Ненависть пожирает меня изнутри. Нет, далеко не медленно. Жадно, неумолимо, свирепо сдирая, кусок за куском она разъедает мою плоть и душу. Не чувствовать в себе ни капли человеческого, я хочу отдаться в её власть, и будь что будет. Грязь? Я так грязна, что прохожие морщат носы при виде меня. Жестокость? Дитя корчащееся в болезненной агонии перед моими глазами, не вызовет у меня и толики сочувствия. Пустота? Мой мир так пуст, что я перестала различать цвета и запахи. Страх? От малейшего шороха моё тело дрожит, и дикий, полный ужаса крик вырывается из глотки, зовя на помощь. Но… Кого я боюсь? Бога? Трижды ха. Он бросил меня давно, и наказание его страшно лишь для тех, кто продолжает веровать. Суда? Ещё смешнее, нет, это нелепо. Я готова плюнуть в лицо судьи, услышав приговор. Человек, будь их хоть целая сотня, не сможет наказать меня за то, что я собираюсь сделать. Этого будет мало. А я… А я уже давно не человек. Может… Я боюсь тебя? Ну уж нет. Тебя я не боялась никогда. Чтобы ты ни сделал, чтобы ни сказал, всегда вызывал у меня лишь отвращение. Но что случилось теперь? Ты обнаглел мой дорогой. Я прощала. Нет, вру, я просто закрывала на всё глаза и позволяла ненависти сжирать меня. Но тихо… Так, чтобы никто не догадался, даже ты. А теперь… Что теперь? Я просто больше не могу. Она вырывается, затапливает сознание, душит оставшиеся у меня надежды, рушит мечты и с громким треском ломает моё будущее. А всё лишь потому… Что ты есть. Что ты живой. Что ты дышишь. Нет милый, хватит.
Тишина давит, и густой, вязкой субстанцией проникает внутрь меня. Темнота кажется осязаемой и мерзко, даже липко касается моей кожи. Воздух слишком тёплый и меня мутит когда он оказывается в лёгких. Шаг, ещё шаг, медленно, неторопясь я иду по коридору. У нас и правда очень большой дом. Мой дом. Это МОЙ дом. Одним толчком я открываю твою дверь. Лежишь удобно устроившись на огромной кровати. Одеяло валяется под ногами нелепо скомкавшись. О как мне нравится твоя поза. Такая нахальная будто бы ты — сам Зевс, а это вовсе не кровать а опочивальня бога всех богов. Но нет, дорогой. Ты — смертный, и… Я тебе это докажу. Прямо сейчас…
Мысль о том, что я вот так запросто разломаю эту самовлюблённую, эгоистичную куклу доставила мне дикое удовольствие. Если бы я тогда знала, что испытаю потом, то не тратила бы время на разглядывание этого ничтожества.
-Говорят, что в порыве злости можно сотворить всякое, но… Можно ли назвать «порывом» то, что планировалось два дня? Думаю можно. Ведь стоит мне только заставить себя вновь заткнуть чувство собственного достоинства и всё вернётся на круги своя. Вот только. Больше не хочу. Я так долго терпела, всё ради неё… Твоей прекрасной, милой, доброй мамы. Я так её люблю… Она заменила мне мою. Она стала лучом света в этом мраке. Во мраке моей души она была даже не лучом, ведь стоило ей улыбнуться, обнять, провести ладонью по моим волосам и я чувствовала как яркий, ослепительный свет окутывает меня и заполняет нутро, она была огромным, освещающим мою тусклую жизнь солнцем. Она любит нас, нас обоих. Что с ней случится отбери я у неё тебя? Вот это милый то, что удерживало меня столь долго. Но видишь ли, я наконец то поняла, что люблю себя, гораздо больше чем её. Я полюбила эту тьму в моей душе и больше не могу принять свет исходящий от неё. Он мне противен, он будто доказывает: Гляди, ты пуста. Внутри меня осталась лишь дыра. И её оставил — ты. Как могло у ангела родиться отребье вроде тебя?
Я говорила вслух так долго что мой язык начал заплетаться и я почувствовала привкус желчи у себя на языке. Ты так и не ответил. Не думаю что ты сможешь, хоть и проснулся. О… Недоумение, страх и наконец ужас в твоих глазах. О как я счастлива. О как мне хорошо. Я готова вскричать и еле сдерживаюсь от хохота. Знаешь моя шея до сих пор болит. Я не простила, не прощу.
-Ты не сдвинешься, ни на сантиметр. И слова не выговоришь. Очень интересный наркотик правда?
Не выдержав очередной порции ужаса из его устремлённых на меня глаз, я рассмеялась. Громко, визгливо и очень счастливо. Лезвие ножа блеснуло в моей руке. Ты поймал этот блеск и слёзы потекли по твоим щекам. При виде них меня согнуло пополам от хохота.
-Ничтожество!… Трус!…
Я еле выговаривала слова сотрясаясь в приступе смеха. Как же твоя хвалёная сила? А, знаю. Её можно использовать только на слабых, да? Ну а теперь, я сильнее, что ты будешь делать?
Подошла и присела на краешек кровати. Провела острым кончиком разделочного ножа по твоему лицу. Мягко? Неееет… Я вспорола его от нижнего века до краешка губ. Кровь в огромном количестве потекла из раны и я не сразу разглядела то, что сделала. Но через некоторое время… Ты так красив. Именно так. Искривлённый рот, в ужасе распахнутый, разделённая на двое правая щека из разрезов которой виднеется красная, почти бардовая ткань мышц и слой розоватого, от крови жира.
-Сдеру кожу… Запихну в глотку и пришью рот. Отрежу пальцы рук и ног и засунув их тебе в задницу так же всё там пришью…. Чтобы не выпали, — хихикнула я представив это. — А ещё милый… Я буду медленно натирать через тёрку твой драгоценный член.
Я чувствовала как он кричит. Как молит и плачет. Как зовёт на помощь и боится. И это доставляло неимоверное удовольствие.
-Господь! Ты слышишь меня?! Это ты довёл меня до этой точки и я зарежу эту свинью тебе в жертву! Прими и возрадуйся уёбок!

***

Красная комната. Красная девочка. Она что-то обнимает и целует, нежно, почти трепетно… А, это всего лишь кишки намотанные на её правую руку. Такая умиротворённая, очень милая, словно ангелочек среди разбросанных по огромной комнате конечностей, кусков кожи и внутренностей. Она наконец смогла успокоиться. Ей так хорошо. Давайте отвернёмся и больше не будем смотреть. Дальше последует слишком интимный для посторонних глаз процесс.