****
- Какой же он дурак!
Молодой человек уже несколько часов сидел за барной стойкой, перед старым, добрым барменом, и изливал ему душу. Душа требовала долгого и вдумчивого рассказа о своих мучениях, настолько вдумчивого, что он до сих пор не допил заказанный бокал светлого пива. Это обстоятельство немного огорчало бармена, который мысленно уже записал на счет бедолаги изрядное количество алкоголя.
Но поскольку новой порции пива не требовалось, посетителей было до неприличия мало, а вытирать и без того уже сияющий стакан надоело, бармен занимал себя тем, что слушал нытье своего незадачливого клиента.
- Дурак, - покивал бармен, ненавязчиво подталкивая кружку с пивом к молодому человеку. Тот всхлипнул от благостного ощущения того, что хоть кто-то с ним согласился, схватил бокал и сделал пару глотков. И тут же продолжил:
- Ты знаешь, на что я трачу добрых два часа ежегодно, приклеивая на стенку новый календарь?! Я сижу над ним с маркером – и обвожу все наши «важные» даты! Которые у меня записаны в блокнотике, который, в свою очередь, я всегда ношу с собой!
А знаешь, почему они записаны в блокнотике? Нет? Потому что каждый год у нас появляются новые «важные» даты. И не дай Бог, я забуду про одну из них – знаешь, кем я буду после этого? Не знаешь?! Зато я знаю! Я буду бессердечной, ограниченной скотиной, которой все равно на него и наши отношения! А если я попробую заикнуться, что забыть про одну важную дату из ста пятидесяти отмеченных в календаре – еще не конец света, знаешь, что он мне ответит?! Что не нужно делать ему одолжения! Ему – одолжения!!! И если для меня это бесполезные и пустые дни – то и отлично!
- Ну и отлично, - пожимает плечами бармен. Он так заслушался своего клиента,что даже забыл подтолкнуть ему в очередной раз кружку с пивом.
- Нет! Потому что он говорит это голосом, который называется: «Ну, давай! Скажи, что это не так, скажи, что ты сожалеешь!» И конечно, я говорю!
- Зачем?
- Да потому что или я скажу это, или придется признаваться, что из всех праздников я признаю только День Конституции – и у него тогда будет инфаркт!
- Почему это?
- Потому что он тогда «потратил лучшие годы своей жизни на такого черствого и отвратительного человека», как я! Вот какой у тебя праздник тринадцатого апреля? А?!
Бармен задумчиво потер переносицу.
- Тринадцатого апреля?.. Да вроде никакого...
- Вооот! У тебя – никакого! У всех нормальных людей - никакого, если эти нормальные люди не родились в этот день. А у нас этот день – день Мира!
- Почему Мира?
- Потому что после нашей первой серьезной ссоры, именно в этот день мы имели неосторожность помириться! А восемнадцатое апреля – «День Мира-2», и есть еще «День Мира-3» и «День Мира-4», и еще какой-то вроде бы! – схватившись за волосы, воскликнул молодой человек. А потом сам взялся за пиво. Бармен озадаченно покачал головой.
- Знаешь, что такое "слепое бессердечие"? Это когда я просыпаюсь с утра, иду отлить и зубы почистить, а потом вхожу на кухню, весь такой сонный, чмокаю его в щеку, сажусь на свой табурет, беру булочку…. А эта самая булочка, с компанией остальных булочек, была собрана в форме сердечка! Которое я не только сожрал, но и не заметил! А он, несчастный, полночи вертелся, и спать мне не давал, придумывая это сердечко, горя желанием сделать мне приятное! И вот тогда – это слепое бессердечие. И хрен я сегодня на работу в чистых носках пойду – потому что у него истерика, и он заперся в ванне, где они висят!
- Булочки, вот оно как… - задумчиво бубнит себе под нос бармен, наконец, подливая пиво странному собеседнику. Тот продолжает:
- А эти цветы?! Наша квартира иногда напоминает мне джунгли! Ну почему у нормальных людей на кухонном подоконнике стоит всякая херня типа лука в баночках – а у нас форточку открыть нельзя, потому что его бесценный рассадник зелени умрет от холода?! А когда я попытался объяснить, что если я умру от духоты – ему придется потратить побольше, чем на поминки фикусов, знаешь, что он мне ответил?!
- Ну…
- Он ответил… Нет, он не ответил! Он заорал, что «как я только смею так говорить и приводить такие ужасные, ужасные примеры»! Что я совсем его не жалею! Что ему «даже думать об этом больно»!
А что я такого сказал? Черт – да форточку, форточку я хотел открыть! А мне прочитали лекцию, что мы с ним никогда не умрем. А когда все-таки это "никогда" кончится, и мы начнем умирать… знаешь, что мы тогда сделаем?!
- Догадываюсь…
- … Мы возьмемся за руки, сядем на берегу моря, и, смотря на заходящее солнце, тихо умрем с улыбкой на губах. А знаешь, каким будет это самое море?! Разноцветным! Искрящимся в лучах умирающего, такого же как мы, солнца!
- Я это в каком-то фильме видел, - доверительно покивал бармен.
- Он, видимо, тоже! И, видимо, не совсем понял, что в фильме все не так, как в жизни! Вот я ему и взялся объяснять, что вряд ли мы успеем, умирая, доехать до моря. А даже если успеем, вряд ли мы умрем именно в закат. А даже если именно в закат – возможно, будет сильная облачность, и все, что мы увидим – будет пасмурное, темное небо. А так же то, что когда наши мускулы расслабятся после остановки сердца, мы можем упасть на бок и отпустить руки друг друга – тогда получится, что мы зря ехали к морю.
- И он разозлился и уехал к маме? – проявил догадливость бармен, автоматически подливая пива своему клиенту.
- Нет! Сначала он прорыдал несколько суток. Причем рыдал только при мне, чтобы я это видел и сгорал от угрызений совести! А когда я начал его успокаивать, говорить: «Прекрати уже плакать, а то умрешь от тоски, и тогда мы точно на море не поедем» - вот тогда он уехал к маме.
- Ну и ладно…
- Я тоже так подумал! Но он позвонил через три часа, и проорал, что «ах вот так, значит тебе все равно, значит, бежать и останавливать меня – это выше твоего достоинства!!! Ну и ладно!»
- Ну так и ладно!
- Ну так, а я-то за ним пошел! А он меня не пустил! Я постоял немного под дверью, и ушел. А он развопился, что раз я так быстро сдался, то все точно кончено. Что он сейчас наглотается таблеток, ведь тогда мне не придется париться, как нам успеть доехать до моря вместе.
- Вот он дурак, - задумчиво произнес бармен.
- Вот!!! И я о том же! – восторженно подхватил молодой человек, вскидывая взлохмаченную голову и преданно заглядывая бармену в глаза. – Дальше - хуже! Я смог с ним поговорить. Через замочную скважину входной двери квартиры его мамы, правда, но это ничего. Он рыдал и ныл что-то о том, что всегда меня любил и принимал таким, какой я есть – грубой, бессердечной, скотиной, которая любит только себя. Но я оказался НАСТОЛЬКО грубой и бессердечной скотиной, что его сердце не выдержало и сейчас ему остается только перерезать себе вены.
- Что – так и сказал?
- Ну, не совсем… он еще рассказывал, как кровь брызнет из его тонких запястьев алыми искрами, как она медленно будет скатываться бурыми каплями по его онемевшим прохладным пальцам, как он, улыбаясь, сползет в лужу собственной крови. И как, из последних сил, прошепчет: «Я люблю тебя», протягивая дрожащие окровавленные пальцы правой руки, со страшной раной на ней, к замочной скважине. Из которой, светом райских врат, будет слышаться мое, такое любимое им, дыхание...
- Вау, - бармен водрузил на стойку тарелочку с солеными огурчиками и задумчиво разгрыз один. – Ну а ты?
- Ну, а что я? Я лишь заметил, что, скорее всего, рука со страшной раной будет не правая, а левая, потому что он абсолютный правша.
- Логично…
- Вот и я так подумал…
Они посидели еще несколько минут в прокуренной тишине бара. Тишина эта была очень относительной – в глубине помещения смеялись и говорили посетители, шумел кондиционер, трещала мигающая лампа…
- Помер?
- Нет, - парень приложился к бокалу с пивом. – В самый пик его рыданий, из магазина вернулась его мама. Поздоровалась со мной, открыла дверь, отпоила этого идиота чаем и помирила нас. Поверить не могу, что у самой Чуткости - такой долбанутый сын!
- Это хорошо, что помирила, - прокряхтел бармен. – Но он все равно дурак.
- Дурак, - согласно кивает молодой человек. Теперь его речь более спокойная, даже немного ленивая - так много и эмоционально он говорил.
- Зато не помер, - рассудительно решил бармен. Парень тяжело вздохнул.
- Да, ладно тебе! Ну… не очень тебе, конечно, с ним повезло…
- Еще как мне с ним не повезло! – вспылил тот, допивая пиво и закидывая в рот огурец. – Он же – тупой, как дебил!
Бармен снова понимающе покивал, пытаясь вспомнить, выкладывала ли его жена когда-нибудь для него сердечко из булочек.
- А в коробке что?
Парень мрачно косится на коробку, стоящую рядом с ним на барной стойке. Обычную коробку от туфель, которая, словно почувствовав, что к ней обратились, заерзала на месте и что-то... вякнула.
- Подарок.
- На очередную «важную» дату?
- О да. На нее самую, - молодой человек недовольно почесал лоб и тяжело вздохнул. – Ладно. Спасибо, что составил компанию.… Пойду к своему дебилу, пока он не решил, что раз я задерживаюсь, значит, всячески пытаюсь улизнуть от него, избежать встречи с ним, значит, я его ненавижу, а значит, надо выброситься с балкона.
- И такое было? – сочувствующе вздохнул бармен, убирая деньги посетителя в кассу.
Парень мрачно усмехнулся, подхватил вякающую коробку и вышел из бара.
Смеркалось.
****
Юноша визжал ничуть не меньше мелкой свиньи, что сейчас носилась по двуспальной кровати. Тыкал в нее пальцами, гладил теплые, упитанные бока, покрытые гладкой шерсткой, поднимал ее и целовал в мордочку.
Свинья, слыша его визги, тоже визжала и издавала еще какой-то звук, похожий на мурлыкание. С забавным «куть-куть-куть» топала по матрацу и все пыталась вскарабкаться на живот мирно курящего мужчины.
- Ааааа! Она такая прекрасная! Она восхитительная! Ты посмотри в ее глаза!.. Нет, ну посмотри в ее глаза! Правда, красивые!?
- Красивые.
- Ну, ты не смотрееееел!..
- Я – курю!
- Курить вредно… нам с Варфоломеем не нравится запах сигарет, - недовольно поморщился юноша, прижимая к себе морскую свинку.
- Кто такой Варфоломей?
- Свинка, конечно же! Правда, роскошное имя?
- Слишком. Для свиньи.
- Не обижай его! – зашипел юноша, затыкая флегматичной морской свинке уши, будто она и правда могла обидеться. Курящий закатил глаза. – Эй! Вот опять ты закатываешь глаза! Ты чем-то недоволен?! Мы же обещали говорить друг другу в все о своих недовольствах!
- Дай, я покурю спокойно…
- Конечно, лучше курить, чем разговаривать со мной!
- Я бы посмотрел телевизор, но ты его сломал.
- Это был не я!!! Он сам!!!
- Конечно, я тоже думаю, что новый телевизор вполне мог сломаться сам. И твоя герань, которую ты пристроил на него, тут совсем ни причем. И, разумеется, ты прочитал инструкцию по эксплуатации телевизора, прежде чем поливать эту самую герань…
- …У тебя везде инструкции! Тут инструкции, там инструкции, ты даже писать не пойдешь без инструкции! – В свете яркой, белой луны было хорошо видно, как играет румянец на щеках юноши.
Свинка сползла со своего обожателя и, курлыча себе под розовый нос, начала топтаться между двумя новыми хозяевами. Юноша подумал немного и решил все-таки пообижаться на слишком резкого возлюбленного.
- Ты меня совсем не любишь. Какой-то телевизор тебе важнее… и вообще!..
Варфоломей, после долгих и упорных попыток, все-таки запрыгнул курящему мужчине на живот и довольно помурлыкал сам себе.
Юноша решил, что самое время зареветь. Но зареветь он не успел: сильная рука мужчины, притянула мальчишку ближе, укладывая его голову к себе на плечо.
- Через неделю я пойду в отпуск.
Юноша похлопал глазами.
- В отпуск? Ты же не хотел его брать…
- На море поедем, ты же просил, - мужчина выдыхает дым, неловко стряхивая пепел в баночку, устроенную на своем брюхе, прямо возле морской свинки. Паренек широко распахнул по-детски наивные глаза и с недоумением уставился на своего возлюбленного. Мужчина немного смутился. - Ну… Ты же… как бы… ты же трещал без умолку… море то- море се... И такое оно прям необыкновенное… и синее… и … и чего ты там еще говорил?
- Я говорил, что море – восхитительно, - ласково улыбнувшись, юноша потерся носом о щеку возлюбленного. – Море знает, что находится там, в самом конце горизонта и мира. Море знакомо с небом, и где-то далеко-далеко, они становятся одним целым…
Море – словно соткано из кусочков волн. И каждая волна - особенная, в каждой - мозаика неба, солнца, ветра... А еще в волнах прячется отражение подводных земель. И вся эта морская пелена – совершенна в своем изяществе... В своей глубокой синеве, мрачной серости шторма, игривой голубизне восходящего солнца. В темной, почти осязаемой, бесконечности ночи...
А мы с тобой обязательно придем смотреть на закат. И увидим эту волшебную панораму красок неба и воды. Увидим взрыв палитры, которая, расплываясь кляксами и разводами, будто соскользнула с кисти невидимого художника прямо на небо, на облака и яркую точку солнца... А потом, на наших глазах, этот тонкий слой акварели потечет вниз, к морской глади, впитываясь цветным пятном в ее волны, окрашивая их, путаясь, чуть размываясь в толще воды…
Мы увидим, как небо перетечет в море, представляешь?! Единственные на всем белом свете!
А потом – побежим по уже остывшему от утреннего жара песку к воде. Купаться в этой необъятной красоте, наполнятся ею... одни только мы с тобой….
- …А если в этот момент там будет кто-то еще купаться, и мы не будем только одни, нам придется возвращаться в отель? – мужчине чудом удалось вставить слово в восторженный словесный поток возлюбленного. Юноша ошарашено остановился, поморгал, будто просыпаясь, и плаксиво уставился на перебившего его мужчину.
- Опять?! Опять все портишь?!!
Паренек резко поднялся, явно намереваясь убежать в ванну и проплакать там до утра, но мужчина ловко перехватил его за тонкие ручонки и уложил обратно. Спугнув при этом задремавшего Варфоломея и перевернув пепельницу.
- Блядь!
- Не ругайся матом в постели!!! – тут же заныл юноша. Мужчина тяжело вздохнул и закрыл лицо руками.
Господи, как же он достал, этот чертов мальчишка! Как же он надоел! Как же он…
- Котик, любимыыый, прости, простиии, я не хотел! – тут же заныл юноша, увидев реакцию возлюбленного и бесконечно ласково поглаживая его по волосам. – Извини, не злись, не бросаааай, ыыыыы….
Мужчина снова вздохнул, мрачно погладив уже рыдающее на его груди эмоциональное недоразумение, по голове.
«Вот говорила же мама, не водись с Романтиком, не водись! Негоже воспитанному Цинику ухаживать за всякими полоумными Романтиками! Потом еще настрадаешься!.. Эх, надо было слушать маму, и ухаживать за Пофигизмом – она хоть поспокойней всегда была…»
Романтик уже не рыдал, лишь тихонечко всхлипывал на груди задумчивого Циника.
А тот настолько задумался, что невольно отметил совершенную красоту белого диска луны. Ее сияние изысканными, тонкими слоями покрывало темное небо, беззастенчиво просачивалось сквозь занавески и расползалось по кровати...
«Красиво» - подумал Циник, все еще поглаживая Романтика по вихрастой голове. – «… Ну вот. Кажется, я заразился бредом этого дурного мальчишки!»
- Ты не сердишься? – пробурчал Романтик. Его сухие губы приятно царапнули горячую кожу груди мужчины. Циник улыбнулся, немного натянуто, но все же улыбнулся, звонко чмокнул юношу в щеку и помотал головой.
- Нет, не сержусь.
Паренек расцвел на глазах.
- Правда?!
- Да.
- Честно?!!
- Да, честно…
- Ииии, я тебя люблю!
- Угу…
- Не «угу», а «я тебя тоже очень сильно люблю»!
- Да-да…
- Тебе так сложно это сказать?!
- Ты сам уже все сказал, зачем повторять?!
- Опять?!! Я так и знал, что ты меня не любишь!!!..
Пришлось снова останавливать стремящегося убежать в ванну паренька, прижимать к себе и баюкать.
- Люблю, все, успокойся.
- Правда? – восторженно-сияющий взгляд.
- Черт, пожалуйста, хватит!..
- Куть-куть-куть! – напомнил о себе Варфоломей, шагая в лунном свете по одеялу. Романтик звонко засмеялся, удобней устраиваясь в объятьях любимого Циника.
- Он у нас такой красивый, да?..
- Свинья эта?
- Варфоломей!
- Ну да…
- Смотри, как блестит его шерстка в лунном свете! И как сияют глаза! И эта крапинка… я никогда не видел морских свинок в крапинку! Варфоломей самый красивый! Спасибо, любимый, что подарил мне его…
«Ну,… возможно, любить Романтика не так уж и плохо, как кажется порою…»
- Знаешь…
- Мм?..
- Это не крапинка. Просто, когда ты трепыхался, мы перевернули пепельницу, и эта свинья по уши извозилась в пепле.
…
- Ты такой бессердечный и грубый, - плаксиво заныл Романтик, призывая снова начать себя успокаивать.
«Господи, дай мне сил!..»
----Занавес----
