5.
****
Сначала я подумал, что это мне просто такой сон отстойный снится. Где я умираю, задыхаясь.
Но, проснувшись и потратив несколько секунд на попытку глубоко вдохнуть, снова потерпел в этом деле досадное поражение. И тут до меня дошло, что что-то мне сильно сдавливает грудную клетку. Вполне себе наяву сдавливает.
Еще несколько секунд я паниковал: спросонья у меня очень туго соображает голова. И наконец разобрался, что к чему.
- Глеб, - мрачно просипел я, пытаясь спихнуть с себя чужую, тяжелую руку. Вот вроде рука и рука - кусок мяса на кости. И фиг сдвинешь. – Глеб!
Этот дебил что-то бормочет про какие-то котлеты и даже не пытается отодвинуться от меня.
Черррт, ну почему каждую ночь одно и то же?
- Глеб, скотина тупая! - шиплю, изворачиваюсь, толкаюсь и пихаюсь. В общем, барахтаюсь в кровати, как только могу. Чертов дебил шумно выдыхает нечто малоразличимое, затем наконец отворачивается и укатывается на свою половину полутораспальной кровати.
Победа!!! Я же говорил, что я мужик – только настоящий мужик мог сдвинуть спящего Глеба с места!
Вообще-то, изначально моим спальным местом был раскладной диван. Да только эта развалюха прожила недолгую жизнь, и вскоре разбирать ее стало невозможно. А спать на неразобранном диване оказалось еще более невозможным. Итогом стало совместное сопение в кровати Глеба…
Я не хотел!!!
Я себе даже на полу постелил, создав неплохое и в чем-то уютное местечко! Но как только я покинул комнату, чтобы почистить зубы, этот идиот покидал мои пожитки на кровать, заявив, что не позволит мне, такому маленькому и милому, мерзнуть на полу. Разумеется, я возмущался! И много-много раз повторил, что я не милый, и что мужик, и что раз мужик хочет спать на полу – то надо! Надо позволить ему спать на полу. Что это полезно для спины и вообще крайне удобно. Меня послушали, покивали, даже в чем-то согласились, и силком затащили на кровать.
Так и повелось…
В принципе, если закрыть глаза на утробное сопение, иногда переходящее в не менее утробный, даже надрывный, храп, на тесноту кровати и крупные габариты моего соседа, а также на вот такие периодические удушающие объятия – все вполне сносно.
Даже уютно. С одной стороны стена, с другой – огромная, сопящая и теплая туша. Чувствую себя защищенным, как в домике. Да и, правда, теплее. Но этой сволочи совсем и не обязательно знать об этом.
Ворочаюсь. Я занимаю меньше половины площади полутораспальной кровати. Все остальное пространство достается дылдине-Глебу. Так он еще смеет посягать на мою сторону! Скотина тупая, вот весь сон согнал.
Еще слишком рано, чтобы вставать – за окном жуткая темень. Спать и еще раз спать. Но мне теперь неудобно. И жарко ногам. А плечам холодно… Вот чего этот дебил так далеко отодвинулся? Сначала чуть ли не целиком на меня заваливается, а теперь к самому краю отъехал.
Кряхчу, ворочусь, громко дышу и путаюсь в тяжелом горячем одеяле. Черт, до чего же оно сейчас противное! Да еще увалень с правого бока конец одеяла защемил, никак не выдернуть…
И подушка вся какая-то твердая. Горячая и неуютная. И как я спал в этом ужасе?!
И как мне теперь засыпать?!!..
…
Я ненавижу тебя, чертов дебил!
Более или менее устроившись на боку, в упор смотрю в основание шеи Глеба. Когда я слишком глубоко вздыхаю и выдыхаю, его короткие черные волоски чуть колышутся. Забавное же он животное….
Даже в чем-то милое…
Особенно когда он ко мне лицом спит и подушку своими огромными ручищами обнимает и под себя загребает. Вообще, когда его ручищи, которые огромные, начинают загребать подушку, ею одной дело не обходится. И компанию ей составляют в лучшем случае моя подушка и одеяло. В худшем – я сам.
Подумав хорошенько, с размаха ударяюсь лбом о свою горячую и неуютную подушку. Нет, то что он меня загребает своими лапами – это не мило!
И вообще – он не милый!
Ха, как у меня вообще фантазии хватило назвать двухметрового дебила – милым?!.. Спросонья я становлюсь сентиментальным…
Куча придурка рядом с шумом втягивает воздух и тут же с сопением его выдыхает. С умильным кряхтением в конце.
Ну да, вот в такие минуты даже Глеб бывает милым.
А еще, когда он, как дошколенок, подкладывает под щеку ладонь. Или чему-то улыбается во сне. Или смешно морщится, сопит, и начинает зарываться лицом в подушку.
У него ноги длиннющие, и он вечно сползает вниз, так что они по щиколотки свешиваются с кровати. Тогда он их поджимает под себя, вбиваясь в меня коленками, и добивая удушающими объятиями. Это чаще всего бывает под утро…
Так, что-то мне стало тут очень жарко.
Аж мысли не туда мыслят… не о том мыслят… то есть, думаю я не о том… Чертов Глеб! Вот опять у меня из-за него нервный срыв! Он мне вечно всю жизнь портит своей очаровательной мордой!
…
Ни в каком месте не очаровательной мордой своей страшной, ненавижу тебя, придурок чертов!!!
Рывком вскакиваю, закутываюсь в одеяло, с силой выдергивая его конец из-под замычавшего Глеба, и соскакиваю с постели на пол. При этом от души потоптавшись по спящему другу.
- Ммм… Кэшшш? – прокряхтело это всклоченное недоразумение с кровати.
- Че те надо?! Спи давай! Я отлить хочу! – взвился я, еще больше злясь на весь этот чертов душный мир, а в частности на своего вновь захрапевшего дебила.
В туалет я не хотел, поэтому сразу зашагал на кухню, поддерживая на своих плечах одеяло, которое развевалось за мной, подобно пафосному плащу какого-нибудь супергероя. Ну, может, не так пафосно, конечно.… В конечном итоге, я все-таки добрался до кухни, протерев концом волочащегося за мной одеяла давно не знавший ласки тряпки или хотя бы веника пол.
На кухне сейчас холодно. Форточка была чуть приоткрыта – скорее всего, сволочь курила перед сном и решила проветрить.… А мне – холодно!
«Жбах!» - с размаху закрываю несчастную форточку, усаживаюсь на леденющую табуретку и получше заворачиваюсь в одеяло.
На часах половина четвертого утра. Вот же гадство… Я же теперь днем умирать буду, поспал всего-то пару часов.
И еще этот дебил. Зла на него не хватает!
Выцапываю из холодильника одинокую сковородку с оставшимися от ужина макарошками и ставлю ее перед собой.
Вот чего мне так не везет? Где бы мне такую девушку найти, чтобы Глебушка на нее переключился? Он же, в принципе, хороший, даже готовить умеет, стирает по субботам, ночами вот обнимается, «Кешенькой» называет…
Может быть, дать объявление в интернет?
Ну, как-нибудь так: «Большой…»
Нет, не так…
«Огромный, ласковый дебил ищет спутницу жизни. Вредные привычки: курит как паровоз и сексуально домогается до своего друга детства»
И приписка от лучшего друга детства: «Заберите его, пожалуйста!»
Я удовлетворенно щурюсь, подцепляя на вилку одну макоронину-ракушку и отправляя ее в рот. Да, знатное получилось бы объявление. Главное, искреннее и яркое. И фотографию к нему прикрепить! Ту, где мы с ним этим летом на рыбалке поймали огромную щуку! Там у него такой милый обгорелый нос…
Знатное же сокровище кому-то достанется! Даже жаль…
Вздохнув, ковыряю вилкой завитушки макарон, грустно подпирая щеку рукой. Жаль. Поэтому и не написал я еще никакого объявления. И девушку даже не пытался ему найти. И, хоть и ворчу, но ложусь ему под бок, а мог бы и на полу поспать.… Привык, наверно.
Привык… Я конченый эгоист. Рассуждаю тут, как о вещи: привык, не привык… А он же, дурак такой долбанутый, честно любит, искренне, как дите малое! А я… Я что?..
Из комнаты доносится приглушенный грохот. Это мой дебил свалился с кровати. Шипящий невнятный мат лишь подтверждает мои мысли.
Закатываю глаза, мгновенно забывая все терзающие меня муки совести, и снова накалываю макароны на вилку.
Отчетливо слышится совсем уж подзаборный мат, кряхтение, и стук, будто ложкой деревянной по столу побили.
Это Глебушка забыл, что дверь нужно открывать, и врезался в нее лбом.
Дверь все-таки открылась. Наружу выполз он – как и говорилось в несуществующем объявлении, огромный дебил, с приоткрытой щелочкой правого глаза, немного припухшим сонным лицом и сбившимися шикарными семейниками. Постояв в недолгом раздумье, он двинулся в сторону ванны и туалета.
Ем макароны. Глебушка. Надо же было так назвать свое дите, чтобы его ласковое прозвище было так созвучно с «хлебушком»? А этот придурок еще возмущается, что я никогда его ласково и по-домашнему не зову… Глееееебушка… Ужас какой. Я сам себе напомнил бабушку из самой глухой деревни, которая только есть у нас в России.
Передо мной снова появляется щурящийся, еще не совсем проснувшийся Глеб. Несколько минут мы молча смотрим друг на друга. Я - пережевывая холодные макароны, он - пытаясь раскрыть глаза или хоть что-то рассмотреть перед собой.
- Кеш?
- Ага…
Дебил вваливается на кухню, еще больше щурится, почти утыкаясь носом в циферблат настенных часов, благо рост позволял.
- Четыре?..
- Без пяти четыре, - уточняю я, отправляя в рот новую порцию макарон. Глеб оборачивается ко мне. Правый глаз теперь открыт почти наполовину.
- Четыре часа утра, ебанный в рот!
Зря я засунул в рот так много ракушек - не успеваю все быстро прожевать и вовремя ответить. Поэтому придурку удается отнять у меня сковородку и просто-таки забросить ее в холодильник.
- Эй, я ел!
- Кеша, блядь, четыре утра!!!
- Без четырех минут, дебил! Ты чего вообще выполз?!
- Я чего выполз? А чего ты тут, блядь, в четыре утра хуйней маешься?! Те вставать позже всех что ли?! Ты заболеть снова хочешь? Какого хрена ты в четыре часа утра не в кровати?!
- Сначала ты меня чуть не раздавил свой стокилограммовой тушей, а теперь еще возмущаешься?! – гневно бурчу я, когда до меня невольно доходит, что в четыре утра соседям не очень приятно слушать наш мат.
Глеб замолкает, чешет затылок, снова смотрит на часы, будто бы проверяя, не приснилось ли ему, что уже четыре утра, а потом хватает меня за руку.
- Ну и пнул бы меня посильней, ударил там, чтобы я в сторону откатился, что ты как маленький, Кеш, блин… - меня просто-таки выдернули из кухни, только и успел я щелкнуть выключателем напоследок.
- Четыре часа утра… просто класс...
- Ты перестанешь бурчать?! – рычу я со своей половины кровати. Ну вот, без меня она совсем одичала, стала прохладной, даже холодной. Только мой спутник-одеяло предан теплу.
Вот и появился стимул снова спать – надо срочно согреть остывшую половину кровати.
Я довольно хрюкаю в подушку, когда Глеб падает рядом.
- Ну, вот и чего ты ржешь? – недовольно вопрошает это чучело. От него становится тепло.
- Я придумал…
- Мм?
- Ты знаешь, как будет уменьшительно-ласкательное от Глеба? Гаденыыыш... – я умиротворенно улыбаюсь, закрываю глаза и обнимаю руками прохладную подушку. Моя детка совсем без меня окоченела…
- С какого хрена Гаденыш у нас уменьшительно-ласкательное? – немного обиженно бубнит Глеб. Я тихонько хихикаю.
- А вот теперь, исключительно нежно и уменьшительно-ласкательно, я буду тебя так называть, понял?
Молчит. Ну и отлично, наконец-то можно и поспать…
- Кешенька! – восторженно вопит этот придурок, хватая меня и прижимая к себе. По-моему, у меня от такой его нежности макаронина поднялась из желудка и застряла в горле. Кажется, зря я дал слабинку и так ласково…
…
- Да ты отцепишься от меня, идиот?!
- Гаденыш…
Я прямо-таки слышу, как он улыбается.
----Занавес----