Ars longa, vita brevis

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ars longa, vita brevis » Фанфики » Василиск-4. "Domini canis", NC-17,макси,ГП/ДМ


Василиск-4. "Domini canis", NC-17,макси,ГП/ДМ

Сообщений 1 страница 14 из 14

1

Автор: барон де Куртнэ
Бета: Сайфо
Рейтинг: NC-17
Размер: макси
Пейринг: ГП/ДМ
Жанр: AU, Adult, Drama
Отказ: герои принадлежат Дж.Роулинг. автор материальной прибыли не извлекает
Аннотация: фик является окончанием цикла о Драко Малфое: "Убить Малфоя", "Охота на Хорька", "Цепь для Дракона".
Предупреждения: OOC
Статус: Не закончен

0

2

Глава 1

    Гарри Поттер. Бывший маг, бывший аврор, бывший кавалер ордена Мерлина I степени.

    “Знаешь, Поттер, если пройти по Бурдоннэ к д’Или, то можно увидеть то место, где я заставил тебя прыгнуть в Сену. Иногда я туда прихожу. Очень редко. Смотрю на воду – зимой она грязная, черная. Пытаюсь думать. Мои мысли напоминают мне пауков. Они такие же мелкие, серые, противные – и разбегаются в стороны, если попробовать их потрогать. Уизли всегда боялся пауков. А я боюсь своих мыслей. Париж зимой – унылое зрелище, Поттер, особенно в оттепель”.

    Ты скомкал в дрожащих пальцах пергамент и швырнул его в камин. Пятое письмо за четыре месяца. И опять из Парижа, где они провели больше времени, чем в Намюре, пытаясь отыскать Драко. Но как только они бросали поиски и возвращались к Блейз, сова приносила очередной пергамент. Обычная почтовая сова.

    А к Малфою совы не летали. Садились на ближайшую ветку и очумело крутили круглыми ушастыми головами, пытаясь понять, что от них требуется. Заклятие ненаходимости, наложенное не на дом – на человека.

    В комнату вошла Блейз. Постояла молча, покачивая у груди уснувшего ребенка.

    - Из Парижа, - ты сказал это, пытаясь разглядеть за окном что-нибудь, но все скрывала вязкая зимняя бесснежная темнота. – И снова обычной почтовой совой.
    - Опять будете пытаться найти?
    - Нет, - ты качнул головой. – Бессмысленно. Я сразу сказал, что это – бессмысленно. Он найдется, только если сам захочет.

    Друзья отыскали тебя через три недели - растерявшего весь боевой запал, не знающего, куда ткнуться, как жить дальше. Оказалось, что ты совсем разучился обходиться без магии, твоих сил и знаний хватало только на то, чтобы день за днем выживать в огромном равнодушном к твоим бедам городе. О Дурслях ты даже не думал – Литтл-Уиннинг был для тебя закрыт навсегда, хотя сейчас ты готов был согласиться и на чулан. Просто чтобы пережить потерю, зализать раны, привыкнуть к мысли о том, что Драко больше нет. Что ничего больше нет – даже права посидеть на могиле родителей в Годриковой лощине.

    Случай столкнул тебя с Ремусом на вокзале Кинг-Кросс. Ты стоял, уткнувшись лбом в кирпичную стену, в сотый раз пытаясь попасть на платформу девять и три четверти. Магглы обходили тебя стороной – ты был очень пьян и грязен.

    Когда тебя обняли чьи-то сильные худые руки, ты сначала дернулся бежать. И только потом поднял голову.

    Люпин отвел тебя к родителям Гермионы, где ты и свалился с жесточайшей пневмонией. Можно сказать, что тебе повезло - ты в очередной раз выжил, хотя и не знал, зачем.

    Тебя перестала интересовать месть – провалявшись неделю в бреду, ты пережил в своем воображении все, на что хотел обречь это мир, и, очнувшись, понял, что не сможешь. Сидя в гостиной, по уши закутанный в плед и со стаканом горячего чая на столике рядом, ты старался ни о чем не думать. Иногда это получалось, иногда нет, зато спал ты без кошмаров – Гермиона исправно снабжала тебя нужным зельем.

    В конце сентября среди окружавших тебя людей появилось новое лицо. Ты смутно помнил, что вы где-то встречались – очень давно, в прошлой жизни – но не мог сообразить, где и когда.
    Именно Андрюс Чамберс рассказал тебе о том, что видел в Париже Драко Малфоя.

    -------------------------------------------------------------

    Андрюс оглядел улицу и чертыхнулся. Все столики на открытой веранде кафе были заняты – время ланча, никто не хочет сидеть в душном помещении, когда на улице такая жара.

    Заметив, что какой-то пожилой маг лезет за кошельком, чтобы расплатиться, Андрюс торопливо прошел к его столику. Пока эльф убирал грязную посуду, Чамберс вытащил из кармана “Магический Париж” и, откинувшись на плетеную спинку стула, углубился в чтение. И почти тут же его задели чем-то тяжелым по затылку, сбив изящно завязанный на куцем хвостике бант на сторону.

    - Извините, - прошелестело за спиной, и Андрюс обернулся.

    Он никогда бы не узнал в этом человеке с обезображенным ожогами лицом Драко Малфоя. Никогда, если бы тот не зацепился манжетом правого рукава за собственную сумку, придерживая ее у бедра. Пуговица на манжете отскочила, рукав задрался, и из-под голубого хлопка бесшумно щелкнуло зубами татуированное чудовище.

    Чамберс занимался вымершими монстрами и василиска опознал сразу. Почти до самого вечера он пытался вспомнить, где уже видел такой рисунок, - перерыл в своей библиотеке гору манускриптов, пересмотрел несколько сотен гравюр. Память упорно отказывалась помочь, и Андрюс послал сову профессору Гурвилю, который возглавлял в Сорбонне кафедру мифической монстрологии.

    Ответ пришел через сутки – вырезка из “Еженедельного пророка” трехмесячной давности.

    Этого просто не могло быть.

    С Малфоем Андрюс когда-то учился, хотя они пересекались только на квиддичном поле. Уехав после окончания Хогвартса во Францию, в университет, Чамберс узнавал о событиях в родной стране только из газет. Нельзя сказать, что они его сильно интересовали – война была окончена, а подвиги мракоборцев занимали Андрюса меньше, чем современная мифология. Так что историю Драко Малфоя Чамберс знал только в общих чертах.

    За выходные он перечитал все газетные и журнальные подшивки, какие нашел в общественной библиотеке. Все, что смог обнаружить в Закрытой секции. И составил для себя довольно четкую картину произошедшего. Малфой жив, хотя считается мертвым. Андрюс плохо помнил, как выглядел заносчивый слизеринец, но с помощью колдографий восполнил этот пробел. Встреченный им в кафе человек был Малфоем. Белые волосы, сухая, даже, скорее, тощая фигура, серые глаза, татуировка. Но лицо…

    Ожоги, несомненно, были от магического огня. Он слизнул брови и ресницы, спалил кожу, оставив после себя глянцевые ярко-розовые пятна и полосы шрамов, стянувшие лицо в неприятную неподвижную маску.

    Дня три Чамберс колебался, надо ли ему идти в аврорат. Как-никак, речь шла о преступнике, каким-то образом оставшемся в живых. Андрюса мучили сомнения – может быть, произошла ошибка, и он просто принял одного человека за другого. Но чем больше он думал, тем сильнее в нем крепло ощущение – ошибки не было. Чамберс даже просидел два дня в кафе, в надежде еще раз увидеть обожженного мага, но тот не появлялся.

    Во французском аврорате Чамберса высмеяли и посоветовали меньше читать детективы Селесты Слепень и не играть в знаменитого сыщика Пинки Помма. Андрюс угрюмо выслушал советы и следующим же утром отправился в Лондон.

    Он понятия не имел, к кому обратиться. Поэтому очень обрадовался, наткнувшись на Джинни Уизли в “Дырявом котле”. Правда, Чамберс знал, что ее брат давно уже не аврор, но ведь у него могли остаться знакомые среди мракоборцев…

    Джинни привела Андрюса к Гарри Поттеру.

    ------------------------------------------------------------------

    Перебраться в Европу оказалось очень непросто. Никто из них не был достаточно состоятелен, чтобы снимать дом или большую квартиру в Париже. В конце концов, Гарри написал Блейз, и в октябре они перебрались в Намюр – все пятеро. Сидеть на шее у бывшей слизеринки было неловко, но постоянную работу смогла найти только Джинни, устроившаяся помощницей в какую-то зельеварную лавку. Время от времени родители Гермионы присылали маггловские фунты, которые приходилось обменивать на галлеоны по грабительскому курсу гоблинов. Сама Гермиона подрабатывала то тут, то там – иногда сиделкой, чаще уборщицей.

    К своему стыду никто из мужчин – ни Гарри, ни Рон, ни Ремус - работы найти не смогли. Впрочем, Гарри меньше всех мучился совестью – в магическом мире он был, фактически, на нелегальном положении, так что Блейз настоятельно советовала ему не высовывать носа без крайней нужды. А Люпин с Роном, изнывая от безделья и неловкости, просто взялись помогать в гостинице и баре, сделали кое-какой ремонт, подновили мебель в номерах…

    За месяц Гарри выбирался в Париж шесть раз – то с Гермионой, то с Люпином, то с Роном. Они исходили бульвар Жозефины вдоль и поперек, побывали в Латинском квартале, намерзлись в Люксембургском саду. Разумеется, рассчитывать можно было только на случайную встречу, но им не повезло.

    А через неделю после Хэллоуина прилетела первая сова. Несколько невнятных строк на дешевом почтовом пергаменте – о голых каштанах на бульварах, о хмурых горгульях и химерах на Нотр-Дамм де Пари, о тумане, наплывающем с Сены.

    Они снова сорвались в Париж - на этот раз все, кроме Джинни, которая не могла оставить работу. И снова – безрезультатно.

    Затем прилетела вторая сова, за ней - третья, четвертая…

    Это нельзя было назвать письмами – какие-то записанные ошметки мыслей, похожие на вырванные страницы из дневника. Без начала, без конца. Иногда они обрывались на середине фразы, словно автор задумался, забыл, о чем хотел сказать, да так и бросил. Иногда сопровождались рисунками – небрежными, неумелыми, размашистыми. Чаще всего это были лица, случайные, никому не известные, совершенно посторонние.

    Не было сомнения, что письма принадлежат Драко. Каждый из них знал его почерк. А Гарри даже казалось, что он слышит голос – хрипловатый, лениво растягивающий слова.

    В конце концов, они прекратили поиски. Отыскать человека в многомиллионном городе – в свое время это не смогли сделать даже объединенные силы двух авроратов.

    Гарри думал, что он догадывается о причине, по которой Драко не хочет, чтобы его нашли. Если Чамберс сказал правду, то Малфой сильно изуродован. Он уверен, что неизбежно станет объектом жалости и сочувствия с их стороны. А Драко - не тот человек, которому нужна чья-то жалость.

0

3

Глава 2

    Драко Малфой. Пожиратель Смерти по кличке Василиск.

    Первое время ты был счастлив – каждым прожитым часом, днем, возможностью беспрекословно повиноваться чужим приказам. Ни единой мысли не было в твоей голове, ни одно воспоминание не посещало твой затуманенный заклятием разум.

    Тебе говорили: спи, ешь, иди. И ты спал, ел, шел, куда велели, радуясь возможности ни за что не отвечать, ничего не решать и ни о чем не задумываться.

    Тебе нравились новые хозяева – милые, вежливые люди, никогда не повышающие голоса, обладающие властью и влиянием. Сэр Корнелиус, сэр Персиваль – они хотели, чтобы ты называл их именно так, и ты с удовольствием делал им приятное, повторяя раз за разом: сэр Персиваль, сэр Корнелиус.

    Ты тонул в этом счастье, как в большой ванне, наполненной теплой водой и нежной лавандовой пеной, из последних сил хватая ртом небольшие глотки воздуха и радуясь тому, что тонешь в тепле и неге.

    Тебя привезли в твой родной дом и оставили там с несколькими эльфами, услужливо возникавшими на твоем пути всякий раз, когда тебе что-нибудь было надо. Выходить за пределы имения тебе запретили, да ты и не стремился к этому, часами блуждая по огромному парку, полному летней зелени и одичавших цветов.

    Несколько раз ты заходил в склеп, рассматривал надпись на стене, проводя пальцами по именам родителей и испытывая нечто, напоминающее грусть.

    Раз в неделю за тобой приходили. Портключ перебрасывал тебя и сопровождающего в мрачную сырую камеру, всегда одну и ту же, где находился какой-нибудь человек в грязной рваной робе, сидевший на табуретке.

    - Заставь его сказать нам правду, - говорил тебе сэр Корнелиус (или сэр Персиваль), и ты равнодушно и бесстрастно приступал к делу.

    Мужчины или женщины – все они ломались после твоей работы, иногда даже сразу, только увидев твоего василиска, скалившего ядовитые зубы из-под закатанного манжета рубашки.

    Один раз среди задержанных мелькнуло знакомое лицо. Ты заставил человека говорить - так же быстро, как и всех остальных, - но на этот раз не получил удовольствия от того, что выполнил приказ.

    Человек называл имена, смутно знакомые тебе – Гарри, Рональд, Ремус – плакал и кричал, что ничего о них не знает. В тот день допрос вел сэр Корнелиус, а задержанный все просил привести какого-то Перси, называя его сыном. Рассматривая выдранную из головы допрашиваемого прядь волос – рыже-пегую, ломкую – ты внезапно сообразил, что речь идет о сэре Персивале.

    Когда человека унесли, ты впервые осмелился задать вопрос – и получил Круцио в живот. Корчась и крича от невыносимой боли, ты осознал свою неправоту и с радостью принял наказание за свою дерзость.

    Но вопросы остались, как и названные имена.

    У тебя было много времени на раздумья – тебе ведь не догадались запретить думать – так что несколько дней ты пытался вспомнить людей, которых так стремились отыскать твои любимые хозяева. Но разум упорно отказывал, сопротивляясь всем попыткам, отвечая на размышления головной болью.

    Нет, ты не сдался. Ты вообще не умел сдаваться, никому и никогда, тем более себе.

    Ты вызвал эльфов и потребовал от них информацию. Твои хозяева не подумали о том, что ты решишь вспомнить все.

    Три дня ты просидел над подшивками “Еженедельного пророка”, восстанавливая по крупицам свое прошлое. С каждой прочитанной статьей к тебе возвращалась память. С каждым отложенным в сторону номером ты все больше становился самим собой.

    Когда за тобой пришли – как обычно, на исходе пятницы – ты уже был готов к бунту. Власть заклятия над твоим разумом истончилась почти до разрыва, но тебе надо было вернуть свое имущество, без которого ты чувствовал себя сквибом.

    Человек, которого тебе предстояло пытать, оказался стар и немощен. Вряд ли он пережил бы допрос, так что ты не стал его мучить, а просто сломал старику шею. И пока сэр Корнелиус приходил в себя от изумления твоим неповиновением, ты оказался рядом с ним, заломил руку за спину и вытащил волшебную палочку из рукава его мантии.

    В эти стенах никого нельзя было удивить Непростительными заклинаниями. Сэр Корнелиус лично проводил тебя в свой кабинет, достал из зачарованного сейфа твою последнюю палочку, портключ в Манчестер, мешочек с галлеонами, выписал разрешение покинуть страну.

    Ты распрощался с ним в атриуме манчестерского международного каминного узла, поручив убить Персиваля Уизли и затем сразу же покончить с собой. Ты не сомневался, что сэр Корнелиус Фадж с радостью исполнит твою просьбу.

    ---------------------------------------------------------------------

    В Париже уже желтели каштаны, но осень еще не чувствовалась так явственно, как в Лондоне или в Уилтшире. Начало сентября было жарким и душным, словно лето напоследок задалось целью оставить по себе долгую память.

    Драко снял крохотную мансарду на самой окраине Парижа, забившись в щель, подобно таракану. Он выходил из своего убежища только для того, чтобы перекусить и купить газеты. Ему не терпелось узнать, расквитался ли он с теми, кто в очередной раз попытался превратить его в палача. Но Британия хранила молчание, “Ежедневный пророк” почти все полосы посвящал светским сплетням, а французским газетам не было дела до событий по ту сторону Ла-Манша.

    Про Поттера Драко почти не вспоминал. Точнее, старался не вспоминать. Империус притупил чувства и эмоции, оставив на поверхности равнодушие и чуть-чуть любопытства. Выжил ли Гарри в маггловском мире? Что он сейчас делает? Пытался ли кто-то ему помочь?

    Драко заставили быть палачом для Артура Уизли, и это являлось косвенным доказательством того, что Поттер продолжал оставаться занозой в заднице министерских чиновников даже после изгнания. Наверное, он опять что-то затевал и на этот раз - не один. Но Артур Уизли понятия не имел, где сейчас бывший спецагент и герой, так что оставалось только догадываться, чем же на этот раз Поттер оказался опасен.

    Каждый раз, накладывая на лицо чары, меняющие внешность, Драко удивлялся безразличию в собственных глазах. Он по-прежнему жил за счет мелкого разбоя на парижских улицах, даже не пытаясь что-то изменить в рутинном течении своего существования. Для авроратов любых стран Малфой был мертв – об этом официально объявили в газетах. Его никто не разыскивал, с ним никто не пытался встретиться. Может быть, пройдись Драко по бульвару Жозефины в своем натуральном виде, кто-нибудь и опознал бы его среди толпы. Но инерция общественного мнения отбила бы у такого человека все желание уточнять и перепроверять. Тем не менее, Малфой не хотел рисковать, исправно искажая черты лица шрамами и ожогами.

    Он сам не знал, что заставило его написать первое письмо. Может быть, потребность с кем-то поделиться своим состоянием. За жарким душным сентябрем в Париж пришла холодная дождливая осень. В Клиши-су-Буа, где жил Драко, улицы заливала черная грязь, голые деревья казались обгоревшими, а вытоптанные газоны превратились в непроходимые лужи, антрацитово темневшие под серым небом. Драко старался не выходить на улицу – белый человек в этом черном квартале был не просто инорородным телом, но и рисковал вызвать недобрый интерес у основных обитателей пригорода. Малфой не боялся нападений, просто ему не хотелось связываться с маггловской шпаной.

    Обычно он аппарировал на бульвар Жозефины прямо из своей крохотной квартирки под крышей, как следует заперев дверь заклятием. Но и в магическом квартале шел все тот же надоевший мелкий дождь, брусчатку покрывала скользкая грязь, а платаны выглядели ободранными и унылыми. Мокрые зонтики уличных кафе обвисали выгоревшими за лето тряпками, а столики под ними были усыпаны бурыми листьями.

    Драко бродил по обезлюдевшим улицам, заглядывая в сияющие светом лавки и ресторанчики, рассматривая старинные вывески и барельефы на стенах домов. Иногда заходил куда-то – погреться, побыть среди людей, спасавшихся от наступающей зимы у жарко пылающих каминов.

    Малфой садился за какой-нибудь столик, заказывал горячее вино с пряностями, перо и пергамент. Ему нравилось рисовать случайные лица – такими, как он их видел. Иногда там же Драко записывал то, о чем думал, бродя по Парижу. Эти листки он чаще всего оставлял на столике, но иногда засовывал в карман мантии и забывал о них.

    Как-то раз, проходя мимо совиной почты, Драко нащупал за подкладкой такой завалившийся листок. Он был протерт на сгибах, а чернила побледнели и кое-где расплылись. Внезапно повалил мокрый снег, моментально облепивший плечи и волосы, и Малфой шагнул на крыльцо, прячась под широким козырьком от непогоды. Но сырой ветер задувал и туда, так что в конце концов Драко зашел в совятню, чтобы окончательно не промокнуть.

    Небольшая ушастая птица слетела с насеста, и Малфой, удивляясь себе, сложил помятый пергамент квадратиком, написал сверху имя и кинул письмо вместе с парой кнатов в бархатный мешочек на лапке совы.

    Он не рассчитывал на ответ. Да и не хотел его. Модифицированный Фиделиус прятал его в свое время от авроров, прятал от Поттера, спрячет и сейчас. Для встречи с Гарри надо было сначала избавиться от грязи, прочно осевшей в душе, слежавшейся в твердую корку.

    Нет, Драко не считал себя ангелом. В конце концов, на его совести за прошедшие годы скопилось порядочно дряни, и он мало в чем раскаивался. Но тогда шла война, а после разгрома Лорда Малфою приходилось спасать свою жизнь – любой ценой. Тут все средства были хороши, потому что слишком многое стояло на кону.

    Драко затруднялся сказать, почему именно “работа” на Фаджа и Персиваля Уизли вызывала у него отвращение к самому себе. Он и для Лорда мучил и убивал арестантов – и не под заклятием, а вполне осознавая, что делает. Вероятно, все дело было в том, что там никто не подменял понятий – зло оставалось злом и не пыталось мимикрировать под добро, прикрываясь всеобщим благом.

    Впрочем, цену подобному “добру” Драко прекрасно знал – еще с тех двух месяцев в Малфой-мэноре. И, в отличие от обывателей, никогда не обольщался на счет министерства и его политики. Но почему-то хотелось освободиться от воспоминаний, запрятать их так далеко, чтобы даже во снах не возвращались кричащие и плачущие люди.

    Чаще всего приходил Артур Уизли. Малфой понятия не имел, что с ним стало в конце концов, но вид до полусмерти замученного человека, который совсем недавно изо всех сил пытался Драко помочь, человека, чья седая голова тряслась от слабости и непереносимой боли, человека, тщетно зовущего сына, давшего санкцию на пытку для своего отца…

    Малфой каждый раз просыпался, задыхаясь от ненависти к сэру Персивалю Уизли и презрения к себе. Он искренне надеялся на то, что хотя бы с этими двумя – Фаджем и Уизли – смог свести счеты. Но это было слабым утешением и не избавляло от ночных кошмаров.

0

4

Глава 3

    Гарри Поттер. Бывший маг, бывший аврор, бывший кавалер ордена Мерлина I степени.

    На этот раз ты решил отправиться в Париж один. Тебе казалось, что в этом случае будет больше шансов на встречу с Драко. Кто знает, может быть, он давно уже вас выследил и просто не хочет обнаруживать себя. Ты поверил в эту идею, убедил себя - так магглы верят в возможность выиграть миллионы, купив лотерейный билет у уличного торговца. Ты в подробностях прокручивал в голове неизбежную встречу – на бульваре Жозефины, у небольшого бистро, где столики завалены мокрым снегом, а из забытых вазочек торчат засохшие почерневшие астры.

    Эта встреча даже снилась тебе, только лица Малфоя никогда не удавалось увидеть. Наверное, потому что ты не мог представить ожоги и шрамы, изуродовавшие Драко. Зато все остальное ты видел так подробно, словно встреча уже состоялась.

    Но для того чтобы отправиться во Францию, тебе требовалась волшебная палочка. И еще – деньги. Ты собирался остановиться в Париже хотя бы на неделю, но снять номер в гостинице было не на что. Скудных средств твоих друзей хватало только на то, чтобы хоть как-то компенсировать Блейз расходы. Кроме того, Джинни и Рон пытались разыскать отца, раз за разом отправляя запросы в Британию. А это тоже требовало средств.

    Артур Уизли пропал в конце августа. Ушел на службу в Министерство и не вернулся. Ни в больнице Святого Мунго, ни в аврорате ничего не знали, Перси пожимал плечами и не выказывал особой тревоги, хотя и обещал навести справки и подключить нужные каналы, а затем и вовсе перестал отвечать. Чарльз пропадал где-то в Гоби, занятый изучением китайских драконов, и связаться с ним не удавалось. Билл… там и так все было слишком плохо, чтобы добавлять проблем – весь последний год изуродованный Фенриром Билл Уизли тщетно боролся с ликантропией, но болезнь постепенно побеждала измученный рассудок.

    Ты ломал голову над тем, где раздобыть эти проклятые галлеоны. Ни днем, ни ночью тебя не оставляла мысль, что Малфой решил бы проблему за сутки – вылазкой к магглам. Один взломанный банкомат, пара нападений – и утром уже можно было бы отправить кого-то из друзей обменять маггловские бумажки на золото. И ты, наверное, решился бы, но для этого надо было иметь в рукаве волшебную палочку или просить кого-то из друзей помочь. А кого ты мог просить?

    Чаще всего в маггловский Намюр ты выбирался с Роном. Бродил по паркам, где все дорожки были аккуратно расчищены от снега и льда, кормил белок сухими корками. Белая земля, черные деревья – твой мир потерял краски, и тебе казалось, что это навсегда.

    Ты сворачивал с дорожек, брел сквозь целину по колено в снегу, не обращая внимания на друга, топтавшегося позади. Цепочки твоих следов черкали парк неровными штрихами, нарушая надоедливую гармонию зимы.

    На кейс ты наткнулся совершенно случайно. Провалился в сугроб почти по пояс и, выбираясь, почувствовал под замерзшими пальцами что-то твердое и гладкое.

    Ничего особенного в “дипломате” не было. Смена мужского белья, несколько пачек сигарет, открывалка для пива, глянцевый маггловский журнал. Можно было только гадать, кто потерял посреди парка свое имущество – никаких документов в кейсе вы с Роном не нашли. Распихав по карманам сигареты, ты поддал раскрытый чемоданчик ногой, и тут из какого-то потайного кармашка – или из-за разорвавшейся подкладки – вывалилась перетянутая резинкой тощая пачка маггловских денег.

    ---------------------------------------------------------------------------------------

    Тридцать купюр по сто евро – настоящих, не фальшивок. Четыреста полновесных галлеонов.

    Половину Гарри отдал Блейз. Не ахти что, конечно, но хоть какое-то возмещение убытков за пятерых нахлебников. Правда, Блейз отказывалась, но они уговорили ее – все вместе.

    Еще двадцать пришлось отдать за волшебную палочку.

    Перед тем, как пойти в лавку, Гарри попросил Гермиону немного изменить его внешность. Дело было не в том, что он чего-то боялся, - времена, когда его лицо мелькало на страницах газет и журналов, давно миновали. Но существовали разные случайности, а Гарри не хотел причинять друзьям неприятности. Они и так жили в Бельгии на птичьих правах.

    Обычный маггловский грим – Гарри вспомнил проделки Драко в Париже – изменил лицо Поттера до неузнаваемости. Он никогда не думал, что пышные усы в сочетании с двумя силиконовыми валиками под верхней губой и цветными контактными линзами превратят его в намюрского бюргера. Блейз выдала Гарри твидовый пиджак в крупную коричневую клетку и темно-коричневые шерстяные брюки мужа.

    Одежда была чуть-чуть велика, но странным образом придавала солидности. Привыкший к водолазкам и маггловским джинсам Гарри довольно долго стоял перед зеркалом, разглядывая незнакомца в мешковатой одежде. Пожалуй, он сам бы себя не узнал в таком виде.

    Лавка Гордона Годмайера находилась недалеко от дома Блейз. Впрочем, в магическом квартале Намюра все было “недалеко’. На звон дверного колокольчика вышел лениво зевающий продавец, вывалил на прилавок десяток коробок из шкафа и так же зевая сел на высокий табурет. Глядя на его сонное лицо, Гарри подумал, что можно было и не гримироваться – приказчику не было никакого дела до покупателей.

    Гарри и Гермионе пришлось перебрать штук тридцать палочек – из вяза и бука, березы и рябины, тополя и кипариса. Ни одна не отозвалась в руке Поттера теплой дрожью – полированное дерево, только и всего.

    Почесав в затылке, приказчик полез по приставной лестнице к верхним полкам. Там лежали какие-то совсем запыленные футляры, наверное, их никто не снимал с полок добрую сотню лет. Набрав полные руки, приказчик стал нащупывать ногой ступеньку, чтобы спуститься, покачнулся и выпустил коробки из рук. Они посыпались на прилавок, некоторые открылись, и палочки раскатились по столешнице в разные стороны, а одна даже упала к ногам Гарри. Он наклонился, чтобы ее поднять, – и в то же мгновение ощутил знакомое покалывание в кончиках пальцев и тепло, растекшееся от полированной рукоятки.

    - Вот эту, - Гарри положил палочку из светлого дерева на прилавок. – Я возьму вот эту.

    Продавец равнодушно кивнул, сгреб оставшиеся палочки в кучу и взял в руки футляр.

    - Клен, ус морского дракона, двенадцать дюймов. Двадцать галлеонов, пожалуйста.

    -------------------------------------

    Париж встретил Гарри мокрым снегом. На бульваре Жозефины редкие прохожие месили ногами вязкую грязь, в выбоинах и рытвинах чернели лужи, фасады домов, отсыревшие и серые, были по-зимнему унылы. Ничто не напоминало о близкой весне.

    Побродив по мокрым грязным улицам, Гарри вдруг подумал, что Драко совершенно необязательно живет в Париже. С тем же успехом его можно искать в Бордо или в Марселе. Сова с парижской регистрацией ни о чем не говорила – из того же Марселя до Парижа десять минут каминной связью. Малфой мог появляться в Париже на день-два, посылать своих сов и снова отправляться куда угодно. Найти иголку в стоге сена легко – надо всего лишь сжечь стог. А что делать в многомиллионной стране, где требуется отыскать одного человека?

    Для начала Гарри снял крохотную комнатку под крышей. Там было очень холодно и довольно сыро, так что весь день Поттер потратил на то, чтобы согреть и высушить свое временное жилище. Впрочем, неудобства с лихвой окупались совершенно мизерной стоимостью комнаты – два галлеона в неделю. Гарри даже заподозрил неладное – например, наличие скандального полтергейста, досаждающего жильцам. Но хозяин дома невозмутимо объяснил новому постояльцу, что дело не в полтергейсте, не в докси и не в боггартах, которых сроду в его доме не водилось. Не сезон, только и всего. А вот летом он сдает эту комнату за десять галлеонов в день, и жильцы считают такую цену очень даже приемлемой.

    До лета Гарри задерживаться не собирался. Максимум, на месяц. Даже при такой смешной цене на жилье, у него оставалось слишком мало наличных. Сейчас он не мог рассчитывать на помощь аврората или неограниченный кредит в банках, который оплачивался бы британским Министерством. Впрочем, у Гарри были кое-какие идеи по розыску Драко. Сейчас, когда в распоряжении Поттера было время, он имел возможность вспомнить кое-какие свои навыки спецагента. В частности, умение работать с прессой и анализировать факты. Если Малфой в Париже, то жить он может только за счет криминала на маггловских улицах – Драко никогда не смущал такой способ добывания денег.

    На второй день своего пребывания в Париже Гарри отправился в первую же попавшуюся публичную библиотеку и запросил там подшивки городских газет за последние полгода. Он совсем не знал французского, но Андрюс Чамберс, с которым Гарри встретился накануне вечером, обещал помочь с переводом. Поттера интересовала криминальная хроника. У Малфоя была одна особенность, которую можно было бы назвать характерным почерком, - он никогда не пользовался Обливиэйтом, предпочитая косметические чары или Конфундус, чтобы остаться неузнанным. И чаще устраивал налеты на банкоматы, чем грабил прохожих.

    Андрюс и Гарри просидели над подшивками четыре дня. Разложив перед собой карту, Гарри отмечал галочками районы, где маггловская полиция фиксировала взломы банкоматов и разбойные нападения на граждан. Нападений было мало – или, наоборот, слишком много, чтобы о каждом писать в криминальной хронике. Зато взломы банкоматов… странные, не поддающиеся анализу маггловских детективов, упоминались нередко. Ни в одном случае следящие камеры не зафиксировали грабителя. И каждый раз аппараты выдавали деньги словно по волшебству. Именно так – “по волшебству” – писали криминальные хроникеры об этих грабежах.

    В конце концов, на карте осталось только четыре района, где ничего подобного не наблюдалось: второй, третий и семнадцатый парижские округа и предместье Клиши-су-Буа.

    Вряд ли Драко жил в ла Бурже или в дю Тампль. Или в дипломатическом районе, где на каждый угол приходилось по пять полицейских. Но вот Клиши…

    Андрюс немало рассказал Поттеру об этом предместье. Белому человеку появляться здесь было небезопасно даже днем. Полиция туда тоже старалась не заглядывать. Прекрасно зная Париж, Малфой мог аппарировать в любое место прямо из дома. И отыскать его в Клиши было практически нереально.

    У Гарри оставалась одна-единственная возможность. Так или иначе, но Драко приходилось менять маггловские деньги на магические – хотя бы часть. На углу бульвара Жозефины и улицы Гренье находилось единственное отделение французского магического банка, меняющего евро на галлеоны.

    Если у Поттера и были шансы встретить Драко, то произойти такая встреча могла только здесь.

0

5

Глава 4

    Драко Малфой. Пожиратель Смерти по кличке Василиск.

    Время от времени организм напоминал тебе, что мастурбация – всего лишь суррогат хорошего полноценного секса. Это случалось обычно после снов, в которых появлялся Поттер.

    Цветными и черными, живущими в Клиши, ты брезговал, как и положено высокородному магу. И в той же степени брезговал уличными проститутками обоих полов. Но потребность ощутить под пальцами чужое теплое тело, потребность кончить не в сжатый кулак, а в другого человека, почувствовать его отклик на ласку, раз за разом гнали тебя в город из пустой квартиры.

    Ты находил себе любовников – среди студентов, шумной толпой покидавших колледжи и высшие школы после занятий. Обычных магглов, не очень испорченных, но и не девственников. Сидя под заклятием Конфундуса в каком-нибудь бистро поблизости, ты аккуратно копался в чужих головах, выискивая нужные воспоминания. Потом шел за выбранным партнером, дожидаясь, пока он останется один. А дождавшись, действовал по привычной схеме – легкое невербальное воздействие, кофе в бистро с каплей Амортенции, такси в Клиши, долгая сладкая ночь, полная стонов и вздохов, еще одно такси на рассвете назад, в центр города, и финальный Обливиэйт.

    Неделю-другую после этого ты спал относительно спокойно, а потом тебя опять настигал Поттер.
    Чаще всего тебе снились Малфой-мэнор или Марсель. Проснувшись, ты долго лежал, бездумно глядя в потолок и пытаясь понять и оценить последние годы. Тогда в тебе начинала глухо ворочаться злость – колючая, словно гигантский египетский кактус – ее объектом был ты сам. Это не являлось самобичеванием и рефлексией – ты просто глухо ненавидел себя и свои ошибки. Свои глупости. Свои слова и поступки. И ты не понимал – почему у того господина наверху, который присвоил себе право завязывать и обрывать чужие жизни, до сих пор не иссякло терпение наблюдать за всем этим дерьмом, в которое ты превратил свою.

    Вслед за яростью всегда приходило желание. Ты вспоминал, как овладел Поттером накануне побега из имения, – после пережитого насилия и унижения это должно было стать местью, а стало открытием. Именно тогда ты осознал, каким бывает счастье. Вернее, каким оно могло бы быть, не находись вы с Поттером по разные стороны окопа. Ты был тогда счастлив – какой-то десяток минут – но этого хватило, чтобы навсегда запомнить ощущение покоя и абсолютной правильности произошедшего.

    Потом, когда все снова стало рушиться и ломаться, ты постарался забыть. У вас с Поттером не могло быть общего будущего. Ни при каких условиях.

    Полгода спустя ты попытался опять поймать судьбу за хвост. И тебе даже показалось, что все получилось. Слово “Марсель” до сих пор отзывалось в твоей душе серебряным колокольчиком, и ты хмуро удивлялся тому, что все еще способен слышать этот нежный звон.

    Поверить в третий раз оказалось невыносимо трудно. Но ты смог, увидев сумасшедшие, больные глаза Поттера.

    И все же шулер наверху переиграл тебя, оставив на память только сны. Ты все еще был способен ощущать желания и получать удовольствие, хотя и чувствовал потом полное опустошение. Но все остальное – боль, страх, нежность, любовь, надежда, жалость – вдруг оказалось недоступно тебе. Словно ты вернулся на несколько лет назад, в бездумные послешкольные годы, когда бестрепетно убивал во имя Лорда и не боялся ни людского суда, ни божеского.

    -------------------------------------------------------------------------------

    “Наверное, это последствия Империуса, - думал Драко, шагая знакомым маршрутом в сторону Сены и загребая ногами липкую вязкую грязь. – Когда отец отбился от Азкабана после первой смерти Лорда, заявив, что действовал под заклятием, он долго притворялся таким же – непрошибаемо-холодным. Так долго притворялся, что привык. И только возвращение Повелителя вышибло его из этого – уже не напускного – равнодушия”.

    Драко не раз ловил себя на том, что разучился сосредотачиваться на какой-то одной мысли или проблеме. Использованное против него заклятие что-то разрушило, разорвало какие-то связи в мозгу – сейчас Драко вряд ли смог бы составить четкий план действий и воплотить его в жизнь. Даже отыскивая себе случайных партнеров, он нередко забывал, зачем идет за тем или иным человеком. И прятался он, скорее, инстинктивно, как раненый зверь, которому требуется время, чтобы зализать раны. Или сдохнуть.

    Признавать собственное сумасшествие не хотелось. Вряд ли кто-то мог ему помочь – не сдаваться же колдомедикам. Тогда его точно признают ненормальным – ведь Драко Малфой мертв, а скопировать татуировки невелика хитрость. А если не признают – тогда экстрадируют в Британию, где тоже не приходится ждать ничего хорошего.

    Какой-то рыжий перебежал дорогу прямо перед Драко, и Малфой тут же стал думать об Уизли, но очень недолго. Ему вдруг совершенно неожиданно пришла в голову одна очень интересная мысль. Настолько интересная, что он остановился, озадаченно нащупывая в кармане сигареты. Было даже странно, что за полгода он ни разу об этом не задумался.

    Боясь забыть, Драко торопливо зашел в первое же кафе и, достав карандаш, написал на бумажной салфетке то, что требовало долгого сосредоточенного размышления:
    “Если в аврорате разрешены допросы под веритасерумом, а Корнелиус Фадж и Персиваль Уизли легко применяли Непростительные заклятия, зачем надо было использовать на допросах меня в качестве палача?”

    Прикусив кончик карандаша, уже основательно обгрызенный, Драко перечитал написанное. Действительно – зачем? Надо было думать, думать, не переставая, стараясь не потерять мысль. И вспоминать – о чем шла речь на допросах.

    Это было сложно. Память работала избирательно. Малфой прекрасно помнил лица тех, кого пришлось допрашивать, мог воспроизвести любое, самое сложное заклятие, все реакции его тренированного сильного тела были в норме – но при этом часть событий его недолгой жизни была стерта так основательно, что иногда ему становилось не по себе. Заключение в Малфой-мэноре он помнил отчетливо, бегство и последующие события – тоже. Но вот о чем шла речь на допросах…

    Разгадка была совсем рядом, она лежала на поверхности, а ключ к головоломке был утерян.

    Гарсон принес заказанный Драко кофе и пару бриошей с сыром. Малфой вручил ему деньги, мимоходом отметив, что паренек очень симпатичен. Пожалуй, стоило выяснить его ориентацию осторожным прощупыванием памяти…

    “Я здесь не за этим, - напомнил себе Драко. – Я пришел сюда, чтобы подумать, почему на допросах вместо веритасерума использовали пытки…”

    Потому что под веритасерумом говорят правду. А им не нужна была правда. Фадж и Перси Уизли придумали заговор и добивались от подследственных нужных показаний. Казна Министерства в очередной раз оскудела, что неудивительно, учитывая количество взяточников и казнокрадов. Раскрытый заговор гарантировал новые конфискации в пользу Министерства. А причем там был Артур Уизли? Его допрашивали не о связях с тайным обществом новых Пожирателей смерти, как всех остальных, а о том, куда мог скрыться Гарри Поттер, объявленный Министерством вне закона. Если вспомнить, как Фадж всегда ненавидел и боялся Гарри, можно было не сомневаться – он нашел бы способ и Поттера пристроить в придуманный им с Перси заговор.

    Головоломка сложилась в картину так внезапно, что Драко застыл, не донеся до рта чашечку с кофе. Не хватало чего-то еще, крохотной детали, знака, который объяснит все окончательно.

    Поттер.

    Последний кусочек лег на правильное место, и Драко тяжело выдохнул внезапно загустевший воздух.

    Они объявили Поттера изменником и предателем и приговорили к изгнанию. Они конфисковали его состояние – не самое большое в Британии, но и далеко не самое маленькое. А им не поверили – слишком свежа была память о минувшей войне. Слишком многие помнили, кто убил Лорда Волдеморта. И тогда хитроумные умы Фаджа и Уизли придумали заговор. Заговор, который бы задним числом позволил доказать предательство Гарри. Воспользовались его связью со мной, Пожирателем Смерти, и сделали главой тайной организации. Они не сообразили убить его сразу, когда Поттер оказался в их руках, – или просто испугались. Им нужно было знать, где скрывается Гарри, чтобы потом отправить меня к нему – добить. Я сделал бы это под заклятием, вряд ли Поттер ожидал нападения с моей стороны. А потом… какая разница, что было бы потом. Самоубийство под Империусом, скорее всего. Не думаю, что они планировали для меня явку с повинной в ближайший аврорат.

    Ненависть собралась в горле тугим комком, мешая дышать. Уже давно Драко не испытывал такого чистого яркого чувства. Оно все сильнее разгоралось в груди, наполняя жизнь смыслом, сметая остатки блокирующих сознание заклятий, возвращая разуму ясность и точность.

    Сейчас Драко горько жалел о том, что поторопился разделаться с Фаджем и Перси. Надо было задержаться, допросить, выяснить все детали того, что задумали министерские чиновники. Но в тот момент Драко был слишком озабочен тем, чтобы сбежать, расправившись со своими хозяевами, и ему даже в голову не пришло интересоваться у Фаджа, чего ради мучили ни в чем не повинных людей. Впрочем, Малфоя никогда не волновали люди и их мучения, если, конечно, это не задевало его лично.

    Но за полгода газеты ничего не написали ни о Фадже, ни о Персивале Уизли, и сейчас Драко подумал, что кто-то из двоих мог выжить. А значит, был шанс выяснить, кто стоял у истоков этой подлой интриги. Для этого требовалось вернуться в Британию – с деньгами, с фальшивыми документами, с другим лицом. У Драко не было ничего, что он мог бы продать. А взломы банкоматов, которыми он промышлял, приносили не слишком много дохода. Как правило, ему удавалось убедить электронику, что засунутый в щель автомата автобусный билет на самом деле – кредитная карточка. Но магическое поле очень быстро выводило банкомат из строя, и Малфой ни разу не смог достать больше нескольких сотен евро. Этого хватало на жизнь, но для возвращения в Британию нужны были не сотни – тысячи, а в пересчете на галлеоны – десятки тысяч евро.

    “Придется грабить банк, - Малфой криво усмехнулся. – Или искать какого-нибудь местного толстосума, чтобы подарил мне пару миллионов. А еще лучше – богатую старую тетку. Подарок молодому любовнику вряд ли кого-нибудь удивит, здесь это в порядке вещей”.

    Идея была неплоха. Вот только заставить миллионершу – или миллионера – отдать деньги можно было только под Империусом. А такие воздействия аврорат тщательно отслеживал, контролируя магические возмущения эфира. Драко вовсе не улыбалось становиться объектом новой охоты, теперь уже на континенте.

    Он вышел из кафе и направился к автобусной остановке, но через несколько шагов развернулся и снова пошел к Сене. Почему-то ему всегда лучше думалось на набережной. Река несла на себе обломанные ветки, бумажный мусор, всевозможную грязь, и Малфою каждый раз казалось, что эта мутная серая вода – отражение его собственной души.

    Как всегда, подходя к парапету и заглядывая вниз, Драко вспомнил о Поттере. Ненависть к Фаджу и Уизли все еще стояла в горле. Наверное, поэтому Малфой впервые за последние месяцы подумал о Гарри сначала с нежностью, а затем - с яростью. У Драко в голове не укладывалось – как мог Поттер позволить так с собой поступить. Почему не возмутился, не бросился в газеты, не устроил публичного скандала? Не потребовал опровержения той гнусной статьи Риты Скиттер?

    О, Драко хорошо помнил эту дамочку, которую в свое время щедро прикармливал его отец. Профессионалка пера, успешно разбавляющая озера лжи каплями правды, ловко подающая публике сенсации, на поверку оказывающиеся домыслами, легко жонглирующая фактами вперемешку со сплетнями и слухами.

    Ее статья о Поттере, притворяющемся борцом со злом, а на поверку оказавшимся пособником Пожирателей смерти, попалась Малфою одной из последних. По Скиттер выходило, что интимные отношения между Поттером и Драко начались еще в Хогвартсе на шестом курсе. Что Гарри помогал Малфою скрываться от правосудия после разгрома Лорда, что, узнав об аресте любовника, бросился в Малфой-мэнор и организовал побег… Рита много чего придумала... Но единственной правдой в огромной, на целой разворот статье, было то, что они с Поттером любили друг друга.

    Они любили друг друга.

    Драко повторил это сначала мысленно, затем вслух.

    Они любили друг друга.

    Это звучало странно. Драко хорошо помнил, что в Хогвартсе он ненавидел Гарри. И потом, во время войны, тоже ненавидел. И в Малфой-мэноре ненавидел – сильнее, чем когда-либо.

    В какую минуту, час, день ненависть переплавилась в любовь? Драко не мог сказать. Произошло это в Малфой-мэнор накануне побега? Или позже, в Париже, когда он играл с Гарри, словно кот с доверчивой глупой мышкой? Или в Марселе, когда он тянулся к любовнику, боясь поверить в его чувства и боясь обмануться в них?

    Они любили друг друга, и с этим уже ничего нельзя было поделать, как ничего нельзя сделать с летней грозой или осенним штормом. Можно было только смириться и ждать, пока стихия исчерпает самое себя. Либо отдаться ей целиком, не думая о последствиях.

    Не думать Драко не умел. А смиряться - не научился.

0

6

Глава 5

    Гарри Поттер. Бывший маг, бывший аврор, бывший кавалер ордена Мерлина I степени.

    Ты не надеялся, что встретишь Драко в первый же день. Кроме того, тебе самому пришлось идти туда, радикально изменив внешность. С палочкой это было проще – никакого маггловского грима, никакой чужой одежды. Пара пассов – и на улицу вышел молодой мужчина незапоминающейся внешности, скромно, но чисто одетый. Эту магию ты досконально изучил в школе авроров. Она позволяла наблюдать за подозреваемыми, сливаться с толпой в случае нужды или уходить от преследования.

    Ты знал, что в банке тебе придется просидеть с утра и до вечера, поэтому запасся наспех сделанными сэндвичами с сыром и бутылкой с соком. На случай объяснений с гоблинами ты придумал легенду. Ты намеревался представиться им журналистом, который собирает материал для книги об истории банка Гринготтс. Конечно, существовала опасность, что какой-нибудь самый разговорчивый и бездельный служащий примется рассказывать тебе банковские байки, но это не помешало бы следить за посетителями. А больше тебе ничего не требовалось. Самопишущее перо и свиток пергамента ты засунул во внутренний карман мантии. Туда же спрятал мешочек с галлеонами.

    В банке ты занял столик у окна. Обычно здесь сидели клиенты, заполняющие необходимые документы. Но сегодня почти никого не оказалось, и ты спокойно выбрал самое удобное для наблюдения место.

    Времени для раздумий у тебя было хоть отбавляй. Впрочем, ты и в Намюре занимался только тем, что думал. Разумеется, когда не требовалось помочь Блейз. Чаще всего ты вспоминал Драко. Иногда такого, каким он был в Хогвартсе – злого, надменного, упрямого подростка. Иногда – того Драко, каким он открылся тебе во время вашего “медового месяца” в Марселе. Но чаще всего тебе вспоминался тот Драко, которого ты увидел в Малфой-мэноре после ареста.

    Ты не раскаивался в содеянном ни единой минуты, и у тебя было веское оправдание для собственной совести: насилие заставило Малфоя собрать все силы и изобрести план побега. О том, что Драко мог сломаться и действительно вскрыть себе вены, ты предпочитал не думать. В конце концов, у истории не существует сослагательного наклонения.

    Пожалуй, раскаиваться тебе следовало только в одном – в собственной слепоте. В нежелании видеть, как раз за разом попирался закон – и не в угоду торжества правосудия, а в угоду финансовым и политическим махинациям деятелей из Министерства Магии. Рон об этом задумался, ты – нет.

    Сейчас ты удивлялся сам себе – как можно было так долго не замечать очевидного. Война не только уничтожила самых лучших, самых достойных и самых порядочных. Она подняла на поверхность огромное количество грязи и мути, как это всегда бывает после сильных потрясений. Самые ловкие, самые хитрые, самые безжалостные и беспринципные – они отсиживались в тылу во время боевых действий, наживались на поставках обеим воюющим сторонам, а когда война закончилась, первыми рванулись к кормушке. Пока страна приходила в себя, отстраивая разрушенное, подсчитывая потери и скорбя о погибших, человеческая пена прочно заняла оборону на самых верхах, корнями вросла в министерские кресла, легко подавив сопротивление тех, кто пытался ей противостоять.

    Увидеть, понять, оценить масштаб постигшего Британию бедствия можно было только находясь вне этой системы.

    При всех своих чувствах к Драко, даже сейчас ты считал открытый суд над Малфоем правильным и справедливым. У преступлений против человечества не существовало срока давности, в этом маги оказались солидарны с магглами. А Драко, как ни крути, был преступником, этого ты не забывал никогда. Другое дело, что сейчас ты добровольно опустился бы рядом с ним в кресло подсудимых, ибо считал себя преступником не меньшим, а то и большим, чем Малфой. Не потому, что изменил присяге и помогал скрываться беглецу, как раз по этому поводу тебя не мучила совесть. Просто сейчас, оценивая свою работу на Министерство после войны, ты осознавал, что точно так же раз за разом преступал закон, который клялся защищать. Частный случай Драко Малфоя был всего лишь проявлением общей закономерности, а отсутствие раскаяния усиливало твою вину. Ты по-прежнему считал, что вершил правосудие там, где оказался бессилен закон, но тебя перестала устраивать сторона.

    -----------------------------------------------------------------------

    Как Гарри и предполагал, служащие банка обратили на него внимание очень быстро. Молодой гоблин – судя по форме, курьер или мелкий клерк – подошел к столу и поинтересовался, не требуется ли клиенту помощь. Клиент предельно вежливо ответил, что нет, не требуется. Но гоблин не отставал, и Гарри пришлось рассказать свою легенду.

    Гоблин некоторое время смотрел на него снизу вверх, склонив ушастую голову к острому плечику, а затем подошел поближе и негромко спросил:
    - Великий Гарри Поттер теперь пишет книги по истории?

    От неожиданности Гарри вздрогнул. Он был уверен, что его невозможно опознать под чарами иллюзии, но магия гоблинов – такая же особая, как и магия домашних эльфов - позволяла видеть многое. В том числе - недоступное большинству обычных магов.

    Служащего звали Бэркс, и он оказался преданным поклонником Гарри. Впрочем, нелюди – и эльфы, и гоблины – вообще были склонны к постоянству больше, чем маги. Они редко меняли свое мнение, и раз признав кого-либо достойным человеком, до последнего стояли на своем. Этот маленький народец, скупой и угрюмый, мало считался с магической прессой и магическими правительствами. Они признавали одну-единственную власть – власть золота, а Гарри избавил их от Волдеморта, собиравшегося основательно облегчить гоблинские сокровищницы. Неважно, что живущие на континенте гоблины могли не опасаться британского темного мага. Золото было достоянием всего народа, так что Бэркс уверенно считал Волдеморта мародером, а Гарри – спасителем.

    Объяснять, что он ждет в банке Драко Малфоя, Гарри не стал. К этой семье у гоблинов всегда было своеобразное отношение. С одной стороны, Люциус был одним из крупнейших вкладчиков британского отделения Гринготтс. С другой – верным пособником Лорда. Скорее всего, гоблины предпочитали “не узнавать” младшего Малфоя, когда он появлялся в этом банке. Так было спокойнее всем.

    Разговаривая с Бэрксом, Гарри впервые подумал о том, что Драко мог менять деньги и не в Париже. Но в этом случае ожидание становилось совершенно бессмысленным, и Поттер не позволил себе потерять надежду. Он просидел за столиком до самого закрытия – под уважительными взглядами гоблинов-банкиров и с горячим сладким чаем, который ему несколько раз наливал Бэркс.

    Ни второй, ни третий день результата тоже не принесли.

    К концу недели Гарри не выдержал. В какой-то момент, перед самым закрытием банка, он ощутил странное беспокойство и, когда Бэркс пробегал мимо, осторожно окликнул гоблина.

    - Скажите, а вот этот человек здесь появлялся?

    Бэркс мельком взглянул на потрепанную колдографию Драко, которую Гарри тайком вырезал из какой-то старой газеты, копаясь в подшивках вместе с Чамберсом.

    - Младший Малфой? – Бэркс оглянулся на людей в зале. – Да, он здесь бывает. Собственно, он сейчас как раз тут – видите, старик, третий в очереди от кассы?

    Кляня себя за глупость, Гарри осторожно повернулся. И ведь можно было догадаться, зная пристрастие Драко к оборотному зелью, что в банк он ни в коем случае не придет под обычными чарами. Старик, одышливый и толстый, с тростью, на которую он грузно опирался всем телом, с ломкими прядями редких седых волос по плечам, обладал на редкость непримечательным лицом. Обыватель, которых сотни на улицах любых городов в любых странах.

    Поблагодарив гоблина, Гарри неторопливо собрал свои бумаги и вышел на улицу. Аппарировать из здания банка было нельзя, так что Драко обязательно должен был появиться хотя бы на крыльце.
    Ждать пришлось недолго. Минут через пятнадцать старик вышел, промокнул вспотевший лоб большим клетчатым платком и стал осторожно спускаться по вытертым ступеням, постукивая тростью. На мгновение Гарри даже усомнился, что это действительно Малфой, - настолько естественно выглядела эта немощная небогатая старость. Но на нижней ступеньке маг осмотрелся неожиданно цепким, внимательным взглядом, и сомнения исчезли.

    Узнать Гарри Малфой не мог. Поэтому Поттер сделал три шага вперед, обхватил старика за неприятно толстые плечи и произнес заклятие аппарации, перемещая обоих в свою крохотную комнатку.

    Больно ударившись спиной о стену, Гарри понял, что не может дышать. Толстые пальцы намертво вцепились в горло, обещая небыструю и нелегкую смерть от удушья и перелома гортани. Гарри вдруг вспомнил, как они нашли Брайана Ковальски в одной из спален Малфой-мэнора – с выкаченными мутными глазами, вываленным на бок черным языком и синими пятнами на шее.

    У Поттера почти не оставалось времени, и, превозмогая желание вцепиться в безжалостную руку, чтобы отодрать ее от себя, он изо всех сил ударил нападавшего по ушам ребрами ладоней. Старик схватился за голову и кулем осел на пол, а Гарри, судорожно закашлялся, растирая горло и сгибаясь. Только через минуту он вспомнил про чары и, подобрав с пола свою палочку, отменил их.

    Осторожно присев на корточки рядом с постанывающим человеком, Гарри коснулся кончиком палочки его левого уха, из которого текла тоненькая струйка крови.

    - Эпискеи.

    Старик всхрапнул и неуклюже заворочался на полу, пытаясь подняться. Мутными от боли глазами он обвел комнату и только после этого взглянул на Гарри.

    - Поттер.

    Кивнув, Гарри встал и протянул старику руку. Тот тяжело поднялся, сел на табурет и снова посмотрел на Поттера.

    - Как ты меня нашел? – голос был незнакомый, по-стариковски надтреснутый. – Узнал как? Ты псих, Поттер, я же мог тебя убить.
    - Потом расскажу, - Гарри опустился на узкую кровать у окна. – Ты еще долго будешь в этом виде?
    - Минут пятнадцать, - старик посмотрел на круглые часы, висящие на стене. – Даже чуть меньше. Ты здесь один?
    - Да, остальные у Блейз остались.

    Они разговаривали так, словно расстались вчера, словно не было этих месяцев, мнимого убийства, статьи в газете, изгнания, бесплодных поисков и странных писем. Словно не было одиночества, отчаяния, ощущения, что все кончено, и жизнь больше не имеет смысла.

    Когда по телу старика пошли странные волны, искажая и меняя облик, Гарри отвернулся. Он никогда не мог привыкнуть к этому зрелищу, ему было неприятно наблюдать за тем, как оплывают черты чужого лица, к которому уже успел присмотреться.

    Когда Поттер снова повернулся к табурету, Малфой сидел в своем обычном виде, исподлобья разглядывая Гарри. Никаких ожогов, никаких шрамов – разве что худоба Драко стала еще явственнее. Сейчас он выглядел почти так же, как в Малфой-мэноре.

    - А Чамберс сказал, что у тебя изуродовано лицо, - растерянно произнес Поттер, и Драко невесело оскалился.
    - Маскировка. Я не хотел рисковать. Чамберс – кто это?
    - Рейвенкловец, учился с нами.

    Малфой прищурился.

    - Не помню.

    Все было не так, совсем не так, как представлял себе Гарри. Они с Драко сидели в тесной комнатке, говорили о какой-то ерунде - ничего не значащей ерунде - словно боялись и не хотели перейти к главному. Говорили так, словно были чужими людьми, сокурсниками, которые случайно столкнулись на улице, зашли посидеть в кафе и теперь не могут найти общей темы. Драко сутулился на табуретке, избегая встречаться с Гарри взглядом, и тот никак не мог понять – почему? Надо было набраться смелости, спросить, что произошло тогда в домике Ремуса, как Драко жил все эти месяцы, почему опять скрывался, к чему были те совы со странными письмами. Надо было рассказать о себе, объяснить, что случилось с ним самим, как они оказались в Намюре у Блейз и почему… Надо было отважиться и навалиться всем телом на ту стену, что вырастала сейчас между ними, – вырастала на глазах, стремительно набирая толщину и высоту, но Гарри все никак не мог решиться, то ли опасаясь обломков, то ли боясь обнаружить за стеной пустоту.

    - Это были Фадж и Уизли, Персиваль Уизли, - вдруг сказал Драко. – Они держали меня под Империусом, заставляли пытать людей.
    - Зачем? – потрясенно спросил Гарри. – Перси? Зачем?
    - Не знаю, - Малфой впервые посмотрел в лицо собеседника, но тут же отвел взгляд. – Не знаю, Поттер. Я почти ничего не помню, так, обрывки. Кажется, им нужны были доказательства какого-то заговора. Несуществующего заговора против Министерства. Я не сообразил выяснить это сразу – а сейчас уже поздно, я их обоих убил. Наверное, убил, я не знаю точно. Велел Фаджу под Империусом уничтожить Уизли, а затем себя. Но у меня нет никаких связей с Британией, и я не знаю, сделал ли он это. В газетах ничего не писали.

    Он снова замолчал, на этот раз надолго, глядя в пол и вертя в пальцах волшебную палочку. Было очень непривычно видеть Драко таким – не ерничающим, не строящим какие-то планы, не бегающим стремительно по комнате, а каким-то безразлично-усталым, равнодушным, угасшим. Даже в Малфой-мэноре, прижатый к стене и взятый за горло, Драко пытался сопротивляться. Даже на Корсике, ломая себя, отказываясь от веры в любовь и надежды на счастье, он нашел где-то силы взять верх над ситуацией и попробовать в очередной раз переиграть судьбу. Даже умирая в майском лесу в Уилтшире, он продолжал бороться за жизнь так, как умел и мог, и, в конечном счете, снова оставил смерть в дураках.

    Драко Малфой, сидящий на табурете посреди крохотной комнатки под крышей, не знал, что делать и для чего жить дальше. Может быть, у него и были какие-то планы. Но ни делиться ими с Гарри, ни пускать Поттера снова в свою жизнь, Драко не собирался.

0

7

Глава 6

    Драко Малфой. Пожиратель Смерти по кличке Василиск.

    Все произошло так стремительно, что ты ничего не успел сделать. Полуобъятие на ступенях у входа в банк, рывок аппарации, короткая схватка – и возникший из небытия Поттер, склонившийся над тобой.
    В другое время ты разозлился бы на себя за то, что проморгал слежку и позволил себя похитить. За проигранную драку, за неудачно выбранный внешний облик, не позволивший оказать достойное сопротивление.

    Но валяясь на полу, пытаясь преодолеть звон и боль в голове, а затем сидя на табурете и разговаривая с Поттером, ты мог думать только об одном – надо немедленно бежать. Из Парижа, из Франции, из Европы – бежать куда угодно, в любую, самую гнилую дыру – но как можно дальше от Гарри.

    Срабатывал инстинкт, глубинный, не подчиняющийся никаким заклятиям – инстинкт самосохранения. Высшее, не поддающееся анализу знание – рядом с Поттером ты опасен. Опасен для него, опасен для окружающих, опасен для себя самого. У тебя не было никаких причин бояться – ты вырвался из-под власти Империуса, ты разгадал игру Фаджа и Уизли, никто не посмеет больше управлять тобой, словно безвольной марионеткой. Но сквозь наплывающую волнами головную боль, в твоем сознании бил и бил набат, не позволяющий сосредоточиться на разговоре, не дающий времени подумать, что с тобой происходит, лишающий возможности вспомнить то светлое, нежное и беззащитное, что все еще хранилось в самой глубине твоей души.

    Когда звон и грохот окончательно стали невыносимыми, ты поднялся. Объясняться не хотелось – на это не было ни сил, ни желания.

    - Я ухожу, извини.
    - Нет! – Поттер оказался рядом так стремительно, что ты снова вяло удивился тому, как сдали твои реакции. – Ты никуда не уйдешь. Мы возвращаемся в Намюр. Сейчас аппарируем к тебе, соберем вещи. У тебя же нет здесь никаких дел, я думаю…

    Поттер думал правильно – никаких дел в Париже у тебя не было. Если, конечно, не считать делом твои планы по возвращению в Британию. А настойчивость Гарри тебе даже льстила – он отыскал тебя не по обязанности, не по службе, а по зову сердца. Тебе захотелось махнуть на все рукой и поплыть по течению, да и не было желания очень сильно сопротивляться – тревожный набат в твоей голове стремительно затих, стоило только Поттеру взять тебя за плечо. Боль еще пульсировала в висках, но это была обычная человеческая боль, следствие легкой контузии от удара, на нее можно было не обращать внимания.

    - Мы возвращаемся в Намюр, - повторил Поттер и заглянул тебе в глаза. – Драко, что с тобой? Это же я. Я же чуть не сдох, когда прочитал, что тебя убили! И чуть не свихнулся, когда мне сказали, что ты жив. Мы же в этот Париж, как на работу, мотались, искали тебя. Совы эти с письмами… Я потом спать не мог, подушку грыз! Драко! Драко, очнись! Неужели ты все забыл?

    Ты ничего не забыл. Ни одного слова, ни одной минуты, проведенной с Поттером. С Гарри. Осторожно, словно боясь повредить или поранить, ты поднял руку и коснулся пальцами его лица – провел по широкой брови, по виску, по скуле – поражаясь тому, что бродит и поднимается в твоей душе от этих прикосновений. Ты, подобно ослепшему человеку, пытался вернуть тот образ, который хранился в памяти, совместить прошлое и настоящее. Ты даже не сразу понял, что Гарри, повернув голову, целует твои пальцы, а когда понял – внутри что-то жарко вспыхнуло, прокатилось под кожей горячей волной, сгустилось в паху, швыряя вперед, заставляя схватить, прижаться всем телом в паническом страхе снова упустить, потерять, снова остаться одному посреди равнодушного грязного города. Ты словно проснулся после долгого многомесячного сна, полного серых скучных картинок, и пробуждение оказалось таким болезненно-ярким, что ты зажмурился, хватая ртом сырой воздух обшарпанной комнатки.

    ------------------------------------------------------------------------------

    Кровать была узка для двоих, и Драко все время что-то мешало: то стенка, в которую больно упиралось колено, то одеяло, которое совершенно некуда было деть, и, в конце концов, они с Гарри просто скинули его на пол.

    А еще – неуемно дрожали пальцы, которыми Драко осторожно касался любовника, словно боясь до конца поверить в реальность происходящего. Сознание странно раздваивалось; тело ощущало знакомые руки, знакомые губы, и запах тоже был очень знакомый – горьковатый, будто бы осенний, присущий только Гарри. И под ладонями знакомо бугрились мышцы, а зеленые глаза были совсем-совсем близко, прямо напротив глаз Драко. Но разум продолжал сомневаться, используя самые простые объяснения – сон, бред, оборотное зелье. Кому и зачем понадобилось бы искать его под видом Гарри, Драко не задумывался – было не до того.

    Он окончательно поверил в реальность только в тот момент, когда Поттер оторвался от его живота, поднял голову и осторожно провел рукой по длинному рваному шраму на боку.

    - Как он жутко выглядит. Вернемся в Намюр, надо будет попросить Гермиону, чтобы свела этот ужас. Она умеет. Она после войны специализировалась на удалении таких вот… следов.
    - Да, - пробормотал Драко. – Да, попросим.

    Ухватив Гарри за предплечья, он потянул его наверх, к себе – чтобы снова увидеть лицо, прижаться губами, окончательно убедиться в том, что это правда.

    И почти сразу появилось желание – острое, словно перец, и такое же жгучее. Оно разрасталось откуда-то из паха, заставляя нетерпеливо дрожать все мышцы, от него сбоило сердце и перехватывало дыхание, а все волоски на теле вставали дыбом.

    Это не шло ни в какое сравнение с тем, что Драко испытывал со своими случайными партнерами. Это было сильнее и больнее, слаще и головокружительнее. Словно Драко выпил сверхдозу Амортенции. Чувства, подспудно копившиеся несколько месяцев, задавленные сначала заклятиями, затем – последствиями этих заклятий и депрессией, прорывались наружу судорожными движениями тела, участившимся пульсом, болезненными уколами вожделения в промежности. Все, что угодно, - но сейчас, немедленно, потому что это невозможно было выдержать долго, потому что кожа горела от поцелуев так, словно ее подожгли Инсендио, потому что стены комнаты плясали вокруг Драко, как пьяные, а узкая неудобная кровать сама собой превратилась в широкое удобное ложе…

    У него не оказалось подходящих слов, чтобы выразить все, что он ощущал, и тогда Драко замычал, захрипел, застонал что-то неразборчивое, рывками двигаясь навстречу Гарри, стараясь прижаться каждым дюймом своего тела там, где это было возможно.

    А потом Драко понял, что умирает. И умер – на несколько долгих томительных секунд, слушая грохот и шум крови в ушах, пытаясь вздохнуть, глядя в глаза Гарри, в которых тоже росло понимание близящейся смерти.

    Такая смерть была нестрашной и обратимой – она выплеснулась из Драко мутноватой вязкой волной, осела на горячей коже белыми пятнами и мягко стекла куда-то вбок, на измятую простыню.

    Драко кидал в сумку вещи – не так много их было, чтобы заморачиваться чемоданом или дорожным сундуком – а Гарри сидел на стуле и смотрел в окно. Подростки гоняли по лужам старый мяч - азартные вопли были слышны даже здесь, в квартирке под крышей старого пятиэтажного дома. Разбрызгивая грязь, по улице время от времени проносились замызганные автомобили, обшарпанные автобусы. Стена дома напротив была разукрашена малоприличными граффити. Неожиданно для себя Гарри вдруг вспомнил тишину Малфой-мэнора, величавый старый лес на холмах, белок, безбоязненно спускавшихся по деревьям парка за горсткой рассыпанных орехов…

    - Ты выходил здесь на улицу? – он повернулся к Драко, пытавшемуся застегнуть молнию на раздувшейся переполненной сумке. – Или прямо отсюда аппарировал?
    - Выходил. Менеджеру за квартиру платить, - отчаявшись справиться с молнией, Малфой вытащил из сумки пару вещей, повертел их в руках и бросил на пол. - Несколько раз еще за сигаретами спускался. А так – нет. Здесь опасно, а я не хотел лишний раз привлекать к себе внимание магией. В этом районе даже магглолюбы не живут – боятся.

    Он согласился переехать в Намюр – почти сразу после того, как открыл глаза утром, после ночи с Гарри. Поттер сидел в ногах и молча смотрел на Драко, наверное, именно этот пристальный взгляд и разбудил Малфоя. Он приподнялся на локтях, потянулся за одеялом прикрыть наготу, неожиданно застеснявшись выпирающих неровной решеткой ребер, уродливых шрамов, красных пятен засосов на груди и животе. Организм, утомленный бурно проведенным вечером, отреагировал отсутствием привычной утренней эрекции, саднящее ощущение между ягодицами тоже не добавляло комфорта – Драко вчера уснул на полуслове, так и не найдя в себе сил добраться до крохотного душа. Теперь за невнимание к естественным потребностям приходилось расплачиваться – неприятной теплой влажностью в промежности, засохшей пленочкой спермы на коже и прострелами боли в треснувшем анусе.

    “Свинство, - раздраженно подумал Драко. – Даже очищающие использовать поленился. Свинство”.

    Он сел в постели, морщась, запахнул на бедрах одеяло. И только после этого посмотрел Гарри в глаза.

    - Поехали в Намюр, - негромко сказал Поттер и погладил Драко по лодыжке. – Там все наши. Поехали, там решим, что делать дальше.
    - У меня для Уизли плохие новости, - Драко отвел взгляд в сторону. – Совсем плохие.

    Гарри пожал плечами.
    - Персиваль… думаю, их это не удивит.
    - Да причем тут Персиваль? – Малфой досадливо покусал нижнюю губу. – Отца их арестовали. Я… в общем, он был одним из тех, кого я допрашивал. Только не спрашивай меня ни о чем, Поттер, я находился под Империусом, я плохо понимал, что делаю.

    В квартиру Драко они аппарировали сразу после душа. В висевшей мешком одежде Малфой чувствовал себя неуютно – на визит куда-либо после банка он не рассчитывал.

    Попав домой, он первым делом переоделся, с отвращением скинув чужие заношенные тряпки. И заметался по комнате, собирая вещи, словно боялся передумать.

0

8

Глава 7

    Гарри Поттер. Бывший маг, бывший аврор, бывший кавалер ордена Мерлина I степени

    Ты был счастлив. Первый раз за несколько месяцев ты был счастлив – безусловно, безоговорочно, бесстыдно счастлив. Все закончилось – навсегда. Драко лежал рядом, и до вас никому больше не было дела в магическом мире, кроме нескольких друзей. Можно отправиться на юг, к теплу и солнцу – в Италию или в Грецию. Устроиться на какую-нибудь неквалифицированную работу у магглов, снять крохотную комнатку в деревенском коттедже – с легкими занавесками на окнах, со скрипучей кроватью, застеленной белыми хрустящими простынями.

    Можно сесть на маггловский самолет и улететь в Америку – посмотреть, какая она. Раздобыть чужие документы, деньги и – улететь. Ты никогда не был в Америке, и теперь в тебе проснулось любопытство.

    Счастье оказалось полным, абсолютным, и тебе совершенно не было за него стыдно. Хотя где-то рядом, в одной из соседних комнат, лицом в подушку лежала Джинни, уставшая плакать. Сидел на кровати Рон, бессильно сжимая и разжимая большие кулаки, глядя в стену остановившимся взглядом. Метался из угла в угол Люпин, бормоча безадресные проклятия и по-волчьи скалясь. Отсчитывала в бокал капли успокоительного Гермиона – для себя и для Джинни.

    Ты все это знал, но не мог заставить себя горевать. Драко лежал рядом, уткнувшись носом в твое плечо – то ли спал, то ли о чем-то думал, и от его теплого дыхания, легко касающегося кожи, в ушах тяжело шумела кровь, а сердце билось где-то под кадыком.

    Бессвязный рассказ любовника о двух месяцах под Империусом почти не отложился у тебя в памяти – ты просто слушал голос Драко, держал за руку, поглаживал суховатую сильную кисть с остро выпирающими косточками на запястье и вздутыми венами на тыльной стороне ладони. И все никак не мог понять, откуда это у Малфоя – такие руки, как у виллана. Всегда такие были – почему? Ты хорошо помнил холеные длинные пальцы его отца и изящные кисти матери. Впрочем, Драко вообще был другим, не таким, как его родители, – но сегодня это почему-то изумляло.

    Ты даже не сразу понял, отчего вскочила Джинни, рванулась в сторону и, зацепившись за половик, рухнула на колени, некрасиво и болезненно сморщившись. Почему Рон бросился сначала к сестре, затем, сжав кулаки, к Малфою – и снова к сестре, остановившись на полпути.

    Ты всплывал из своего слепоглухонемого счастья, словно воздушный пузырь из легких утонувшего человека, и услышал свой голос раньше, чем решил, что пора что-то сказать.

    - Ты же сам знаешь, Рон, что Империусу почти невозможно сопротивляться.

    Ни о чем больше в этот вечер поговорить не удалось. Твои друзья замкнулись во враждебном молчании – и впервые эта враждебность была обращена и на тебя тоже. В другое время это бы ранило, заставило задуматься, переживать, искать пути к примирению – но только не сегодня, ибо сегодня ты весь, от кончиков пальцев и до макушки, был полон ощущением появившегося смысла жизни.

    Оно родилось в Париже: проклюнулось робким бледным ростком при встрече с Драко, окрепло, обильно политое потом и спермой на неудобной узкой кровати, разрослось, вытесняя посторонние чувства, когда Малфой протянул тебе руку перед тем, как шагнуть в широкий гостиничный камин.

    Жизнь менялась, как менялась она всякий раз после встречи с Драко, и ты с изумлением и радостью вдруг понял, как много дорог перед вами теперь открыто. Не сомневаясь, что утром, “переспав с бедой”, твои друзья уже иначе отнесутся к произошедшему, ты готовился к долгому и трудному разговору. Потому что категорически собирался ни во что больше не вмешиваться. Ты уже воевал за добро, на поверку оказавшееся тем же старым злом, привычным и неуничтожаемым. Ты уже вволю наелся человеческой благодарности и, изгнанный из магического мира, решил изгнать его из себя. Ты уже нашел человека, рядом с которым был намерен жить, и никому не хотел уступать своего права на этот выбор.

    Но все это, очевидное для тебя, надо было объяснить друзьям, на которых свалилось двойное несчастье. Они ждали помощи, прекрасно понимая, что это не в твоих силах, - но все равно веря в тебя. В то, что ты найдешь способ вытащить их отца и друга, сможешь потребовать правды от Перси или Фаджа, не отвернешься и не откажешься. Они в тебя верили, потому что даже такой – изгнанный, оболганный, лишенный всех прав – ты оставался для них героем, надеждой магического мира, Гарри-тролль-тебя-раздери-Поттером.

    И ты понятия не имел, что сказать, какие доводы привести, чтобы они поняли, – ты уходишь. Чтобы не осудили, не посмотрели с упреком в спину, не сочли предателем. И чтобы не свалили вину за твой уход на того, кто оказался первопричиной всему – на Драко.

    Тебе казалось, что ты не сможешь уснуть, но мысли постепенно становились все более вялыми, расползались, сон уже прикрывал твои глаза мягкими лапами, рождая какие-то непонятные расплывчатые образы…
    Ты проснулся, почувствовав, что рядом с тобой в кровати никого нет. Несколько минут ты лежал, дожидаясь Драко, - из туалета, из душа или куда там он вышел. Но Малфой все не возвращался, и тогда ты встал с постели, зябко поджимая то одну, то другую ногу, нашарил в темноте стоптанные шлепанцы и вышел в коридор – искать.

    ------------------------------------------------------------------------------

    В коридоре было темно, ни одна свеча не горела, только в самом конце, там, где была лестница, снизу пробивался свет. Гарри пошел туда, стараясь делать это бесшумно, движимый какой-то неясной тревогой.
    Дверь в гостиную Блейз была приоткрыта. Гарри знал о ее привычке дожидаться мужа из бара. “Приют изгнанника” работал до последнего клиента, так что иногда Мики возвращался глубоко заполночь. Обычно Блейз сидела рядом с уснувшим сыном, читала или вязала милые детские вещички на вырост.

    Сейчас из гостиной слышались голоса. Точнее, только один голос – Блейз говорила что-то: быстро, испуганно, почти умоляюще и очень негромко. Гарри мог разобрать только интонации, но этого было достаточно, чтобы сердце дрогнуло и пропустило удар. В животе вдруг стало холодно, словно Поттер стоял на краю осыпающегося обрыва.
    Щель была слишком маленькой, чтобы можно было что-то разглядеть. Гарри осторожно нажал на створку ладонью, но дверь неожиданно распахнулась, в лицо ударил яркий свет, и Поттер на мгновение зажмурился.

    Когда он приоткрыл слезящиеся глаза, то увидел палочку, направленную ему в лоб.

    - Заходи, - проскрежетал Драко. – И дверь захлопни. Плотно, Поттер, чтобы других любопытных сквозняком не принесло.

    Это походило на кошмарный сон – вязкий, душный, из которого невозможно вырваться, можно только проваливаться все глубже и глубже.
    Блейз скорчилась в углу, закрывая собой годовалого Тоби. Ее черные волосы растрепались, лица не было видно, но вся поза выдавала ужас.
    Драко стоял в проеме между окном и дверью так, что его спину прикрывала стена. Палочка была твердо зажата в пальцах и ничуть не дрожала. Лицо было каким-то смятым, словно неживым, и слова Малфой не произносил – а выталкивал изнутри, будто бы против воли.

    Но больше всего Гарри поразили глаза. Подобное он видел однажды – еще во время войны – когда его отряд столкнулся с группой зомби. Мертвые, налитые кровью, с до предела расширенными зрачкам, то и дело закатывающимися под верхнее веко. Зомби, пять человек, шли напролом, применяя одно-единственное заклятие – “Авада Кедавра” – по любой движущейся цели. Их можно было только убить, но остановить – невозможно…

    И все же Гарри попытался. У него не было с собой волшебной палочки, он мог только закрыть собой дрожащую женщину с ребенком на руках, прекрасно понимая, что ни броситься на спятившего Малфоя, ни вытащить Блейз, ни сбежать не сможет. Поттер слишком хорошо знал, на что способен Василиск.

    Теперь Гарри стоял между Блейз и Драко, ни минуты не надеясь на то, что Империус, подчинивший разум любовника, даст хотя бы один шанс на спасение. Проклиная про себя день и час, когда он решил отправиться на поиски Малфоя, ненавидя себя за то, что за руку привел смерть в этот мирный дом, веря, что друзья успеют бежать, а не бросятся сюда, вниз, на шум и вспышки, Гарри сделал один медленный шаг вперед и позвал, глядя в безумные страшные глаза:
    - Драко. Очнись, Драко.

    Малфой покачнулся, его лицо еще больше скривилось, приобретая совершенно дикое выражение. Но палочки он не выпустил, все так же твердо продолжая держать Гарри под прицелом. Его губы шевельнулись, словно он пытался что-то сказать - и не мог, не находил в себе сил или решимости.

    И тогда Гарри сделал еще один шаг вперед. И еще один. И еще – неумолимо оттесняя Малфоя к стене, словно палочка находилась в руках у Поттера.

    Ему оставалось сделать три или четыре шага, и уже можно было бы поднять руку и забрать волшебную смертоносную деревяшку из побелевших от усилия пальцев Малфоя, но в этот момент глаза Драко закатились, колени подогнулись – и он сполз по стене, неловко завалившись на бок.

    Все еще не веря в такую удачу и опасаясь, что это какой-то спектакль, Гарри осторожно подошел, наклонился и вынул палочку из скрюченных пальцев. Он понятия не имел, сможет ли ей управлять, поэтому просто вытащил завязку из пижамных штанов, скрутил Малфою запястья. Блейз всхлипнула за его спиной, и Гарри попятился к ней, стараясь не выпускать Драко из вида. Надо было как-то утешить перепуганную женщину, Малфой все так же лежал у стены, но отвернуться Поттер рискнул, только отойдя на достаточно большое расстояние.

    Через десять минут в гостиной собрались все, кроме Мики.
    Драко так и не пришел в себя, Ремус перетащил его на диван, для надежности наложив Инкарцеро. Блейз, все еще всхлипывающая и поминутно прижимавшая к себе спящего сына, рассказала, что Малфой просто зашел в гостиную, достал палочку и сказал, что собирается ее убить.

    - Так и сказал? – поразилась Гермиона, неверяще оглядываясь на диван. – Но почему?
    - Не знаю, - Блейз судорожно вздохнула. – Я сразу очень испугалась, но тут появился Гарри. Я ничего не видела, что было дальше. Увидела, только когда Драко упал.
    - Это Империус, - устало сказал Гарри. – Очень сложный, зомбирующий, я с таким сталкивался. Я дурак, он же сопротивлялся, не хотел сюда со мной. А мне даже в голову не пришло… Крышу снесло от радости, что нашел. Не согласился – силой бы приволок. Скрутил бы и приволок.
    - Зомбирующий Империус? – Ремус озадаченно посмотрел на Гарри. – Я о таком не слышал.
    - Естественно, - Поттер потер глаза пальцами. – Это разработки Департамента надзора. Они все под грифом секретности шли. Сидели два десятка чародеев самого высокого класса, шлифовали, на добровольцах отрабатывали степень и глубину воздействия. Самое паршивое, что снять его нельзя простым Фините Инкантатем. Либо сам зомбированный должен оказать сопротивление внушению, а это мало кому удается. Либо снимает тот, кто заклятие наложил – тоже какой-то модификацией Фините Инкантатем.
    - Ты хочешь сказать, что Малфой… - немо молчавший до этого Рон тяжело посмотрел на Драко. – Или он сам справится с заклятием, или нам придется…
    - Я не позволю его убить, - Гарри поднял голову и обвел взглядом сидящих вокруг людей. – Он справится. Сам.
    - Подожди, Рон! – Гермиона тяжело опустилась на стоявший рядом стул, провела рукой по лицу, словно стараясь стереть следы недавних переживаний. – Гарри, объясни, чем зомбирующий Империус отличается от обычного?
    - Тем, что маг начинает действовать только при определенных условиях, - Поттер оглянулся на лежащего Малфоя. – И условия могут быть любыми – например, двадцать девятое февраля, снегопад, три часа дня. Если хоть одного условия нет – ничего не происходит. Например, снегопад был и закончился без пяти минут три. Но если все совпадает – маг начинает выполнять приказ.
    - Как удобно, - мрачно сказал Люпин. – Можно заставить человека совершить любое преступление, и никто не найдет ни малейшей связи. Интересные заклятия разрабатывали в нашем Департаменте. Куда там Волдеморту.
    - Не то слово, - подтвердил Гарри. – Я и половины не знаю из того, что там создавали, допуска не было.
    - И какие условия поставили Малфою?
    - Откуда мне знать, - Гарри покусал губы. – В любом случае, это не только встреча со мной. Может быть, присутствие всех остальных. А может быть, после полуночи в субботу. Или после того, как он все нам расскажет. Выяснить это можно только у того, кто наложил заклятие. Так или иначе, но мы с Драко должны отсюда уйти – меньше риска, что он будет пытаться кого-то убить.
    - Собираешься на себе проверить, какие условия? – это были первые слова Джинни, все это время просидевшей на подоконнике. Сейчас она развернулась к Гарри, выражение лица у девушки оказалось не просто сердитым – яростным. – А если основное условие одно – встреча с тобой?

    Гарри пожал плечами:
    - Тогда он убил бы меня еще в Париже. Да и сегодня начал бы не с Блейз.
    - Значит, он не собирался убивать тебя?
    - Мерлин! Да откуда я знаю? – нервы, наконец, дали себя знать, и Гарри, вскочив, пробежался по комнате. – Может быть, он должен убить меня в последнюю очередь. Или свалить убийства на меня. Или еще что-нибудь. Это можно узнать только у того, кто заклял Драко, я же говорил.
    - Осталось выяснить, кто же был тот неведомый маг, - по-прежнему хмуро сказал Рон. – Фадж или…

    Он не договорил, снова сжав кулаки и опустив голову. Гарри остановился перед другом, глядя на взлохмаченный затылок.

    - Фадж, насколько я помню, никогда не входил в число допущенных к всевозможным тайнам, - он постарался сказать это как можно спокойнее. – Да и Перси - один из секретарей Министра, только и всего. Это сделал кто-то до них, тот, кто выше по положению и власти. Тот, кто может действовать в обход Визенгамота, втайне от него.
    - Таких людей не очень много, - Люпин задумчиво поскреб заросший щетиной подбородок. – Сам Министр, несколько его заместителей, начальник Отдела тайн, начальник Департамента надзора, начальник аврората. Все, наверное. И вот как раз у них мы ничего спросить не можем. А Малфой ничего не помнит – его рассказ начался с того момента, как он пришел в себя в Малфой-мэноре после нападения авроров.
    - Обливиэйт, даже гадать нечего, - невесело сказала Гермиона. – Ему основательно почистили память. Вряд ли мы сможем теперь что-то узнать.
    - Что именно вы собираетесь узнавать? – в дверном проеме возвышался громкоголосый краснолицый Мики Ван Лейк. – И почему вы тут все собрались, если на часах два ночи?

    Он обвел взглядом напряженные хмурые лица, на минуту задержал его на лежащем на диване Драко и спросил уже тише, понимая, что произошло нечто из ряда вон выходящее:
    - Что случилось?

0

9

Глава 8

    Драко Малфой. Пожиратель Смерти по кличке Василиск

    Это началось, как далекий звук настраиваемой скрипки. Кто-то водил по струнам смычком – просто так, без цели, рождая странную резкую мелодию. Ты прислушался к себе – и пришло первое созвучие. А затем на тебя обрушился рев целого оркестра. Вела скрипка, но ее то и дело перебивали духовые, мучительно дребезжал рояль, в висках глухо и не в такт бухали барабаны – бамм, бамм. Какофония звуков заставляла твое тело дрожать и вибрировать, ты ощущал себя то камертоном, то скверно натянутой струной, то провалившейся клавишей. Невозможно было избавиться от хаоса, воцарившегося в твоей голове, выбившего из нее все мысли, поглотившего чувства.

    Ты попытался выделить звуки. Удары барабанов совпадали с неровным стуком сердца, дыхание свистело в сухом горле флейтой. Ты попытался вырваться из начинающегося кошмара, твердо уверенный, что это сон. Встал, ощущая, как неприятно холодят босые ступни крашеные доски пола. Оркестр на мгновение смолк – только для того, чтобы с силой подтолкнуть тебя новой лавиной звуков в ноющий тяжелый затылок.
    Но даже во сне ты знал, что существует выход. Надо было просто уничтожить инструменты – по очереди, по одному. Скрипка затихла, и ты обернулся, глядя на дремлющего любовника. За скрипкой можно будет вернуться потом.

    В гостиной женщина склонилась над ребенком, и дребезжащий рояль стал громче, забивая мощными аккордами все остальные звуки. Ты поднял палочку, уже зная, что должен сделать. Женщина залепетала, прижимая к груди дитя, а ты внезапно почувствовал странное раздвоение сознания. Ты точно знал, что подобное уже происходило – может быть, не с тобой, но с кем-то из твоих близких.

    Тебе никто не мешал произнести те самые слова, но ты почему-то медлил. Для тебя не было никакой разницы – мужчина, женщина, ребенок или старик. Ты считал, что каждому отмерен свой срок на земле, и раз уж судьба назначила человеку умереть, глупо жалеть об оборвавшейся жизни.

    И все же ты молчал. Умоляющий шепот женщины становился все громче, нелепый невидимый оркестр сводил тебя с ума, и в этот момент опять зазвучала скрипка. Между тобой и женщиной вклинился мужчина – растрепанный, босой, бессильно сжимающий кулаки. И ощущение дежа вю стало сильнее.

    Ты пытался бороться с какофонией, вспомнить, поймать ускользающие ассоциации. Мужчина тряхнул головой, откидывая челку, и ты на мгновение увидел зигзагообразный бледный шрам.

    Воспоминание пронзило тебя болью - не слабее рассекающего заклятия. Ты даже застонал, чувствуя, как скручивает судорогой мышцы и связки. Где-то в самой глубине твоего измученного хаосом разума возник голос – он умолял, упрашивал, убеждал остановиться, отступить, опустить палочку. Ты уцепился за него, как за нить Ариадны, выводя самого себя из лабиринта обрушившегося безумия. Сумасшедший оркестр грянул с удвоенной силой, но ты уже видел дорогу и шел по ней назад. Когда до выхода оставались считанные мгновения, твоя бедная больная голова взорвалась вместе со спятившими барабанами… и наступила тьма. А вместе с ней – блаженная долгожданная тишина.

    ------------------------------------------------------

    Превозмогая дурноту, Драко открыл глаза. Над ним тошнотворно и медленно плыл потолок. Рядом спорили, ссорились, но Малфой не прислушивался к словам, пытаясь справиться с головокружением. Было еще какое-то неудобство, и, напрягшись, Драко понял, что связан по рукам и ногам.

    На его горячий лоб легла такая же горячая рука, и резкий женский голос произнес:
    - Он очнулся.

    Драко попытался повернуть голову, но затылок пронзила острая боль. Казалось, что сейчас из ушей хлынет кровь, и Малфой только скосил глаза, пытаясь посмотреть на Грейнджер. Поле зрения как-то странно сузилось, он мог видеть только то, что находилось прямо перед ним, и очень плохо – в глазах двоилось.

    Гермиона оттянула нижнее веко на его левом глазу и потребовала:
    - Посмотри на меня.

    Драко попытался, но Грейнджер убрала палец и отошла.

    - Паралич правой глазной мышцы, будем надеяться, временный. Малфой, ты можешь объяснить, что произошло?

    Губы слушались плохо, а в горле, казалось, пересыпался колючий песок, но Драко все же нашел в себе силы на вопрос.
    - А что произошло?

    В наступившей после его слов тишине было слышно только сонное сопение маленького Тоби. Затем Гарри откашлялся, и Драко почувствовал, как по голове ласково прошлась теплая ладонь.

    - Ты пытался убить Блейз и ее мальчика. И меня тоже.
    - Я не помню, - шепот получился жалким, почти извиняющимся. – Мне снился… сон. Музыка. Я должен был ее прекратить. А сейчас у меня очень болит голова.

    Ладонь на мгновение прижалась к щеке, и Драко прикрыл глаза, пытаясь продлить прикосновение.

    - Империус, - Гарри говорил негромко, но от звуков его голоса боль в голове Малфоя усилилась. – Ты был под Империусом, Драко. Кто-то наложил на тебя заклятие.
    - Я не помню, - обреченно повторил Драко. – Мне плохо.

    Он снова проваливался то ли в сон, то ли в обморок, отчаянно пытаясь сохранить ясность сознания. Голоса сливались в монотонный гул, и сквозь него снова начинал – еще далеко и слабо – звучать проклятый оркестр.

    Драко шевельнул губами, надеясь, что его хотя бы кто-нибудь услышит. И почти сразу к его лицу склонился Поттер, с тревогой вглядываясь в глаза.

    - Что?
    - Надо… Уйти, - слова давались с трудом, словно Драко выдыхал их сквозь плотную ткань. – Музыка…

    Он не был уверен, что Гарри поймет, что не примет его просьбу за бред. Но объяснять не осталось сил, сознание мерцало, как затухающее пламя свечи, а звуки убийственного оркестра бились в виски штормовым прибоем.

    Когда Драко открыл глаза в следующий раз, то не удивился тому, что видит потолок своей квартиры в Клиши. Голова все еще болела, но зрение стало более четким, и слышал Драко только шум проезжавших под окнами автомобилей и тихое дыхание рядом. Руки затекли, и он пошевелил кистями, пробуя ослабить магические путы. Почти сразу Гарри поднял голову от подушки.

    - Проснулся? Фините Инкантатем. Извини, я не рискнул тебя развязывать, пока ты спал.

    Соглашаясь, Драко смежил веки. Говорить не хотелось. Поттер массировал его пальцы, стараясь быстрее восстановить кровообращение, в ладонях остро и болезненно покалывало.

    - Поживем пока здесь, - тем временем негромко говорил Гарри. – Попробуем разобраться, что к чему. Твоя палочка у меня, ты ведь не будешь возражать, правда? Я не собираюсь лишать тебя свободы, просто это безопаснее для нас обоих. Я догадываюсь, какое заклятие к тебе применили, но не могу его снять. Ты должен бороться сам, я знаю, что у тебя это получится, – ведь ты не смог убить Блейз.
    - Я не смог убить тебя, - хрипло ответил Драко. – И я не знаю, почему. Кажется, к тебе я должен был вернуться потом, в самом конце.

    Он закашлялся – мучительно, надсадно, судорожно втягивая воздух пересохшим горлом. Поттер сорвался в кухню, принес стакан теплой воды. Она пахла железом и почему-то старой кровью, но Драко выпил все и облегченно откинулся на постель.

    - Знаешь, я был уверен, что понял их замысел. Они хотели расправиться с тобой моими руками – так мне казалось. Перед тем, как ты меня нашел, я собирался вернуться в Британию. Но я не могу понять, зачем им потребовалось убивать остальных? Ты сказал, что Джинни и Рональд посылали сов, пытаясь отыскать отца. Значит, в аврорате знают, где они? Тогда зачем допрашивали и пытали Артура? Зачем старались узнать, где скрываются его дети? Что-то здесь не сходится, Гарри. Ведь Перси отвечал Джинни, что не знает, где их отец. А потом… Дай мне пергамент и зажги свет.

    Думать было легче, когда размышления ложились на лист неровными строчками. Перо еще плохо слушалось пальцев, но Драко упорно, словно на уроке, водил и водил им по пергаменту.

    - Я допрашивал Артура в последних числах августа. Не помню даты. А через две недели я сбежал. Ты сказал, что Джинни послала первую сову тоже в августе, и Персиваль ей ответил. Потом он замолчал, и больше от него писем не было. Тот допрос вел Фадж, не Уизли. И ему не было известно, где находятся Джинни и Рон, иначе он бы не требовал ответа у Артура. Какой вывод ты из этого сделаешь, аврор?

    Драко поднял взгляд на Гарри, и тот без размышлений ответил:
    - Перси стал участником какого-то заговора, скорее всего, заговора среди вышестоящих лиц Визенгамота. Потом либо испугался, либо прозрел и попытался как-то повлиять на ход событий. Или с самого начала не знал масштабов того, что готовится.
    - Заговор, - Драко кивнул. – И Перси сам попал под колеса этого заговора. Наверное, получив письмо от Джинни, отправился выяснять, что с отцом. И его, скорее всего, убили. Потому что выдать местонахождение своих родных он не успел. Если бы успел – не было бы необходимости допрашивать Артура.
    - И тебя, и меня ловили авроры, - напомнил Гарри. – Меня допрашивал лично Волкер. А он начальник спецотдела Департамента Надзора. Значит, либо он тоже участник заговора, либо его водят за нос, в чем я сильно сомневаюсь. И допросы – по крайней мере, последний - были в Министерстве
    - Все это уложилось в очень короткий промежуток времени, - пробормотал Малфой. – И если авроры – не все, какая-то их часть – участвуют в заговоре, а это почти наверняка так, учитывая их роль в задержаниях, то мы можем восстановить последовательность событий. Джинни пишет Перси об исчезновении отца. Тот идет выяснять подробности к заговорщикам, догадываясь, что и Артура каким-то боком хотят вовлечь в интригу. Может быть, он даже угрожает раскрыть тайну, и его ликвидируют. Допрашивают Артура, но тот ничего не знает - к этому моменту вы все живете у магглов. Я бегу из Малфой-мэнора, перебираюсь в Париж, где случайно натыкаюсь на Чамберса. Или не случайно, что тоже не исключено. Вы уезжаете к Блейз, Джинни снова пишет, на этот раз в аврорат, письмо попадает к заговорщикам, и там определяют ваше местонахождение – Бельгия. Может быть, даже кого-то посылают выяснить, сколько человек и кто именно живет у Блейз. Все равно не сходится, Поттер. Они не могли заранее знать, что вы отправитесь в Намюр все вместе. Что вы вообще туда отправитесь. А если, как ты говоришь, на меня наложили заклятие – то это случилось много раньше.
    - Сходится в одном-единственном варианте, - Гарри мрачно посмотрел на лист в пальцах Драко. –Обнаружив, что мы все в Бельгии, некто разыскал тебя в Париже и изменил первоначальный приказ. Тебе предстояло убить всех нас, хотя бы для того, чтобы Джинни и Рон не подняли на ноги весь аврорат в поисках отца и брата. Я сильно подозреваю, что остальные задержанные – всякая темномагическая шушера из Лютного, арестованная за мелкие преступления. Иначе их давно уже начали бы разыскивать родные.
    Малфой смял пергамент в кулаке.
    – Мы должны вернуться в Британию, Гарри. Я хочу найти этого… шутника.

0

10

Глава 9

    Гарри Поттер. Бывший маг, бывший аврор, бывший кавалер ордена Мерлина 1 степени

    Ты сидел на мокрой грязной скамейке, засунув замерзшие руки в карманы старой куртки и прикрыв глаза. Желудок подводило от голода, но никаких сил, чтобы встать, пройти пару сотен метров до бистро и взять несколько сэндвичей с горячим чаем, у тебя не осталось. Ссоры с Малфоем выматывали так, что хотелось лечь в грязный слежавшийся снег и сдохнуть.

    Ты понимал, что Драко прав, что не существует никакого легального способа быстро раздобыть нужное количество денег, что ваш единственный выход – ограбление какого-нибудь маггловского банка или инкассаторской машины. Понимал, но не хотел с этим смиряться. Малфой шипел, орал, брызгал слюной, лез с кулаками, называл тебя слизняком и трусом. Ты опять его не узнавал – нервного, злого, измученного бессонницей и жаждой деятельности.

    - Я не стану убивать магглов ради денег, - говорил ты и получал в ответ десяток изощренных оскорблений, рожденных бессилием.

    Несколько раз Драко пытался отнять у тебя свою палочку, но ты надежно спрятал ее в стене, запечатав тайник магией. В итоге Малфой бросался ничком в кровать и надолго затихал, уткнувшись лицом в подушку, а ты аппарировал в центр и бродил по городу, пытаясь найти выход. Деньги, обнаруженные в чужом дипломате, неумолимо таяли. Их и одному-то могло хватить от силы на два месяца скромной жизни. А Драко ничего никогда не откладывал, существуя от грабежа до грабежа.

    Ты бился лбом в эту стену, все отчетливее понимая, что выбора нет. Что вам с Малфоем придется взять в руки маггловское оружие, которое тоже, кстати, нужно как-то доставать. И что решение пора принимать сейчас, пока обозленный Драко не сбежал из Клиши.

    Вздохнув, ты поднялся, распугивая толстых ленивых голубей, слетевшихся к скамейке в надежде на подаяние. Добрел до лавки, купил хлеб и упаковку дешевой колбасной нарезки, два пакета с соком. У кассы пошарил в карманах, выгребая остатки мелочи – еще хватило на одну плитку сливочного шоколада.

    Аппарировал в квартиру, крикнул из крохотной прихожей:
    - Драко, это я.

    Тебе никто не ответил, и ты решил, что Малфой спит. В кухне положил хлеб на стол, убрал колбасу в холодильник, и только после этого пошел в комнату. Тебя встретила разоренная постель, открытая дверца шкафа, повисшая на одной петле, и пустой угол там, куда ты кинул сумку Драко после возвращения.

    Нет, ты не заметался в панике по квартире – подсознательно ты давно был готов к тому, что Малфой куда-то сорвется в свое отсутствие. Без палочки и без денег он не мог далеко удрать, ты не сомневался, что найдешь его в течение суток, не больше. Но уход Драко был сигналом, что ждать больше нечего.

    -----------------------------------------

    Малфой отыскался на блошином рынке. В общем-то, Гарри так и предполагал – у Драко оставалась единственная ценная вещь, которую он мог попытаться продать. Впрочем, вряд ли магглы были способны оценить изящную серебряную подвеску, украшенную бирюзой, - детский оберег от дурных снов. Сколько Гарри помнил, Малфой носил ее на кожаном шнурке на шее, под рубашкой – то ли не оставляя надежды на собственных детей, то ли в память о родителях. Стоила подвеска – на маггловские деньги – сущие пустяки. В лучшем случае, хватило бы на междугородний автобус до Гавра. На что Драко рассчитывал потом, Поттер понятия не имел. Зная Малфоя, он не сомневался, что тот без размышлений свернет шеи паре-тройке магглов, чтобы получить их бумажники. Вот только прорваться из мира магглов в мир магов без волшебной палочки - дело невозможное. Впрочем, Драко рассчитывал добраться до Британии, а об остальном подумать потом. Жизнь научила его не заглядывать далеко вперед, действуя по обстоятельствам и пользуясь удобными случаями.
    Увидев Гарри, Драко с независимым видом сунул руки в карманы и, прищурившись, начал разглядывать окна домов вокруг. Сумка висела у него на плече – судя по всему, он не собирался возвращаться в Клиши.

    - Пошли, - негромко сказал ему Гарри, подойдя на расстояние двух шагов. – Пошли, обсудим, что делать.

    У них не было никакого четкого плана, только общие наметки. Использовать Непростительные они не хотели изначально – Гарри как никто другой знал, насколько мало шансов после этого уйти от авроров. Те легкие Империусы, которыми пользовался Драко, чтобы затащить в свою постель студентов, вряд ли отслеживались, но нападение на банк требовало заклятий более высокого уровня и более мощной энергетики. А уж на такую вспышку магии аврорат отреагировал бы моментально.

    Оставался грабеж по маггловской схеме, с оружием в руках. Или с тем, что магглы должны были принять за оружие. Такой вариант был проще и опаснее. Изменить внешность чарами для Гарри и Драко не составляло проблем. Трансфигурировать любую вещь в подобие пистолета – тоже. Конечно, чтобы подделка стреляла, требовалось много больше, чем внешнее сходство. И в этом состояла главная сложность – используя подделки, отнять реальное оружие у охранников банка. Не имея возможности отстреливаться, они оба рисковали получить по пуле. Значит, предстояло прикрываться заложниками.

    Разрабатывая свой план, Гарри и Драко пришли к одному и тому же выводу – грабить придется в провинции. Полиция там ленивее, аврорат дальше, шансов на удачу больше, чем в столице.

    - Проведем рекогносцировку, - говорил Малфой, болтая бумажным стаканчиком с остатками дрянного кофе. – Правда, придется жить под чарами. Ну, не жить – выходить в город и в отделение банка, чтобы не привлекать внимание и не вызывать подозрений. И все это надо делать быстро, Поттер, очень быстро. Мерлин знает, что сейчас происходит в Британии. Мне не хотелось бы обнаружить, что, пока мы тут разыгрываем из себя налетчиков, там к власти пришла эта кучка дерьмовых заговорщиков. Я, конечно, не маггловский ангел, и у меня в Британии почти никого не осталось, но это, все-таки, моя страна. И я не теряю надежды кое с кем свести счеты.

0

11

Жду-жду-жду-жду-жду-жду-жду-жду-жду-жду-жду.....
Хочу прочитать уже полный перевод части, потому что от трех предыдущих просто безума.
А как закончилась третья... ммм... Хотеть увидеть продолжение полностью)))

0

12

С огромным нетерпением жду продолжение, очень заинтересовала работа. Только сильно удивила смена стиля автора. Довольно необычно, учитывая прошлые работы...

0

13

Kira-sempai, favian - очень может быть, что мы скоро очень удивимся)) Барон сказал, что начал заново переписывать Псов и все-все будет по-другому))
favian - это не смена стиля, это изначально авторский)) Василиск - первый фанфик Барона в фандоме, он сам считает, что, наверное, так свободно потом уже не писал))

0

14

«Я волоку тысячелетний хлам двух разных вер – мне никуда не деться…» Г. Нейман «Полукровка».

Русскоязычному фанфику фандома Гарри Поттер и все-все-все с пейрингом Гарри Поттер/Драко Малфой несказанно повезло. Великую сагу о любви – настоящей любви, о характерах – сильных характерах, о борьбе и сопротивлении – волевом сопротивлении рассказывает великий литератор. Русский фандом его знает под французским псевдонимом барон де Куртнэ. Если заявлено его авторство, то далее по тексту произведения все будет безупречно: стиль изложения, образы и характеры гл. героев, нетривиальный сюжет и потрясающая авторская интонация, которую ни с кем не спутать.
Жанр всех четырех частей, где 1-ая часть – «Убить Малфоя», 2-ая часть – «Охота на Хорька», 3-я часть – «Цепь для Дракона» и 4-я часть «Domini canis», заявлен как слеш – достаточно тяжелая и неповоротливая категория для многих русскоязычных авторов. Некоторые из ник делают акцент на романтических настроениях героев, некоторые – на сексуальных. Спотыкаются на ровном месте текста и те, и другие. Не то в данном примере. Понимая ориентацию как вектор сексуальной направленности, автор посредством этого указания обращает внимание читателей на то как действуют гл. герои, почему они поступают так, а не иначе, что ими движет, а также внутренние переживания – мысли, эмоции, движения души – получаются очень яркими.
Мотив чувственности будет звучать на протяжении всех четырех частей и всегда будет потрясающе красив, логически оправдан, технически точен и натуралистичен. Это всегда будет фоном. Центральное место композиции отдано той самой – настоящей – любви, которую «нельзя купить, а можно только встретить» (неточная цитата по Г. Нейману).
Встретив – бороться за нее, чтобы не потерять. Не потеряв – бороться за ее сохранность, попутно раскрывая и обнаруживая такие черты характера, о которых раньше и не подозревал.
Обычно гл. герой – это один персонаж.  В данном случае гл. героев всегда двое – оба равнозначны и равновелики. Симпатии автора, а также сострадание и сопереживание тоже принадлежат заглавным персонажам. Два как одно целое и целое одно с двумя гранями – так не бывает? Бывает, если категория слеш принадлежит авторству барона де Куртнэ. Невозможно не очароваться и не восхититься цельностью натуры как у Драко, так и у Гарри.
Все четыре части имеют вид законченного произведения с разными мотивами:
- ч.1 – понимая суицид как позорный проигрыш звучит гимн жизни, центральный мотив – встреча и узнавание любви;
- ч.2 – понимая месть как часть борьбы звучит гимн сопротивлению, центральный мотив – удивление от осознания любви, принадлежности друг другу;
- ч.3 – понимая политику как неоднозначное влияние звучит гимн критическому мышлению, центральный мотив – разделенная любовь как великий дар или чудо;
- ч.4 – необъявленная война за сохранение цельности личности, за сохранение любви, за то, что значимо.
Во всех частях поступками героев руководит любовь.  Она же проходит красной нитью через все повествование. Она же держит за руку гл. героев произведения. О ней рассказывает великий гуманист барон де Куртнэ.
В заключение предположим невозможное, а именно то, что по данному слешу снят фильм, настолько кинематографичными получились герои – сами на экран просятся. Экранизация по 4-ой – самой сильной из сильнейших – части. В этом случае роли между актерами распределяются следующим образом:
Серебряков – Гарри Поттер, Ананишнов – Драко Малфой.

0


Вы здесь » Ars longa, vita brevis » Фанфики » Василиск-4. "Domini canis", NC-17,макси,ГП/ДМ