возвожу глаза к небесам – там пляшут древний танец ребристые облака.
- Зная тебя… - начинает Мир.
- Зная меня, ты бы не пытался стать миссис Даутфайр, а просто забил бы. Так что просто расслабься и получай удовольствие.
Поездка в метро выдалась чудо, как хороша. Толпы людей, насквозь пропитанных частичками труда и ежедневности, липкие ароматы, от которых едва ли не тошнит и холеный Мирослав Николаевич, отчаянно пытающийся не соприкасаться с реальностью этой жизни. Мило.
Когда мы уже перешли на красную ветку и зашли на Крещатике в вагон, я заприметил смазливого паренька со смутно знакомой внешностью. Наши взгляды встретились, и я, отлепившись от дверей, начал проталкиваться сквозь толпу к парнишке. Мир молча следил за моими действиями, не предпринимая никаких попыток остановить. Там временем я добрался до знакомого незнакомца и тесно прижался к нему сзади.
- Малыш, мы знакомы? Ты так на меня глазел.
Паренек медлил всего пару мгновений, а затем покачал головой. Я осторожно огладил его бедра, слегка сжав, а потом так же легко отстранился и сказал:
- Ну, тогда прости. Обознался.
Подойдя к ошалевшему Зарецкому, я ответил на немой вопрос в глазах простым пожатием плеч.
- Не смотри так. Мне он показался знакомым.
Мы вышли на Днепре и вновь окунулись в июньский зной и шумиху. Я лишь указал пальцем на плавучий ресторан – единственный из тех, что находятся на Набережно-Крещатицкой и не вызывают у меня отвращения. Мураками.

Вот за что я не люблю общественный транспорт летом, так это за то, что жители столицы напрочь забывают о средствах гигиены. Они, по-моему, душ видят только во сне и исключительно по праздникам. Да еще эти удушающие ароматы туалетной воды, которую так щедро выливают на себя дамы… Мать моя женщина…
И ко всем прочим «прелестям» поездки нужно не забыть добавить Стаса, который лениво осматривает пассажиров, не упуская возможности пофлиртовать с понравившимися мальчиками. Чего только стоит тот красавчик, которого облапал Смальцов… Бедный мальчик всю оставшуюся дорогу страстно смотрел на Стасю в надежде, что тот еще раз подойдет.
Мда. Что-то я задумался. А Стас тем временем бодро топал по направлению к какому-то корыту, которое претендовало на гордое звание «ресторана». Тьфу. Да еще и с японской кухней. Вот я не понимаю, как ЭТО можно любить? Все эти суши, сашими, странные супы и прочая ерунда вызывают у меня только непонимание. Чем им не угодила наша кухня? Или это страсть к экзотике, так популярная в последнее время? Впрочем, возможно, все не так уж и плохо.

Бодро шагаю к ресторану. А сзади, не подавая признаков жизни, угрюмо топает Мир. Ему наверняка очень «понравилась» поездка в метро. Но чем не угодил ресторан, я не понимаю. Это же "Козырная карта", между прочим.
- Зарецкий, ты ужасный сноб.
- С чего это? – вскидывается мужчина.
- Да с того. Я же не травить тебя веду, а кормить. У тебя выражение лица, будто я уже в тебя впихнул что-то ядовитое.
- Я ненавижу японскую кухню, – бурчит Мир.
- А никто тебя и не заставляет ее есть. Там есть вполне удобоваримая европейская.
Заходим в ресторан, и хостесс провожает нас к моему любимому столику. Вежливо интересуюсь, на смене ли сегодня Андрей и прошу, чтобы он обслуживал наш столик. Когда официант подходит, я светло ему улыбаюсь и делаю заказ, даже не взяв в руки меню.
- Андрюш, нам пожалуйста ассорти и два сала с голубым сыром, – неспешно диктую парню, пока он записывает.
- Аперитив?
- Да, конечно. Два бокала белого, полусладкого. Как я люблю.
Когда Андрей удаляется, поднимаю глаза на Мирослава. Он сверлит меня взглядом, обещающим все адские муки на свете. Я не спросил его мнения, я не узнал о его пристрастиях. Я сделал из него пустое место.
- Ну что ты так меня гипнотизируешь?

Нет, внутри мило и довольно уютно, но вот компания… Смальцов-младший что-то задумал, и я боюсь, что его задумка выйдет мне боком.
- Стас, ты сюда развлекаться пришел? Или поговорить? – Стас безмятежно смотрит на меня чистым ясным взглядом, в котором нет ни капли насмешки. Официант приносит вино, но я жестом от него отказываюсь. На удивленный взгляд Стаси поясняю с улыбкой:
- Стасик, милый, я не пью белое. Даже ради тебя.

- Ради не ради, но освежиться стоит. Что ты будешь?
- Сок. Гранатовый, – задумавшись, отвечает Мир.
- Андрей, гранатовый фреш, пожалуйста.
- Могу поинтересоваться, по какой причине ты приволок меня сюда?
- Что ты так груб? Я всего лишь хочу поговорить, – пораженно смотрю на Мира. – У меня к тебе дело было.
Мужчина хмурится. Он наверняка раздражен и не хочет находиться в моем обществе – об этом говорит глубокая складка на переносице. Но через несколько минут напряженного молчания и глотков белого вина, нам приносят обещанный фреш, и Мир отвлекается.
- И что же ты хотел со мной обсудить, – губы плотно обхватывают цветастую трубочку.
- Мне дали задание. Репортерское.
- А я тут при чем? – ехидно тянет, красный язычок проворно пробегает по верхней губе.
- Я должен написать статью о любви, – иду ва-банк. Я честен.

- И какие у тебя с этим проблемы? – ехидно интересуюсь, наблюдая, как Стас делает глоток вина. – Неужели за все твои двадцать с лишним лет не нашелся такой наивный дурачок, который бы пел тебе серенады под луной? Или самому слабо?
Смальцов хмурится, и делает глубокий вдох, прежде чем начать говорить. Правда, на меня он так и не смотрит.
- Мне нужна история о любви однополой пары. И, желательно, красивая, с розовыми соплями счастья и свиданиями при луне. Сам понимаешь, я не тот человек, который на такое способен.
- Гм... То есть ты думаешь, что Я могу найти тебе жертву?

- Ага. И розовые очки в придачу подаришь. Я не так наивен, Мирослав.
- Так что же тебе нужно от меня? – не унимается мужчина.
- Ты, – все повернулись в нашу сторону, а я уменьшился до размеров пятикопеечной монеты. Я признался ему, что он мне нужен. Я ему почти соврал.
- И как ты себе это представляешь?
- Бог мой. О чем ты подумал? Я хотел твою историю, – рассматриваю узоры на потолке и латаю трещины на маске.
- Стас, больше конкретики.
- Конкретики ему. Знаешь ли, Мирослав Николаевич, что всякая конкретика убивает прелесть общения, – поучительно салютую ему бокалом.
Принесли мой любимый набор суши и наши салаты. Зарецкий боязливо осматривает содержимое тарелки, не решаясь приступить к трапезе. Я лишь аккуратно подхватываю первый ролл с угрем и с блаженным видом отправляю его в рот. С полным ртом разговаривать неудобно, но весело.
- Не бойся, никто оттуда не выскочит. Это обычный салат с копченым лососем, голубым сыром и зеленью. Очень вкусно.
- Так все-таки, – возвращается к прерванному разговору Мир, попробовав салат. Похоже, ему понравилось. – Убьем всю прелесть конкретикой.
- Ладно. По сути, я хочу услышать, как ты связался с мальчиками в принципе и почему завязал? Но я хочу знать все.

- Тебя интересует именно м_о_я история? А не много ли ты хочешь? – старательно продолжаю держать «лицо» и не выдавать своего бескрайнего недоумения. Мне казалось, что я последний человек, к которому обратиться за помощью Стас.
- Неужели это так сложно? Я и не думал, что такая мелочь тебе будет внапряг… Или в твоей биографии нет ничего достойного моего пера? – вот же хитрая маленькая сволочь! Взять на «слабо» и не поморщиться.
- Ну почему же – есть, конечно. Я тебя с ним даже познакомлю, если захочешь.
- С преогромным удовольствием, – чеканит каждую букву парень, и по его виду я бы сказал, что Даню ждет виселица, а не разговор о нашем прошлом.
- Ладно… С Данилой я познакомился на втором курсе. Меня сразу привлек этот парень. Даже скорее не парень, а его волосы. В то время было несколько необычно видеть у мужчины волосы длинной до лопаток. Меня привлекли в первую очередь они. От одной мысли, что их можно гладить, наматывать на руку и … много чего, - улыбнулся я воспоминаниям. - Меня моментально бросало в жар. Приличный гетеросексуальный парень не мог позволить себе т_а_к_и_е фантазии, но меня это мало волновало.
Стас, словно загипнотизированный, смотрел на меня своими нереально-зелеными глазами, но я видел только голубые Данькины.
- И что же тебя сподвигло на «подвиг», - стараясь говорить ехидно, но нервозность скользила в каждом движении - как он облизывал губы, как брал в руки бокал с вином.
- Что сподвигло? Сам Даня. Ему надоело смотреть, и он решил взять то, что хотел. Смешно, но это был первый и единственный раз в моей жизни, когда м_н_е дарили цветы и ухаживали, – заметив скептическую гримаску Стаса я уточнил с мечтательной улыбкой. – Не так, как ты подумал, балбес. Никаких розовых соплей. Даня завоевывал меня по всем правилам осадного искусства, не оставляя мне шансов… Он был всем, что мне нужно: другом, любимым, родным. Единственный мужчина, с которым я чувствовал себя равным, а не более сильным и смелым. Таких больше нет.

Ну да, ТАКИХ больше нет. Вот поэтому я со своим цинизмом – тоже вымирающий вид. В наше время у людей как-то быстро все получается. Или сразу в койку, или по расчету. Даже противно как-то становится. Не осталось людей, которые истинно исповедуют философию "свободной любви". К чему условности и шоры? Ты волен любить того, кого любишь. Ты - свободный человек, имеющий свое право во всех позах. Ладно, о любви я загнул, возможно. Потому что это не мое. Я не люблю флафф и сопли, конфетно-букетный меня умиляет настолько, что хочется блевануть. Но чтобы Мир был одним из тех, кто открыт чувствам к любому человеку, я верил с трудом.
- Я понимаю, что нет. Куда же ты его в таком случае дел, если Даня такой весь из себя единственный? Не на свалку же отправил, – делаю глоток вина. – Что-то мне кажется, что это всего лишь твоя эфемерная мечта или фантазия.

- Ну-ну… Даня живет недалеко, можем и съездить. Твое любимое метро поможет добраться до места назначения, – ехидствую я, вспоминая адрес Данилы и то, как мы расстались. Вообще-то инициатором разрыва был я, но Даня без возражений принял мой уход. Сказал, что будет ждать. Как он отреагирует на подобный визит – мне остается только догадываться.
Достаю телефон и под пристальным взглядом Стаса ищу номер Данилы. Вот он – Колосовский Даниил Александрович. Трубку он берет после второго гудка.
- Здравствуй, Данила.
- Мирослав?! – голос одновременно и удивленный, и радостный. Стас приподнимает бровь – ему отлично слышен наш разговор.
- Да, я.
- Я уже и не надеялся тебя услышать.
- Зря, что не надеялся. Мы можем встретиться?
- Просто так? Или?
- Нет, я по делу. Почти по делу.
- Ну раз так… - хмыкает Даня, - тогда жду тебя через полчаса. Помнишь, где я живу?
- Конечно, Даня. Мы будем.
- Мы?
- Да, я и… сын моего партнера. Он статью пишет. Я потом тебе расскажу поподробнее, – заканчиваю я разговор и поворачиваюсь к Стасу, который тут же делает вид, что смотрит на экран телевизора, подвешенного под потолком.
- Едем? Или ты еще десерт желаешь?
- Нет, – презрительно-нагло кривиться Стас. – Я готов. Куда ехать?
- На Левый берег. На улицу Марины Расковой, – да, Данила так и живет в той квартире, что осталась от родителей. Сколько же было в той двухкомнатной квартирке…
До места назначения добираемся буквально за полчаса. Причем большую часть времени у нас занимает флирт Стаси с мальчиками в метро. Скриплю зубами, но терплю, в душе надеясь, что Стася удовлетворится коротким разговором и оставит нас с Данилой наедине. Не знаю, чего я бы хотел этим добиться, но желание увидеть Данилу становится просто нестерпимым.

Старая панельная девятиэтажка, консьержка у подъезда, третий этаж и ОН. Он совершенно не изменился, такой же красивый. Данила на мгновение застывает в дверях и уже через секунду целует меня.

Люблю смотреться в зеркало. Но только дома и когда я голый. Или когда за этим наблюдает кто-то. Но я просто ненавижу смотреть на свои копии, пусть и с голубыми глазами. И когда эта копия целует человека, которому я буквально два часа назад делал минет. Это было не унизительно, но даже приятно. А я в сливах стою и наблюдаю крупномасштабное развертывание мексиканского сериала и воссоединение потерянных родственников. Блядь, лучше бы я выпил абсента, а не вина. Зеленой феи тут явно не хватает.
- Хм, может, продолжите, когда я уеду? – интересуюсь у влюбленной парочки. – У меня статья не о групповом сексе.
Парень нехотя отрывается от Зарецкого и открыто смотрит на меня, разглядывает, угадывает. В его взгляде нет ни капли презрения или отторжения – только живой интерес к моей персоне. Да, Мир был прав – ТАКИХ больше нет. Он ископаемое животное.

Мы сидим у Дани в гостиной и пьем кофе. Я стараюсь как можно незаметнее разглядывать Даню, ловя его ответные взгляды на себе. Стас что-то рассказывает про свое задание, но я его не слушаю. Я вспоминаю тот вечер, когда в последний раз видел Даню.
Нет, ссоры не было. Мы просто поговорили и пришли к выводу, что я не люблю его так же сильно, как он меня. Мне нужен был свой путь, а не тот, который предлагал мне Колосовский. Он – сын успешного политика и «золотой» мальчик, а я… В то время я был никем. Но он понимал и принимал мои стремления. Он всегда все слишком хорошо понимал. И поэтому, когда ко мне пришел его отец и сказал, что Данила должен жениться на дочери его друга, я тоже все понял. Да, мы могли уйти. Да, можно было попытаться что-то сделать, как-то изменить жизнь, но не все так случается, как хочется. Его отец заболел, и Данила вынужден был пойти ему на уступки. Я присутствовал на свадьбе, слушал невесту, которая все о нас знала и умоляла не оставлять Данилу… Я не смог. Теперь же я видел все того же мужчину, которого любил все эти годы. Моего мужчину. В жизни которого теперь есть и мне место.
Я прослушал все, о чем они говорили, меня интересовали только голубые глаза напротив. Даня улыбался и подмигивал мне периодически, когда Стас отворачивался в сторону.

Да ладно! Чтобы прямо, как в бразильском сериале?! Я бы в это не поверил ни за что на свете, если бы не глаза. Они, как говорится – зеркало души. Но, как правило, это зеркало заплевано и в пыли, что ничего не видно. У Даниила же, все читалось, как со свежей распечатки, даже присматриваться не надо. Чистое наслаждение и удовлетворение – так вот она какая, Любовь. В моем мироздании появилась визуализация несуществующего. Статья готова.
Главное, не пресытиться этими чувствами, иначе я не смогу уловить то важное, что хотят читать и чувствовать люди. Патологоанатом скулил где-то внутри и просился порезать душу Дани на кусочки, но я не пускал. Не давал ему убить столь редкий и прекрасный экземпляр – хотелось еще посмотреть на него, но не часто. Это как в зоопарке – приходишь первый раз и видишь зеленую макаку с голубыми яйцами. Сначала ты испытываешь нереальный восторг на грани с безумием. Когда ты приходишь во второй раз через некоторое время, то восторг повторяется. Но если ты навещаешь эти фантастические голубые шарики каждый день, то теряется волшебство восторга и трепета перед моментом, когда макака повернется к тебе задом и откроет миру полированное величие. Тебе надоедает и уже рябит в глазах от, казалось бы, приятного глазу цвета.
Так и с Даниилом. Если я его увижу когда-то на улице, то обязательно остановлюсь и посмотрю ему вслед. Ведь он такой один. А я, в некоей извращенной мере, защищаю все редкое и непривычное.
- Даниил, спасибо вам за содержательный разговор, – протягиваю мужчине руку, чтобы попрощаться. – Но мне пора идти.
- Мне тоже было приятно пообщаться с вами, Стас. Надеюсь, мы еще увидимся, – он пожимает руку и тепло улыбается. Искренне.
- Надеюсь, что нет, – копирую его улыбку в своей насмешливой манере и ухожу. Мне не нужны проводы. Мне нужна моя машина.

ГЛАВА 9

Уходя - возвращайся везде и всегда
Прожигая года, поджигая мосты.
Город будет скучать и встречать поезда
И ловить в каждой встречной родные черты.
Зимовье зверей "Уходя-возвращайся"

Приторность и одиночество не совместимы. Это я знаю точно - когда на улице витает аромат цветущих деревьев и некоторых спелых плодов. Но если ты сидишь среди этого благоухания в одиночестве, то становится совсем паршиво.
Вообще я люблю быть один. Но в такие моменты, когда нужна пыльная комнатушка малосемейки, а вместо этого обитаешь в трехэтажном доме, то становится жутковато. Просыпается иррациональный детский страх, что в чулане может сидеть чудовище, а под кроватью крокодил из Нила. Нет, правда. Я детстве боялся всяких таких вещей, а еще грома. Но при этом ни разу не бегал в постель к родителям за утешением. Я просто лежал и ждал, пока паника не пройдет. Если это не помогало, то спрыгивал с кровати и заползал под нее, чтобы убедиться, что я себя просто накручиваю. А гром…через несколько лет я просто научился слушать этот звук с удовольствием.
В момент разглядывания очередной ленивой мухи, примостившей свой зад у меня на ноге, я подумал, что стоит поговорить с зеркалом. Нет, зеркальное отражение не скажет мне ничего нового. Но вот реальное и от этого не менее редкое… оно может поведать много интересного.
Принятое в пылу забвения решение исполнялось на удивление резво. Буквально через полчаса я мчался по Броварскому проспекту на Марины Расковой. Там я приму решение.

Все-таки есть в жизни счастье. Счастье – это когда ты выспался и спокойно (не спеша!!!) собираешься на работу. Счастье – это когда ты уверен в том, что будет сегодня, завтра и потом. Потом – самый важный критерий. Счастье – это забыть телефон, так навязчиво пиликающий, дома, так и не включив его. Особенно, если это обнаружилось уже на работе, и тебе лень возвращаться. Счастье - это… счастье. У каждого оно свое в разное время.
Сегодня я был счастлив уже тем, что без проблем провел переговоры с поставщиками из Китая, где миленькая хрупкая девушка-переводчица чирикала и бросала на меня пылкие взгляды. Мне нравилось, что Галочка наконец-то нашла документы по контракту с Дружавским, хотя и было уже несколько поздновато. Нравилось, что за весь день меня ни разу не побеспокоил ни сам Смальцов, ни его беспокойный отпрыск. Даже Оленька решила меня порадовать и приготовила замечательный ужин, о котором не преминула сообщить, пригласив к «себе» на восемь вечера.
Отлично проведенный рабочий день я закончил походом в спортзал и уставший, потный (там что-то с водоснабжением приключилось, а потому пришлось ехать «как был») я в семь тридцать заехал к себе домой.

Я верю в судьбу. Поэтому, когда я ехал к Даниилу, то был абсолютно уверен, что он будет дома, один и не занят ничем. Правда, судьба не давала мне своих диалогов, уповая на природную догадливость. Скряга.
Поднимаясь по ступенькам, я мысленно прокручивал, что же мне стоит сказать этому счастливому и любящему человеку. Что может рассказать ему законченный циник, верящий только в силуэт кальяна. Впервые я задумывался о последствиях разговора. Не только для себя, но и для другого. Эгоист во мне мутировал и готовился к скоропостижной смерти. Жаль, я его любил.
Даниил открыл дверь практически сразу. Но при виде меня он просто-напросто опешил и потерял дар речи.
- Вы надеялись на скорую встречу, а я – нет. Ваши надежды оправдались, в отличие от моих. И я знаю, в чем причина.
- В чем же? – совладав с эмоциями, он пропустил меня квартиру.
- Вы любите, верней просто умеете это делать. А я – нет. Вас любили, то есть тоже умели это делать. А меня нет, – неспешно прохожу в комнату и падаю на диван. – Я умею только ненавидеть и быть ненавистным другим людям. Мы с вами совсем как отражения. Зеркальные.
- Почему ты так критичен к себе?
- Я не критичен. Я реален.
- Ты хочешь научиться любить, Стас? Но этому не учат. Это просто делают. Без каких-либо бонусов или слов.
- Как же без слов? – я не понимаю его. Смотрит так добренько, что слезы сейчас навернутся.
- Просто без слов, Стас. Просто.
- Знаешь, Даня. Я могу тебе описать все составляющие любви. И ни одного этого ингредиента нет во мне, а значит, я не способен на это чувство.
- Пойми, любовь нельзя разложить на компоненты. Ее просто надо принять, в нее нужно верить.
Последние слова меня поставили в тупик. Как я могу верить в то, чего я не знаю. Я не вижу слов для этого чувства. Я не вижу его цвета, не представляю картину. Хотя нет. В этом я ошибся. Картина есть – мой сон.
- Знаешь. Невозможно поверить в то, во что не веришь. Я пытался, – наш разговор закончен, но я ничего не решил.

«Надо будет раздобыть Оле нормальную поваренную книгу» - вяло размышлял я, запивая немного пересоленное жаркое соком. Оленька смущенно бегала по кухне, стараясь найти хоть что-то, что удалось так, как надо. Единственное, что не пригорело и не было пересолено, это десерт. Да и то только потому, что был куплен в ближайшем супермаркете. Правда, от него я отказался, мотивируя тем, что у меня не самый лучший день, и я хотел бы просто отдохнуть. Жаль, что понятие «отдохнуть» у нас сегодня имело разные значения. Оля (к моему огромному удивлению), чуть смущаясь, предложила пригласить тех мальчиков, которых присылал недавно Стас. От «чудной» идеи пришлось отказаться, так как мобильный все еще покрывался пылью дома на тумбочке. Хотя идея мне не сильно-то и понравилась. Одно дело, когда это происходит спонтанно и вроде бы как «на раз», а совершенно другое, когда это приобретает постоянный характер. Если я ее не устраиваю, то, возможно, имеет смысл все-таки найти кого-то другого? Того же мальчика из службы «эскорта». Примерно так я и высказался, на что получил ответ, что я зашоренный, застенчивый (!!!) и совершенно не умею развлекаться.
Оленька еще долго орала мне в след, чтобы я и не появлялся ей на глаза. И какая муха ее укусила?!

Утро четверга принесло только неясную головную боль и смутное предчувствие предстоящих разборок с Даней. Ведь именно сегодня я обещал дать ответ, которого пока и сам не знал.

Ненавижу пиво, а тем более похмелье от него. Во рту как будто поселился выводок котят и нещадно там гадил. В горле сидел старый знакомый слизняк и драл горло. А мозги кипели и плавились под действием всего этого коктейля. По всей видимости, каждый четверг будет начинаться для меня такими вот пробуждениями – похмелье и не задернутые шторы. Я сел на кровати и сосредоточенно потер виски. Таблетки закончились, а аптека далеко. В холодильнике шаром покати - только бутылки с пивом. Фу, эту гадость я пить не буду. Разговор с Даниилом не принес ничего, кроме разочарования и обиды.
На кого я так обижался, я упорно не мог понять. Хотя скорей, не хотел. Я упорно гнал от себя мысли о том, что чтобы написать хороший материал, я должен сам испытать это чувство. Где же мне его искать?
Сегодня мой сон продвинулся немного дальше заведенного порядка. Была все та же пропасть и ужасный зверь. Он все так же тянул ко мне свои когти и всматривался в душу. Но в этот раз невидимые силы и проклятия помогли ему – чудовище в обличии ангела проткнуло мое сердце кончиком коготка. И я упал в красный шелк пропасти. Но до дна так и не долетел.
Головная боль грозила перерасти в мигрень, а выйти из квартиры хоть на полшага я не мог физически – тошнило и выворачивало каждый раз, как я принимал вертикально положение. Перебрав в голове кучу вариантов и приняв самое верное, но ужасно неприятное, я набрал номер Зарецкого. Абонент не желал со мной общаться. Взглянув на часы, я прикинул, что Мирослав должен уже быть на месте. Как всегда ответила Вера:
- Верочка, переключи меня на шефа. Быстренько, – прокаркал я в трубку.
- Простите, Станислав Олегович, – наигранно официальным тоном ответила мне секретарша. – Но Мирослав Николаевич занят и велел не беспокоить. Может, что-то ему передать?
- Слушай сюда, коза драная. Если через час твой обожаемый Мирослав Николаевич не будет у меня дома с упаковкой болеутоляющих, то я тебя из-под земли достану, чтобы расколоть твой череп надвое. Так же, как он раскалывается у меня сейчас. Ты меня поняла? – елейным голоском протянул я девушке и бросил трубку.
Откинувшись на подушках, я некоторое время гипнотизировал свой сладкий зефирный потолок. Краем глаза я заметил что-то белое на тумбочке, а когда повернул голову, то там лежал листок бумаги. Приложив неимоверные усилия, я дотянулся до куска бумаги и выудил из-под подушки любимый паркер. Я решил что-то написать, пока ждал свои лекарства. И был уверен, что Верочка убедит Зарецкого приехать ко мне с медикаментами.
Последнее, что я помню, из того, что было написано на листе, перед тем как забылся беспокойным сном это: "…меня не изменить. Я проклят этим миром. А ты его ломаешь, разбиваешь вдребезги, испепеляешь карой волной. Ненавижу…"

И все-таки я убеждаюсь, что наша контора – это филиал ада на земле. Каждый месяц в одно и то же время наша главбух становится нервной вздрагивающей дамой с зачатками ПМС. И виной всему не женская физиология, как втайне хихикают многие, а дата на календаре. Да, сдача отчета в налоговую делает из милой женщины Цербера после трехлетней голодовки.
И Татьяна Георгиевна считает, что моя особа – самое лучшее успокоительное. Именно поэтому каждый месяц с пятнадцатого по двадцатое число я раз в день захожу пить чай в ее кабинет. Больше ничего от меня не требуется.
- Я довольно пожилая женщина, Мирослав, но компания молодого и красивого мужчины настраивает меня на боевой лад, – каждый раз говорит Татьяна и откусывает кусочек шоколадки, после чего спокойно принимается за работу. Олег заметил этот «номер» буквально недавно и с тех пор постоянно надо мною подшучивал, что у меня не только поклонницы-малолетки, но и умудренные опытом дамы. Шутки-шутками, но когда я полгода назад болел, то нам впаяли такой штраф, что Олег сразу поверил в силу «целебного чая Мирославушки».
- … рад был встрече, Татьяна Георгиевна, - прощаюсь я и выхожу из бухгалтерии. Меня у двери ждет бледная Вера и срывающимся голосом рассказывает про звонок Смальцова-младшего.
Я хлопаю по карманам, чтобы найти мобильный и уточнить чего ему надо и зачем довел девушку до истерики, но, похоже, что каникулы моего телефона продолжаются уже третьи сутки. Блять. Придется ехать, только сначала загляну к себе забрать мобильный и документы.
Как ни стараюсь, но не могу вспомнить, что за таблетки пил тогда этот пьянчужка малолетний, а потому покупаю в аптеке всего понемногу – и аспирина, и антипохмелина, и активированного угля. Девушка-провизор смотрит на меня круглыми глазами, но выбивает чек и почти торжественно вручает пакет с лекарствами, добавив почему-то к заказу пачку презервативов. Я смотрю на этот «набор юного натуралиста» и представляю лицо Стаси, когда он это увидит. Смешно. Но, боюсь, что не мне.
Наличие ключей – это просто замечательно, потому как на звонок в дверь никто не реагирует, и я начинаю подозревать, что это злая шутка. Неудачная шутка.
Интересно, а он хоть когда-то проветривает у себя дома? Воздух спертый, немного прокуренный и какой-то «проспиртованный». Ну, знаете, когда была пьянка-гулянка, а потом убирать было лень и все оставили на «потом»?
Стас спит. Взмокшие волосы прилипли к щеке и шее, одеяло перекручено и едва прикрывает тело, да и общий вид у него нездоровый. В руке Стас сжимает бумажку, неровно исписанную черными чернилами.
«Стою посреди Крещатика в заснеженную ночь. А вокруг - ни души. Стою посреди улицы на двойной сплошной, а вокруг - пустыня. Мне незачем искать выход отсюда, я здесь один, и никто не в силах мне помочь. Что-то истинное всегда остается за кадром. Лолита не желала видеть любовь Гумберта, так же как я не желаю верить в это чувство в принципе. Мне не понять терзаний душевнобольных - я сам такой. Меня не изменить. Я проклят этим миром. А ты его ломаешь, разбиваешь вдребезги, испепеляешь карой волной. Ненавижу…»
Странный настрой… Да и текст какой-то депрессивный... Ладно, не время рефлексировать и размышлять о тараканах, населяющих его голову. У парня явно температура, он весь горит и что-то шепчет в полубреду.
- Стас… Стася… Стасенька, открой глаза. Ты меня слышишь, Са-а-ася-я.. – негромко зову его.

- Ммм, кто здесь? – бормочу из вороха постельного белья.
- Стас, это я, Мир. Стас, ну очнись же, – а у него голос встревоженный, такие нотки приятные.
Мирослав протягивает руку к моему лбу, чтобы посмотреть, нет ли у меня температуры. Да нет же, нету.
Тень зверя меня накрыла, наконец. Я лечу в пропасть и смотрю ему в глаза. Карие. С нечитабельным узором радужки. Красиво. Он тянет ко мне руку, а я хватаюсь за нее, как утопающий и кричу изо всех сил:
- Зачем?! Зачем ты поселился в приемной моей души? Почему не остался бежать по лезвию ножа? Почему? – кричу отчаянно, мне больно. Все внутри жжет и режет. В области пупка сворачивается тугой жгут, туже и туже.
А он молчит, только крепче хватает меня за руку и улыбается. Нежно, по-осеннему. Его голоса я не слышу, но у него привкус лимона. Переспевшего лимона с тонкой корочкой. Он тает у меня на губах, а затем наступает блаженная пустота. В ней темно и уютно, тепло, будто в детстве, когда с головой прячешься под одеяло.

- Тише, тише, мой хороший… - прижимаю к себе все еще дрожащего Стаса. Что, черт возьми, происходит? Смысл в его словах найти сложно, он ускользает от меня, я только понимаю, что нужен ему. Этот безумный шепот, больше напоминавший крик, сбивает меня с толку. Аккуратно приподнимаю Стаса и пытаюсь его поднять, но он упирается, только хватает меня за руку и прижимает к своему лицу. Какой тут жар?! Да он ледяной!
- Стася… - пытаюсь дозваться его. - Отпусти я…
- … не пущу…
- Стасенька, я только сниму туфли и пиджак и вернусь, хорошо? Я быстро…
Зеленые глаза приоткрываются на мгновение, чтобы тут же закрыться опять. Да что ж такое тут творится?! Вдох-выдох, еще раз, вдох. Быстро просмотреть аптечку на предмет лекарств (каких? А я знаю?!), снять одежду и осторожно подвинуть Стасю на кровати.
- …Мирослав?.. – тихий шепот еле слышно за шумом ночного города. Киев живет своей жизнью, и ему плевать, что кому-то одиноко, плохо и грустно, ОН бурлит в любо время суток.
- Да, это я.
- …вернулся…
- Куда ж я от тебя денусь? Подвинься немного, я не такой хрупкий, как ты, – парнишка послушно уступает место, двигаясь, как шарнирная кукла, и это пугает. Что же он такое принял, что ТАК вставило?!
- Стасик, солнышко, что ты вчера принял? Стася…
- …пиво…
- И все? – произношу с нажимом, искренне надеясь, что он не назовет что-то из разряда новейших разработок фармакологии.
- Да, все. Я был у Данилы… - говорит он так, словно это все объясняет.

За что же меня так не любит жизнь. За что? Я снова сидел на краю этой ненавистной пропасти, а рядом у ног спало животное. Тот самый зверь… Он прекрасен. Он теплый, родной и далекий. А я его, наверное, люблю. И что это за чувство, я не знаю. Это свершено не то, что я изучал все эти годы. Не то, что я исчислил всеми имеющимися формулами. Не то, совершенно не оно.
Зверь поднимает голову и смотрит мне в глаза. У него такие знакомые глаза, такой близкий взгляд. Но я его не узнаю, только слезы текут из глаз.
- Прости, – шепчу я зверю и тяну к нему ладони. – Прошу, прости.
Я впервые извиняюсь перед кем-то, впервые говорю это искренне. Пусть даже во сне. А слезы, злые, жгучие слезы все текут из глаз…
Просыпаюсь посреди ночи оттого, что мне невероятно жарко и тесно. Пытаюсь перевернуться на спину, но кто-то не дает. В темноте я не могу разобрать силуэт, все вокруг кажется нереальным. Только чую аромат мускуса и ванили. Но это же аромат Мирослава. Он наверняка не пришел ко мне, а я отрубился вскоре после звонка в офис. Мне стало намного легче, так что я просто остаюсь в прежней позе, думая, что мне это приснилось.

Стас спал очень беспокойно, мне пришлось прижать его к себе, чтобы он перестал дергаться.
- Стасенька, солнышко, не дергайся так активно – ты мне все ребра уже пересчитал своими локтями… - бурчу сквозь сон. Шебуршение под боком подозрительно быстро затихло. Открываю сначала один глаз, а за ним и второй. Золотистая макушка на моей груди и ни единого движения. Чуть шевелю рукой, которой обнимаю Стаса за талию, и чуть щекочу. Парень возмущенно вскидывается, забыв на мгновение, что он типа «спал», и возмущенно на меня смотрит. Я наблюдаю, как на его лице проступает узнавание и понимание того, кто рядом с ним. Он чуть ерзает, поверяя наличие, как мне кажется, одежды и, обнаружив только белье, подозрительно щурит глаза.
- Ты?!
- Я, – в комнате все еще темно, первые лучи солнца только начинают проникать сквозь шторы, а это значит, что я мог бы еще спать, если бы не он. – Сам позвал. Мне уйти?
- Нет.
- Тогда, может, еще немного поспим? – он только кивает, заставляя меня вновь обеспокоиться его здоровьем. Ну не верю я, что Стас так просто вдруг стал таким послушным!

Во второй раз просыпаемся уже от звука моего будильника. Стас что-то недовольно мычит про «суку, которая не дает спать» и накрывается с головой одеялом. Секунд пятнадцать лежит так, а потом рывком скидывает его с себя и пораженно смотрит на меня.
- Ты мне не приснился?!

Нет, он вполне реален. А я вчера не принимал никаких галлюциногенов. Значит, все происходит здесь и сейчас.
- Который час? – задаю абсолютно глупый и неуместный вопрос.
- Семь утра, – он растерянно смотрит на меня, пытаясь разобраться в происходящем.
- Почему так рано? – продолжаю глупейший в мире блиц-опрос.
- Мне нужно на работу. Это был мой будильник.
- Ясно, – разворачиваюсь к нему спиной и снова укутываюсь одеялом.
Ну что я еще ему скажу? Что почти всю ночь видел, как оказалось, его глаза и просил прощения неизвестно за что. Мирослав молчит, не предпринимает попыток завести разговор.
- Где тот листок? С моими записями? – интересуюсь из-под подушки.
- На тумбочке, – мде, краткость воистину сестра таланта.
- Ты его читал?
- Да.
- Хорошо.
Он его прочел, но ничего не понял. Отлично. Так будет лучше для всех.

ГЛАВА 11

Вздох сожаления на губах
Зависли в неправильных городах
Звонки телефонные под луной
Границы условные
Я с тобой
Сотри меня, смотри в меня
Останься
Прости меня за слабость
И за то, что я так странно и отчаянно люблю
Земфира «Мы разбиваемся»

Знать бы как Земля носит таких придурков… Тот козел на Фольксе просто выскочил из-за поворота и… все. Визг тормозов, удар. Больше ничего не помню. Свет померк перед глазами.

Туман… Вокруг только туман… Пусто… И лишь эхо гуляет вокруг… Где я? Кто я? Может, стоит остаться тут? Здесь так тихо, спокойно и острые иголки уже не жалят сердце…С_т_а_с… Кто это? Я не знаю… Зачем он мне? А я ему? Зачем все это? Может…

Господи, как все болит. Попытка приоткрыть глаза провалилась. Все тело будто ватное, не мое, а взятое напрокат у бездушных кукол из лавки старьевщика, голова раскалывается, чуть подташнивает. Делаю вторую попытку пошевелиться и открыть глаза.
Приглушенный свет ламп на потолке, капельница и мерный писк приборов. Где я? Попробовал пошевелить рукой. Датчики, прикрепленные к грудной клетке, взвыли еще громче, и в палату практически сразу зашла миловидная девушка.
- Здравствуйте, Мирослав. Как вы себя чувствуете?
- Кхм.. Г-где я?
- Вы в клинике Калинского, вы попали в аварию и были без сознания пять дней.
Господи… Пять дней… Почти неделя… Девушка тем временем деловито проверила приборы и что-то вколола мне. Веки потяжелели, налились свинцом, и я провалился в сон без сновидений.

Второй раз открывать глаза было проще. Свет почти не раздражал глаза, и можно было спокойно осмотреться. Правда, ничего и никого нового я не увидел. Мужчина в халате, представившийся Калинским Владиславом Константиновичем, сказал, что со мной все в порядке, только сотрясение мозга и множественные ушибы. На вопрос, когда я смогу поехать домой, он усмехнулся и сказал, что только завтра и то при условии, что у меня какое-то время будет личная сиделка из числа родных. А когда я сказал, что у меня нет родных, то Владислав Константинович удивленно переспросил про парня, который меня сюда привез. Про Стаса. Я только горько усмехнулся. Да, Стася помог «ближнему», но не думаю, что после всего он согласится помочь. Он и видеть меня, скорее всего, не захочет. Значит, надо нанять медсестричку на недельку-другую. Врач попрощался и вышел, строго приказав отдыхать и не забивать голову глупостями.

В третий раз я открыл глаза уже вечером. В палате все так же мерно жужжали лампы, цветы в вазе источали слабоуловимый аромат. Я чуть повернул голову, и в поле зрения попал какой-то немного помятый листок.

«Как много написано за тысячелетия о любви? Столько, что я даже не возьмусь пересчитывать,… но за всю свою недолгую жизнь я так и не понял, что же означает это чувство. Трепет? Обожание? Страсть? А может желание никогда не расставаться с любимым? Я не знаю. И никто не знает.
До этого момента я пытался вывести формулу любви в рамках общего. В рамках того, что можно исчислить метрической системой, просчитать по формулам и объяснить логически. И в какой-то момент я думал, что мне удалось это сделать. Но потом появился человек, который разрушил все мои логические цепи и стены одним взглядом. "ТАКИХ больше нет" – сказали мне однажды. А я не поверил. Я просто отказывался верить в рыцарство и отвагу, в жертвенность и радость за того, кого любишь. Даже если он далеко.
Я получил это задание, чтобы описать, что не только у мужчины и женщины может возникнуть это светлое чувство. Но и у существ однополых. Извращение, скажете вы? Но что есть дружба в таком случае? Привязанность, преданность, открытость. Но это же можно отнести и к любви. Почему человек не может просто любить того, кого любит? Почему законы морали ставят жесткие рамки перед нетрадиционными отношениями? Большинство обывателей считают, что понятие "свободная любовь" относится только к сексу. Но это не так… мы вольны выбирать не только, с кем спать, но и кого любить. Наша душа не виновата, что полюбила человека того же пола. Разве это преступление?
…
Для некоторых гомосексуальные отношения есть ничто большее, чем радость преступления запрета. Ведь когда ты идешь по улице с любимым человеком и не можешь открыто его поцеловать или взять за руку, то в крови бурлит адреналин. Нам запрещено показывать свои чувства на людях, мы боимся осуждения. И только за прочной преградой каменных дверей эти люди отдаются своим чувствам по-настоящему. А обыватель сидит в своей каморке, читает интернеты и думает, что геи – извращенцы и моральные уроды.
Как-то я стоял посреди Крещатика в заснеженную ночь и думал о том, что все-таки было бы очень красиво, если рядом окажется человек, с которым я смогу разделить молчаливо свою радость. И знаете, этот человек живет на белом свете. Он радуется и грустит, злится и смеется, презирает и уважает. Но только не меня. Со мной он холоден и брезглив. И только потому, что я не смог показать свою душу в той степени, в которой хотел.
Он оттолкнул меня, я не простил его – наши нити оборвались. И не осталось ничего связующего.
Я всегда считал себя человеком черствым и бесчувственным, пренебрежительно относился к друзьям и близким. А он увидел много больше. Хотелось написать об истории настоящей и чистой любви, когда двое не в силах оторваться друг от друга. Я и, правда, считал, что такое невозможно в принципе. Когда я увидел одного из героев моей истории, то был искренне поражен его открытости. Он верил этому жестокому и зубастому миру, не боялся смотреть на него открыто. Он любил».

Я устало откинулся на подушке и прикрыл глаза. Стас. Знал бы ты, как сводишь меня с ума.

«Как объяснить, что я просто не знаю, КАК себя с тобой вести? Я боюсь сделать ошибку, как и всякий человек, я не считаю себя равным богу, но надеюсь на снисхождение и понимание. Вот только правила у этой игры у нас двоих разные. Ты – солнце, ветер, свобода без преград. Я – равновесие и порядок. Мне сложно угнаться за тобой, тем более, когда ты всячески препятствуешь этому, ускользая от меня. Самое обидное, что все мои попытки понять и принять провалились. Я не знаю, стоит ли пытаться вновь, и есть ли у меня на это право? Прости, что не понял и не был рядом».

Я аккуратно отложил одолженную у медсестрички ручку, и вложил исписанную салфетку между листов распечатки.
Утром за мной приехала Оля и отвезла домой. Сиделка должна была прийти к десяти.

Но все, что ни делается, то делается к лучшему. Оставив свой текст у Мира в палате, я подсознательно надеялся, что он поймет меня. Что не будет так равнодушен и безразличен. Как в то утро. Второй комплект ключей так и лежал на тумбочке. Я не менял их место, наивно полагая, что Мирослав когда-то вернется сюда и заберет принадлежащий себе по праву сувенир. Бесцельно слоняться по квартире стало в последнее время моим ежевечерним увлечением. Курить сигареты, пить пиво и ходить по квартире. Сидеть на балконе, смотреть, как углы домов вспарывают небесное брюхо и уничтожают очередной день.
Третий четверг начался необычно – никакого похмелья, задернутые шторы и противный будильник. Я стал примерным гражданином, вкалывающим на пользу себе и своей стране. Я так и не смог перестроиться, чтобы приезжать на офис к девяти, но заставил себя делать это к десяти. Валяться оставалось буквально пару минут. Я блаженно вытянулся во весь рост, выгнувшись в пояснице. Приятно.
Знакомый звонок вывел меня из полудремы и заставил проснуться окончательно.
- Вера, я тебя слушаю.
- Станислав Олегович. Нам только что звонили из клиники. Сказали, что Мирослав Николаевич собирается домой.
- И что я должен сделать?
- Но, Станислав… - попыталась возразить девушка.
- Вера, он взрослый человек и в состоянии самостоятельно принимать решения. Так что, будь добра, займись своими непосредственными обязанностями, – не смотря на относительную лояльность и благосклонность, из меня получился довольно жесткий руководитель.
Значит, господин Зарецкий, вы все так же не желаете меня знать. Что ж, это ваш выбор. И надеюсь, что за время вашего отсутствия, молодой руководитель в моем лице не напортачит.
Где-то во втором часу мне позвонил Михей.
- Здорово, дружище. Как жизнь?
- Никак, – буркнул я в ответ, просматривая договор с Галочкой. Рассеянная особа с моим приходом почему-то стала образцом собранности и педантизма. – Пашу на ниве строительного бизнеса.
- Боже, Смальцов. Кто бы подумал, что ты будешь работать в офисе. Если бы кто-то предложил мне пари, то он бы обязательно озолотился.
- Заткнись, Миха. Ты что-то хотел?
- Да нет, в принципе, ничего. Мне тут отец какие-то бумажки передал. Их нашли в палате Зарецкого.
- Ладно. Тащи свою макулатуру. Посмотрю, – загнанный просмотром договора я решил, что это какие-то медицинские формы. – Ты знаешь, где наши склады?
- Ага, на Теремках где-то.
- Где-то?
- Не баись, тетя Ася. Найду.
- Ладно. Жду.
Сегодня я впервые практически весь день должен был провести на складе, согласовывая некоторые неточности. А еще нужно было проверить договора. Утомительное дело, но приходилось терпеть. Михей был как всегда весел и одет по-летнему. Вот так должен выглядеть студент на каникулах. Не то, что я – глухой костюм-тройка, классический. Я чувствовал себя будто на похоронах.
Коротко поздоровавшись, Миша передал мне бумаги. Это была пресловутая распечатка, которую я оставил Мирославу. Значит, не забрал. И ладно.
- Спасибо, Миха, – похлопал я друга по плечу и удалился решать производственные вопросы дальше.
Стоя в пустом складском помещении, я рассматривал мятые листы в руке. Сигаретный дым окутал меня и не давал вырваться из своих объятий. Я подкинул ворох бумаги к потолку и стал наблюдать за неспешным вальсом. "Венский" – подумалось в какой-то момент. И тут я заметил, что среди аккуратных листков А4 плывет маленькая незамысловатая салфетка. Словно потерялась в толпе и не может найти выход из длинного перехода, ищет свет и воздух. Я погнался за этой бумажкой, которую подкидывал сквозняк. Как маленький ребенок пытался поймать ее, будто от этого зависит моя жизнь.
Дотянувшись до заветного кусочка целлюлозы, я заметил, что она испещрена почерком. Чьим-то мелким аккуратным почерком. Когда я, вглядываясь в слова, начал понимать их смысл, то создалось впечатление, что из легких выкачали весь кислород, что бронхи сжали пассатижами, беспощадно прорешетили.
Как себя со мной вести?... Я опустил руки и рассмеялся. Как же, оказывается все просто. Я ведь говорил вам, господин Зарецкий, что Вы неизлечимо тупы и страдаете комплексом Мессии. На душе стало… просто стало.
Прожогом я сорвался с места и побежал к машине. Нет, я просто обязан сказать тебе, что ты - тупой разговорчивый сноб!

Давно я не чувствовал себя настолько беспомощным. Врач сказал, что ближайшую неделю мне противопоказаны нагрузки, как физические, так и умственные, а потому я готовился сидеть и ничего не делать. От Стаса не было ни слуху, ни духу, а потому я решил, что правильно его понял – я помог, а дальше ты уж сам. Философия не мальчика, но мужа, блин.
Не уверен, что позвонить Оле было удачной идеей, она была абсолютно не в курсе произошедшего, а потому я не стал ей ничего объяснять, просто попросив довезти до дома. Предложение «давай помиримся» я проигнорировал, так как даже в моем (как там Стас говорит? Мать Тереза я, да?) понимании отношения с женщиной, которая за неделю не удосужилась узнать, куда пропал близкий ей мужчина, бессмысленны. Лучше уж я буду сам, чем с подобной… пустышкой. Надоело прикрывать собственные бреши в потребности любить покупками фальшивых эмоций.
Дом встретил меня пустотой и пылью. Как оказывается, жилище легко приходит в заброшенный вид, если в нем только ночуют, а не живут. Впрочем, я давно уже не обращаю на это внимание. Вся моя жизнь была разбита между работой, Олей и… Стасом. Мелкие перебранки в доме Смальцовых, редкие встречи занимали малое по объему, но отнюдь не по важности место в моей жизни. Теперь и этого не будет. Второй раз наступаю на те же самые грабли. Сначала Даня, теперь Стас. Они похожи, словно близнецы, но в то же время разные, как день и ночь. Нет, я не сравниваю, нет. Я просто смотрю со стороны. Даня меня любил, а я не понимал, как можно НАСТОЛЬКО сильно кого-то любить? Стас же не умеет (или просто не понимает, зачем ему это) выражать чувства. Точнее умеет, но несколько непонятным для непосвященного человека способом.
Хочется курить. Владислав Константинович запретил мне, но какие еще у меня радости остались? Риторический вопрос, естественно. Достаю из дальнего шкафчика нераспечатанную пачку и спички. Какая-то падла убрала все зажигалки... Или это я их посеял?
Ладно. Какая сейчас разница? Выхожу на балкон, как был, в одних шортах. Знал бы кто, как тяжело дается каждое движение… Ноги все еще ватные, слабость по всему телу. Чувствую себя котенком новорожденным.
Облокотившись о поручень, неспешно затягиваюсь, рассматривая детишек, бегающих по двору, пока мое внимание не привлекает ярко-желтая машина, подъехавшая к моему подъезду. Из доджа выходит Станислав Олегович собственной персоной, поднимает голову и…
- Мир, сука! Ты что творишь?! Какого хуя ты куришь?!

Вот блядина неблагодарная. Уебище двухметровое. Блядь, надо было эту суку ебливую оставить на попечение Ганнибалам БСП. Они бы там такой милый овощ из него сделали. Овца безмозглая.
- Тварь! Пиздуй дверь открывать, иначе потом ходить самостоятельно не сможешь – выебу до потери пульса.
Господи, да он не сноб, а форменный имбецил. Снобы хотя бы о здоровье своем заботятся, выполняют предписания врачей. Я был не просто в шоке, я был сражен наповал. Сложилось впечатление, что это Зарецкий – малолетний наркоман, а я – бизнесмен, умудренный жизнью. Куда катится мир. К Миру под ноги. Урод.
Пулей взлетаю по ступенькам. Похожу к двери в тот момент, когда Мирослав открывает дверь. Вид у него болезненный, усталый. Не при смерти и хорошо. В мыслях облегченно вздыхаю, что с ним все в порядке, но при этом выдаю:
- У тебя мозги сварились, пока домой доехал? Или в результате аварии вышибло думалку? Запомни, урод, больше я палец о палец не ударю. В следующий раз будешь подыхать и превращаться в баклажан под присмотром государственных врачей!

- Я тоже рад тебя видеть, Стас, – хрипло приветствую гостя и стараюсь ровно стоять – ноги подкашиваются. От слабости или радости – кто скажет?
- Рад он… - злобно скалиться Стас, при этом рассматривая меня так, словно ищет наличие если не гипса, так второй пары рук.
Я хочу сказать, что все в порядке, но рука соскальзывает с косяка, и я, не удержавшись, падаю прямо ему на руки.

Ясный дым в его глазах меркнет, тело становится сорвавшейся струной и летит ко мне. Прямо в лицо. Успеваю лишь затормозить момент падения на пыльную перину лестничной клетки своим телом. Похоронный костюм испорчен, но это совершенно не важно. Держу в руках тело и лихорадочно соображаю, что же делать. Когда человек находится под присмотром профессионалов, я могу обеспечить ему только достойный уход для выздоровления. Но когда это зависит от меня, лично я теряюсь.
- Мир, – легонько хлопаю его по щеке. – Эй, дурень.
Он мычит что-то нечленораздельное и мотает головой, пытаясь согнать дурман. Вот попал я. Конкретно так попал.
- Мир, ну давай же. Приходи в себя. Я зря, что ли, ехал сюда? Я смеялся как проклятый. Я рыдал как блаженный. Что же мне с тобой делать? Тебя подарок ждет на тумбочке. Я хочу тебя написать, – тихо ему шепчу и целую в лоб.
Нехотя отрываюсь от мужчины и смотрю в его удивительные карие глаза с нереальной радужкой. Красиво.

- Подарок… Это хорошо. Только у меня уже есть один, – в глазах цветные кружочки танцуют вальс, а голос Стаса долетает словно через вату. С трудом различаю его силуэт-тень.
- У меня лучше… Давай, тебе нужно прилечь… - говорит тень Стаса, а я мотаю головой и тянусь к его губам. Сладкие, с привкусом какой-то непонятной горечи губы мягко раскрываются навстречу. Осторожно, боясь сделать больно (себе? Ему?), ласкаю языком небо, чуть покусываю верхнюю губу… Стас отвечает, делясь дыханием, прижимая к себе, словно говоря, что не даст упасть, остаться одному.
Отрываюсь со стоном и тихо шепчу прямо в губы.
- Ты – мой подарок. Я не хочу другого. ТАКИХ, как ТЫ больше нет.

Господи, мне ведь не нравятся ТАКИЕ. Они мне противны и вызывают чувство гадливости. Но ЭТОГО я люблю. Признаюсь и каюсь перед самим собой – Л Ю Б Л Ю!!! впервые в жизни, и, наверное, единственно.
Мир медленно поднимается с моей помощью. Довожу его до спальни, укладываю на постель. Он что-то бормочет и тянется ко мне, словно ребенок, потерявший маму. Нет, я никуда не уйду. Аккуратно ложусь на краю, чтобы не потревожить его сон и прикрываю глаза. Висячие сады Семирамиды расцветают впервые перед моими глазами. Они явились мне наяву. Чувствую себя писательницей древних времен. Имя мне Сафо, я люблю того, кого хочу любить. Я волен в своей неволе, и это просто прекрасно. Сквозняк очерчивает контур последней территории моей души.

Уютно. Тепло. Спокойно как никогда раньше. Под боком спит Стас, по-детски прижимаясь ко мне, а я… Я проснулся среди ночи и рассматриваю четкие контуры его лица, светлое золото волос, в котором заблудился лунный луч, пухлые губы, которые так хочется поцеловать... Лежу тихо, стараясь не шевелиться, потому как все еще чувствую противную слабость во всем теле, и охраняю его дыхание. Не знаю, что будет утром, но я сделаю все возможное, чтобы мой мальчик, мой солнечный лучик (боже, Мир, в кого ты стал таким сентиментальным?! Неужели так сильно ударился о лобовое стекло?!) был счастлив, и забыл про свое ехидство, одиночество и острые края разочарования.

- Привет, – пушистые ресницы чуть дернулись, зеленые глаза приоткрылись, невинно-сонное что-то мелькнуло в них и тут же попало.
- Морген, – хрипло так, неуверенно. Я не могу сдержать улыбки - он такой милый, когда не старается ударить в ответ. – Сколько времени?
- Шесть. В офис поедешь? Или со мной останешься?
Секундная заминка, Стас перебирает в уме все запланированное, а потом слегка разочарованно говорит.
- Надо. Я ненадолго. Там договор… - морщится парень и тут замечает, что ночью так старательно меня обнимал, что практически улегся сверху, и теперь его здоровый организм сигнализирует о готовности к утреннему сексу.

Бледнолицые мои друзья. Я не умею краснеть, а поэтому слезаю с Мира и плетусь в ванную. Пиджак нещадно помят, брюки, словно из задницы, домой ехать лениво. Ася, ты не добрая тетя из рекламы. На тебя даже Мойдодыр побоится руки распускать. Снимаю пиджак и кидаю его в бельевую корзину. Попутно всматриваюсь в складки и отпечатки на лице. Пытаюсь их смыть водой. После почти освежающего душа, снимаю брюки и принимаюсь нещадно комкать их, как лист бумаги. Сегодня у меня стиль легкого похуизма. То, что надо для подписания договора и последующего скоропостижного сваливания домой. Кстати, надо по дороге купить какой-то слабоалкогольной гадости, чтобы перегар был внушением для сотрудников. Я гений. Зла.
Поправляю жилетку и рубашку и с чувством выполненного долга выхожу из ванной. На пороге оборачиваюсь и смотрю на тумбочку возле душевой кабины. За ким хреном мне было так классно на ней трахаться? Пожимаю плечами своим собственным мыслям и направляюсь в спальню.
- Эй, спящая красавица! – окликаю Мира. – Уезжаю добывать сочное мясо. Не кури тут. А то глаз на жопу натяну. – Хитро улыбаюсь и тяну, помахивая ручкой. – Адью.

- Мдам… Вежливость по отношению к старшим – это явно не то, что тебе прививали родители с раннего детства, – улыбаюсь в ответ на полушутку-полуприказ. Не сомневаюсь, что увидь он меня с сигаретой, точно бы прибил. Милый мальчик-конфетка бывает оч-чень убедительным и слов на ветер не бросает.
- Я предупредил, - в последний раз уже без улыбки повторяет Стас и уходит.

Время тянется медленно, словно тягучая карамель у сладкоежки в руках, я не знаю, чем же себя занять. Телевизор смотреть нельзя, читать тоже, про компьютер меня отдельно предупредили, чтоб и не думал о нем. Остается только спать.
Из полусна меня вырывает трель дверного звонка. Стас же взял ключи? Или нет? Я точно думал о том, чтобы дать ему комплект, но не уверен, что так и поступил. Сама мысль об этом неожиданно греет до тех пор, пока не вспоминаю о ключах от е_г_о квартиры, что я оставил на тумбочке. Нужно будет как-то намекнуть, что готов искупить вину…
Кое-как доползаю до входной двери и открываю, даже не спросив, кто там. Да кому я нужен?
- Привет, – погорячился. Кое-кто остался неучтенным.
- Здравствуй, Данила.
- Можно войти?
- Да, конечно. Проходи. Тут, правда, не убрано, но…
- Мирослав, какая разница! – с улыбкой возражает Данила, но потом улыбка меркнет. Он заметил, что я держусь за стену и вообще больше напоминаю загримированного зомби, чем нормального человека. – Что с тобой?!
- Уже ничего страшного. Может, в комнату пройдем? Мне доктор запретил долго стоять.
Данила встревоженно придерживает меня за талию и помогает улечься на кровать. Сам усаживается рядом, кладя руку мне на лоб, проверяя наличие жара.
- Так что случилось? Ты пропал на неделю, я начал беспокоиться…
- Поцеловался с Фольксом на Московском.
- Что?! – Даня в шоке хватает меня за руку и притягивает к себе. – Милый, хороший мой…
- Кхм… Даня… Данила, пусти… Даниил! Я прошу, отпусти меня!
- Все будет хорошо. Ты поправишься, я больше не оставлю тебя… Я…
- ДАНИЛА! ОТПУСТИ МЕНЯ!
- Хорошо… – растерянно прошептал Даня и чуть отодвинулся. – Мирославушка, ты…
- Не называй меня, пожалуйста, так больше. Ты давно потерял это право.
- Но… я ведь развелся… мы можем быть вместе, ты ведь говорил, что подумаешь… Мир, я люблю тебя…
Я делаю усилие и усаживаюсь на кровати, подложив себе для мягкости подушку за спину.
- Данила… - вот как сказать, что я давно его не люблю? Что он мне не нужен? Как? – Я обещал подумать и сказать хочу ли начать все с начала. Я подумал. Ты замечательный, хороший парень. Ты умеешь делать людей счастливыми, умеешь любить всем сердцем, отдавая себя до капли… У нас было много приятного в жизни. Я ни о чем не жалею.
- Это значит «Да»? – Даня счастливо улыбнулся и потянулся к губам. Я придержал его ладонью на расстоянии вытянутой руки.
- Прости, Даня, но это значит «Нет». Мне нужен не ты. Я собирал себя по кусочкам после твоей свадьбы, по мелким осколкам себя, веселого, жизнерадостного… Я учился жить БЕЗ тебя. Именно в тот период я познакомился с человеком, который одним только своим существованием перевернул мой мир, заставил забыть все, что было ДО него. Нахальный, язвительный, солнечный мальчик изменил мою жизнь. Сложнее всего было понять, что, шипя сквозь зубы «зараза мелкая», хотелось обнять, поцеловать… и не отпускать. Прости, Даня.
- О-он… Тот мальчик, да? Мальчик, который «не верит в любовь»? Он ведь приходил ко мне… Просил научить и объяснить что есть «любовь», – Данила горько улыбнулся, закусив губу. – Вижу, у тебя получилось ему показать…
Не глядя больше на меня, Данила поднялся и пошел прочь из комнаты.

ГЛАВА 13

Somewhere between my sleep
Somewhere beneath my skin
In places I can't see
Something is known to be a sin
Hiding inside my eyes
Burning from deep within
Something that needs a lie
Trying to turn into a sin
Anggun - Saviour

Утром, когда я проснулся, Стася лежал рядом и задумчиво водил пальцем по татуировке у меня на спине, периодически надавливая посильнее и царапая кожу.
- Надо будет и себе что-то подобное забацать.
- Зачем? – приподнимаюсь на локте вполоборота.
- Так, – неопределенно машет рукой Стас. – Красиво.
Я только вздыхаю. А смысл что-то говорить? Все равно же сделает, как сам захочет…
В двери требовательно позвонили. Стас поморщился от громкого звука, но поплелся открывать двери, даже не удосужившись надеть хоть белье. Я прислушался, чтобы узнать, кого там принесло с утра пораньше и замер, услышав голос Оленьки.

Здрасьте, я ваша тетя. Принесла нелегкая кого-то с утра пораньше в субботу. Мы тут, может, после бурной рабочей недели отсыпаемся, а они… Тихо ненавижу звонящего в двери, но все равно поднимаюсь открыть дверь. Шлепаю по коридору босыми пятками и чувствую, как при каждом шаге они прилипают к гладкому паркету. Приятно. А я фетишист. Щелкаю дверным замком и распахиваю дверь. На меня смотрят снизу два фонаря, цвета детской неожиданности. Никогда не думал, что карие глаза так могут отличаться. Вот у Зарецкого, например, они цвета клиновых листьев, или настойки розы с шиповником. А когда он злится или возбужден, то цвета текилы. А эти…именно цвета детской неожиданности. Существо сие женского полу разглядывает меня с нескрываемым интересом и возмущением.
- Ну, долго я перед вами Аполлоном Бельведерским стоять буду? – интересуюсь у девушки. Или женщины. Хрен ее знает.
- Вообще-то, я пришла к Мирославу. Могу ли я поинтересоваться, что Вы делаете у него дома голый? – я узнаю истеричные нотки в ее голосе. Вот она какая, девушка, которая покупает паршивый кофе и сует в тумбочку с кастрюлями. Женщина-утро.
- Поскольку в квартире нахожусь я, а вы за ее порогом, то и вопросы буду задавать я, – игнорирую ее тираду. Кто же она? – Кто вы и по какой причине явились сюда в такую рань?
От такой непринужденной наглости она только хватает ртом воздух и сразу не находится, что сказать. А я просто стою и смотрю ей в глаза, пристально и требовательно. Через несколько секунд она сдается и отводит взгляд. Так-то лучше. Значит, для меня еще не все потеряно.
- Я Ольга. Девушка Мирослава. Я пришла проведать его. Он дома?
- Девушка… – задумчиво тяну. – Как же так получилось, что у девушки нет собственного ключа от квартиры любимого? Не порядок, - сочувствующе качаю головой.
- Молодой человек, - взрывается Оля праведным гневом и уже кричит на меня. – Где Мирослав? Кто вы такой?
Как раз в тот момент, когда я собирался отколоть очередную наглость, несущую ноль информации, подошел Мир.

О-о-ох… Только Оли мне тут и не хватало для полного и безграничного счастья… Слышу, что Стас что-то говорит и понимаю, что если я сейчас же не вмешаюсь, то потом придется менять место жительства – эти двое устроят такой скандал, что все соседи сбегутся, да и милицию позовут в качестве третейских судий. И хорошо, если без членовредительства обойдется….
Бляха-муха… Спина гудит, голова чуть кружиться… Поспешил ты, Мирослав Николаевич, с «нагрузками»… Одеваться нет времени - там уже Оленька на повышенных тонах что-то кричит Стасе.
-… Кто вы такой? – Оленька уже готова вцепиться Стасику в лицо острыми ноготками с идеальным маникюром.
- Оля, здравствуй. Прекрати кричать, соседям не интересна моя личная жизнь, – подхожу и облокачиваюсь о косяк, потеснив Стаса себе за спину. – Стас, оденься, пожалуйста.
Нахаленок же фыркает, приобнимает меня за талию, целуя в шею. Я не вижу, какое у него при этом лицо, но вот мимика Оленьки… Мнение обо мне и моем госте очень уж красочно написано на ее холеном личике.
- Т-ты… Мирослав, что все это значит?!
- Зайди, – отрывисто бросаю женщине и втягиваю ее в квартиру. Оля вся красная, как рак, и сверлит Стасю взглядом.
- Кто ЭТО? – острый ноготок упирается мне в грудь, но я понимаю, о ком она говорит.
- Стас. Его зовут Стас, - сзади раздается ехидное «Бонд, Джеймс Бонд», но я заставляю себя не реагировать на провокацию мелкого.
- Ааа…. – Расплывается в злорадной улыбке женщина. – Это от него был тот «подарочек» в виде двух мальчиков? Да, малыш? Это тебе нужно сказать «спасибо»?

- Да, мне нужно сказать "спасибо". Меня каждый день должны благодарить только за то, что я есть, - нахально отвечаю ей. – А тебе я вынужден сказать "до свидания", так как у тебя нет ключей от этой квартиры.
Понимаю, что логика ни разу не железная. Но иногда так хочется побыть маленьким ребенком и поглумиться над убогими. Из нас троих наиболее убогой была Ольга, не понимающая, что вообще происходит и каково ее место в этой комедии абсурда. Мирослав не дает мне выйти вперед и полюбопытствовать, что за дивное видение стоит перед глазами.
- Тебя никто не спрашивал, мелкий засранец, - она умеет даже шипеть, но звон истерики слышен даже в шепоте. – Прислал шлюшек ему и думаешь, что на этом все закончено?!
- А я ничего не думаю. Я просто стою здесь. Голый, - не имею ни малейшего желания всковыривать нарыв обид, таящийся в этом хрупком теле. – Мир, я спать.
Удаляюсь под молчаливый шум аплодисментов одного зрителя. На бис я вытягиваюсь в струну, демонстрируя гибкость своего тела.

«Вот сученок!» - почти с умилением думаю я, наблюдая за бесплатным шоу, устроенным Стасом. Впрочем, не думаю, что он все спустит на тормозах. Он мне еще припомнит этот визит.
- Итак, Оля, что тебе нужно? Мы, кажется, все выяснили еще вчера.
- Ми-и-ир… - Оля пытается выглядеть соблазнительно, чувствуя, как уплывает следом за мальчишкой ее безбедное существование. – Котик, ты на меня еще дуешься? Я была не права… И это не повод, чтобы трахать это тощее ничтожество… - Вот тут я не выдержал и...
…Соседи с первого по шестнадцатый этаж еще не скоро забудут все выражения, которые услышала Оленька в это утро. Я закрыл за ней двери и устало потер глаза. Нет, я решительно против таких побудок в свой законный выходной. Больной я или где?
Стаса в комнате нет, он стоит на балконе и курит, задумчиво что-то рассматривая вдалеке.

- Что это было? – спрашиваю у стоящего за спиной мужчины. – Много у тебя документов на права собственности?
- До этого момента не было необходимости их приобретать.
- До какого, этого?
- До того, как появился в моей жизни вот этот несносный мальчишка, - он подходит ко мне и обнимает, прижимая к себе. – Мой мальчишка.
Вот это поворот. Мне, что ли, признались в любви только что?
- Мир, тебе не кажется, что ты слишком рано завел такого рода разговор? – осторожно интересуюсь, заглядывая ему в лицо.

- Ты думаешь, что я совершенно тебя не знаю, притом, что все эти десять лет терпел твои выходки? Или что нужно «подумать, осознать, проверить временем»? – в принципе, я был готов к чему-то подобному, но… Оказалось, что быть готовым и услышать это две разные вещи и меня уже несет, червячок сомнения «А не принял ли я желаемое за действительное?» разросся до размеров анаконды. «Поигрался мальчик с тобой и хватит», и я сам не знаю, что мне нужно. Потому делаю глубокий вдох и как можно более спокойно говорю.
- Я ни на чем не настаиваю. Скажешь, когда сделаешь выбор, – рассматриваю наглого голубя на соседнем дереве и кусаю губы, стараясь не смотреть на Стаса, который подозрительно затих.

- Ты ужасно слеп, - устало бормочу ему в плечо. – Тот факт, что я здесь, уже говорит о сделанном мною выборе. Но я не люблю, а тем более не умею говорить о чувствах. Я просто этого не хочу. Меня устраивает то, что есть сейчас и менять это какими-то сопливыми признаниями я не намерен. Согласен, ты узнал за эти почти две недели меня намного лучше. Но не в достаточной степени, чтобы осознать, что максимум, который я могу предложить – это просто быть рядом. Ты и так заявил слишком много прав на меня.
Выпутываюсь из горячего кольца рук. Это дается мне с трудом, так как Мир застыл каменной статуей и ушел куда-то глубоко в себя. Прохожу мимо него, но в какой-то момент оборачиваюсь и говорю:
- Идем спать. Еще рано.

Н-да, Мирослав Николаевич, кто там недавно вспоминал о граблях? Вот они, родимые, где вылезли… И хорошенько треснули по лбу. Сколько раз я говорил себе, что не стоит так привязываться к людям, а все равно повторяю ошибки.
Ладно, пусть пока будет так. Пусть просто будет рядом. Главное, чтобы был.
Стас лежит по центру мятой постели и лениво шевелит пальцами ног, не укрытыми одеялом. Молча укладываюсь рядом и притягиваю к себе. Он не возражает, устраиваясь поудобнее у меня на груди, обжигая дыханием шею, и почти моментально засыпает. Я еще некоторое время лежу рядом, а потом осторожно поднимаюсь, стараясь не разбудить его, и, прихватив мобильный, иду в кухню. Ставлю на огонь чайник и отыскиваю в телефонном справочнике нужное мне имя.
- Привет. Это Мирослав. Я бы хотел обсудить то твое предложение относительно продажи моей доли «Строй-маркета».

Просыпаться в одиночестве для меня не в новинку. Но не в чужой постели. Я резко сел в постели и огляделся по сторонам. Комната Мира. Ну, хоть это радует, что не где-то еще. Рассматриваю все вокруг и пытаюсь взглядом нащупать что-то, напоминающее часы. За неимением их в спальне свешиваюсь с кровати и шарюсь под ней рукой в поисках брюк. Когда обнаружилась эта деталь гардероба, я достал из кармана мобильник и посмотрел на дисплей. Часы показывали половину третьего – заспался я. Прошлепав до кухни, я обнаружил там Мира, гипнотизирующего свой телефонный аппарат.
- Ты хочешь заставить его двигаться силой мысли? – с улыбкой поинтересовался. – Или хочешь, чтобы я снова над тобой издевался, увидев это.
Присаживаюсь на корточки перед ним и заглядываю в глаза. Что-то его беспокоит и не дает вернуться в реальность, где только утром он практически признался мне в любви, а я согласился быть рядом. Как бы хотелось что-то сказать ему в ответ, но я понимал, что это будет лепет, не достойный никого из нас. Все это будет звучать наигранно и фальшиво, будто в дешевом боевике. Я не хочу так. А Мир…смотрит на меня, словно видит в первый раз. А я просто ему улыбаюсь. Потому что хочу. Наш молчаливый диалог прерывает звонок моего телефона. Надо бы его чаще включать, а то скоро разорвется от сообщений и людей, жаждущих моего молодого тела. Легонько пробегаюсь кончиками пальцев Мирославу по бедру и, нехотя поднявшись с пола бреду в спальню. Меня вызванивает Галина. Что же ей надо в субботу?
- Да, Галя, что случилось?
- Станислав Олегович, - сразу приступает к делу. – Нам назначили внеплановую проверку. Главбух в истерике.
- А почему это должно меня волновать? В мои обязанности не входит выведение сотрудников из таких состояний.
- Просто, когда у нас случается что-то подобное или обычные ежемесячные сдачи отчетов, то Мирослав Николаевич ее приводил в чувства одним лишь визитом на чай, - поясняет мне менеджер.
- Просто? Галина, но я не Мирослав Николаевич, - грубо отвечаю, но тут же замолкаю.
Поразмыслив, я отвечаю женщине:
- В понедельник что-нибудь решим. Не волнуйся.

Олег несколько удивился, потому как продать свою долю в «Строй-маркете» он уговаривал меня уже второй год. И до этого момента я был категорически против этого, но изменение характера наших отношений со Стасом повлияло на мое решение. Я не представляю, что скажет Олег, когда узнает о том, что я спал (и, надеюсь, буду продолжать) с его сыном. У Олега всегда был фетиш на семейную жизнь. Семья, жена, ребенок – были основными постулатами его мировоззрения, которые составляли основу всего. Сначала должна быть семья, а потом хоть потоп. Даже не смотря на то, что фактически Стася был этаким отщепенцем в семье, белой вороной у образцовых мамочки и папочки, не думаю, что Олег и Марина простят ему (и мне) такое поведение. Я не беспокоюсь за себя, нет. В основном переживаю за Стасю. Он, как бы не хотел доказать обратное, нуждается в том, чтобы его любили, ему нужно быть нужным, как бы дико это не звучало. Маленький мальчик, о котором папа временами забывал, потому как был на работе, и только она играла приоритетную роль, а мама с удовольствием спихивала няньке. Ребенок без детства.
Олег согласился, бросив туманную фразу про то, что «Сначала один, а потом другой. С ума вы посходили в том Киеве?!» и обещал перезвонить завтра.
Мою медитацию над остывшим чаем и давно выключенным телефоном прерывает Стас. Он такой растрепанный и невероятно милый, что я просто молча любуюсь им, улыбаясь тому, как в своих мыслях уже считаю его СВОИМ мальчиком. Глупо, да, но мечтать-то не запретишь…
- Просто? Галина, но я не Мирослав Николаевич. В понедельник что-то решим. Не волнуйся.
Я первое время не понимаю, почему Галя звонит не мне, а Стасу, пока не догадываюсь просто спросить.
- Стас, а почему Галочка тебе звонит? Я же вроде бы пока еще ее начальник?
Стас хмурится, пытаясь понять, что не так в этом вопросе, а потом, не найдя ответа, отвечает.
- Поскольку отца нет, а ты на больничном, я взял на себя некоторые полномочия. Всю неделю, между прочим, как белка в колесе вертелся!
Я улыбаюсь. Это хорошо, что он начал вникать в дело своего отца, он сможет заменить меня, когда я уйду. А поэтому стоит его немного подучить. Правда, пока я решил не говорить ему о своем решении. Пусть сначала все устроиться, а потом, когда подпишем бумаги…
- Значит, раз ты у нас такой умница, мы едем в офис успокаивать Татьяну Георгиевну, а ты учиться. Тебе ж потом с ними работать.

Субботний день пролетел незаметно, хотя все и удивлялись тому, что я приехал. Верочка так вообще ходила хвостом и все интересовалась моим самочувствием.
Я уже упарился объяснять Стасу что и как, хорошо хоть он мальчик не глупый. Правда, Галочка чуть все не испортила, спросив а почему это я все перекладываю на Смальцова-младшего и чем буду заниматься сам, если на мое место придет Стас, но я умудрился отшутиться на тему своего здоровья. Вроде бы все поверили.

Ненавижу учебный процесс. Терпеть не могу, когда что-то объясняют. Мне намного легче вникать в дело сразу, по горячему. Я лежал мордой в стол и желал лишь одного – умереть. Но для начала поесть, а потом спать. Мирослав пропадал где-то в бухгалтерии, приводя в порядок душевное состояние Татьяны Георгиевны. Я молился, чтобы по приезду отец не доверил мне работу непосредственно с людьми, иначе компания разорится в считанные дни. Лежа на каком-то договоре, я размышлял, сколько его букв уже успело въесться мне в лицо. От важнейших подсчетов меня оторвал Зарецкий собственной персоной.
- Ты так и собираешься здесь лежать?
- Да, и никто не в силах изменить это, - пробурчал я в кипу бумаг. Хотел еще что-то добавить, но звонок мобильного меня отвлек. Я краем глаза взглянул на дисплей и простонал. – О, боже. Только не он.
- Кто? – поинтересовался Мир. Он уже подошел ко мне и положил руки на плечи.
- Костик, мой редактор. Наверняка звонит по поводу статьи. Той, которую ты читал в больнице.
- Так это твоя статья об истории любви? – изумился мужчина.
- Угу, - лениво протянул и сбросил вызов. Позвоню ему на следующей неделе. На поверке у меня стоят блаженные для тела и души выходные с Зарецким. Моим личным снобом.

- Раз ты уже устал, может, поедем домой? – это я сказал «домой»? Надеюсь, Стасу не придет в голову уточнить, что я имел ввиду? Вряд ли он мою квартиру считает домом. Но Стас был так погружен в собственные мысли, что сначала позволил сделать себе легкий массаж, а потом без разговоров поехал ко мне. Вот там-то и я понял, насколько устал за день. Прав был тот доктор, который строго-настрого запретил мне выходить на работу… Ладно. Можно подумать, что много бы я усидел, даже если бы в Киеве был Олег?
Стас по дороге затащил нас в супермаркет и прикупил пачку кофе, кружку и турку, сообщив, что это теперь будет жить у меня. Было желание предложить перевезти еще и зубную щетку с бритвой, но такой призыв вряд ли оценили по достоинству.
Дома я сразу же потопал в душ, а Стася - варить свой обожаемый кофе.

У него просто обязана быть дома нормальная турка и большая чашка. Иначе я буду категорически против ночевок. Мало того, что живет он у черта на куличиках, так еще и не располагает основными параметрами для комфортного сосуществования. Не порядок. Пока Мирослав плескался в душе, я увлеченно варил кофе, рассматривая, как пенка то поднимается, то опускается. Главное в приготовлении этого чудо-напитка – не дать ему сбежать, иначе будет вонять горелым, да и на вкус ничуть не лучше. Когда я уже топал по коридору с чашкой, то меня окликнули:
- А мне кофе не сварил, что ли?
- Нет, и не собираюсь. Кофе повышает давление, а оно у тебя после аварии и так нестабильное. Так что обойдешься соком. Он стоит в холодильнике. А я курить и спать.
- Вредный ты, Стас, - бормочет себе под нос, но все равно идет за соком. – И не жалеешь меня.
- А чё тебя жалеть? Тебя любить надо и ласкать, а еще доводить до белого каления. У тебя от этого всего глаза красивые становятся, - произнес я свои мысли вслух. А потом, не дожидаясь реакции, позорно сбежал на балкон. Стало как-то стыдно и одновременно приятно на душе. И закралась мысль, что об этом подумал Мир?

Чего? Глаза красивые?! Нет, я точно сошел с ума и мне все снится. Мне снится самый удивительный сон, в котором Стас откровенно говорит, что ему во мне что-то нравиться. Нет, я не думаю, что он стал бы спать со мной исключительно «из вежливости», но… Впрочем, идею переспросить я отметаю, как совершенно идиотскую. Он же просто партизан какой-то, а не мальчик-мажор.
Иду со своим стаканом сока на балкон и тяну руку к пачке сигарет. Что-то я в последнее время курить часто начал. Бросил года четыре назад и стойко держался до этого памятного отъезда Олега.
Стас задумчиво смотрит вдаль и замечает, что я тоже курю только тогда, когда уже половина сигареты истлела. Ярость просто-таки горит в его глазах. Чтобы не слушать нотации на тему «тебе низзя», я просто притягиваю его к себе и целую.

Я впервые пытаюсь заботиться о ком-то. А этот кто-то игнорирует все мои слова, убивая на корню мой авторитет самого здорового в семье. Никуда это не годится, но Зарецкий уже понял, как меня заткнуть. Еще тогда, в ванной, словно прочитал по мне, что обожаю целоваться. Просто тащусь, когда наши языки встречаются и начинают борьбу за первенство. Или просто лениво сталкиваются, потом кто-то проводит кончиком по губе. Мне осталось только промурлыкать ему, что прибалдел. Нехотя отрываюсь от его губ и тяну:
- Вот скажи мне, ты теперь каждый раз, когда почувствуешь свою неправоту, будешь с поцелуями лезть? – складываю руки у него на груди в смотрю в глаза.
- Значит, лезть? - прищуривается и, наверное, собирается обидеться.
- Как будто я что-то имею против, - от улыбки станет всем светлей. Я знаю, он клюнет. – Идем отдыхать. Я и так с проверкой спалился, тебе еще надо в постели лежать. А еще лучше в больнице, но мы же упертые.
Беру его за руку, переплетая пальцы, и тяну в сторону спальни. Я, правда, очень устал.

- Еще и какие упертые, - соглашаюсь я, послушно топая за Стасом в комнату. – И полежать в постели я совсем не против.
Стас стягивает с себя одежду, фыркая в ответ на предложение дать ему футболку или шорты, и укладывается в постель полностью обнаженным, оставляя мне место. Укладываюсь рядом, прижимая к себе хрупкого парнишку, и, прошептав «Спокойной ночи», сам не замечаю, в какой момент просто отключаюсь, проваливаясь в беспокойный сон.
Воскресное утро нам не испортили ни сотрудники, ни друзья, ни родные. Хотя, я справедливо опасался, что Олег таки позвонит и будет выяснять, почему я так резко передумал относительно компании.
Но вокруг стояла тишина. Жители Киева еще спали, видя десятый сон после разгульной ночи субботы и можно было насладиться спокойствием. А еще приготовить завтрак. Не думаю, что меня уж так сильно прельщают купленные Стасом овсяные хлопья, а потому стоит приготовить что-то посъедобнее, чем яичница.
Я успел приготовить бульон себе (типа я ж лечусь, да?), блинчики для Стаса (не уверен, правда, что он их будет есть) и поставил запеканку в духовку. Я в курсе, что обычно мужчины питаются дома в лучшем случае Мивиной или какой другой гадостью быстрого приготовления, но я слишком сильно себя люблю, чтобы травиться этой гадостью. К тому же мама умерла слишком рано, и мне пришлось самому баловать себя вкусненьким.
На запах кофе из спальни выполз Стас и удивленно застыл на пороге.

Мать моя женщина, он еще и готовит.
- Зарецкий, я у ваших ног, - ошарашено восклицаю, усаживаясь на стул. – Ты меня таким образом решил в домашнего мальчика превратить?
Он только хитро улыбается, накладывая в тарелку блинчики. Чашка с кофе стояла прямо у меня под носом и манила своей доступностью.
- Мм, кофе ты варить умеешь, так что, боюсь, придется тебе переехать на Подол. Ненавижу Троещину.
Он неожиданно давится бульоном и надрывно кашляет. Когда приступ заканчивается, он смотрит на меня как на умалишенного и спрашивает.
- А с какой радости мне переезжать на Подол? Ты же сам говорил, что птица вольная и курс задаешь себе сам.
- Только не надо патетики. Я уже второй день у тебя кантуюсь и, заметь, мы еще ни разу не поругались. Даже членовредительства не было. Мне кажется, что это огромный прорыв в отношениях.

- Могу и стукнуть, раз уж тебе этого так не хватает, – улыбаюсь я, все еще пытаясь сообразить, шутит он или нет. - Прости, Стас, но я не уверен в том, что хочу куда-либо переезжать. Будем считать, что шутку я оценил.
Стас хмуриться, но помалкивает, а я пью свой бульон совершенно не чувствуя вкуса.
Интересно, а какова вероятность, что он не шутит? Нет, реально ли то, что… возможно… при соблюдении некоторых условий и прочее бла-бла-бла… мы бы могли ужиться в одном доме?
Особо предаться размышлениям у меня не получилось, так как зазвонил телефон. Мой телефон. Олег сообщил, что они с Мариной приедут даже раньше, чем рассчитывали, и все бумаги относительно продажи фирмы он уже подготовил. Стас выглядывает из кухни, но вряд ли ему хоть что-то слышно, а потому он возвращается за стол.
- Олег с Мариной приедут в пятницу, – сообщаю, внимательно следя за реакцией.
- И что? Можно было сказать в пятницу, – равнодушно отвечает Стас, намазывая блинчик вареньем. – Теперь мне не придется изображать из себя Пчелку-Майю и я смогу бездельничать, как и полагается студенту на каникулах.
-Тебя так напрягает работа на фирме? – осторожно интересуюсь я, так как помню, что Олег всегда мечтал, что сын будет его приемником, а сам парень усиленно отбрыкивался от подобной «чести».

- Ну, не то, чтобы напрягает. Просто хочу отдохнуть. Я ужасно заебался со всеми этими…даже не знаю, как сказать. Со всем происходящим. Понимаешь, я привык, что конец сессии у меня всегда знаменуется длительным загулом и полнейшим сексуальным удовлетворением. Вместо этого я получил в наказание тебя, твою аварию и собственные мозги, вскипевшие от великого чувства по имени любовь, - он смотрит на меня, словно впервые видит. – Да не делай ты из себя мышку на унитазе, не поможет. Я ему тут все вполне серьезно говорил про переезд, а меня за клоуна приняли. Все, нахуй отца. Не буду я под его дудку плясать. Возвращаюсь к Костику и моим статьям.
Сворачиваю блинчик в конвертик, встаю и иду в комнату за мобильным. Хочу обрадовать своего редактора. А родители приезжают в пятницу. Наверняка мама завалится в гости, чтобы поинтересоваться личной жизнью сынули и справиться, кто у меня сейчас – мальчик или девочка. А я ей с порога: "Мамочка, меня трахает Мир, и мне это очень нравится".

«… я получил в наказание тебя, твою аварию…». Получил в наказание… Значит, я прохожу по категории «наказаний», да Стася?
Заставляю себя не пойти следом и не вытрясти всю дурь, пока не останется в его голове блаженная пустота. Обидно. Нет, я помню про грабли. И про их «ценный» опыт тоже, но все равно как-то по-детски обидно стало оттого, что этот мальчик так легко швыряется словами. Захотел – сказал «Приезжай», не захотел – выгнал. Оно мне надо?
Спокойно перемываю посуду, слыша, как Стас разговаривает с кем-то по телефону. Когда я захожу в комнату, он уже одет и что-то записывает на листике, быстро чмокает меня в щеку, бросает «Увидимся» и вылетает из квартиры, а я…
А я решаю, что мне нужно пройтись и спустя час тоже выхожу из дома.

Начало июля пахнет зноем и счастьем. А я вкушаю этот напиток полными любви легкими. Машина едет, я жмурюсь и радуюсь, как маленький. Что там себе нарешает Мирослав, я не знаю. Но и не денусь от него никуда. За эти дни он привязал меня к себе настолько, что я даже не знаю, что с этим делать. Хотя, скорей всего, не хочу знать. Я назначил Костику встречу в "Мураками". Несусь домой по практически пустым улицам, хочу закончить все быстро, чтобы вернуться к вечеру на Троещину и завалиться к Миру под бочок. Квартира №36 встречает меня приветливой пустотой, я смотрю на запасной комплект ключей, которые оставил Зарецкий. Дурак он, все-таки, и это не лечится.
Быстро принимаю душ и одеваюсь. Уже на выходе взгляд снова задерживается на злосчастной связке. Помедлив несколько секунд, хватаю ключи и кладу в карман. Вечером отдам ему.
- Ася, что же ты так рано? – встречает меня редактор.
- Не спрашивай, Костя, - отмахиваюсь от приветствия. – Но статью на полтора разворота я написал, даже про любовь.
- Неужели?! А я уж думал, что ты отказываться пришел.
- Не дождешься, - протягиваю ему флешку и заговорщически улыбаюсь. – Тебе понравится, обещаю.
- Ну-ну. Ты о прошлой статье тоже так говорил, а вышло нечто несваримое. Крохотный мозг обывателя порой не состоянии перетравить те обороты, которыми ты пичкаешь свои творения, - недоверчиво хмыкает парень. – Какие планы на сегодня? Может, развлечемся?
- Прости, милый, но я пас. Хотя…ты можешь спросить разрешения у моего рабовладельца, - мечтательно возвожу глаза к небу, скрывающемуся за потолком.
- Кого?
- Я, типа, в рабство продался. За вкусные блинчики и регулярный трах. Мозгов и тела. Лепота.
- Неужто Стася остепенился?
- Где-то там. Но он ломается, как песочное печенье.
Встреча с Костей прошла на "Ура". Он у меня мальчик понятливый, в отличие от некоторых. Все мои недомолвки и странные закидоны воспринимает философски. А если что и не понимает, то даже не напрягается. Почти идеальный партнер для меня, но его я не хочу.

ГЛАВА 15

But I don t know how to leave you
And I ll never let you fall
And I don t know how you do it
Making love out of nothing at all
Air Supply «Making Love Out Of Nothing At All»

Нетривиально начатая неделя продолжилась также кучей сюрпризов. Я все же уговорил Мира на некоторое время поселиться у меня на Подоле, аргументируя это тем, что до офиса ехать ближе, да и поваляться в постели можно дольше. На Петровку я так больше и не ездил. Но пункт насчет "поваляться в постели подольше" был воспринят как решающий, чтобы у меня в ванной появилась вторая зубная щетка. Милая такая, розового кислотного цвета. Я сам выбирал. Конечно, Зарецкий устроил мне нешуточный скандал на тему милого аксессуара, но это стоило того.
Где-то в районе среды я все же решился написать Катерине, что она никуда не годится на роль моей Совести, и что я ее увольняю с этого поста…предлагая взамен должность штатного прорицателя и оракула. Мелкая как в воду глядела, когда говорила мне, на что способен Мир в отношении меня. Коза драная.
Утро пятницы на крыльях пыльной мишуры доставило к нам в дом легкий сушняк и звонок в двери. Мы вечером смотрели футбол в пабе, и Мир не отказал себе в такой вольности, как напиться пива и заставить меня тащиться домой пешком. Пьянь.
Звонок прозвенел еще раз, но я лишь накрылся одеялом с головой и отправил всех стоящих за дверью по общеизвестному русскому адресу – на хуй.

Стас вежливостью по утрам не отличался, впрочем, этим утром я тоже таким не страдал. Нахрен мне было потакать желанию Стасика посмотреть этот долбанный Чемпионат Мира я не знаю, но пиво было очень кстати для моего уставшего от криков фанатов разума.
Уже открывая двери, я сообразил, что так и не додумался уточнить, кого там принесла нелегкая, а потому столкнулся носом с весьма недобро смотревшим на меня Олегом.
- Т-ты?! – весь ужас отца, узревшего дома у сына вместо хрупкой девочки довольно мощного мужчину был написан на лице друга (а друга ли?). – Это была не шутка?!
- Олег, заходи в квартиру и не кричи так громко, пожалуйста – Стас еще спит.
Мне пришлось повторить свои слова дважды, потому как Смальцов-старший застыл посреди коридора, завороженно смотря на… засосы на моей шее (засранец мелкий, просил же!), и ни на что больше не реагировал.
- Блять, Зарецкий! Когда я говорил, чтобы ты ебал его сам, я не имел ввиду, что нужно это делать в прямом смысле… А…а как же Оленька? Ты же встречался с той бабой, что на Оболони живет?
- Мало ли что я делал раньше, – спокойно отвечал я, прикрывая двери в спальню, где в позе зародыша дрых Стас. – Ты что-то имеешь против?
- Мирослав, да как ты можешь?! Он же…
- Мальчик? Я в курсе. У меня была возможность проверить.
- Мирослав, да он же с половиной города переспал! Это же блядь, а не пацан! – скривился Олег, заставляя меня думать, что семейка была в курсе жизни Стаса, а не «видели редко, у него все хорошо», как мне рассказывали. – И наркотой балуе…
Не выдержал. Ей богу, не выдержал. Как отец может ТАК говорить про сына? Я бы понял, если б он меня осуждал или дал в морду, но вот так… Поливать грязью своего ребенка это низко. И мерзко.
Олег в шоке смотрел на кровь у себя на руке и без единого звука открывал рот. Я покосился на двери в спальню, но оттуда не раздалось ни звука. Спит. Это хорошо. Не зачем ему слышать такое от собственного отца.
- И ради этого… - невнятный взмах рукой должен был показать всю гамму негативных эмоций, с которыми ассоциировался у Олега Стас, - ты собираешься кинуть нашу фирму? Ты же поэтому уходишь, да? Два года я уговаривал тебя продать свою долю, а стоило этому…
- Олег, – предупреждающе произнес я, понимая, что он хочет сказать.
- Бросить все псу под хвост ради мальчишки? Да если бы не Марина, я бы убил его уже давно… Вот скажи в кого он такой?
- В тебя, папа.

Слышимость у меня в квартире не ахти какая, но голос отца в состоянии перекричать даже метровую бетонную стену. Я знал, что отец думает обо мне. Я был прекрасно осведомлен об этом из его же уст. Но никогда не слышал, что мой родной отец будет высказывать свое мнение обо мне кому-то другому, кроме своего психолога, страшной худосочной бабы с комплексом неполноценности. И высказывал он это ей в постели, а не на приеме. Об этом не знал никто, кроме меня и Тамиловой. Ей просто не посчастливилось тоже ходить на приемы к этой барышне и завязать с ней весьма доверительные отношения.
- Я если и продавал себя, то знал, за что. А ты просто моральная проститутка и гордишься этим, - презрительно кинул отцу. – И, к счастью, я уже давно в состоянии обеспечивать свое существование, чтобы не отчитываться, с кем я сплю, какого рода наркотики принимаю, и кто занял по праву ему принадлежащее место в моей постели. Так что, будь так любезен, закрой входную дверь с той стороны и больше не беспокой меня. Я не дал вашей с Миром компании набраться проблем только ради Мирослава, но ни в коем случае не ради тебя с мамой. Вы для меня – совершенно чужие люди.
- Да как ты смеешь, - тихо дремлющий вулкан проснулся и теперь выплескивает всю лаву на меня и мою гордость и независимость. – Если бы не мы, то неизвестно где бы ты сейчас был. Учти, Станислав, что эта квартира и машина, стоящая во дворе – принадлежат мне.
- Да пожалуйста, - равнодушный взмах рукой, призванный довести до белого каления. – Квартиру можешь забирать, а за машину я тебе спокойно хоть завтра могу перевести деньги на счет. Мне нахуй сдался твой семейный бизнес, основанный на подлости и лицемерии. Ведь только ты со своим непомерным эго мог уговаривать человека, построившего эту компанию с тобой на равных и тянувшего не меньший вес на себе, продать долю. Не буду читать тебе нотаций. Прощай.

Я слушал их перепалку, больше напоминавшую тихий скандал и понимал, что это конец. Конец родственных отношений Стаса и Олега – он не простит отцу таких слов, конец их «семейному благополучию» – Олег сам виноват в этом, конец моей дружбы с Олегом.
Смальцов-старший ушел, хлопнув дверью и бросив на прощанье, что Стас пожалеет. А Стас… Стас так и сполз по двери со стеклянным взглядом.
- Стася… Солнышко…
- Как же хуево все-таки… - тихо, не отрывая взгляда от точки, в которую пялился, сообщил Стас. Его заметно потряхивало, хотя ни единой слезинки не пролилось из глаз. – С-сука… Вся моя жизнь, блядь, балаган с кривыми клоунами…
- Тише, мой хороший, все в порядке, – прижимаю к себе и поднимаю с пола, целую в висок. – Мой хороший, любимый мальчик.
Пытаюсь перенести его на кровать, он не сопротивляется, напоминая уже подзабытую куклу, маску, которую я уже когда-то видел.
- Я не хочу здесь оставаться… - еле слышный шепот, такой тихий, что я сперва не разобрал слов.
- Поедем ко мне?
- Да.
Одеться было делом пяти минут. Я быстро собрал ему с собой кое-какие вещи для дома – сам Стася был в неадеквате, и мы в одиннадцать ночи выехали из тихого дворика на Подоле.

Убить в своем сердце того, кто дал жизнь. Убить навсегда, похоронить под двухметровым слоем земли. Оказывается, это слишком больно и противно. Даже не больно, но гадко. Меня трясло как в лихорадке, и даже Мир был не в состоянии что-то изменить. Я отказался от своих родителей, я обрезал пуповину. Теперь я сам по себе. И лишь остался тот, кто не хотел меня видеть в своей жизни на протяжении долгих десяти лет. Мой мальчик для битья стал моей опорой. Так всегда и получается. То, чего мы подсознательно боимся, обязательно получаем. Порой, в извращенной мере. И свой страх я получил в стократном размере, так, как не получал никто.
Пустая квартира Мира была донельзя родной и уютной, я просто застыл на пороге. А он…мой…кто мой? Просто легонько подтолкнул дальше по коридору, направляя и защищая от неведомых пауков на полу.

Обнять, прижимая к себе, целовать, чтобы смыть невидимые слезы, утешать, не слыша жалоб, и просто быть рядом. Рядом, потому как Стас все еще молчит, убивая себя (меня?) этой болью. Не знаю, что он чувствует, могу только догадываться. Мои родители умерли давно, и я просто перегорел, спрятал подальше боль потери и жил, ощущая внутри жажду ласки и тепла.
Полночи я слушал его дыхание, целовал припухшие от его собственных зубов губы и просто обнимал, пытаясь защитить неизвестно от кого.
- Мииир…

Маленькие дети спят, не видя снов. А я живу без сна. Я живу только ради очередной порции позитива и ласки от моего мужчины. Быть рядом с ним, учить его спать обнаженным и не стесняться нас вместе в этой огромной постели. Это самые приятные поминки в моей жизни. Самое что ни на есть жесткое чувство, когда без него не умеешь даже дышать.
- Спасибо, - тяну на губах карамель ужасного слова. – Ты здесь.
Я помню себя маленьким мальчиком. Уже тогда я был жестоким ребенком, не способным на сострадание. Еще в то время я помнил вкус молока на губах и лелеял мысль о золотистом коне. Но мир мой рос, я вписал себя в круг зависимостей и не желал из него вырваться. Меня окружала повсюду истерия современного общества. Пока не появилась вторая точка в моем замкнутом пространстве. Там, где вакуум сознания прерывается излишком кислорода на вершине Эвереста. И эта точка улыбается улыбкой Джоконды и вторит моим страхам. Мир. Совершенно спокойное имя, придающее мне сил для того, чтобы заснуть безмятежно.

Утром я тихонько поднялся, стараясь не разбудить Стаса, но он все равно открыл глаза и поинтересовался, куда это я.
- В офис, котенок. Нужно позакрывать все дела, я же не могу вот так все бросить. Не заслуживает наше детище такого обхождения, да и людям стоит объяснить, что теперь у них один начальник. А ты отдыхай, я позвоню, когда буду ехать домой.
Он только непонятно фыркнул и зарылся носом в одеяло.
- И тебе не противно? – раздался вопрос, когда я уже был в дверях.
- Что?
- Все. Все происходящее вокруг? Отец ведь правду сказал. Я действительно не самый образцовый гражданин.
- Стасенька, солнышко, мне НЕ противно все, что касается тебя. Ты – часть моей жизни и я не собираюсь спокойно смотреть, как ты занимаешься бессмысленным саморазрушением.
- Н-да?

- Мое саморазрушение имеет вполне веские причины, которые не так легко устранить, - скептически отвечаю. – Разве что ты устроишь моему отцу и многим окружающим кровную вендетту. Но, думаю, мы обойдемся тем, что я просто тебе скажу, что дальше таблеток я не заходил и не одна игла, кроме медицинской, не касалась моих вен.
- Да, с твоей стороны это звучит очень убеждающе.
- Я мастер убеждения, милый, - развожу руками в стороны и кланяюсь. – Передавай привет Галине и скажи, что она просто чудо.
- Хорошо, - улыбается Мир, а я просто подхожу к нему и целую.
- На удачу.

После отъезда Мира, я побродил по квартире, выпил несколько чашек кофе и решился поехать к одному человеку. Но прежде заехал на Подол, предварительно заказав грузовик. Я просто собрал все важные вещи, книги и любимые чашки, ложки, поварешки, и отвез это все в гараж. Благо, он у меня был огромен.
Оболонь была как всегда нереально пафосной и дорогой. Слишком претенциозно, чересчур броско выглядели эти вполне обычные девятиэтажки. Зная стоимость здешних квартир, можно было понять все и даже позавидовать жильцам. Но большинство из них я люто ненавидел. Ненавидел за то, что дворовой друг Дима познакомил меня с Аленой, а та впервые повела на тематическую вечеринку. Ненавидел, что вписался в их мир удивительно быстро и органично. Ненавидел, что не смогу больше покинуть эти пространства мысленно. До зубовного скрежета ненавидел, что вырос здесь и что придется просить впервые в жизни. Родную мать просить о том, чтобы Олег не топил Мира. Просить не за родного человека, но за любимого. Унижаться.
Марина открыла дверь, не ожидая, что за порогом будет стоять человек, уже несколько лет не ступавший на порог этой квартиры. Открыла и застыла.
- Мам, не пугайся. Это не призрак, а всего лишь я, - кивнул матери и прошел без приглашения в холл. – У меня есть к тебе разговор.
- Стася, - всплеснула руками. – Боже, сынок. Я так давно тебя не видела. Ты так изменился.
- Давай не будем разыгрывать этот спектакль, я к тебе по делу.
- По делу? Какому?
Я присел на тахту, стоящую недалеко от входа и начал:
- Я хочу, чтобы ты уговорила и убедила отца, чтобы он не топил Мира. И чтобы они разошлись мирно, а в будущем, не пересекались ни под каким предлогом. Меня совершенно не интересует, куда вы ездили, если ты хочешь спросить об этом, - она закрыла рот, не успев начать.
- Что же, Стас. Ты очень проницателен. Я и правда хотела об этом сказать, - она подняла руку в останавливающем жесте. – Но все же скажу, чтобы ты просто знал. У тебя вскоре будет брат.
Я смотрел на мать и не мог поверить, что скоро у меня появится брат. Младший, родной. Тот, о ком я мечтал столько лет. Но в то же время я понимал, что мне не дадут общаться с ним, зная отношение отца ко мне.
- Поздравляю. Надеюсь, он не вырастет таким же ублюдком, как его отец, - вставая с тахты, я достал из кармана две связки ключей. – Это ключи от квартиры на Подоле. Все свои вещи я уже забрал, так что можете не утруждаться. Деньги за Додж я перечислю в ближайшие трое суток.
Марина так и осталась стоять посреди коридора, удивленно хлопая ресницами. Ей было нечего сказать мне. Она – умная женщина и понимает, что виновата сама во всем. Не только она, но они оба. Родители, которые ненавидели и были равнодушны к своему первенцу.

Весь день я пытался объяснить плачущей Верочке, что ухожу из фирмы по собственным причинам, что больше не буду ее начальником, а мое место займет другой человек, выбранный Олегом. Галочка бегала вокруг и пыталась уговорить остаться, не понимавшая причин моего ухода. Олег дипломатично помалкивал, но при встрече даже не поздоровался, только кивнул.
- Ты подумал? - Олег без стука вошел в мой (пока еще) кабинет.
- О чем ты, Олег? – поинтересовался я, не поднимая головы.
- Я про твою долю. Мы можем оставить все, как есть, при условии, что ты отправишь Стаса восвояси. Ему нечего делать в твоей жизни. Подумай.
- Я уже все решил. И не собираюсь менять свое мнение.
В кабинете повисла давящая тишина.
- И куда ты уйдешь? – поинтересовался спустя пятнадцать минут Смальцов.
- Мне Димка давно предлагал к нему идти замом, вот и исполню его мечту.
- К Куницыну?! – ахнул Олег, не веря, что я способен на такую аферу.
Да, с Дмитрием Куницыным меня связывали весьма непростые отношения. Он был моим однокурсником и весьма амбициозным человеком. И уже года три сманивал меня к себе, предлагая то оклад с множеством кругленьких нулей, то разнообразные бонусы, то… чуть ли не собственную супругу в наложницы. Последнее шутка, правда, но все же…
- Ты серьезно идешь к нему? – нет, разве я как-то непонятно выразился? Олег смотрит на меня выжидающе, а я не знаю смеяться или плакать, настолько серьезное у него лицо.
- Да, Олег. Как только подпишу твои документы, так сразу и еду.
- А Станислав? Он в курсе?
- В курсе чего?
- Что ты все бросаешь ради него и идешь к этому…
- Ему пока незачем этого знать. Где бумаги? Ты говорил, что твой юрист все сделал и договор готов.
- Да, сейчас принесут, – и звонит своему юристу.
Непривычно смотреть на полупустой кабинет, а еще более странно то, что вот так все резко закончилось. Я не жалею, нет. Просто… как-то это не по-людски. Отец просто вычеркнул из своей жизни сына, а сын… сын стал частью моей жизни всего за месяц.
- Кстати, Олег, ты обещал рассказать, почему уезжал.
Олег мнется, словно прикидывая, достоин ли я такой чести, как «узнать о чем речь». Наконец, он принимает решение и нехотя рассказывает.
- Мы с Мариной давно хотели завести еще одного ребенка. Но были.. сложности. Пришлось выехать заграницу и сделать ЭКО в одной из клиник в Германии.
- Что ж, поздравляю. Рад за вас.

Договор мы так и не подписали, Василий (тот самый мальчик-юрист) застрял где-то в пробке на Окружной, а потому все перенесли на завтра. Я распрощался с сотрудниками и уехал домой.
В квартире было тихо, ни записки, ни сообщения на автоответчике Стася не оставил. Мерзкое чувство потери кололо сердце. Словно, он пропал и все. Больше его не будет. Я заварил себе большую кружку чая и уселся на диване ждать.

Практически весь день я прокатался на машине. Бесцельно ездил по улочкам, не замечая никого вокруг. В эти минуты я был всего лишь точкой, вписанной в круг, переживающей вселенского масштаба истерику. Мне было невероятно легко и сладко предаваться этой бессмысленной панике. Страшно, смешно, больно – столько всего смешалось в ядреный коктейль, что даже невозможно было вычленить что-то конкретное. Что-то…что я забыл возле Ежика, что потерял в проходе Золотых ворот и не нашел в полуразваленном корпусе психиатрички. Что-то…
Взглянув на часы, я понял, что пора бы уже и домой ехать. Наверняка, кто-то сидит и волнуется за меня. Впервые ждет.
В квартире было тянуще тихо и страшно, но в гостиной горел свет. Я шел на этот огонек и надеялся увидеть там семейную идиллию, которая не раз за этот день резала мой сознание – родители, ждущие старшего и играющие с младшим. Идиллия…
Идеального в этом мире слишком мало, а я, как полоумный, вздохнул от покалывающего в пятках облегчения, когда увидел Мирослава. Он сидел на диване и гипнотизировал чашку с чаем. Сизый дымок уже не теплился у ее краев, значит, чай уже остыл и покрылся коркой льда и ожидания. Мой человек молчал…
- Твоя гадость уже коркой льда покрылась, - тихо произнес в тишину. – Собираешься это пить или меня покормишь?

- Покормлю, - выдохнул я, услышав такой родной голос откуда-то издалека. – Пошли, составишь мне компанию.
Стас тихо сидел на стуле, пока я занимался приготовлением ужина и рассказывал про Галочку, ищущую очередной договор.
- Знаешь, а у меня будет брат, – вдруг ни с того ни сего сказал Стас. Я замолчал на полуслове и подошел к нему, садясь на корточки около его ног.
- Олег сказал сегодня, что они ездили в клинику в Германию… Ты не рад?
- Да как тебе сказать?.. Рад. Наверное. Сложно сказать однозначно. Слишком много всего в один момент произошло.
- Запутался, котенок… Это же замечательно – иметь брата.
- Угу, – неясно буркнут парнишка и невпопад преувеличенно заинтересованно спросил. - Так что у нас с ужином?
Ладно, не хочет говорить – не надо. Пусть придет в себя. Не думаю, что эта новость была уж такой радостной для человека, который всего сутки назад поругался с родителями.

- Стася, а что ты думаешь насчет того, чтобы переехать ко мне? Совсем, я имею ввиду, – мы лежали в постели, и я решил, что сейчас самое подходящее время спросить - расслабленность после секса и ощущение единения сыграли не последнюю роль в принятии решения.

- Конечно, мой гараж намного уютней и просторней… - кончиком пальца рисую круги у Мира на груди. – Но так уж и быть, соглашусь. У тебя огромная мягкая кровать.
- Это решающий фактор в принятии решения? – с улыбкой спрашивает мужчина.
- Ага. Кулинар из тебя получится отменный только тогда, когда суши научишься готовить.
- Не подавишься?
- Добавки просить буду.

Последнее слово всегда за мной. Он с этим смирился. Ему это нравится. А я просто оставляю что-то за кадром. Разговор, который рано или поздно состоялся бы, перевелся в шутку и балаган. Просто слишком лениво сейчас заводить философию и раздумья. Потому что и так все ясно, впервые. Я здесь и мой человек со мной. У меня будет брат, и я его никогда не увижу. Я оставил своих родителей и начал жить свободно. Дышать Миром…

Упрямый котенок. Болит внутри душа, переживает, но упрямиться и не хочет выплеснуть все наружу. Суши эти… Дались они ему? Впрочем, ничего в их приготовлении сложного нет…
Спали мы, переплетя руки и ноги в немыслимый клубок, но чувствуя себя словно в раю. Уютно и приятно, когда близкий человек рядом.
Утром будильник прозвенел так некстати, что я хотел, забить на все, сказав, что болен и меня не беспокоить, но Стас заупрямился. Он уверенно заявил, что нужно, чтобы я занялся бумагами и не отлынивал. Пришлось согласиться в обмен, что после обеда поедем за его вещами. Стася как-то скис, но, сжав губы в тонкую линию, согласно кивнул.
Верочка была, как обычно собрана и деловита. Она, правда, деликатненько так поинтересовалась, что там у нас с Оленькой, но я ответил, что ничего. А что мне сказать? Что ее подружка решила, что денежка будет вечной? Или что я влюбился, как последний школьник? Мучительное молчание прервал Олег, который вместе с Василием привез документы. Час «Ч» настал. Обидно и несколько жаль бросать все вот так на попечение Олега, но имея на руках ТАКОЙ расклад, я делаю выбор в пользу Стаси. Конечно, не уверен, что Олег сможет все тянуть на себе, но мало ли… Может у него есть кто на примете для замены такого, как оказалось, очень даже заменимого?
Документы были в порядке, что несказанно меня удивило. Я как-то рассчитывал на то, что Олег будет давить, пытаясь захапать себе больше, чем положено, или угрожать, но он только странно на меня покосился и сдержанно сообщил, что хочет разойтись миром. Странно…
Я выхожу из здания, чувствуя себя свободным человеком. Это довольно неожиданно и не сказать, чтобы так уж приятно на все сто процентов. Столько лет я отдал этому делу, что практически сроднился с ним. Впрочем, а может именно это – первый звоночек на тему «сменить вектор деятельности»? Димка вполне интересным делом занят, возможно, мне тоже стоит полюбопытствовать на эту тему?