Лежу, глажу твой животик и любуюсь на тебя, спящего. Ты и так выглядишь моложе своих лет, а уж когда засыпаешь, с лица спадает вся напряженность, и ты совсем как ребенок. Но стоит тебе открыть свои глаза цвета молодой травы, и я сразу вспоминаю, что ты вообще-то старше.
Хотя, начну, пожалуй, сначала.
Меня зовут Джер, я сирота. Ростом 1,80 м; как говорится, косая сажень в плечах; атлетически сложен - занятия спортом не прошли даром, да еще эти извечные драки; глаза голубые; рыжие волосы спускаются ниже лопаток - мне нравиться, и плевал я на мнение остальных.
Я лишился отца, когда мне было семь лет, мать умерла еще раньше – слабое сердце. В общем, вырос я в детдоме, а после него решил пойти в военную академию. Как ни странно, я поступил и даже удачно отучился. После распределения попал к десантникам и уже через пару лет стал правой рукой командира нашего подразделения, а потом, когда тот ушел на пенсию, и вовсе занял его место. Мало кто из десантуры мог дослужиться до этого звания, ведь нас кидало в такие места, откуда хорошо, если процентов десять возвращались живыми и здоровыми.
Три года я был командиром, и многие пророчили мне неплохую карьеру. В армии, конечно, тоже все делается по блату, но когда ты на протяжении всего своего командования потерял только двоих из тридцати человек – это не может остаться незамеченным.
А потом было последнее задание в старом составе – многие работали здесь по контракту, и он истекал, а ребята не захотели его продлевать. Впрочем, многим из них деньги нужны были не просто как возможность шикарно жить какое-то время, а на благие цели. Большинству для дорогостоящих операций родным. Мне, да и не только мне, было жаль, что они уходят, ведь мы успели сработаться за это время, но это их выбор. И вот последнее, по сравнению с предыдущими легкое, задание.
Но судьба на этот раз решила сыграть злую шутку. Погибли все. Я один чудом уцелел. Два месяца, проведенные в больнице, поставили меня на ноги, но вернуться к этой работе я уже не смог и подал в отставку.
Месяца три, точно сказать не могу, я только пил, пил и пил, пытаясь забыть все, но тяжелые воспоминания прочно засели в памяти.
И вот однажды, возвращаясь домой с очередной порцией спиртного, потому как дома оно подло кончилось, я увидел, как в подворотне какие-то ублюдки бьют парня. И что-то взыграло - мне и трезвому-то море по колено, а уж пьяному… Разогнал я их, а спасенный парень сидит весь в крови и пялится на меня, как на восьмое чудо света.
– Спасибо, – голос тихий, а на вид пареньку лет 20, не больше – У тебя праздник? Я тебе, наверное, все испортил? – кивая на пакет из магазина, продолжает он, – у тебя губа разбита и, кажется, фингал под глазом будет. Хотя сам он выглядит не лучше: синяк на всю скулу; рубашка почти порвана, по крайней мере большая часть пуговиц отсутствует; да и так выглядит очень побитым и несчастным.
Ощупываю глаз и губу.
– Нет, – говорю, а сам смотрю в его глаза, сильно выделявшиеся сейчас на лице – горе заливаю, так что не испортил.
Протягиваю руку, чтобы помочь ему подняться.
– Не лучший способ.
– На что фантазии хватило. Ты их знаешь?
– Да, работаем вместе, – дрожащим голосом отвечает он, опуская голову, будто он сам в этом виноват…
– Что, нагадил кому? Или в чем дело? – смотрю и глаз от него отвести не могу: шатен, волосы вроде в беспорядке, торчат во все стороны, но как будто так и надо; красивые четы лица; хорошее телосложение, хоть и худощав, но жилист; ростом немногим ниже меня. На два года старше, но это я узнал уже после.
– Нет, просто… выгляжу так… да еще сдуру, спьяну как-то признался, что больше по парням, чем по девушкам. Они сначала предлагали, я отказывал. Но вот сегодня хотели… - голос совсем срывается, еще чуть-чуть, и заплачет.
– Трахнуть, – знаете, в армии мы всегда были в режиме боевой готовности, то есть от базы и на метр не отойти, а секса-то хочется. Но все строго по обоюдному согласию. Нас старик еще учил: «Где бы ни был, каков ни был бы враг, грабить и насильничать - удел ублюдков. А вы солдаты, воины!»
– Да, – тихий, на грани слышимости, шепот, – Но…
– Давай ко мне, – перебиваю, – Выпьем, а то одному надоело. Приставать не буду, обещаю.
Вообще-то никогда никого к себе не приглашал все собутыльники во дворе, где на лавочке и распивали, если мне не хотелось пить одному.
– А пошли! – излишне бодро согласился парень.
Пришли.
Квартирка у меня так себе - купил, что первое под руку попалось - просто хотелось иметь свой угол. Одна комната - моя спальня - в которой кроме кровати, ноутбука, тумбочки, шкафа и стула ничего нет; кухня как бы совмещена со второй комнатой - разделяет их лишь барная стойка; в самой комнате только диван, пара кресел да журнальный столик; на кухне минимум необходимого: печка, чайник, микроволновка, а еще часы советских времен на стене, почему-то жалко их выкидывать - вот и висят.
Выпили изрядно, и он мне пожаловался:
«Я в школе еще понял, что парни больше привлекают, чем девушки. Да еще и с внешностью повезло, и не глупый. Я всего полгода работаю, а директор уже отметил, мол, хорошо работаю, и повысил в должности.
Эти парни не первый год работают, а я всего ничего, и уже повышение. Вот и взъелись…»
В общем, домогались мальчика все, кому не лень, и кому лень тоже. Черт, как-то я слишком мягко обошелся с этими ублюдками…
В обмен на такую откровенность я тоже рассказал парню, как дошел до такой жизни. Даже от души как-то отлегло маленько.
Утром он ушел на работу, а днем я нашел его кошелек, видимо, выпавший во время поспешных сборов.
В кошельке была визитка с работы, на ней телефон и адрес. Делать все равно было нечего – пошел возвращать пропажу. Стою на ресепшен, девочка звонит сообщить, что к Арчибальду пришли. Арчибальд… Что за имя?! Я его, помниться, до Альда сократил. И тут я увидел наших старых знакомых из подворотни. Меня они сразу узнали – личность запоминающаяся. Подошел я к ним и лениво так протянул с улыбкой гадюки: «Еще раз увижу рядом с ним - убью», – и «корки» свои достал. Бедняги с перепугу даже не заметили, что там штамп «в отставке» стоит.
И тут выходит он. У меня аж дух захватило – все такой же растрепанный, но, господи, до чего красивый…
Отдал ему кошелек, выслушал дежурные слова благодарности.
И так и не смог забыть - неделю не пью, в мыслях – только он и его зеленые, зеленые глаза. Плюнул на все и вечером пошел к нему на работу.
– Привет, – сердце замерло, а вдруг сейчас выгонит?
– Привет, неужели опять выпить не с кем?
– Не в этом дело. Поговорить надо, время есть?
– Да, на завтра выходной дали – можно никуда не торопиться. Пошли, посидим в ресторанчике тут рядом, поговорим, раз ты настаиваешь, – и улыбнулся, а я стою дебил дебилом, нет, наверное, еще хуже. Черт, какая у него улыбка.
– Пойдем, – соглашаюсь я, а у самого внутри что-то екает.
Пришли мы, заказали, ждем.
– Так о чем ты хотел поговорить?
– Ммм… Наверное, лучше начать издалека. Я вообще-то раньше только по бабам…
– И?
– Черт, прости сразу за то, что сейчас скажу. Я сначала думал по-пьяни выговорился тебе, а ты выслушал. Ты вообще первый, кому я это все рассказал, собутыльников-то много было, и я подумал, что на этот раз просто близкий по духу человек попался… Но вот уже неделю не пью.
– Молодец, это правильно, ведь жизнь продолжается, несмотря ни на что. Но к чему ты мне все это говоришь?
– Знаешь, ты мне нравишься, - и без перехода, пока смелости набрался, выпаливаю – будешь со мной встречаться?
– Да ты, ты….
Глаза хоть и пылали, на первый взгляд от гнева, но что-то в них промелькнуло такого, что у меня аж камень с души упал, бодро загремев по полу.
– Я же сразу извинился, но не могу я так больше… только о тебе думаю. Сам охреневаю. Ты не думай – в случае отказа я не стану преследовать тебя, угрожать…
Повисла тишина, официантка принесла заказ. Сидим, молчим, жуем.
И тут тихое:
– Согласен. Только я не знаю, когда смогу подпустить ближе… Меня уже как-то насиловали… пару лет назад. И…
– Я подожду столько, сколько скажешь, просто будь рядом, мне большего не надо. А сейчас я просто очень хочу тебя поцеловать.
– Так что же мешает? – а в глазах смешинки, которые позволяют мне надеяться на взаимную симпатию.
Хорошо, что сидим мы в углу, и весь зал в полумраке. Встаю, сажусь рядом, рука как-то сама ложиться ему на талию, второй аккуратно беру его за подбородок, поворачиваю к себе и целую. У него такие нежные губы… Провожу по ним языком, он подается мне навстречу. Углубляю поцелуй – и как будто нет в этом мире никого, кроме нас, ничего, кроме нашего поцелуя…
- Тебе не противно? – по-моему на пол только что грохнулась моя челюсть.
- С чего это мне должно быть противно?!
- Ну…я…меня…
Не даю ему закончить его какую-то, судя по всему дурацкую, мысль, притягиваю его к себе и целую, вкладывая в поцелуй все: нерастраченные страсть и нежность…душу…
- Не противно, чертовски приятно и если надо я повторю это хоть миллион раз! – недоумевая: как может быть противно, когда прижимаешь его к себе и целуешь эти мягкие губы?! – а еще раз спросишь что-нибудь столь же бредовое, пойду скандировать на улицу, что обожаю тебя целовать!
- Да?! – левая бровь изогнулась в удивлении.
- Уже да! – и поцеловал его в уголок губ.
Он улыбнулся и прижался к моему боку…
Мы с Альдом встречаемся уже два года, год назад он подпустил меня ближе. Помню, в первый раз я его, мягко говоря, удивил – подготовив себя под его охреневший взгляд, сам дал ему. Он потом признался, что не ожидал увидеть меня в наш первый раз снизу, все-таки армия оставляет свой отпечаток на людях. А для меня это было своего рода признанием, и он меня понял. Перед тем, как кончить он прошептал: «Я тоже люблю тебя». А с утра уже сам просил «пожалуйста, сильнее, глубже…»
Я его так люблю, он стал началом моей новой жизни. Я нашел хорошую работу, мы с ним накопили на квартиру… И вот его первый сон здесь.
До сих пор задаюсь вопросом: «За что мне такое счастье?..»
И тут он проснулся:
– Чтобы жизнь малиной не казалась, – улыбается.
Кажется, я сказал это вслух…
Тону в его глазах и готов тонуть в них всю жизнь…
Отредактировано Jazvo4ka (2011-06-14 17:55:40)
