Сентябрь. Часть 1
7 сентября

— Ну, просто не передать словами, как я счастлив, па, — говорю я. Это сарказм. Хотя на лице вымученная улыбка.
Минуту назад мой отец сообщил мне, что теперь буду учиться в самой элитной школе в нашем городе. Там лучшие учителя и углубленное изучение английского. Попасть туда нереально. Да я и никогда не стремился. Тут папе подфортило – он мебельщик, делает мебель на заказ. И вот один из его заказчиков в благодарность за добротно сделанный шкаф, имеющий связи, предложил вместо оплаты устроить меня в эту школу. И кто блин просил папашу соглашаться? Теперь мне придется ездить полтора часа на автобусе туда и обратно. И вообще мне и в обычной школе было хорошо. Родной, можно сказать. Изучен каждый сантиметр за десять лет. А теперь учиться с разбалованными детишками богатеев? Мало радости. Но отец так пылает радостью, что как могу улыбаюсь. Получается кисло, да он не замечает. Жалко, только учебный год начался.

8 сентября

В этой дебильной школе еще и форму носить нужно. Ну вообще круто. Слов нет. Кто в наше время носит форму? Папаша, на радостях, сгонял к школе на своей старой семерке. Отвез мои документы, решил кое-какие вопросы и притащил мне расписание. Блин, да тут английский каждый день!

10 сентября

Мой первый день в этом гадюшнике. С чего я так решил? Да просто – столько понтов я не видел за все мои шестнадцать лет жизни. Само здание школы – усадьба восемнадцатого века (ну, или девятнадцатого, не разбираюсь), возле – сквер с яркими цветами. Везде охранники, как люди в черном. Деловые и мрачные. Ах, ну чуть не забыл про парковку – увидеть столько крутых тачек, наверное, не удавалось ни одному пацану из моего двора. А детишки… Вообще слов нет. Спокойно курят при учителях, показывают друг другу новые модели Вирту и Блэкберри. Мне такие и во сне не снились. Да я на их картинку в журнале боюсь смотреть. Учителя сдержанные, вежливые. Встретившийся мне по пути историк провел меня до класса, пожелал хорошего дня. Да уж…

***

А вроде и ничего. В классе человек десять, спрашивать успевают всех. На английском, я, конечно, опозорился своим ужасным произношением и абсолютным незнанием языка. А они, оказывается, каждые полгода ездят в Лондон, практиковаться. А так ничего, терпимо. Девчонки симпатичные, их на одну больше, чем ребят. Ребята так ничего. Спросили, какой у меня сотовый. Отмазался, сказал, что дома забыл, стыдно. В общем, жить можно, привыкну.

11 сентября

Бесит эта форма. Ребята со двора, увидев меня в ней, долго ржали. Ну, конечно, очень смешно.

12 сентября

Первая двойка. По алгебре. Молодец я, молодец. Отец всыплет ремня.

13 сентября

Еле сижу. Спасибо, батя.
Влиться в учебный процесс сложно. У них как-то по-другому преподают. Сижу, втыкаю, ни хрена не понимаю. Тут забавно, что не школьники перемещаются из класса в класс, а сами учителя. В столовке у них цены… Отец дает мне сто рублей в день. Еще и дорогу учитывать нужно. А тут блин булочка стоит триста рублей. Ладно, похожу голодным. Больше напрягает ездить туда-сюда. Нельзя было остаться в школе возле дома?

14 сентября

Сегодня физ-ра. Люблю физ-ру. Я быстро бегаю и хорошо играю в футбол. Ну, это я так думал. Оказывается, они тут все как на подбор спортсмены, блин. И бегают быстрее, и в футбол играют, как Бэкхемы. После уроков меня оставляет тренер, беседует со мной на тему физической подготовки, предлагает записаться на секции. Мягко намекает, что если я этого не сделаю, то меня ждет неуд по его предмету. Киваю, а самому грустно как-то. Я тут самый отстойный ученик. Бреду в раздевалку. Никого уже нет. Я спокойно принимаю душ и уже застегивал пиджак, как услышал, что кто-то вошел. Обернулся. Незнакомый мне высокий парень. Скрестил руки на груди, чуть прищурившись оглядывает меня с ног до головы. И выдает:
— Лох.
— Что, прости? – я опешил от такой наглости.
Он лениво повторяет, сложив руки на груди:
— Лох.
— Ты это сейчас мне, придурок? – сжимаю кулаки.
— Ага, — он зевает. – Ну и как такое убожество может учиться в нашей школе?
Не выдерживаю, кидаюсь на него. Он успевает шутливо возвести глаза к небу и ловко уворачивается. Я снова кидаюсь на него, на этот раз он даже успевает подставить мне подножку. Распластавшись на полу, я пытаюсь проморгаться. Я видел такое только в фильмах – чтобы у человека была такая реакция.
— Ян, — доносится из коридора и через пару секунд в раздевалку заходят несколько парней из параллельных классов. Видят лежащего меня и ржут:
— Что, новенького учишь?
Этот Ян довольно ухмыляется:
— Тут бесполезно уже учить.
И тут меня взяла такая злость. Я рывком поднимаюсь, кидаюсь к этому Яну, замахиваюсь и успеваю заехать ему кулаком по скуле, прежде чем меня хватают двое парней и крепко держат. Ян касается щеки с таким удивлением, словно я его сейчас из космического оружия подстрелил, а не обычным кулаком, а потом его глаза зажигаются такой злостью, что у меня мгновенно пересыхает во рту.
— Ян, — тихо зовет парень, стоящий с ним. – Ты это…
— Избить его, — спокойно приказывает Ян.
Меня избить? Что, прям в школе? Ха, да тут же учителя, да и я не дамся.

***

Лежу на полу в раздевалке. Все болит. От запаха собственной крови тошнит. Тут ребята случаем в Шаолине не обучались? Я считал, что умею драться. Оттачивал мастерство в уличных потасовках. Но ни фига. Я как котенок против бойцовской собаки. Конечно, их было двое, но… Да, что-то я и правда лох. Пробую подняться, но все расплывается. Лежи. Слышу скрип двери, две пары ног. Ян и этот его друг, который равнодушно спрашивает:
— Жив еще?
— Тараканы живучие, — усмехается Ян. Садится передо мной на корточки, спрашивает:
— Ну, ты понял?
— Что ты большой и вонючий кусок дерьма? – храбро отвечаю я.
Ян и друг переглядываются.
— Не понял, — резюмирует парень и лениво бьет меня в живот. Все будто заливает белым, и я сжимаю зубы, чтобы не стонать. Больно, блин.
— Сколько их было уже, — вздыхает друг Яна. – И все равно лезут. Как они не понимают? Это наша школа, такому отрепью здесь не место.
Слова доносятся до меня сквозь пелену. Я чувствую, что едва не теряю сознание. Нет. Хватит, Артем, соберись.
— Да, — вздыхает Ян и уже ко мне, – Ну, что, отдышался?
Не отвечаю ему, пытаюсь придать моему взгляду брезгливости. Типа мне тут противно рядом с ним находиться. Снова скрипит дверь, заходят еще несколько парней, усмехаются, разглядывают меня.
— Что, не поддается? – смеется один из них.
— Растерял ты хватку, Ян.
Парень хмыкает в ответ, но за него отвечает его друг:
— Ничего Ян не растерял. Видишь, как новенького отделал.
— Избить все могут, — пожимает плечами один из парней.
Ян резко встает и пристально смотрит на него:
— Что ты хочешь, Марат?
— Сломай его, — улыбается он. – Сделай так, чтобы он выполнял каждый твой приказ.
— Хм, а что мне с этого? – Ян прищуривается.
— А что ты хочешь?
— Ты знаешь.
— Ах вот как, — Марат улыбается, видны его белоснежные зубы. – Хорошо. Даю тебе три месяца. Сломаешь его – получишь желаемое.
Если честно, я лежал себе на полу и слушал их разговор, словно меня это не касается. Но вдруг до меня дошло – речь-то обо мне! Вот же сволочи, избалованные папины детки! Сломать меня? Да что они о себе думают! Сжимаю зубы, пульс зашкаливает, но мне удается встать.
— Вы тут, козлы, случайно не обо мне разговариваете?
Все синхронно оборачиваются ко мне, смотрят на меня, повисает молчание. Потом Марат говорит:
— Строптивый.
— Ага, — кивает Ян. – Так даже интересней.
Делает знак одному из парней и меня бьют по голове чем-то. Теряю сознание впервые в своей жизни.

15 сентября

Пятница. Не иду в школу, потому что не могу подняться с кровати. Хорошо, отца нет. Голова раскалывается, ребра ноют. Вот же козлы! Только думаю о них, как у меня челюсти от злости сводит. Ничего, я еще покажу этому главному придурку, Яну.

Октябрь
13 октября

Никогда не думал, что со мной случится такое. Что я попаду в элитную школу, а там будет твориться такое… Я так и не одел ошейник. Зато сделал важную вещь – нажаловался директору. Мужчина выслушал меня, а потом посоветовал сходить к школьному психологу. Типа я бред несу. А то, что ученики в школе носят ошейники – мода такая. Да, еще последовал намек на крутых родителей, с которыми лучше не связываться. Я понял. Представляю, как отмечает преподавательский состав тот момент, когда выпускается какой-нибудь класс. Наверное, бухают неделю.
Еще я попытался записаться в секцию борьбы, чтобы давать им сдачу. Физрук обрадовался. Побежал меня со всеми знакомить, особенно он хвастался лучшим борцом – Яном. Конечно, поставил меня с ним в пару. Это был первый и последний раз, когда я посетил секцию. И так постоянно избивают, а тут еще я как бы и разрешение даю.
Что меня больше всего поражало, так это хладнокровность этого козла, Яна. Бьет – спокоен, как танк, унижает – тоже самое. Еще не раз я повисел в спортзале, подвешенный за руки, еще не раз я лежал на полу раздевалки, избитый, был заперт в туалете и прочее, на что хватало его фантазии. Ян высмеивал меня при всей школе, красноречия ему не занимать. Сначала я отвечал, но потом понял, что это бесполезно. Зачем тратить слова? Молча слушал это с каменным лицом.
Вся школа знала, что Ян решил сделать меня питомцем на спор. Одноклассники шарахались от меня, как от больного чумой. Лишь с Таей мы иногда перебрасывались парой слов.
И как ему не надоедает? Надоело даже мне. Нет, ему меня не сломать. Но я считаю дни до того, как окончу эту гребаную школу. Если окончу. Потому что мои отметки просто ужасны. Времени ни на что нет, делаю домашку абы как. Ничего не запоминаю, только мечтаю выжить. К боли можно привыкнуть, к унижениям тоже, даже к одиночеству.

14 октября

Ян снова ждет меня на ступеньках. Подхожу, мелькает глупая мысль пройти мимо, но гоню ее прочь. Останавливаюсь перед ним.
— Ты уже не такой храбрый, — замечает он, выбрасывает бычок. – Хочу сообщить тебе радостную новость – я перевожусь в твой класс. Ты счастлив?
«До смерти», — хотелось ответить мне, но я промолчал.

15 октября

Кто там думал, что хуже уже быть не может? Хах. Может. И стало, как только Ян влился в ряды моих одноклассников. Все пытались ему угодить, громко смеялись над его подколами, над его дурацкими шутками, над тем, как я падал от его подножек. Это невыносимо.

16 октября

Равнодушие учителей уже не удивляет. Сегодня математичка видела, как Ян тащил меня в подсобку, чтобы в очередной раз попытаться убедить меня, что он хозяин.
Видела и ничего не сделала.

17 октября

Я заболел. Никогда не думал, что буду этому радоваться. Алилуйа! Лежу дома, с температурой, едва могу шевелиться, но я почти счастлив. Правда сегодня ко мне пришли такие мысли, что еще чуть-чуть, и я не выдержу этого ада в школе, но я прогнал их. Жар. Это все из-за жара.

18 октября

Отец сегодня остался дома. Я попытался намекнуть ему, что мне не очень нравится школа. Добился только криков с его стороны о том, какой я неблагодарный. Вот всегда он так – чуть что, сразу орет. Такие вот методы воспитания.
Звонок в дверь его отвлекает.
Офигеваю, когда вижу Яна с пакетом из самого дорогого супермаркета в городе. Пока он вешает отцу лапшу на уши, что он мой одноклассник и очень переживает за мое самочувствие, думаю – прыгнуть ли из окна? Ну почему этот козел приперся сюда? Кстати, как он узнал мой адрес? Вижу брезгливость на его лице, когда он осматривает нашу скромную квартирку. Уверен, что у него один туалет больше двух наших комнат.
Доковыливаю до кровати и падаю на нее. Закрываю глаза. Не хочу видеть сейчас Яна. Ни сейчас, ни потом. Вообще никогда. Я слабак, все-таки.
Вздрагиваю, когда ледяная ладонь ложится мне на лоб. Нет сил сбросить ее, несмотря на то, что мне противно.
— Хм, а ведь не врешь, правда, температура. Я тебе лимончик принес, — говорит Ян.
Я отворачиваюсь к стене.
— Знаешь, без тебя так скучно, даже поиздеваться не над кем.
Пошел на хрен. Пошел на хрен. Пошел на хрен. Главное, не поддаваться на провокацию. Ян делает еще несколько попыток растормошить меня, а потом уходит. Слышу, как они разговаривают о чем-то с отцом, и проваливаюсь в сон, навеянный лихорадкой.

21 октября

Я выздоровел. Это плохо. Плетусь в школу, как на каторгу. Ненавижу школу, ненавижу Яна. Он сидит позади меня, пока молчит, но я уверен, ему есть что сказать. Тая интересуется моим самочувствием, слышу заботу в ее голосе:
— Ты как? Болел?
— Да, — говорить сложно, горло все еще болит.
— Простуда?.. – она думает, что меня так отметелили?
— Да, — я киваю, улыбаюсь ей и успеваю заметить хищный взгляд Яна.
Вот черт.

***

Как и следовало ожидать, Ян не мог не воспользоваться тем, что кто-то из одноклассников воспринимает меня не как дерьмо.
Мы опять в спортзале. Тая сидит на полу, уткнувшись в колени, рядом с ней ее хозяин – высокий брюнет из параллельного класса. Он уже дал Яну разрешение делать с ней все, что угодно. Меня держат двое парней, уже знакомые мне Дима и Коля, вечные спутники Яна.
— Ну, — Ян протягивает мне ошейник. – Сам оденешь или как?
Смотрю на него, стиснув зубы. Не шевелюсь.
— Ладно, — пожимает плечами он. Хватает Таю за плечо, рывком поднимает. Девушка начинает плакать, а он отвешивает ей пощечину. Такую сильную, что из ее носа сразу появляется струйка крови.
Я не могу на это смотреть. Быть может, потому что я рос без мамы, я всегда очень трепетно отношусь к женщинам, к их слезам.
— Еще? – жестко спрашивает Ян.
Молчу. Тая давится слезами. Он замахивается, ужас в ее глазах, и у меня вырывается:
— Стой.
Ян отшвыривает девушку и без слов протягивает мне ошейник. Ребята отпускают меня. Почему-то ноги не держат, плавно опускаюсь на пол. Ошейник в руках будто горячий. Тонкая кожаная полоска. Ян терпеливо ждет. Под всхлипы Таи дрожащими руками щелкаю застежкой. Дима, Коля и хозяин Таи аплодируют. Ян усмехается. Подцепляет мой подбородок и заглядывает прямо в глаза:
— Теперь ты носишь его всегда, понял?
Они уходят, смеются, а я еще долго успокаиваю Таю, прижимая ее к себе.

22 октября

Все так хреново, что мне не хочется жить. Я надел этот чертов ошейник, пусть защищая Таю, но все же. Сказать, где моя самооценка? В заднице.
Я устал, так устал сопротивляться… Так надоело, так достало, так мерзко, так противно, так уныло, так горько, так безрадостно, так больно.
Согнувшись, плетусь в школу, ни на кого не смотрю. На лестнице меня хватают, дергают воротник и отпускают, убедившись, что ошейник на мне. Ян улыбается:
— Хороший мальчик.
И целый день не трогает меня.

23 октября

— Как ты? – Тая встречает меня у класса.
— Хорошо, — без эмоций отвечаю я.
— Прости, это ты из-за меня так…
— Ничего.
Почему-то не хочу с ней разговаривать. Мне стыдно, ей стыдно, ну и зачем мучить друг друга?

***

Ян, оказывается, видел, как я разговаривал с девушкой, прижал к стене в туалете:
— И о чем вы болтали?
Я не смотрю на него, отворачиваюсь, но отвечаю:
— Она спросила, как я себя чувствую.
— И все?
— Все.
— Не лги мне.
Тут заходят Марат и еще какой-то парень. Оба улыбаются, видя нас.
— Я слышал о твоих успехах, Ян, — тон Марата мягок.
Ян улыбается в ответ:
— Я же говорил.
— Он уже ест из твоих рук?
— Пока нет. Но будет.
— Ты не забыл про пари? – немного обиженно. – Ну, я так долго жду.
— Нет. Осталось немного.
Парни уходят, а Ян поворачивается ко мне. Его взгляд недобрый, совсем недобрый. Я понимаю, что он все-таки добьется желаемого. Потому что он еще никогда не проигрывал.

29 октября

Издевки Яна не прекращаются. Каждую свободную минуту он только и делает, что цепляется ко мне, пытается унизить сильней. Хотя куда уж… Я изгой, даже в туалет не могу спокойно сходить. Когда это кончится, наконец?..

30 октября

Я бреду домой по улице, снова меня облили с ног до головы грязью. Когда я в последний раз улыбался?
— Эй, — узнаю его голос, вздрагиваю, нерешительно оборачиваюсь.
Ян сидит сзади на пассажирском сидении своего шикарного авто, за рулем водитель.
— Садись.
Стою и не шевелюсь. Садиться к нему?.. Сердце испуганно бьется. Что он еще задумал? Ну сколько можно?
— Садись, — повторяет он сквозь зубы. – Или мне выйти?
Делаю шаг назад. Все-таки выходит. За шкирку запихивает меня в машину. Мы куда-то едем. Он не произносит ни слова за всю дорогу, а я молчу от страха.

***

Дом такой большой и шикарный, что я бы точно офигел от его великолепия, если бы смотрел по сторонам, а не шел с опущенной головой. Мы оказываемся в какой-то комнате, Ян включает огромный телевизор и щелкает пультом. Экран делится на множество маленьких квадратиков, в каждом из которых показывается кусочек комнаты. Камеры, догадался я. Один квадратик Ян увеличивает, и сердце падает куда-то вниз. Отец. Мастерит что-то вроде гардеробной.
— Слушай внимательно, — бесстрастный голос Яна доносится до меня с трудом. – Я говорю, что у меня пропали часы, стоящие штук пять баксов. И что я подозреваю твоего отца. Его сажают. Мой папаша постарается, больше всего на свете он не любит воров в собственном доме.
— Ты… — вырывается у меня.
— Все зависит от тебя. Будешь исполнять любой мой приказ – ничего не случится, твой отец даже заработает деньжат.
— Ты не посмеешь.
— Проверим? – весело усмехается парень.
Все кружится. Как он может быть таким жестоким?
— Не нужно, — тихо шепчу я.
— Тогда на колени, докажешь мне свою безграничную преданность.
Сжав крепко-крепко зубы, я пытался себя заставить это сделать. Встать в эту унизительную позу перед таким ублюдком. Ненавижу его. Ради папы, давай же... Ноги будто не гнутся, все тело сопротивляется, но огромным усилием воли я делаю это.
Стою на коленях перед этим выродком. Он равнодушно оглядывает меня и произносит:
— А теперь целуй мои ботинки.
Слова врезаются в мозг. Подскакиваю. Я не собака. Я человек. Ничего он не сделает. Бегу, куда-то бегу… Сердце колотится так сильно, что отдается болью в боку. Мыслей нет. Прихожу в себя лишь на проезжей части. Чертов ублюдок! Сдергиваю ошейник и швыряю его на землю. Сажусь на автобус и еду домой. С папой все будет хорошо, все будет хорошо.

31 октября

Час ночи. Отца нет. Мне так хреново, что хочется выть на луну. Не верю, что он мог так поступить. Отец же ни в чем не виноват. Звонит телефон. Беру трубку дрожащими руками:
— Тема…
— Папка… — Я плачу, как маленький. Слезы льются сами. — Папка, ты где?
— В тюрьме, Тем, в тюрьме…

***

Я нажимаю на звонок, расположенный на воротах. Мне сразу отвечают, просят подождать. За мной через пару минут приходит мужчина средних лет, я следую за ним и оказываюсь в комнате, где на диване расположился с ноутбуком Ян. В домашней одежде, расслабленный. Видит меня и победно усмехается. Отпускает слугу.
— Подойди.
Он садится, не может сдержать улыбку. Я так жалок? Падаю перед ним на колени. Шепчу:
— Достань моего отца из тюрьмы, ты же можешь, пожалуйста.
— Ты знаешь, что нужно сделать.
Наклоняюсь и касаюсь дрожащими губами его ступни. Он босиком, поэтому я чувствую тепло его кожи. Унижение и так захлестнуло меня с головой, щеки горят, но я не разгибаюсь, пока его рука не зарывается в мои волосы и не тянет вверх.
— Теперь ты будешь делать все, что я скажу?
— Да.
— Всегда?
— Да.
— Молодец, — а потом отрешенно, — говорил же, что сломаю.
Мне плевать на это. Меня интересует лишь мой отец. Умоляюще смотрю на него.
— Ладно, что не сделаешь для своего питомца.
Ян берет сотовый и набирает чей-то номер. Не смотря на два часа ночи ему отвечают.
— Да, это я, — он разглядывает меня, наверное, думая, отпускать отца или нет. – А, знаешь, я нашел часы. Ну, да. В ванной забыл. Ага. Ну, выпусти что ли этого бедолагу из тюрьмы. Да.
Он закрывает телефон и смотрит на меня:
— Все.
Я без сил закрываю глаза. Сердце едва стучит.
— Вали домой.
Шатаясь встаю, меня ждет тот же мужчина за дверью, провожает до ворот. Не помню, как я попадаю домой. Просто падаю на кровать и засыпаю.

Декабрь. Часть 1
2 декабря

Предыдущие два дня были для меня сущим мучением. Несмотря на то, что это были выходные. Когда я очнулся на следующее утро после того, что произошло в туалете, то долго не мог поверить, что я все еще жив. Я сам рассказал Яну, что копался в его вещах? Назвал его уродом? Даже попытался его ударить? Невозможно… Понимаю, все это алкоголь, странная сигарета, но… Парень-то пьян не был, так спокойно отреагировал, вел себя иначе, непонятно, непривычно. Он как будто стал нормальным. На минутку. А эти его прикосновения? Предпочитаю об этом не думать. И так, стоит натолкнуться на его имя в своих мыслях, как я мучительно краснею.
Папа зол. Много услышал о себе. Нового, неожиданного и невероятно интересного. И как много он старается, чтобы я получил прекрасное образование, и как ему сложно. Будто бы мне легко.
Сегодня понедельник. Страшно. Давно я так не трусил. Ян может отыграться.
Бреду к школе, опустив голову. Вздрагиваю в раздевалке от каждого звука, который чуть громче, чем шорох. Долго поднимаюсь по лестнице, отчаянно трушу и злюсь на себя за это, сажусь на свое место в классе. Тая пытается завести разговор, но я ее игнорирую. Одновременно с учителем входит Ян, но даже не смотрит на меня.
На перемене он легко касается ворота моей рубашки, проверяя на месте ли ошейник. Конечно, где ж ему быть? Ян ничего не говорит. Теряет ко мне интерес.
Впервые за долгое время я иду домой сразу после школы. Немыслимо, да? В квартире пусто и темно.

3 декабря

— Сегодня ты занимаешься с Владимиром Константиновичем, — бросает Ян, когда мы сталкиваемся с утра на лестнице, а потом замечает Марата и улыбается ему. Эта его улыбка идет откуда-то из сердца, разглаживает вечно суровое выражение лица.
Мы едем в машине, и теперь тишина мучает меня сильнее, чем прежде. Когда приходит учитель, парень впервые оставляет нас наедине.
После плодотворного урока пытаюсь найти Яна в этом огромном дворце, но его нигде нет.

4 декабря

Он меня избегает? И почему теперь это тревожит меня? Этого же я хотел? Что за ерунда со мной происходит?
Черт.
Ян другой. Это все маска. В туалете в школе он был другим. И потом, его секрет, эта куколка. Я должен узнать.

6 декабря

Пятница. Сегодня нас собирает классный руководитель. Долго рассказывает много чего неинтересного о школе, школьных кружках и о том, как много школа делает для нас. Сижу впереди Яна, который сегодня хмур. Впрочем, как и всегда. В конце классная, как ни в чем не бывало, советует, что взять с собой в поездку в Прагу. Куда, блин, куда? В Прагу? С какого перепуга? Смотрю на одноклассников, но они будто и не удивлены вовсе. Что, один я не знал? Чувствую себя еще более ущербным.
После собрания оборачиваюсь к Яну:
— Я же не еду?
Будто разрешение у него спрашиваю. Глупо. Он смеряет меня недовольным взглядом:
— Чего вдруг?
А ничего, что у меня денег не столько, что я могу в них купаться? Но вслух я ровно говорю:
— Отец не разрешит.
Ян хмыкает:
— Об этом я договорился. И твоя поездка оплачена. Уже. Так что будь в аэропорту завтра в одиннадцать, не позже. Понял?
Как, завтра? Офигеваю, точно. Это просто невероятно. Мы учимся в одной школе или нет? Почему я ничего не знаю? Жду, пока все выйдут, делаю вид, что увлеченно решаю домашнюю задачу по алгебре. Потом подхожу к Тае. Она удивлена, вздыхает на мой вопрос:
— Да, мы часто куда-то выбираемся. И так давно никуда не ездили, — собирает тетрадки и ручки в сумку. Аккуратно так. Вижу сквозь тонкую ткань рубашки ее ошейник. Это смущает. – Обычно мы ездим каждые два месяца. Чаще всего в Европу. Лететь не так далеко.
Нормальные школьники «выбираются» куда-то на природу, загород. Девушка разворачивается и собирается уйти.
— Тая, стой! – я, совершенно не думая, хватаю ее за руку, пытаясь удержать, у меня еще много вопросов. И, конечно, именно в этот момент входит ее хозяин. Его глаза зажигаются огнем. Он подзывает девушку, которая понуро подходит, и отвешивает ей оплеуху.
Ничему меня жизнь не учит…
— Не смей ее трогать! – ну и зачем я это крикнул? Теперь-то она кто мне? Даже не друг.
Парень впивается в меня взглядом:
— Ян плохо дрессирует своего питомца. Знай свое место.
— Не смей трогать девушку, урод!
— Не нужно, Тём, — говорит Тая, беря под руку своего хозяина. Она поворачивается к нему и шепчет, глядя на него лучистыми глазами, — прости, я не хотела. Он просто боится летать.
— Потом поговорим, — парень уводит ее.
Чувствую себя идиотом. Не нужно никуда встревать. Тае и так хорошо… Может, ей нравится боль, подчинение. А мне вот точно нет.

***

— Пап, — накидываюсь я на него, едва зайдя домой. Он перебирает свои шурупы и саморезы. – Что же ты мне ничего не рассказал про поездку?
— О, — отрывается он. – Ян так хотел тебе сделать сюрприз, все рассказал мне, уговорил. Ты рад, Тёмка?
Бесконечно. На что способен Ян вне дома?

7 декабря

Первый раз куда-то лечу. Страшновато. Батя провожает меня до аэропорта и отчаливает на работу. Чувствую себя слепым, только что родившимся котенком. Совершенно не знаю, что делать, куда идти и как быть дальше. Как будет глупо, если я не попаду на самолет. И почему нет никого знакомого? В желудке холодно. Неприятно переворачивается впопыхах съеденный завтрак. Когда я совсем близок к панике, на плечо ложится рука, привычно проверят, на месте ли ошейник. Смотрю на Яна как на спасителя. Он мельком оглядывает меня, вцепляется двумя пальцами в плечо, тащит к нужной стойке регистрации.
— Паспорт, — без эмоций произносит он.
Роюсь в своем рюкзаке. Где же паспорт? Я же брал его… Брал? Парень теряет терпение. В нем как-то уживаются две разные черты: вспыльчивость и спокойствие. Ян сам проверяет каждое отделение моего рюкзака, быстро и уверенно, пока не натыкается на нужный документ.
— Идиот, — слышу злобно брошенное ругательство в мой адрес, и тут же Ян мило улыбается девушке за стойкой. Что-то просит у нее.
Нам дают места в начале самолета. Это хорошо или плохо?
Ян уже тащит меня куда-то. Дальше все сливается: таможня, зал ожидания, стаканчик с горьким кофе, засунутый в мои ледяные пальцы. Самолет. Улыбающиеся стюардессы в фирменной форме. Место у окна. Защелкнутый ремень безопасности, обрезающий путь к отступлению. Вцепляюсь в подлокотники ногтями. Внутри кто-то безуспешно пытается убедить меня, что это не страшно, что все будет хорошо, что самолеты в большинстве своем редко падают. Тут холодно, как на Северном полюсе. Или одному мне так? И кислорода так мало. Ужасно. Мои глубокие, рваные вдохи не приносят облегчения. Из динамиков раздается приятный женский голос, разбавленный неприятным шипением из-за качества техники. Скоро взлетим. Нет! Дергаю пряжку на своем ремне безопасности. Но мои руки тут же попадают в плен. Ян крепко сжимает мои запястья, для этого ему приходится ко мне наклониться, и в суматохе запахов я явно ощущаю один. Тонкий, древесный. Его туалетную воду. Самолет выруливает. Мои шансы выбраться из этой тяжеленной стальной птицы, непонятно как умеющей летать, уменьшаются с каждой секундой.
— Ян, пусти!
— Тише, — его шепот прямо на ухо. Желудок, кажется, сворачивается в рулон. В такой аккуратный, ровненький. В таких рулонах еще продают обои.
— Ян… — мне действительно страшно. Я не хочу умирать. Я молодой еще. Да даже если бы старым был, не хотел бы умирать.
— Тихо, глупый, — не смотря на свое состояние безумной паники, я различаю иронию. – Ты такой трус.
— Я… я… — глотаю разряженный, сухой воздух.
На секунду парень отпускает мои запястья, поднимает руку кверху, что-то делает там, и на меня начинает дуть тугая струя воздуха. Немного легче. Самолет начинает трясти. Разгоняемся. Невольно смотрю в иллюминатор, как за прочным стеклом проносится полоса, и мне становится плохо. Все темнеет. Резко разворачиваюсь, чтобы не видеть мелькающий калейдоскоп красок и утыкаюсь во что-то теплое, мягкое. Сил, чтобы открыть глаза и посмотреть что это, нет. Но мозг работает, ищет ответ. Быстро находит. Отчего я краснею. Теплое и мягкое – это плечо Яна, который не шевелится. Позволяет мне вдыхать запах его туалетной воды, от которой немного проясняется в голове.
Сижу так долго. Напряжение отпускает. Сжавшиеся мышцы расслабляются, сразу ноют, будто после пробежки. Не глядя на парня, я отодвигаюсь, отворачиваюсь. И почему он посадил меня возле окна?
Весь полет не раскрываю глаз. Кажется, если я их открою, то мой страх сразу вернется. Кто бы мог подумать, что я боюсь летать. А ведь еще возвращаться обратно… Зря я об этом подумал. Снова выступает мерзкий, липкий пот на лбу.
— Ну ты и ссыкло, — Ян рядом, кажется, наклонился ко мне. – Жив еще?
Вроде даже угукаю ему в ответ. Он еще спрашивает, буду ли я завтракать. Конечно, можно попробовать, но тогда я заблюю его идеальные джинсы. Это он и сам понимает.
Во время полета к нам подходит Марат. С удивлением узнаю его голос. Странно, я же его в аэропорту не видел. Другой вопрос – что я вообще видел? Поддался своей панике, как дурак. Решаюсь даже открыть один глаз и взглянуть на Марата. Он интересуется моим состоянием у Яна. Я так понимаю весь класс в курсе, что я боюсь летать. Офигенно, что сказать. Парни треплются еще о чем-то, что мне совершенно не интересно, поэтому я закрываю свой глаз, прислоняюсь лбом к холодной стенке корпуса самолета. Мы высоко, предельно высоко. Тут уже нет птиц, зато близко космос, звезды. Жалко, что день. Решился бы я посмотреть на звезды, когда они так близко?

***

Невероятно, но я засыпаю. Меня убаюкивает гул двигателей самолета. Ян трясет меня, когда мы уже приземлились.
— Пропустил самое интересное, — хмыкает он.
— Что же?
— Посадку. По статистике, катастрофы происходят при приземлении и взлете.
Подбодрил. Теперь я точно не смогу лететь обратно.
Оглядываюсь, почти вся школа в самолете. Детишки, едва мы сели, кинулись доставать свои айфоны и блэкберри, звонить родителям, сообщать, что они долетели хорошо, правда, кормили погано, и вообще, эта авиакомпания отвратительна. Не смотря на то, что я прекрасно знаю, какое место она занимает в международном рейтинге. Не самое последнее. Ян никому не звонит, но тоже достает свой телефон и просто включает.
В аэропорту учителя пытаются безуспешно собрать выпущенных на волю учеников. Это почти невыполнимая миссия. Ян с презрением смотрит на всю эту свору, подходит к главному по группе, говорит, что для него заказана машина, и он не собирается тут тратить время вместе со всеми. Конечно, главный по группе кивает. Если Ян даже курит в школьном дворе ничуть не стесняясь взрослых, то что уж тут.
Коротким кивком мне приказывают следовать за ним. Мы выходим из аэропорта и натыкаемся на блестящий белый лимузин. Вау. Повезло же кому-то. Интересно, на чем мы поедем? Открываю рот, когда к лимузину подскакивает какой-то мужчина в костюме и распахивает перед Яном дверь. Парень кидает на сиденье свою сумку, пренебрежительно дергая плечами на вопрос, не положить ли ее в багажник.
— Что рот открыл? – это Ян уже ко мне. Тут же его взгляд теплеет, когда он видит Марата с его свитой.
Марат присвистывает:
— Чего это папаша твой раскошелился?
— Так просто, — Ян улыбается. Ян улыбается?! – Составишь компанию?
— Еще спрашиваешь! – он первый запрыгивает в лимузин, указывая свите ехать со всеми. А Ян успевает схватить меня за воротник:
— Ни звука, понял?
Киваю. Еще бы не понять, когда одним взглядом убить можно.
Не могу определиться с впечатлениями, когда мы едем по городу. Что-то невероятное, нереальное. Это не со мной. Это неправда. Так зачем тогда мне восхищаться безусловной красотой этого города? Города, который воспели в стихах, поэмах. О котором уже столько сказано красивого, что мое восхищение потеряется на фоне высказываний великих людей.
Молча отмечаю бесконечные различия между странами. Это два разных мира. Ян с Маратом сидят в начале лимузина. Пьют шампанское. Да. И ничего, что мы школьники. Тут можно все.
Это не отель. Большое поместье какого-нибудь графа. Роскошь, от которой устаешь в первые пять минут. Нас селят в один номер с Яном. Это напрягает, как-то сразу невесело, но, к счастью, комнаты у нас разные, лишь огромная гостиная общая.
Марату, кажется, в другой отель, но его веселый смех дает мне понять, что сегодня он останется. Они с Яном усаживаются на диванчик, заказывают еще шампанского. Я мнусь, не знаю, что мне делать. Все-таки остаюсь в гостиной, сажусь у окна. Вот бы погулять… кажется, все экскурсии запланированы назавтра. Сегодня еще полдня впереди. Но скажу о своем желании Яну – неизвестно как он отреагирует. Ему хорошо, он полностью занят общением с Маратом, они так близко, что это уже некультурно. Разливают шампанское на паркет, безостановочно смеются. Я тут лишний. Что я здесь делаю? Пытаюсь не обращать на них внимания. Неожиданно улавливаю вопрос Марата:
— А как же твоя игрушка?
Поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Яном, который равнодушно оглядывает меня:
— Ничего, он послушный.
И делает то, от чего у меня просто отвисает челюсть: целует Марата. Никогда прежде я не видел целующихся парней. Это было неправильно, непонятно и пугающе. Но я не мог отвести глаз. С запретным всегда так. Ян – гей? Мое сердце колотилось все сильней. Я видел, как его руки скользнули под толстовку Марата, поглаживали его грудь, спину, как сам Марат извивался в ответ на это. Задыхаюсь, забыв о том, что нужно дышать. Кашляю. Ян недовольно отрывается от парня, встает, тянет его за собой, одаривает меня свирепым взглядом, и они скрываются в его спальне. Сижу, будто меня приклеили к одному месту. Когда из-за закрытой двери доносятся недвусмысленные звуки, срываюсь, залетаю к себе в комнату и… запираюсь на ключ. Лицо пылает, руки не слушаются. Такого я точно не ожидал.

Декабрь. Часть 2
8 декабря

Я просто сказочный долбаёб! Как, ну как я мог даже не догадываться, что Ян гей? Нет, конечно, понятно, что в этой гребаной школе все пидарасы, но не настолько же. Новость многое объясняла. И то, как парень вел себя со мной в школьном туалете, и его молчание на то, что я в самолете положил ему голову на плечо. Сам положил. Блииин! И как это выглядело с его стороны? Еще решит чего доброго, что я такой же. Стоило мне представить будущие наказания в этом ключе, как меня едва не стошнило. Нет, этого я точно не допущу, лучше пусть сразу закапывает меня где-нибудь в мрачном и далеком месте, где мои косточки будут лежать вечно, но я не педик. На всякий случай припираю дверь стулом. Подтягиваю еще и кресло. Мало ли, что ему в голову взбредет…
Всю ночь не могу уснуть. Слышу, как Марат, распевая песни, отправляется к себе. Выпили они немало. Что с того, что он не остался ночевать? Что у них вообще за отношения? Сомневаюсь, что Ян способен на чувства.
Перед рассветом я забылся сном на пару часов. Этого было мало, но я не собирался лежать в кровати весь день. Сегодня же экскурсия, я очень надеялся, что Ян не в состоянии ехать, и я отправлюсь один. Что может быть чудеснее? На часах было около десяти утра. Автобус должен заехать к одиннадцати, если я все правильно понял. Осторожно, не шумя, я отодвигаю кресло и стул. Тут же замираю, потому что раздается крик Яна:
— Зверушка, ко мне!
Э, какого хера ему нужно от меня с утра? Нет, не пойду. Пододвигаю кресло обратно. Крик повторяется еще несколько раз. Потом я слышу:
— Тёма, мать твою, если ты сейчас не подойдешь, то я подойду сам, и ты будешь бедный.
Нет, ну у него просто невероятная способность менять мое мнение в одну секунду. Быстро отодвигаю кресло, заскакиваю к нему в комнату. Ян лежит на кровати поверх спутанного одеяла в одних плавках. Фигура у него, как у фотомодели. Широкие плечи, подтянутый живот, узкая талия. Волосы всклокочены, а на груди я явно вижу засосы. Застываю у двери.
— Ну и что так долго? – раздраженно говорит он, даже не открывая глаз. – Если я зову, то ты должен прибегать. Или тебе напомнить?
— Я… — как-то не придумывается мне отмазка.
— Ладно, — он морщится, открывая глаза, и до меня доходит, что у него похмелье. – Принеси из бара воды.
— Из бара? – переспрашиваю я.
— Да, придурок, из бара, который внизу, на первом этаже! Мозгов у тебя хватит попросить воду по-английски? – он повышает голос и в конце своей речи сжимает виски. – Иди уже.
Я разворачиваюсь. Не хочется мне никуда идти, но я знаю, что Ян даже в таком состоянии опасен. Да и потом, принесу я эту воду, а потом поеду на экскурсию. Это утешает. Спускаясь по ступенькам, я думаю, как же это сказать. Все выученные слова вылетели из головы. Как же вода-то по-английски? Вотер вроде. Ага. А как полностью предложение? Ладно, разберемся. Если что, покажу. Подхожу к барной стойке. Один официант натирает бокалы. С вежливой улыбкой смотрит на меня. Я прижимаю руки к животу, пытаясь донести, что, типа, у меня похмелье, и говорю:
— Вотер…
Ну может я переигрываю, но главное, чтобы он понял.
— О, water closet! – и он рассказывает мне куда поворачивать.
Тут даже я понял, что он меня не туда отправляет. Ладно, попробуем по-другому. Прижимаю ладони к горлу, указываю на стакан.
— А! – он хлопает себя по лбу и дает мне бутылку воды.
Неужели… Стоп. Ну и что дальше? Я же даже денег не взял. Вот дурак… Но официант показывает мне на ключ от номера, который я держу в руках и просто переписывает циферки с брелка. Так просто?
Словно ураганчик поднимаюсь наверх, захожу к Яну, но он все равно недоволен:
— Что так долго?
— Просто…
— Воды дай.
Я протягиваю ему бутылку, стараясь, чтобы наши пальцы не соприкоснулись. Парень откручивает крышечку, отшвыривает ее и жадно пьет. Потом заявляет мне:
— Хоть какая-то от тебя польза.
Тут звонит телефон, он берет трубку, все так же недовольно морщась:
— Здравствуйте, Полина Георгиевна.
Замираю. Полина Георгиевна – это наша классная.
— О, нет. Да. Приболел, а Артём без меня не поедет, да.
Приболел, не поедет? Почему до меня так доходит долго?! Как это не поедет? Я поеду на экскурсию! Слишком поздно я кидаюсь к телефону, когда парень уже кладет трубку.
— Ты! – кричу я. Внутри просто взрыв эмоций.
Он не меняется в лице. Раз. Резкий рывок, вот я уже на его постели, в ворохе подушек и одеял. Два. Его пальцы находят у меня какую-то точку на животе, чуть ниже солнечного сплетения, и впиваются, по ощущениям, касаясь внутренностей. Три. Меня скручивает. Четыре. Пять. Шесть. Я в своем небольшом мирке, где только темнота и боль.
Пальцы снова касаются моего живота и меня отпускает. Пытаюсь отдышаться. Ян лежит рядом, подложив подушку под щеку. С интересом смотрит.
— Ты как-то от рук отбился.
— Придурок, — все-таки тормоза слетают. – Я первый раз за границей! Ко всему прочему ты еще и лишаешь меня экскурсии!
— Ладно, — зевает он. – Будем учиться.
Рука под моей ключицей. Грудную клетку сдавливает что-то невидимое и большое. Хриплю. Задыхаюсь. Но все равно злюсь. Этот козел лишил меня всего! Какого хера было вообще переться сюда? Терпеть этот ужасный перелет? Внутри жгучая смесь из обиды, невозможности что-то сделать и глухого раздражения. Пережидаю эти штучки, что он делает со мной. Главное, не напрягаться. Чем сильнее сопротивляешься, тем хуже. Просто лежу, закрыв глаза. Чувствую его взгляд. Его дразнящие пальцы, бегающие по груди, он только и ждет от меня неправильного слова, ошибки. Какое-то странное чувство. Я в его власти. Его воля подавляет. Однако у меня находятся силы на сопротивление.
— Отдышался? – насмешливый голос. Шелест простыни. Ян встает.
Не буду ему отвечать. Парень скрывается в ванной. Я потихоньку скатываюсь с его кровати. Краснею, представляя, что они здесь вытворяли с Маратом.

***

День тянется долго и нудно. Лучше бы я остался дома. Ничего хорошего в этих поездках за границу нет. По крайней мере для меня. Ян снова спит. Я голодный и жутко злой. До чертиков обидно, что я сижу в четырех стенах. Пару раз даже порываюсь нарушить приказ Яна, но возле двери мои ноги будто отказываются мне подчиняться. Возвращаюсь, щелкаю каналами на телевизоре. Понимаю через слово на иностранном языке. Беру рекламные буклеты, в них красочные картинки от которых тошно. Ближе к вечеру нахожу блокнот для записей с эмблемой отеля и карандаш. Пытаюсь что-то изобразить. Получатся какой-то монстрик с большими глазами. Несколько раз рисую его в разных ситуациях. Пусть он олицетворяет мои чувства. В комнате темнеет, я зеваю, кладу на секунду голову на руки и засыпаю, сидя за столом.
Кто-то касается моих волос. Убирает их с лица. Они, задевая кожу, щекотят ее. Это вызывает у меня легкую улыбку. Состояние приятной расслабленности, волшебной смеси реальности и сна. Кончики пальцев пробегают по щеке, выводят кружок на шее, подцепляют ошейник и чуть сдвигают его в сторону. Затем пальцы поднимаются выше, касаются губ, чуть сильнее нажимая. Это необычно. Непонятно, что это значит. Чье-то свежее дыхание, знакомый запах туалетной воды.
Я так резко просыпаюсь и поднимаю голову, что в затылке отдается тяжелым шевелением боль. Что это было?..
Быстро моргаю, пытаясь избавиться от непонятного наваждения. Кто меня трогал? Почему это вызвало такие чувства у меня?
— Проснулся? – Ян сидит в расслабленной позе передо мной, закинув ноги на стол, и рассматривает мои рисунки.
Это он меня трогал? Но он так далеко. И вроде бы не напряжен. Мне приснилось. Вспыхиваю. Еще и дня с Яном наедине не провел, как уже всякие глупости лезут в голову.
— Что это? – спрашивает парень, не поднимая взгляд, все так же рассматривает моего монстрика.
— Это… просто.
— Просто?
— Ага.
— Ну, хорошо, что не я, — Ян чуть кривит губы. Замечаю, что он бодр и свеж. На нем джинсы, свитер, пальто. Пальто? – Собирайся.
— Я?
— Я, как видишь, уже собран.
Он сегодня поразительно терпелив.
— Куда?
— Я голоден. А ты?
Киваю. Что мне собираться? Накидываю куртку и шарф. У парня звонит сотовый, и я успеваю прочесть на дисплее «Марат», прежде чем он нажимает «отбой». И что это значит? Марат уходил вчера веселый, не думаю, что они поссорились. Может, Яну нужен был просто перепихон? Кто его разберет.
Мы выходим из отеля. Уже стемнело, особо ничего не разглядишь. Почему-то уличное освещение тусклое, неяркое. Но все равно я верчу головой по сторонам. Ян идет ни на что не отвлекаясь, словно живет в Праге уже много лет и знает каждый закуток здесь. Минут через пять он сворачивает в подворотню, пара метров и мы спускаемся в подвальчик. Совершенно неприметная забегаловка, кирпичные стены, мебель из темного дерева. Ян скидывает пальто и проходит вглубь зала. Не могу не заметить, что на него обращают внимание, провожают взглядом. Фыркаю про себя, тоже мне. Я выпутываюсь из своего шарфа и плюхаюсь на стул напротив парня. Интересно, чего это он выбрал эту забегаловку, я думал, он удостаивает своим присутствием только рестораны с мишленовскими звездами. У него снова звонит телефон, он снова сбрасывает. Утыкаюсь в меню. Так… проблемка. Не знаю, что заказать. Э, ну просто ткну пальцем. Когда подходит официант, Ян решает эту проблему за меня:
— Нам вепрево колено каждому и пиво.
— Я не… — начал было я и тут же замолк. Когда в тебя впиваются серые глаза, невозможно не замолкнуть.
Официант кивает, уходит. Что он такое заказал? Какое-то колено. Это что такое вообще? Ян утыкается в свой сотовый, быстро щелкает по клавишам. Я скучаю, рассматриваю зал, но тут особо-то и смотреть не на что. Фотографии в рамках, грубо сколоченная мебель. Официант возвращается с двумя пол-литровыми бокалами светлого пива. Ян делает глоток из своего и смотрит на меня.
— Я не пью, — тихо говорю я.
— Пей.
— Я не…
— Пей, я сказал.
— Я не пью…
— Блядь, Тёма, да сделай ты уже глоток. Не понравится – закажу тебе сок, как младшекласснику.
Ладно. Пусть только он отстанет. Делаю крошечный глоток. Хм. Отпиваю еще немного. Ну надо же! Совсем не такая ерунда, как у нас в России! Пиво не кислое, имеет значительно более мягкий вкус, чем все, что я до этого пробовал.
Парень понимающе усмехается и снова ныряет в свой сотовый. Интересно, что он там делает? Может, общается с Маратом? Наверное, нет. Ну они вчера и устроили. Искоса наблюдаю за Яном. По виду и не скажешь, что он гей. Но ведь я сам видел их вчерашний поцелуй. Бр. Даже думать об этом не хочу. Как мне теперь с ним быть? Надеюсь, ему в голову не придет, что я тоже голубой?
Официант притаскивает два огромных блюда. Такого здорового куска мяса я никогда не видел. Рядом какие-то непонятные горки соусов, вроде капуста какая-то еще. Вилкой я протыкаю сочный кусок, из него сразу же тонкой струйкой вытекает сок. Запах невероятный. Чуть копченый, чуть острый, чуть кислый. Последнее, наверное, от соусов. Вроде вот эта серая кучка хрен. Пока просто отрезаю мясо и кладу в рот. О. Стоило ехать в Прагу, чтобы попробовать это великолепнейшее творение человека.
Пиво на голодный желудок, да еще и компания Яна… Все это плохое сочетание. Хоть я и успел отведать пару кусочков этого невероятного блюда, кто-то очень болтливый проснулся во мне. Сам того не хочу, но спрашиваю:
— Что у вас с Маратом?
Чуть приподнимая брови, парень медленно отрывается от своего гаджета:
— Что ты спросил?
— Я спросил, что у вас с Маратом.
Улыбаюсь и допиваю последние глотки пива.
— Понятно, — вздыхает Ян. – Ты вообще пить не умеешь?
— Умею! – громко возражаю я. – Так что?
— Почему тебя это интересует? – парень откидывается на спинку стула. Я чуть было не последовал его примеру, вовремя вспомнив, что я сижу на скамье. Вот было бы смеху.
— Просто.
— У меня с ним ничего нет. Просто секс.
О, сам Ян снизошел до ответа. Да еще и мне, своему питомцу. Ну, просто невероятно.
— А… — начинаю я и теряю мысль. Что же я хотел спросить? Чтобы избежать неловкости, я отрезаю кусочек мяса и кладу себе в рот. Ян поступает так же, неспешно жует, неотрывно смотрит на меня. У меня от этого взгляда что-то сжимается. В помещении заметно повышается температура. Что же они окна-то не откроют? Какое-то странное состояние. Мне кажется, что воздух такой плотный, что его можно пощупать руками. Но он такой только между нами.
— Еще будешь пиво? – насмешливо спрашивает Ян. Разум кричит «нет», а я киваю.
Затем кто-то включает перемотку. Я больше не задаю вопросы. Просто смотрю, как он все делает. Как изящно делает глоток из высокого бокала, как ловко накалывает на тонкую вилку кусочек мяса. Ян какой-то другой. Непривычный. Может потому, что мы не в России?
Я не съел и половину. Снова попытался откинуться на несуществующую спинку, едва удержался в последний момент. Ян сделал вид, что не заметил. Подозвал официанта, попросил счет. Я полез за деньгами со словами:
— Я заплачу.
— Не говори ерунды.
— Нет, ты что! – никак не мог найти купюры. Батя перед отъездом торжественно вручил мне тоненькую пачку американских долларов.
— Счет оплачиваю я, и это даже не обсуждается.
— Еще как обсуждается, — хмыкаю я. Где эти чертовы деньги?
— Ты меня сегодня доведешь. Для меня деньги ничего не значат, потому что у меня их много. Для тебя они что-то значат, потому что у тебя их мало. Так потрать их на что-нибудь нужное. Ты меня понял?
Удивленно киваю. Ладно. Как скажете, ваше величество.
Стоило мне встать, как весь мир качнулся. Замечательно. Зачем я столько пил? Ян оказался рядом, подхватил под руку:
— Пьянь, — но в его глазах бесились чертята.
Если бы я мог соображать, то, быть может, догадался бы, что он специально напоил меня. Мы вышли из подвала. Свежий, колкий ветер совершенно не отрезвил. Кажется, я забыл шарф в той забегаловке, но не возвращаться же. Именно сейчас я решил выяснить очень важную вещь. Точнее, прояснить.
— Ян, — я хватаю его за руку.
Он возводит глаза к небу:
— Что еще?
— Я не гей.
Вот. Я сказал. Вроде бы прозвучало уверенно.
— Да ну?
Его лицо расплывается перед моими глазами. Я смотрю на него будто сквозь мутную призму. Делаю глубокие вдохи, позволяю ветру пробираться под едва застегнутую куртку. Изнутри идет жар. Пиво в желудке дарит мягкое ощущение расслабленности. Чему, конечно, не способствует присутствие Яна, моего хозяина, ошейник которого я не снимаю даже здесь, за тысячи километров от родного дома. Все это вкупе заставляет мою кровь бежать быстрей. Но кажется, что она, словно кисель, делает это нехотя, отчего мне как-то не по себе.
— Значит, не гей? – он нависает надо мной. Киваю. Сглатываю чуть горькую от пива слюну. – Как же тогда твой взгляд, когда ты вчера видел нас с Маратом? Как же твое поведение в школьном туалете?
— Как-кое поведение? – неосознанно пячусь назад. А Ян наступает, словно охотник, нагнавший добычу.
— Уже забыл? – не нравится мне эта его улыбочка. Вдруг он останавливается.
— Я знаю способ проверить.
— Да? – кажется, что я готов к любой проверке, чтобы доказать парню, что я не гей.
— Ага, — он кивает, усмехается, обхватывает меня и впивается в мои губы своими.
Глупо открываю рот, чтобы возмутиться, но лишь помогаю его языку проникнуть вглубь. Это лишает остатков разума. Мурашки по телу совсем не от холода. Колени подгибаются, потому что я никогда не испытывал таких ощущений. Но я сопротивляюсь, что-то мычу, упираюсь в его грудь руками. Он сильный, жаркий. От него действительно можно сойти с ума. Но я сильней. Я напоминаю себе, что я не гей. И вот когда я, наконец, решаюсь укусить его, парень отстраняется сам.
— Теперь все понятно? – резюмирует он. Так внимательно глядя на меня, что я съеживаюсь. – Отлично. Только ты расслабься, такие как ты меня не привлекают.
Мне кажется, он меня не так понял. Я все-таки не гей.
Всю дорогу до отеля мы молчим. Неловко. Ну, мне, по крайней мере. В отеле Ян сразу идет в душ, скидывая пальто на диван, словно шкаф еще не изобрели. Приходится мне его вешать туда. Вдруг в дверь стучат. Не задумываясь, открываю. Марат хмуро окидывает меня взглядом:
— Где он?
— В душе…
Парень отталкивает меня и несется в душ. Я сажусь на диван. Невольно прислушиваюсь. Хотя Марат кричит так, что я бы его и на первом этаже услышал.
— Какого черта ты не берешь трубку?
— Не хочу, вот и не беру, — по сравнению с Маратом, в голосе Яна ничего не различить. Ну, кроме привычного холода.
— А то, что вчера было? Типа ничего?
— Ты перешел границы, — резко, порывисто. Опа, у нашего Яна есть чувства.
— Ян… прости, я не хотел, просто выпил лишнего.
— Я никогда не буду снизу. Тебе прекрасно это известно.
Ага. Значит мы типа актив. Или как там это? Гордые. Конечно, невозможно представить Яна в роли пассива. А Марат по ходу может представить.
— Ну, рискнул я, ну подумал…
— Знаешь, шел бы ты… к себе в отель.
— Блядь, Ян, что ты из себя недотрогу строишь?
— Вали давай!
С таким тоном даже Марат не стал спорить. Второй король школы. Дверь распахивается, с грохотом бьется о стенку. Марат проносится как угорелый к выходу. Я тихонько посмеиваюсь, глядя ему вслед, совершенно не замечая, что Ян наблюдает за мной, прислонившись к косяку. Его руки на груди, на лице недовольство.
— Очень весело? – голос, будто раскат грома.
Подскакиваю с дивана с одним простым желанием скрыться в своей комнате, но меня толкают обратно.
— Ты еще и смеяться будешь?
— Я… — пытаюсь придумать что-то в свое оправдание, но этого не требуется.
Тяжелая рука заставляет мою голову откинуться назад. Ого. Пощечина. Не эти штучки с болевыми точками. Но как обидно…
— Если ты еще раз себя так поведешь, то я накажу тебя по всей строгости.
Он разворачивается и хлопает дверью к себе. Я несколько минут сижу, прижимая горячую ладонь к вспыхнувшей щеке, затем иду к себе.

Декабрь. Часть 4
13 декабря

Когда я просыпаюсь на следующее утро, Яна нет. Мечтаю, чтобы мне все это привиделось, но неприятные ощущения на месте укола рушат мои мечты. Мне намного лучше. К вечеру температура поднимается до тридцати семи градусов, но выше не ползет. Батя разрешает отлежаться до понедельника.
Ян, оказывается, на все руки мастер. Укол сделать, домой привезти, отмазать от родителей. Ну просто герой. И как он все умеет? Он всего лишь в одиннадцатом классе.

17 декабря

Понедельник. Ян проверяет наличие ошейника, чуть задерживаясь пальцами на шее. От программы я отстал, даже не утруждая себя домашними занятиями во время болезни. Получаю в первый же день двойку. Даже не оборачиваюсь на своего «хозяина». Спиной чувствую, как он зол. Ожидаю выволочки на перемене, но парень лишь щелкает пальцами, призывая меня следовать за ним в столовую. Он заказывает себе салат и лениво в нем ковыряется. Потом поднимает глаза:
— Я же говорил – учись хорошо, и я не буду тебя трогать.
Ну, говорил, но у меня есть смягчающие обстоятельства. Я болел. И по чьей вине?
— Тебя абсолютно не интересует твое будущее?
Чего это он папашу включил?
— Что ты молчишь?
— Я… э…
— До конца четверти две недели. За это время ты должен подтянуться и исправить свои оценки. Понял? Или я устрою по-настоящему «сладкую» жизнь для тебя.
Ловлю себя на том, что меня не пугают больше его обещания. Но киваю. Так, на всякий случай.

24 декабря

Ян всерьез за меня взялся. Все мои дни состояли только из зубрежки и решения задач. Десять минут на перерыв каждые два часа. Как-то в первый день, когда с непривычки у меня заболела голова, я спросил парня, зачем ему все это нужно.
— Ты занятная игрушка, — ответил он, усмехаясь.
Это должно мне льстить? Я, конечно, понимаю, что половина школы мечтает, чтобы Ян был их хозяином, и с большим удовольствием я бы отдал эту замечательную привилегию.

29 декабря

Объявили четверные оценки. Ян все-таки меня вытянул. Сам он окончил четверть отлично. Что он вообще делает в школе, если такой умный?
Завтра дискотека в честь Нового года. Не в актовом зале, как принято в нормальных школах. Для нас сняли клуб, содрав с родителей неслабую сумму. Я попытался отмазаться от сего действа перед Яном, но он даже не стал меня слушать.

30 декабря

Мои приготовления к дискотеке до смешного просты. Душ, отцовский одеколон, свежий свитер и джинсы. Ян заезжает за мной. Хмурится привычно.
— Ничего приличней не мог одеть?
Не отвечаю на его провокацию. Мне кажется, он в последнее время только и норовит меня вывести из себя.
Сам он вырядился, будто свидетель на свадьбу. В смысле, очень торжественно выглядит в бирюзовой рубашке, светлой жилетке и таких же светлых брюках. Ему только бутоньерки не хватает в петлице. Интересно, там все так будут и я опять что-то пропустил?
Оказалось, что да. Все вырядились, словно это последняя вечеринка в их жизни. Девушки в вечерних платьях от кутюр с разнообразными прическами, увешанные драгоценностями. Парни тоже не отстают от них. Такие наряды можно увидеть только в именитых бутиках или каталогах на будущий сезон, которые украдкой передаются из рук в руки, и по которым можно заказать понравившуюся модель до того, как она появится в продаже.
Но я застыл с открытым ртом не по этому. Было такое ощущение, что я оказался в сказке.
Полутемный зал задрапирован светлой тканью, создававшей иллюзию простора. Повсюду стоят елочки, заботливо украшенные бантиками и небольшими серебристыми шарами. Нет дурацких гирлянд, безумства мишуры. Зато с потолка идет снег. Большие, крупные хлопья, совершают свой недолгий, но безупречный полет, и падают куда придется. На аккуратные, запрятанные столики, на пол, на кружащиеся в танце пары. С удивлением я обнаруживаю, что в воздухе витает запах хвои. Настоящий, не искусственный.
На сцене пела невысокая девушка, показавшаяся мне феей. На ней был забавный прикид: пачка, белые лосины, кеды, блестящий топик и черные перчатки без пальцев. Парик, длинные белые волосы до пояса, как у снежной королевы. Но феей она была, потому что простой человек не может так петь. Ее сильный голос завораживал, обволакивал, погружал внутрь себя. Заставлял забыть обо всем и наслаждаться каждой секундой. Девушка пела для всех и в то же время только для меня. Невольно улыбнувшись, я подался вперед. Тут же рука Яна сомкнулась на моем запястье.
— Не в ту сторону, зверушка, — вздрогнув от разрушающего очарование обращения, я понуро поплелся за «хозяином».
Ян уверенно поднимается на второй этаж и идет к одному из столиков. Над ним будто парящая в воздухе снежная арка, создающая уединение. На столике в причудливой композиции из еловых веточек и рябины горят свечи, стоят бокалы, фрукты и шоколадное фондю. Я сажусь на стул, больше похожий на экспонат из Эрмитажа, парень садится напротив. Место у нас замечательное. Я вижу сцену, вижу танцпол. Ян разливает по бокалам шампанское и лениво потягивает из своего, рассматривая парочки. Тут как-то стирается понятие, кто хозяин, а кто питомец. С виду нормальные школьники, пусть шикарно одетые, танцуют, радуются жизни. Что им еще делать, если у них есть все, что только можно пожелать? Почему внутри меня такое смятение? Тут слишком красиво, чтобы это все было правдой. Я не принадлежу этому миру. Мое место не здесь. Вот Ян в своей тарелке. Властный, независимый, сильный. Его невольно боишься. Сколько раз я закрывал рот, уже готовый разразиться бурной гневной тирадой, стоило ему всего лишь взглянуть на меня. В то же время он такой… понимающий. Несмотря ни на что устроил мне экскурсию по Праге, отвел в тот ресторанчик с этим коленом, в конце концов, как-то догадался, что у меня температура и что-то мне вколол. Может, он не такой плохой, каким хочет казаться?
— Эй, — Ян щелкает пальцами перед моим лицом. Грубовато. – Что не пьешь?
Помня печальный опыт моего общения со спиртным, я качаю головой. На что следует беспринципное:
— Пей.
Вздыхаю. Чуть пригубляю игристый напиток. Я понял, так легче, чем открыто оказывать сопротивление. Но парень не успокаивается:
— Пей до дна.
— Не хочу, — приходится говорить мне и выдержать тяжелый взгляд.
— А кто спрашивает тебя о твоих желаниях? – его голос холодный, как лед. Он придвигается ближе. Чувствую его руку на талии, она подкрадывается к особо чувствительной точке между ребрами. Выдыхаю, готовясь к боли, но Ян не торопится. И вдруг мне становится так обидно, что так просто можно разрушить эту сказочную атмосферу, жестоко вернуть меня к реальности и ткнуть в нее носом. Хорошо. Раз ты так хочешь, хозяин. Опрокидываю в себя свой бокал, затем беру его, наполовину пустой и выпиваю до последней капли. Жмурюсь от щекочущих пузырьков.
— Доволен?
Не отвечая, он наливает еще. Поднимаю брови. И это выпить? Что ж, не мне мучиться с пьянью. Выпиваю второй бокал. Вернее, третий. Нет, там была половина. Значит, я выпил два с половиной бокала. Даже эти простые арифметические расчеты для меня трудноваты. В голове легко шумит, на губах блуждает улыбка. Так быстро опьянеть мог только я.
Ян накалывает на шпажку кусочек клубники, окунает в шоколад и подносит к моему рту. Протестующе мычу, но парень уже касается кусочком фрукта моих губ. Теплый шоколад тяжелой капелькой скатывается по подбородку. Глаза Яна чуть темнеют, он стирает капельку большим пальцем. Я с трудом двигаю челюстями, чтобы проглотить эту чертову клубнику. В животе что-то ноет. Во рту неожиданно сухо. Я делаю еще пару глотков шампанского. Что за черт?..
— Пошли танцевать? – неожиданно говорит Ян.
— Я не…
Конечно. Кто будет слушать мои возражения. Особенно, когда я и возразить-то толком не могу. Ноги заплетаются, не слушаются. Правда, мне весело и грустно одновременно. Ян не стал спускаться вниз. Повел меня к небольшому выступу вроде балкончика, где было еще несколько пар. Естественно, только мы вышли, как музыка плавно замедлилась, басы исчезли, и полилась трепетная мелодия. Ян, не раздумывая, прижимает меня к себе. Неуклюже, скорее в попытке оградиться, упираюсь руками ему в грудь. Он так близко, что я чувствую его тепло, его запах. Хочется воскликнуть: «What the f*ck!». Потому что я ни хрена не понимаю, что происходит, и почему присутствие Яна на меня так действует.
Когда он наклоняется ко мне, то я шарахаюсь назад. Парень легко удерживает меня, скрывая усмешку, говорит на ухо:
— Ты дрожишь.
Да? Черт. Ну почему мое тело так ведет себя? Почему я смотрю на него и не могу отвести взгляд? Ян сильней прижимает меня к себе. Улыбается. Замечаю, что на нас многие глазеют.
— Мне… — с трудом ворочаю языком. – Мне нужно в туалет.
— Я провожу тебя.
— Не… — замолкаю. Один его взгляд и я молчу.
Покорно иду за ним. Спускаемся вниз, сворачиваем в коридорчик, оказываемся в туалете, больше напоминающем палату психбольницы. Обитые прочной тканью стены, ни зеркал, ни мебели. Правда, справа я замечаю кабинки. Иду туда. Закрываю дверь. Делать мне здесь особо нечего. Просто перевести дух. Закрываю глаза. Все плывет. Тёма, ты идиот. Зачем столько пить? Кому ты что доказываешь? Что со мной происходит?
— Ты в порядке? – слова щекочут кожу на шее. По ней рассыпаются крошечными горошинами мурашки и весело прыгают по всему телу.
— Да, — выдыхаю я ему в рот, прежде чем его губы накрывают мои.
Голову окончательно сносит. Бесповоротно. Навсегда. Уже нет вопросов. Есть только Ян. Он вдавливает меня в стенку, а я буквально висну на нем. Позволяю его языку все. Удивляюсь, сколько, оказывается, можно им сделать. Такого приятного, невероятного… Меня обволакивает чувство блаженства. Ноги, будто ватные, а руки Яна такие горячие. Когда они забираются под свитер, я не вздрагиваю, как обычно. Выдыхаю, на миг разрывая поцелуй, а затем снова в него кидаюсь.
Мы долго целуемся в туалетной кабинке. Ян не позволяет себе ничего лишнего, но даже от его, будто бы небрежных поглаживаний я схожу с ума. Хочется большего. Хочется потушить этот костер внутри. Но я боюсь. Этот страх не пересиливает все, лишь не дает переступить черту. Я не хочу разрывать этот поцелуй. Не хочу, чтобы Ян отпускал меня. Не хочу… Но меня же не спрашивают. Дверь в нашу кабинку резко распахивается и знакомый голос презрительно хмыкает:
— Ну надо же.
Марат. Ян мягко отстраняется, проводя язычком по моей нижней губе как бы на прощанье. Многообещающе. Затем парень смотрит на Марата. Со всем возможным спокойствием, с чуть искривленным ртом:
— Что застыл?
— Прихожу в себя от увиденного.
— Что-то новое для тебя?
— Сейчас модно тискать своих зверушек?
— А когда я гнался за модой?
Перевожу взгляд с одного на другого. Марат прямо-таки молнии мечет, а Ян абсолютно спокоен. Конечно, я все прекрасно понимаю. И то, что Марат злится, застав нас, и то, что Ян ни перед кем не будет отчитываться, и будет делать то, что захочет.
— Эм, — протягиваю я, замечая, что все еще прижат к стенке. – Я тут пойду, а вы сами разбирайтесь.
— Никуда ты не пойдешь! – рявкнул Ян.
Ага, значит мы не так уж и спокойны. Марат фыркает, разворачивается на каблуках и уходит. «Хозяин» же выходит из кабинки и зачем-то моет руки. Хорошо хоть не зубы чистит.
Все же что-то меняется. Одурманивающего чувства нет. И что это вообще было? Я же типа не гей…
— Кстати, — Ян поднимает на меня свои серые глаза. – В опьянении ты очарователен.
Хм, приму это как комплимент. Правда, что-то подобное я уже слышал.
— А афродизиак добавляет тебе только пикантности, котенок.
Я стоял все с той же дурацкой полуулыбкой, осмысливая слова парня.
— И еще, — он подходит ближе, — если бы ты не был геем, то не получал бы столько удовольствия от поцелуя.
Это словно пощечина. Замираю. Чувствую себя так, будто на меня ведро помоев вылили. Задыхаюсь от ярости. Хочется сказать Яну, кто он на самом деле, но не получается. Из раскрытого рта не доносится ни звука.
— А теперь, наслаждайся вечеринкой, — усмехается жестко Ян и проводит рукой по моей щеке. Я ее тут же сбрасываю. Делая его усмешку лишь шире. – И, Золушка, не смей покидать бал раньше двенадцати часов.
Когда он уходит, я бреду к раковине и умываюсь ледяной водой. Я сам виноват. Можно было догадаться, что это очередной трюк Яна, чтобы унизить меня. Замечательно. Хочу домой. Но деваться некуда. Я не могу ослушаться хозяина.
Выхожу в зал, но подниматься наверх нет сил. Да и Яну я больше не интересен. Сажусь на пустующий диванчик в углу и закрываю глаза. Осталось почти три часа. Потом каникулы. Без Яна. Насколько я понял, он уезжает куда-то на новогодние праздники. То ли на лыжный курорт, то ли на пляж. Вроде второе, он говорил кому-то по телефону, что ему нравится ездить в теплые страны зимой.
— Привет, — тихий голос сбоку.
Тая выглядит великолепно. Черное струящееся платье, волосы собраны на затылке, блестящие серьги в ушах. Вздыхаю:
— Тебе не влетит, что ты со мной разговариваешь?
— Думаю, уже нет.
— В смысле?
— Кирилл больше не мой хозяин.
— Да? Почему?
— Мы… как бы теперь родственники.
— Что? – ну ничего не понимаю.
— Его брат женился на моей двоюродной сестре. Ну и, типа, между нами ничего не может быть, не говоря уже о таких отношениях.
Я задумался. Над словосочетанием «такие отношения». Вот оно оказывается, как называется.
— Ян груб с тобой? – вдруг спрашивает Тая.
— Нет, — отвечаю я, не подумав. Первая мысль, она же самая верная?
— Тогда мы после этой вечеринки едем на другую, где нет этих… м… хозяев, в общем. Поедешь?
— Мне тут до двенадцати куковать, — вздыхаю я.
— Всем так, — улыбается девушка.
Это почему, интересно? Подумав, я пришел к выводу, что просто должен пойти на эту вечеринку. Хватит уже. Надоело. Хочу оторваться. Говорю об этом Тае, она, улыбаясь, уходит, поцокивая каблучками. Задираю голову и вижу, как Ян разговаривает с Маратом, который оперся о перила. На его губах льстивая улыбка, он касается рукой рукава парня, чуть перебирает пальцами тонкий материал. Вижу, что взгляд Яна потеплел, и он как-то странно усмехается. Затем вдруг они синхронно смотрят на меня. Вздрагиваю, делаю вид, что очень увлечен происходящим на сцене (там какие-то дурацкие конкурсы). Потом вижу, что Ян и Марат пожимают руки, словно скрепляя сделку. О чем они договорились? Мне этого никогда не узнать.
Остаток вечера провожу, прячась от Яна. Как, кстати, и большинство других зверушек. Но не от Яна, конечно, а от своих хозяев. Потом попадаюсь ему на глаза, типа уже начало первого, а я тут. Затем меня зовет Тая, мы садимся в лимузин, где полно народу, и едем в другой клуб. Мы сразу все подружились. Общее положение сильно сближает. Шампанское льется рекой. Мы танцуем, как заводные. В этом клубе тоже падает снег, но не так красиво. Становится все жарче. Я пьяный. Снимаю свитер, некоторые ребята стаскивают рубашки вслед за мной, девчонки ограничиваются сбрасыванием туфель. Тая рядом, смеется. Мне очень нравится ее смех. Задорный, веселый, не пустой. Как-то мы оказываемся рядом, как-то в ее глазах слезы, как-то я не придумываю ничего лучше, чем поцеловать ее. Ее губы нежные, мне кажется, что от нее пахнет розой. Это приятно. Совершенно иначе, но приятно. Я отстраняюсь и смеюсь. Все-таки я не гей.

Январь. Часть 2.

11 января

Подскакиваю. В чужой кровати. Долго не могу понять, где я. Привстаю, чувствуя тупую боль в затылке. Хорошо я вчера приложился. Оглядываю комнату, и вижу на диване спящего Яна. Кто бы мог подумать, что он уступит свою кровать своему же питомцу. Чудеса, да и только. Еще и сон мой охраняет.
— Ян, — зову я.
Парень мгновенно просыпается, трет глаза:
— Что такое? Тебе плохо?
— Нет, — с трудом скрываю улыбку. – Кушать хочу.
— Хорошо, — он тянется к телефону. – Пожелания есть?
— Да. Пиццу, раз вчера не срослось.
Ян задерживает на мне взгляд, заказывает пиццу как вчера. Все запомнил, надо же. Кладет трубку, потягивается. Наверное, не очень удобно спать на диване.
— Ты как?
— Живой.
— Как голова? Как рука?
Пробую пошевелить рукой. Болит. Голова тоже. Вздыхаю.
— Ничего, пройдет, — парень улыбается. – Зато школу пропустишь.
Точно! Уже же началась новая четверть.
— Все в порядке, врач выдаст тебе справку. Завтра только придется сдать анализы.
Вроде бы было на сегодня…
— Сегодня я не захотел тебя будить.
Киваю с умным видом. Все чудесатее и чудесатее. Пытаюсь встать, чтобы пойти умыться. Голова шумит, все немного кружится. И слабость… Но я скрываю это от Яна. Я же мужчина, в конце концов. Не хватало еще, чтобы он меня на руках носил. Ванная у него полностью черная. Мрачная такая, нерадостная. Все идеально начищено, будто стерильное. Ян выдает мне новую зубную щетку, указывает на черные полотенца, выложенные стопкой на пуфике. Типа один раз воспользовался и в стирку? Вопиюще, если честно.
Совершив все гигиенические процедуры, я не удержался. Стал открывать ящички, просматривать полочки. Дезодорант, туалетная вода… Вдыхаю с наслаждением ее запах. Так пахнет Ян. Резко вздрагиваю от рассекшей меня напополам мысли. Что-то тут явно не так. Со мной. Я сейчас балдею от того, как пахнет Ян? Человек, который меня унижал? Который сделал все, чтобы моя жизнь стала адом? «Он стал другим», — шепчет внутренний голос. Будто бы и стал… Почему меня неудержимо тянет к «хозяину»? Я же парень! Часть меня саркастически хмыкает. Парень парнем, а кайф от наших поцелуев ловлю нереальный. Так не должно быть… Или должно? Ну, вы, умники внутри, договоритесь между собой уже!
Я ставлю флакончик с туалетной водой на свое место и вытираю полотенцем отпечатки своих пальцев с глянцевой поверхности шкафчика. Преступник, блин. Люди не меняются… Или меняются? Ян что-то задумал. Или нет? Могу размышлять сколько угодно. Это ни к чему не приведет. Нужно проверить. Громкий стук в дверь и я вздрагиваю. Встревоженный голос:
— Тём, ты в порядке?
— Ага! – резко разворачиваюсь, морщусь, пытаясь унять вспыхнувшую болью голову. Пора бы запомнить, что никаких резких движений.
Завтрак уже принесли. Ян переоделся в джинсы и футболку, ходит босиком и без тапочек. Я заметил, ему это нравится. Парень пробует уложить меня в кровать и там накормить, но я наотрез отказываюсь. Мы садимся за столик друг напротив друга. С удивлением замечаю, что не голоден, а от первого же кусочка пиццы мутит. Обидно. Приготовлено великолепно. Парень же откусывает кусочек тонкого теста и, внимательно глядя на меня, жует. Делаю вид, что увлечен размешиванием сахара в кофе. Занимательнейшее занятие.
— Это нормально, что нет аппетита, — говорит Ян. – Врач сказал, что такое состояние может продолжаться от нескольких дней до недели.
— Утешил, — буркнул я, отставляя чашку с кофе.
И что мы будем целый день делать? Честно говоря, я бы предпочел, чтобы меня оставили в покое. Хоть я и недавно встал, но чувствую себя так, словно разгружал всю ночь вагоны.
— Тём, может, ты вернешься в кровать?
В голосе нет заботы, и это не просьба, он просто мягче. Кажется, я хотел проверить. Одно дело капризничать, выбирая завтрак, другое ― намеренно раздражать Яна. Поднимаю глаза и спокойно говорю:
— Не хочу.
— Я думаю…
— Не хочу, — перебиваю я, — сказал же.
Серые глаза становятся черными. На секунду. Потом Ян справляется с собой. Бросает что-то вроде «как знаешь» и дожевывает свою пиццу без особого желания.
А я размышляю над тем, какой же я идиот. Чего я его злю? Жду, когда сорвется? И что мне с этого? Докажу сам себе, что милый Ян – это хорошая игра? Как не хочется, чтобы так было…
— Посмотрим какой-нибудь фильм? – спрашивает Ян. – У нас есть небольшой кинотеатр.
— Кинотеатр в доме? С ума сойти, — фыркаю я.
Такое я видел только по «Mtv» в программе «По домам». Шикарные особняки богатых деток. Со своим спортзалом, картодромом, пещерой и вообще всем, что только можно представить.
У него, и правда, кинотеатр. На счет «небольшого» он поскромничал. Шесть рядов кресел по четыре в каждом. Кожаные, большие, на которых можно лежать.
— Что будем смотреть? – Ян протягивает мне каталог с фильмами.
— Я не хочу здесь, — тихо говорю я. Разворачиваюсь и иду к нему в комнату.
Ян ловит меня у двери. Резко разворачивает к себе. Виски сжимает невидимая рука. Не сдерживаю гримасу, которую парень замечает и вздыхает:
— Ты решил меня вывести из себя? Тебе все не так.
Его рука все еще на моем плече. Горячая.
— Мне все так.
— Врешь. Чем тебе кинотеатр не угодил?
— Тем, что это кинотеатр! – взрываюсь я. Скидываю его руку. – В каком нормальном доме будет кинотеатр?
Ян складывает руки на груди:
— Мне извиниться перед тобой за состоятельность моих родителей?
— На фиг надо!
— Тогда что ты хочешь?
— Свалить отсюда!
Когда я стал кричать? Когда я перестал себя контролировать? Зато вот Ян прекрасно держит себя в руках. Чем громче мой голос, тем тише его. Только глаза все холодней. Я делаю шаг, собираясь действительно уйти отсюда, но парень не дает. Хватает меня за плечо, и меня будто что-то толкает к нему. Его руки уже на моей талии, а язык во рту. Чувствую, как быстро бьется его сердце. Он не так холоден, как хочет показать. Что я делаю? Прижимаюсь к нему тесней, обвиваю его шею руками. Перед глазами все вращается. Я закрываю их, но все равно ощущение такое, что я кручусь на центрифуге. Его руки под моей футболкой. Гладят, царапают. Воздуха катастрофически не хватает, но я не могу прервать танец наших языков. Три шага, и я оказываюсь придавленный парнем к одному из шикарных кожаных кресел. И это хорошо. Нам приходится разорвать поцелуй. На секунду. Чтобы снять мою футболку. Больше чем секунду Ян терпеть не намерен. Он снова мучает мой язык, мои распухшие губы. Когда я выдыхаю что-то невнятное, он спускается к моей шее. Пиздец… Я впиваюсь ногтями в подлокотник. Тело словно охвачено огнем, а губы парня ― это лед. Невероятно… Когда он вылизывает мою шею, зацеловывает ее, я готов кончить. Мутной водой эта мысль накрывает разум. Это неправильно…
— Ян, — шепчу я. Что. Я. Делаю. – Ян!
С огромным нежеланием отталкиваю его, проклиная разум, так не вовремя напомнивший, что я парень.
— Что?
Его глаза заволок туман. Грудь вздымается, русые волосы растрепаны. Кожа в неярком освещении манит своей мраморной гладкостью.
— Мы не должны.
Чувствую себя полураздетой девочкой-подростком, которая говорит своему настойчивому парню на заднем сидении машины где-нибудь в лесу, что она еще не готова. Хотя… Я же и есть подросток. Правда, не девочка.
Парень выдыхает. Сползает с меня. Выравнивает дыхание. Вдруг усмехается:
— Ты сейчас опять про то, что ты не гей? – неожиданно его рука ложится на мою довольно ощутимую выпуклость в паху.
Лучше бы он этого не делал, потому что я вообще потерял способность здраво мыслить. Если сейчас вышел бы целый отряд со всем необходимым снаряжением и собаками на поиски моего разума, то они ни за что бы не нашли его.
Его рука продолжала лежать на моей ширинке. Я честно открыл рот. Чтобы возразить (ну, это я тешу свое самолюбие, возразить бы я не смог при всем желании). Когда Ян все так же усмехаясь проводит пальцами по ширинке, чуть надавливая, то я едва не взвыл. Как это невероятно приятно. Что будет потом?.. Не давая мне додумать, он резко убирает руку. И я не сдерживаю разочарованный выдох.
— Тебе нравится. Скажи.
Конечно, когда глаза заглядывают прямо в душу невозможно соврать. Я завороженно киваю. Отмечая, что сейчас передо мной не тот Ян, нежный и вызывающий самые приятнейшие чувства. Сейчас он прежний. С этой своей самодовольной усмешкой.
— Тогда в чем проблема?
— Мы… Слишком быстро.
Ого. Я могу внятно изъясняться. Пережидаю пристальный взгляд.
— Если ты будешь со мной, то это рано или поздно случится.
Так. Что он сказал? Бьющееся в груди сердце чуть не вырвалось наружу. Я ослышался. Этого не может быть. Он говорит об отношениях. Отношениях? Блин. Блииин! Нет. Блядь.
По-видимому, выражение моего лица отвечает за меня. Парень произносит:
— А что ходить вокруг да около? Ты мне нравишься, — нравлюсь! Внутри фейерверк. Сразу же одергиваю себя. Вот я придурок. Бесконечный! – А я нравлюсь тебе, — а он проницательный. Как догадался? – Так что… все ясно.
Ага. Тёма, ты зря размечтался. Никакого предложения руки и сердца и заверений в вечной любви. Нет, мне это конечно не нужно, но… Выглядит сейчас это так, будто меня покупают на базаре, еще и торгуются. Черт, и я же типа натурал. Да кого я обманываю? Сейчас отдал бы многое, только бы Ян продолжил. Никакой я не натурал. Я гей. Самый настоящий. Правда, у меня есть смягчающее обстоятельство: рядом с Яном любой таким станет. Но так просто сдаваться я не намерен:
— Лично мне ничего не ясно.
Ян хмурится, не ожидая от меня никакого сопротивления. Потом тянется ко мне. Видимо прояснить своим особенно действенным способом. Как же. Останавливаю его.
— Тёма, — сквозь зубы говорит он. – Ну и что ты хочешь?
Кажется, я явно слышу раздражение. Таки довел его, нашего Снежного Короля.
— Что значит «будешь со мной»?
— А что, по-твоему, это может значить?
— Понятия не имею, — невинно хлопаю глазами я. – Поясни.
Он едва не рычит:
— Это значит встречаться! Это тебе понятно?
— Эм, — прикусываю губу. – А поподробней?
— Поподробней? – он сейчас убьет меня. – Это значит, быть вместе!
— Ян, — придаю лицу невинное выражение. – Ты предлагаешь мне быть твоим парнем?
— Нет! – выплевывает он. – Уже нет! Передумал!
Парень встает, несется к выходу. Черт. Перегнул я палку. Нужно исправлять! Я кидаюсь за ним. Но стоит мне встать, как голова напоминает о себе. Перед глазами все темнеет. С тихим оханьем я оседаю на пол. Зажимаю рот, потому что к горлу подступает удушливая тошнота.
— Тём, — встревоженный голос. Меня обнимают. – Плохо? Что мне сделать?
Я нравлюсь Яну. Действительно нравлюсь. Это отодвигает на второй план мое состояние. Невозможно так искренне сыграть.
— Принеси воды, пожалуйста.
Через тридцать секунд холодная жидкость стекает по моему горлу, остатки я просто выливаю на голову. Легче. Слабо улыбаюсь Яну:
— Все хорошо.
— Я вижу, — он напряженно вглядывается в мое лицо. – Ты белый, как снег.
— Это пройдет. Я… хочу прилечь.
Легкая улыбка, мне помогают встать, ведут в спальню, заботливо зашторивают окна, накрывают уютным пледом.
— Ян, — хватаю его за руку. Почему у меня такое ощущение, что где-то зарыта собака? Фальшь. Она есть. Ян лукавит, но не могу понять где. – Ян, ты не обманываешь меня?
— Нет, — помедлив, говорит он. – Ты мне, и правда, нравишься. Но ты должен понимать, что для меня отношений без секса не существует.
— Хорошо…
Это я говорю?! Нет, я точно ударился головой. Ах, да, так же и есть. А еще я тронулся головой, потому что шепчу:
— Только ты не торопись.
И Ян обещает мне это.

Январь. Часть 3
21 января

Быть парнем Яна круто. Само ощущение. Если бы кто-то об этом знал, то наверняка сошел с ума бы от зависти. Но об этом никто не знает, кроме нас двоих. Да и вообще, мне кажется, Ян иногда об этом забывает, слишком ретиво исполняя роль хозяина на публике.
Я провел у него целую неделю, постепенно приходя в себя. Анализы у меня были хорошие, организм молодой, так что головные боли вскоре перестали меня беспокоить. Когда я оказался дома, стало как-то не по себе. Во-первых, я почти сразу же стал скучать по Яну. Во-вторых, моя собственная комната не казалась мне такой комфортной как раньше. Взять хотя бы подушку. Я так ее любил, так высыпался на ней. А в первую ночь мне казалось, что она набита песком. В-третьих, к хорошему быстро привыкаешь. Готовить кроме меня и папы, который вечно на работе, было некому. И еще много разных раздражающих мелочей.
Поведение Яна было непредсказуемым. То он сдержан, то порывист. То опьяняющая близость, то приличная дистанция между нами.
Он по-прежнему заставлял меня заниматься. Терпеливо учил со мной уроки, растолковывал мне непонятные темы. Когда я отвлекался, то мог получить легкую оплеуху. Типа не забывайся.
Поцелуи, объятия между нами были редки. Тем не менее, каждый раз они были сногсшибательными. Щелчок, наши тела встречаются. Второй щелочек и я прихожу в себя. Наполовину раздетый, с истерзанными губами, с красными засосами на шее. Будто провалы во времени, в памяти, в общем, везде.
Сегодня Ян уехал из школы без меня. Гордо спускаюсь по лестнице. Мне же все равно. Марат, издеваясь, толкает меня. Спотыкаюсь и упал бы, если бы не один из его прихвостней, который ловит меня. Смеряю всех этих придурков взглядом полным презрения. Они гогочут мне вслед.
Вечером получаю от Яна смс: «Много дел. Спокойной ночи, котенок».
Не отвечаю.

22 января

— Ты надулся?
— Нет, — равнодушно пожимаю плечами. Если честно, то я совершенно не надувался. И сейчас я занят решением крайне занимательного примера по алгебре.
Ян наклоняется. Чувствую запах его туалетной воды.
— Я не обязан перед тобой отчитываться.
— Да все нормально, — отмахиваюсь я. – Тут какая-то ошибка. Если взять значение икс больше или равным единице…
— Тёма, ты уравнение не так переписал, — лишь взглянув на мои каракули, говорит Ян.
Точно, пропустил квадрат у икса. Тогда все сходится.
— И впредь отвечай на мои смс, — бросает парень, перелистывая страницу учебника.
Конечно, хозяин, как скажите, хозяин.
Сегодня вечером опять «забываю» ответить.

24 января

Воскресенье. С некоторых пор я их ненавижу. Как и субботы. Ян не объявляется.

25 января

Яна нет. А я получаю двойку.

29 января

Его нет. Не выдерживаю. Набираю смс: «Все нормально?». Конечно, мне никто не отвечает, хотя доставка есть.
Через час отправляю еще одно сообщение: «Ян, отзовись».
Тишина.
Чертов придурок. Специально меня провоцирует!
Вот не буду больше писать. Никуда он не денется.
Два часа спустя набираю: «Ответь мне!». Ведь, вроде как два сообщения ушло, нужно третье. Оно тоже отправлено в пустоту.

30 января

В дверь звонят. Я тру глаза, отрываясь от подушки. Суббота, восемь утра, мать вашу! Ну и какого черта? Кто там приперся? И почему папа не открывает? Уже ушел на работу? Бреду открывать, совершенно не ожидая увидеть Яна. Замираю на пороге. Разглядываю его такого красивого, такого желанного. Не сдерживаюсь, кидаюсь к нему. Он подхватывает меня одной рукой, чуть приподнимая, буквально заносит в квартиру и закрывает дверь. Потом отстраняется:
— Твои соседи могут увидеть.
Точно. Я как-то не подумал об этом. От радости забыл обо всем. Моим соседям точно не нужно такое видеть. А уж отцу тем более.
— Подожди, — быстро говорю я и проверяю все комнаты. Так и есть, батя ушел.
Парень тем временем раздевается, оставаясь в черных брюках и черном свитере, проходит в мою комнату. Я хватаю свою одежду, потому что неудобно перед ним быть в растянутой футболке и мятых пижамных штанах.
— Стой, — холодный голос останавливает меня. Холодный? Что случилось?
Замираю. Мне не нравится такой тон… Ян садится на не заправленную кровать.
— Положи одежду.
Это приказ, блин. Так со своим парнем не обращаются! Мне хочется сказать об этом, но как-то не получается, в горле пересохло. Все что я могу – это отшвырнуть свою ни в чем неповинную одежду.
— Иди ко мне.
Не хочу... Сглатываю. Ну что же такое? Это же Ян, типа мой парень, он же не сделает ничего плохого?
— Сюда иди, — сквозь зубы говорит Ян.
Вот тебе и приплыли. Зря ты, Тёмка, поддался романтическому настроению и поверил в то, что этот человек может быть способным на чувства. Сжав челюсти, я делаю шаг.
— Ближе.
Бесстрастно так. Сволочь. Да плевать! Подхожу к нему вплотную. Ян, несколько долгих секунд чуть прищурившись, рассматривает меня. При том, он же сидит, поэтому я выше, как бы мнимое преимущество. Ничего подобного. Чувствую себя червяком, выползшим после дождя. Затем одним рывком он перекидывает меня через свои колени, стаскивает пижамные штаны. Мой крик тонет в подушке. Что он делает? Я в полном замешательстве. Обидно до слез. Зачем он так? Мне страшно. По спине пробегают мурашки. Пытаюсь вырваться, но Ян давит на точку чуть ниже лопаток и по телу пробегает тягучая весьма болезненная волна. Затихаю. Едва дышу. Что же дальше? Лежу с оголенными ягодицами перед своим «парнем». Или тут лучше употребить слово «хозяин»?
Неожиданно рука Яна опускается на мою задницу. Ощутимо так. Место удара тут же вспыхивает. Он издевается? Он отшлепать меня решил? Хорошо, что не выпороть ремнем, как батя. Второй удар следует незамедлительно. Черт. Почему-то с батей иначе. Совершенно иначе. Сейчас щиплет глаза. Задыхаюсь от обиды, унижения и других переполняющих сердце чувств. Ненавижу Яна. Дышать совершенно нечем. Но я терпеливо лежу, пережидаю, вздрагивая от каждого тяжелого соприкосновения его руки с моей полыхающей кожей. Наверное, задница уже вся красная. Не смогу сидеть некоторое время… Парень, блин. Ничего в этой жизни не меняется. А я дурак, что поверил во всю эту чушь. Не меняются люди.
Задумавшись, не замечаю, что удары прекратились. Что, наигрался? Отлично. Беспрепятственно натягиваю свои штаны на попу и сползаю с колен Яна. Не хочу смотреть на него. Закусываю губу. Пусть убирается из моей квартиры. Почему-то сил произнести это вслух нет.
Отшатываюсь, когда Ян наклоняется ко мне и шепчет на ухо:
— Это за двойку.
Открываю рот, когда он требовательно притягивает меня к себе и впивается в мои губы. Мычу, вырываюсь. Но я в невыгодной позиции. Зажат между ног парня, который беззастенчиво этим пользуется, стискивая меня в объятиях. Его руки жадные, губы ненасытные. Я изворачиваюсь, но он крепко обхватывает меня. Ничего, я так просто не сдамся! Как могу отвожу голову в сторону, чтобы избежать поцелуев, но он не теряется, ставит мне парочку засосов на шее, проводит языком от мочки уха до ключицы. Я вспыхиваю. Не обращаю внимания на приятные ощущения по всему телу, на то, что под кожей вместо крови горящая лава. Упрямо пытаюсь вырваться. Через пару минут Яну это надоедает, он подхватывает меня за подмышки, едва ли не швыряет на кровать и прижимает своим телом сверху. Из этой позиции выбраться гораздо сложнее, особенно когда совершенно не хочется этого. Но я все еще не поддаюсь.
Скрывая усмешку, Ян ловко раздвигает мне ноги и скользящим движением трется об меня. Ощущения неожиданно острые. Я широко раскрываю глаза, жалобно смотрю на парня. Тонкая ткань пижамных штанов облепливает мой возбужденный член. Каждое соприкосновением с телом Яна и так пытка, а когда он делает так, намеренно вжимаясь в бедра, то сил на сопротивление не остается.
Щеки горят. Я, наверное, розовый от смущения. Эта ласка слишком откровенная. Я и не думал… Черт, не успеваю сдержать стон. Ян закусывает мою нижнюю губу, чуть тянет на себя, резко отпускает и отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза.
— Яяян, — протягиваю я, почти умоляя. – Не нужно…
— Нужно, малыш, — его усмешка не такая бравая. Голос глубокий, чуть сдавленный. Неужели он чувствует то же, что и я?..
Эта мысль разливается теплом по груди. Ян такой же… Ян… Хочется пошалить. Стыжусь, но обхватываю его ногами, прижимая к себе. Слышу его стон. Блин… Что еще сделать, чтобы его услышать? Наши движения быстрые, неаккуратные, то он давит сильней, причиняя боль нежной головке, то я вдавливаюсь так, что ткань натягивается, сжимая яички.
— Тёма, — он приглушенно произносит мне куда-то в волосы, — Тёма, ты…
То, чем мы занимаемся неправильно. Это какое-то странное проявление чувств. Взаимная мастурбация. Но я ни за что не перестану. Понимаю, что не готов на большее. Ян это тоже понимает, поэтому довольствуется малым. Достичь пика невероятно сложно. Я сам целую парня, тону в этом коктейле чувств. На глазах выступают слезы. Одно яркое желание затмевает все. Хочу разрядки. Мне уже нечем дышать. Скорей… Ян, наверное, понимает, его рука тянется между нами, накрывает мой член, гладит быстро, сжимая. Черт, я едва не кричу. Тело само выгибается так, чтобы ему было удобней. Давай же… Хочу умолять его, но не могу произнести ни звука. Бессильно открываю рот. Он кусает мои губы. Да, уже не до нежных поцелуев. Уже животное желание, которое нужно удовлетворить. Вдруг он замирает. Его голова опускается, волосы закрывают лицо. Он… Нет! А как же я? Но Ян не забывает про меня, его рука продолжает свое занятие и от того, что я знаю, что он кончил, разрядка наступает и у меня.
Мы лежим запыхавшиеся, взмокшие, с растекающимися пятнами спермы на одежде. Я хмыкаю, потом не выдерживаю и смеюсь. Ян откатывается с меня, давая глотнуть воздух полной грудью. Смотрит, как мне весело, его взгляд нежный:
— Необычная реакция на оргазм.
— Мы как подростки.
— Мы и есть подростки.
— Ян, — я поворачиваюсь к нему. – Зачем ты отшлепал меня?
— Чтобы ты не забывал, что должен учиться. Кстати, ты так мило смущаешься.
— Ян! – шиплю я осуждающе, словно он сказал что-то пошлое.
Он алчно вперивается в меня глазами:
— Сейчас ты такой…
— Где ты был? – быстро меняю тему я.
Парень мрачнеет:
— Конечно, это не то, о чем следует говорить в данный момент, но я тебе отвечу. Моя двоюродная тетка из Испании умерла. Я был на ее похоронах.
— О, — смущение настигшее меня было самым сильным за всю мою жизнь. Вот же я придурок! Я должен поддерживать его, а не обвинять. – Прости.
— Да ничего, — отмахивается Ян и ложится на спину. – Я ее почти не знал. Похороны – это вообще вещь довольно лицемерная, бездумно отнимающая время. Теперь ее наследники перегрызут друг другу глотки. Вроде у тетки была парочка миллионов.
Я не знал что сказать. Пожалел, что спросил. Вот нужно было мне все испортить? Ян поворачивается ко мне:
— Ты скучал?
Почему-то мне кажется, что ему важно услышать ответ на этот вопрос. Я киваю, подкатываюсь к нему, несмело говорю на ухо:
— Очень.
Он молчит. Вопреки моим ожиданиям услышать что-то вроде «я тоже». Но я не жалуюсь. Мне слишком хорошо, чтобы оценить всю ситуацию в целом.
Конечно, красоту момента портит настойчивая отлично узнаваемая трель айфона Яна. Он, вздыхая, нехотя, поднимается и достает сотовый. Смотрит на экран, потом все-таки берет трубку:
— Что?
Динамик хороший, поэтому я прекрасно слышу ответ его собеседника:
— И тебе привет, красавчик.
Узнаю Марата, тут же чувствую укол ревности. Чего это он его так назвал? Ян мой парень.
— Привет. Ты звонишь поздороваться?
— Не только. Как тетушка? – он знал, куда отлучался Ян? Он знал, а я нет.
— Покоится с миром.
— Ха, наследники еще не поубивали друг друга?
— Вроде нет.
— Ты занят?
— Немного.
Немного? Это обо мне так?
— Небось со своей зверушкой?
Я возмущен. Сказано пренебрежительно, но обидней когда Ян лениво произносит:
— Ага.
Козел. Не хочу дальше слушать. Пошли они в задницу, эти два придурка. Я выскакиваю из комнаты и бегу в ванную. Защелкиваю замочек на двери, кидаю пижамные штаны со следами спермы в барабан стиральной машины. Подумав, швыряю туда же футболку, пропахшую потом и Яном. Становлюсь под душ, но как-то это особо не помогает. Я взвинчен. Раздраженно отфыркиваю капли воды, попадающие в нос, потому что я слишком высоко задрал голову. Так и с Яном. Сам виноват. Я вижу в наших отношениях то, чего нет. Если то, что происходит между нами вообще можно назвать «отношениями».
— Составить компанию? – раздается голос над ухом.
Я подскакиваю. Какого черта? Я ведь точно помню, что закрывался. Ян читает мои мысли, весело хмыкает:
— Думаешь, меня остановит эта щеколда?
Вспоминая, что я голый, прикрываюсь мочалкой. Парень иронично поднимает брови:
— Что я там не видел?
— Это не повод стоять перед тобой в чем мать родила.
— Ты прав, что без толку стоять, — он стаскивает свитер.
Краснею, выпаливаю:
— Я не об этом!
— А я очень даже об этом, — он начинает расстегивать ремень.
Матерясь, выскакиваю из душа, конечно же, поскальзываюсь, но не падаю, хватаю полотенце, уношусь как маленький ураганчик в спальню. Мне вслед доносится веселый смех. Я поспешно одеваюсь, но зря тороплюсь, потому что Ян решил принять душ. Он появляется через десять минут, свежий, пахнущий моим гелем. Я на кухне завариваю чай. С приходом парня я даже про завтрак забыл. Ян не подходит ко мне, а садится на стуле, закинув ноги на другой. Я делаю бутерброды, стараюсь как можно аккуратней нарезать сыр и колбасу, но все равно получаются кривые и неодинаковые куски. Как бы между делом я говорю:
— Откуда Марат знает о твоей поездке?
— Я ему сказал.
Неправильно задан вопрос. Попытка номер два.
— А почему он знает?
— А почему ему не знать?
Я оборачиваюсь:
— Он знает, а я нет.
— С этого бы и начинал, — улыбается ехидно Ян. – Ревнуешь?
— Нет, — всем своим видом показываю, что такое чувство слишком низко для меня. У меня не очень выходит. Чтобы не выглядеть идиотом, возвращаюсь к бутербродам.
— Он мой друг.
А я, значит, так, развлечение, судя по всему. Чертов сыр! Кромсаю его как могу.
— Не кипятись, Тём, ты сам не отвечал на смс.
— Ты тоже, — бурчу я.
-Ну, это чтобы проучить тебя.
Ах вот оно как. Я швыряю на хлеб колбасу и сыр, ставлю в микроволновку. Мстительно кладу сахар в чай Яна, зная, что он этого не любит. Все так же тема зверушки и хозяина. А что дальше? Додумать не дает микроволновка, оповещая пиканьем, что справилась с задачей. Достаю тарелку, ставлю на стол, как и чашки. Парень отпивает из своей и морщится. Внутри меня кто-то злорадно потирает ручки. А головой я понимаю – глупо. Тоже мне отомстил.
— Тём, Марата я знаю всю жизнь, нас много связывает, наши отцы дружат.
Меня типа ты знаешь всего ничего, но уже успел зацеловать и чуть не… почему у меня горит лицо?
— Ян, — вдруг говорю я, не поднимая глаз. – У тебя же ничего нет с ним?..
Какой же я дурак… Можно вытатуировать это на лбу, чтобы каждый раз не было для меня откровением. Вот правда говорят, про злую такую штуку из-за которой даже парнокопытным животным удается погреться в лучах всеобъемлющего чувства. Я дурею из-за Яна, из-за его присутствия, из-за того, что он делает со мной. Самое страшное, что я понимаю это и ничего не могу с этим сделать. Я даже готов признать, что мне понравилась это его своеобразное наказание за двойку, а уж если бы он был понапористей в душе, то я точно не смог бы сопротивляться. Тёмка, Тёмка, еще недавно кто-то уверенно заявлял, что он не гей. Не помнишь, кто бы это мог быть? Становится очень грустно, руки опускаются, единственным утешением становится твердое «нет» от Яна.

Mari Michelle
пожалуйста)

Mishel_7
Спасибо.Конечно, все будет)

Aikava
будет)

oljason
спасибо, что ждете.

Sjanichka
сейчас)

FarMisa
спасибо за комментарий. ну, кто-то верит, кто-то нет, в жизни всякое бывает.

Ravinochka
Плохишей всегда любят больше)
Спасибо.

Февраль. Часть 2

15 февраля

Отец устроил мне такой разнос… Лежу на кровати не в силах подняться. Вся задница и поясница горит. Отчасти я виноват. И вечно спасающий меня Ян не помог в этот раз. Как бы вы отнеслись к тому, что ваш сын заявляется помятый в два часа дня? Не предупредив, что задержится, шляясь где-то всю ночь. Вот и бате это не понравилось. Порол меня полчаса, не меньше. Хорошо, что он не возвел это в ранг искусства, большинство его ударов попросту не попадали. Но мне досталось не слабо.
Конечно, в школу я не пошел. Да я пошевелиться не могу, не то, что двигаться. К тому же, батя посадил меня под домашний арест. Забрал сотовый, закрыл меня на ключ так, что не открыть дверь изнутри. Доигрался я. Но все равно больше всего переживал, как отреагирует на это Ян. Что он подумает, догадается ли?.. Его сотового я не помнил, а мог бы позвонить с домашнего. Эх…
Как же меня угораздило влюбиться в Яна? Специально вспоминаю все в подробностях, что он мне сделал плохого, как издевался, но внутренний голос рьяно его защищает. Главный аргумент – он другой. Он изменился. Тёма, да ты мазохист… Еще бы, при мыслях о боли, о его сильной руке на моей попе, внизу живота тянет. Я совсем не против, чтобы Ян отшлепал меня еще. Дурак я… Меня вроде вчера изнасиловать пытались, а я делаю вид, что так и должно быть. Плетусь на кухню и пью воду. Уже литра два выпил, а все равно сушняки. Открываю холодильник, но понимаю, что мне кусок в горло не полезет. Возвращаюсь в спальню, с проклятиями укладываюсь на кровать. Звонит домашний, но я не шевелюсь. Если даже это Ян, то что? Не хочу слышать его голос, не хочу видеть, не хочу думать о нем…

***

Батя удивленно трогает мой лоб, когда я извиняюсь. Да, я не должен был так себя вести. Предлагаю посмотреть вместе какой-нибудь боевик, хотя не люблю их. Отец соглашается, прибавляя, что я все равно нахожусь под домашним арестом.
Он не понимает, что так даже лучше.

20 февраля

У меня амнистия. Мне выдали сотовый, разрешили ходить в школу и вообще вести социальный образ жизни. Когда я включаю телефон, приходит несколько смсок подряд. Все от Яна.
«Тём, все нормально?»
«Ты не отвечаешь».
«Ты в порядке? Отец посадил под домашний арест?»
«Почему не берешь трубку?»
«Блядь, возьми эту гребаную трубку!»
Три дня он не писал. Зато вчера целых два сообщения:
«Напиши, как сможешь».
«Жду».
Нет желания ему писать, но желания его злить еще меньше. За эти дни, что я провел дома, я многое осмыслил. Нет, пытался осмыслить. Я не дурак, понимаю, что Ян не чувствует ко мне и половины того, что испытываю к нему я. Скажи я ему о чувствах, минимум он рассмеется в ответ, максимум сделает меня посмешищем всей школы.
«Привет. Все хорошо».
Он не перезванивает и не отвечает. А я прогуливаю школу.

21 февраля

Ян курит на ступеньках школы, как в старые добрые времена. Я становлюсь рядом с ним. Он проверяет на месте ли ошейник. Да, на месте. Без слов мы идем в класс, садимся на места. Я чувствую кожей его взгляд.

23 февраля

Поздравляю батю. На словах, не знаю, что ему дарить. Вообще, считаю этот праздник глупым. Как и восьмое марта. Как и все остальные, кроме Нового года. Мама делала для меня настоящее чудо в этот день. Ее уже давно нет, а ощущение чуда осталось. Поэтому я люблю Новый год. А не это двадцать третье февраля.
Мне приходит смска от Таи. Красивое стихотворение. Мило. Отвечаю благодарностью. Между нами завязывается переписка, и девушка приглашает меня прогуляться. День удивительно чудесный, сидеть в четырех стенах не хочется. Мы встречаемся в центре города. Тая в пушистой белой шубке, с завитыми волосами и в забавной шапочке с большим помпоном.
— Привет! – она обнимает меня. В ее руках маленький сверток. – Это тебе.
— Не стоило.
Вот реально не стоило. Теперь чувствую себя обязанным. Придется сообразить что-то для нее на восьмое марта. Открываю подарок. Это брелок для ключей, забавный жирафик, выточенный из метала, покрытый яркой краской.
— Спасибо, — искренне говорю я. Мне действительно очень нравится. Тут же цепляю его на свои ключи.
Тая сияет, как маленькое солнышко. Очень гордая собой, что угодила мне. Она смело берет меня под руку, и мы гуляем по заснеженному центральному парку. Когда я просто так выходил из дома? Когда я общался с кем-то другим, а не с Яном? Деревья присыпаны пушистым, невесомым снегом, на проводах развешаны гирлянды. Много молодежи, пытающейся согреться пивом и вином.
— Как твои дела, Тём? – Тая разглядывает неработающий фонтан. – Ты тогда так поспешно ушел с Яном. Надеюсь, все было хорошо? Тебя долго не было в школе.
— Все хорошо, — небрежного говорю я, — явился на следующий день домой, вот отец и посадил меня под арест.
— О, ну ты даешь, — девушка смеется. – Как ты умудрился?
— Так вот.
Мы болтаем дальше обо всякой чепухе. Тая рассказывает, что не любит зиму. Хочет лето, хочет солнца. А я наоборот больше всех месяцев люблю февраль. Он последний, грустно-радостный. За ним щебечущая весна, после шумное и пыльное лето. Такой тихой щемящей умиротворенности как в феврале, нет ни в одном другом месяце.
Промерзнув, мы заскакиваем в Макдональдс. Тая не считает зазорным заказать самый большой бутерброд и огромное ведро колы. Еще больше я удивляюсь, когда все это исчезает в ее желудке. Такая миниатюрная девушка, а столько кушает. Я улыбаюсь. Тая как будто волшебница, такая, как из фильма, типа только учится. У нее очень красивые глаза. Темно-синие, нереальные, будто из бархата. Реснички черные, острые, аккуратно подкрашенные тушью. Неудивительно, что она мне понравилась с первого взгляда. Такую девушку невозможно не защищать. Ее нужно оберегать. Мы заказываем мороженное, и выходим с ним на улицу. Зубы сводит, изо рта пар, но мы доедаем лакомство до конца. Затем я сажаю Таю в такси, даю водителю деньги и даже чмокаю девушку в щечку. День получился прекрасным. Сам я еду на автобусе, выхожу за несколько остановок до дома и медленно иду, наслаждаясь свежестью и морозом. У подъезда меня окликают. Ян. Парень сидит на скамейке и курит. Судя по количеству бычков перед ним, ждет он меня тут давно.
— Как погулял? – серые глаза без эмоций разглядывают меня.
— Отлично. Или мне это запрещено?
— Отчего же… — пожимает плечами Ян. – Гуляй сколько хочешь. Только в Макдональдсе я бы не советовал ничего заказывать, одни жиры и канцерогены.
— Откуда ты знаешь? – поражаюсь я. – Ты следишь за мной?
Мозг работает. Подсказывает, что и про вечеринку на день Валентина он тоже как-то узнал.
— Сотовый, — безразлично роняет парень. — По нему тебя легко вычислить.
— Значит, следишь? – я должен бы злиться, но мне приятно. Я ему не безразличен.
Не отвечая, он закуривает. Сколько можно курить? В сторону он говорит:
— Тебе она нравится?
— Что? О, нет, она просто мой друг.
— Друг… — эхом повторяет Ян.
— Да, мы…
— Поэтому ты с ней целовался на Новый год?
— Это… я выпил лишнего.
Ян кивает, выбрасывает сигарету и встает.
— С праздником, Тём.
Не оборачиваясь, он идет к своей машине. И что? Стоило столько меня ждать, чтобы уйти? Смысл? Есть ли он тут? Я зову парня по имени, но он не реагирует. Кидаюсь к нему, разворачиваю к себе. Дальше мне ничего не нужно делать, дальше вступает в дело химия между нами. Мы с упоением целуемся, прижимаемся друг к другу, не удерживаемся, падаем в снег. Я дрожу от холода и от чего-то еще. Ян… Мой Ян… Он прижимает меня к промерзшей земле. Поясница оголилась, и кожа соприкасается с колким снегом. Но это ничего. Главное его руки, его губы, его сбивчиво дыхание… Он скучал, так же как и я. Вся эта его невозмутимость – игра. Нетерпение с которым он целует меня говорит лучше него. Все равно, что мы делаем это в моем дворе. Все равно, что кто-нибудь может пройти, выглянуть в окно. Неважно… Слишком много одежды. Лишней, совершенно ненужной.
Как я люблю февраль…
Ян вздрагивает, когда откуда-то доносится смех. Приподнимается, стряхивает снег с пальто. Смотрит на меня с укором, будто только я во всем виноват.
— Иди домой.
А. Круто. Ну хоть на хрен не послал. Встаю, путаясь в джинсах, они оказываются спущенными с бедер. Благо не трахнул меня прямо тут, я блин на все готов. Почти бегу от парня, пытаясь унять быстро бьющееся сердце. Февраль, блин.

26 февраля

Мы не разговариваем в школе. Не общаемся потом. Ян уже не занимается со мной. Ему, наверное, все равно как я окончу четверть.

28 февраля

Неожиданно получаю смску от Яна во время урока: «Пойдем сегодня в кино?». Долго думаю, но соглашаюсь. Уже в машине парень начинает:
— Тём, у нас дурацкие отношения, — как я рад, что он заметил, ну просто камень с души. – Давай попробуем как-то это исправить?
— Давай.
В кинотеатре парень платит за билеты (не смотря на мое возмущение) и покупает попкорн. Полутемный зал, светящийся экран, близость Яна. Мои мысли сразу текут не в том направлении. Он наклоняется ко мне, рассказывает что-то про режиссера, но я ощущаю только его запах и не улавливаю ни слова. Попкорн у меня на коленях, рука парня периодически захватывает горсточку, касаясь меня. Каждый раз мурашки по телу. Черт. Он мой парень. Вроде бы. И почему я сам не могу дотронуться до него, если хочу? Кладу руку ему на ногу. Ян недоуменно переводит взгляд с экрана на меня. Хорошо, что темно и не видно, что я покраснел. Но руку не убираю. Чуть сдвигаю ее правее, чтобы… о, нет, даже подумать об этом не могу… вернее могу, но озвучить вслух… Я передвигаю взмокшую руку еще на пару сантиметров, накрывая ладонью ширинку парня. Блин… Он возбужден. А… Что дальше? Перевожу дыхание, глядя на экран. Там кто-то куда-то бежит. О чем фильм вообще? Решайся же… Осторожно поглаживаю выпуклость парня. Он давится попкорном и кашляет, привлекая к нам ненужное внимание. Черт, ну ладно. Уже убираю руку, как вдруг он накрывает ее своей рукой, не давая ускользнуть. Прижимает сильнее, заставляя почувствовать жар, будто в его брюках спрятаны раскаленные угли. Облизываю пересохшие губы, мягко перебираю пальчиками по ткани. Ян резко откидывается на спинку кресла. Ему приятно, приятно… Как же хочется его поцеловать… Неожиданно, парень поднимается, тянет меня за собой. Попкорн рассыпается, но нам не до него. Мы поспешно идем к выходу, по коридорам, оказавшись в каком-то закутке, бросаемся друг к другу. Опьяняющая сладость поцелуя, сводящие с ума тесные объятия, разум, пребывающий в блаженном счастье.
— Тёма, — Ян усаживает меня на подоконник, становится между моих ног. – Я так больше не могу… Я говорил тебе в самом начале. А когда ты сам начинаешь…
Провожу по его щеке, отмечая непривычный румянец. Мне не страшно. Я и сам хочу этого. Почему тогда я не могу сделать это с любимым?
— Я согласен, — еле слышно вырывается у меня. Восторженное ощущение собственной смелости. Непонятное напряжение на его лице.
— Уверен?
— Да.
Ян на секунду прикрывает глаза. Сожаление? Что это? Что не так?! Когда он их открывает, есть только нежность:
— Тогда завтра. После школы.
Киваю. Завтра… Я не доживу. Мне хочется кричать и биться головой о стену. Хочу спросить Яна о его эмоциях, но мне закрывают рот поцелуем.

Март. Часть 2

2 марта

Меня теребят за плечо.
— Тёмка, вставай.
Открываю глаза. Папа. Свежий, выбритый, в костюме. С обеспокоенным выражением лица.
— Фух, я думал, с тобой что-то случилось.
Не понимаю, пока мой взгляд не падает на часы. Двадцать два пятнадцать. Я проспал весь день? Странно, но это никак не трогает. Мне все равно. Внутри все та же пустота. Наверное, теперь навсегда.
— Тём, я сделал, как ты хочешь. Ты больше там не учишься. Я перевел тебя обратно.
Киваю. Забавно, это уже неважно. Я бы ходил и туда.
— Пошли кушать?
Снова киваю. Встаю и охаю от резкой боли в заднице. Чудесно. Сжимаю зубы на обеспокоенный папин взгляд и иду в ванную.
На ужин у нас деликатесы – курица-гриль, красная икра, мой любимый ананас. Благодарю папу. Ем и не чувствую вкуса. Как будто кусок картонки жую.
Смотрим до полуночи телевизор, какая-то юмористическая программа. Папа хохочет, а я сижу с каменным лицом.
После лежу в кровати и не понимаю, почему мне не больно? Я отлично помню все, что произошло вчера. Это… предательство, если можно так назвать, хотя этого слова бесконечно мало. Все это напоминает неплохой американский фильм «Жестокие игры», там вроде главного героя звали Себастиан. Так почему же нет боли? Кусаю себя за запястье. Почти ничего не чувствую. Пожимаю плечами и приказываю себе спать.

4 марта

В старой школе все по-прежнему. Ребята рады меня видеть, чего не скажешь об учителях, по-моему. Я всех обгоняю по программе. Мой английский безупречен, по сравнению с остальными.
Пусто.
После школы меня зовут погулять, отказываюсь, бреду домой, делаю уроки, кушаю, смотрю телевизор.
В кровати проверяю, могу ли я еще чувствовать что-нибудь – кусаю себя за запястье как можно сильней. Едва больно, несмотря на яркий отпечаток.
Спи.

7 марта

Мне не снятся сны. Это я понял сегодня. А раньше часто снились. Одноклассники называют меня зомби и ведь они недалеки от истины. В школе сижу на задней парте, почти не отвечаю на вопросы, только когда меня вызывают к доске и то едва раскрываю рот. Дома так же. Сделаю уроки, беру книгу, делаю вид, что читаю, а сам часами сижу на одном месте и ловлю себя на том, что даже мыслей нет никаких.

15 марта

Значительно потеплело. Сегодня урок физкультуры был на улице. При пробежке я упал прямо в лужу. Все засмеялись, но почему-то их смех резко оборвался, когда я поднялся с невозмутимым лицом.
Отпустили пораньше домой. Опять меня куда-то звали. Не хочу.
Плетусь с безразличием ко всему. У своего дома вижу знакомую шикарную машину. Ни отголоска эмоций. Ян выходит из нее, чуть шатаясь. Я сразу понимаю почему – от него разит спиртным. Он оглядывает меня, я смотрю в сторону.
— Привет, — зачем-то говорит он.
Закрываю крепко-крепко глаза на секунду и резко открываю. Так, что я здесь стою? Нужно домой. Обхожу его, иду в подъезд, поднимаюсь уже на второй этаж, как входная дверь с грохотом открывается, влетает Ян. Тяжело дышит, стоит ниже меня на ступеньку. Это уравнивает нас в росте. Равнодушно отмечаю его спутанные волосы, лихорадочно горящие глаза.
— Тёмка… — шепчет он. – Я не могу без тебя…
Даже не морщусь от перегара.
— Я постоянно думаю о тебе. Постоянно. Тёмка, я…
Пусто. Никакого отклика. Разворачиваюсь и делаю еще шаг, прежде чем теплая рука сжимается на моей. Не пытаюсь вырваться, прикосновение не обжигает, как раньше.
— Тём, я такой идиот, — он порывисто меня обнимает. Прижимается щекой к моей груди. – Тём…
Почему он повторяет без устали мое имя? Отстраняюсь. Ни слова не говорю.
— Тёма… — в его глазах будто бы отголоски боли. Это ложь. Такие люди не испытывают таких чувств. – Забери ее.
Парень копошится в карманах и достает брелок. Как я догадываюсь от Феррари. Засовывает его мне в руку. Сжимаю его до боли. Металл врезается в кожу. А затем медленно делаю три шага до мусорного бака и выкидываю ключи туда. Ян меняется в лице, ничего не говорит. Я поднимаюсь к себе в квартиру и делаю уроки. Потом смотрю телевизор. Лишь когда приходит папа, я вспоминаю, что забыл поесть и ужинаю с ним.

17 марта

Ян ждет меня на лавочке у подъезда. Прохожу мимо, иду в школу. Он шагает позади. Без перерыва курит. Встречает меня после школы, так же провожает домой. Ему делать нечего?

24 марта

Это продолжается неделю. Одноклассники начали спрашивать, не мой ли это поклонник. Ничего им не отвечаю. Его присутствие начало меня раздражать. И ничего больше. Так относятся к мухе, которая летает по квартире и жужжит. Вроде и подняться за мухобойкой неохота, а вроде и не дает сосредоточиться.
Что со мной? Почему я ничего не чувствую? Не хочу разбить его самодовольное лицо? Чтобы он захлебывался своей кровью? Как следует дать в живот? Чтобы он хватал воздух ртом, чтобы перед глазами потемнело? Я жив вообще? Иду в ванную и умываюсь. Ледяной водой. Тру щеки. Бледность достала. Мой взгляд натыкается на лезвие от папиной бритвы. Знаю, это не решение, но так хочется ощутить себя живым. Оно мягко рассекает кожу, выступает кровь, капает вниз, в раковину. Слизываю каплю и снова раздражаюсь. Ничего! Не больно почти. Еще раз провожу лезвием по запястью. Печет. Хочу быть живым. Но, видно, не судьба.

29 марта

Это уже как маленький ритуал. Ян провожает меня до школы и обратно, а потом я сижу в ванной и наблюдаю, как кровь капает из раны на запястье. Это не больно. Почему не больно? Я хочу жить, понимаю, что живые испытывают боль.

***

Сегодня воскресение. В школу не нужно. Я не увижу Яна. Эта мысль не вызывает никакого отклика в душе. Папа весь день работает, звонил, будет поздно. Сказал варить пельмени. Но за ними нужно сходить в магазин. Одеваюсь, спускаюсь вниз и натыкаюсь на Яна на привычном месте. По его виду можно предположить, что он рад меня видеть. Робкая надежда. Ян робкий?
В магазине очередь. Он стоит на улице и курит. Помятый, серый, с синеватыми тенями под глазами. Интересно, как я выгляжу? Так же? Хватит. Внезапно это слово вырывается из глубины моей души. Мне надоело. Больше не хочу его видеть. Никогда. Ну их на фиг эти пельмени. Почти выбегаю из магазина. Ян удивлен, видя, что я направляюсь к нему. Чеканю, глядя в его глаза:
— Оставь меня в покое. Не смей больше появляться в моей жизни. Убирайся.
— Тёма… — шепчет он.
Разворачиваюсь на пятках и почти убегаю. Он бежит следом:
— Выслушай меня, пожалуйста.
— Пошел к черту, — не замедляю ход.
— Тёма!
— Оглох? – равнодушно интересуюсь я.
— Тема, всего пять минут, — его тон просящий. Но и это меня не останавливает. Тогда Ян хватает меня за руку, попадает на запястье, и я шиплю от боли. Его глаза становятся круглыми, в них зажигается огонек подозрения, он, не обращая внимания на мои попытки вырваться, закатывает рукав куртки и замирает, видя темные полосы ран на моей коже.
— Ты… Тёма…
Не понимаю, но он улыбается. Это выбивает меня из колеи.
— Что смешного? – я кидаюсь к нему.
— Ты… тебе больно.
— Мне не больно, идиот! Не больно! Поэтому я это и делаю! Чтобы мне было больно! Но ничего не чувствую! – меня прорывает. Я еще что-то кричу, а он лишь продолжает глупо улыбаться. Меня это бесит, я замахиваюсь и ударяю его. Тут же кричу от боли в костяшках. Что у него за лицо такое? Железобетонное! Он смеется. Я ударяю еще раз, у него идет кровь из носа. Но он как будто этого не замечает. Мне становится обидно, внутри все горит. Я, не соображая, ору:
— Чертов ублюдок! Мудак! Я ненавижу тебя! Ты самый ужасный человек из всех, кого я знаю! Ну что ты смеешься?!
— Тём, лучше кричи на меня, бей, но не делай вид, будто меня нет. Я заслужил все это. Я не знаю, как это все исправить, я…
Теперь смеюсь я, истерично:
— Исправить? Ты с ума сошел? Ты меня уничтожил! Уничтожил все!
Когда я стал плакать? Откуда эта боль, будто меня придавило не меньше, чем парой тонн? Я стал задыхаться. Сделал пару шагов, шатаясь, до стены дома и облокотился о нее.
— Тём, что с тобой? Как ты? – взволнованно, испуганно.
— Как, блин? Как истеричка, идиот, — я беру себя в руки. Как же чертовски больно, как же ноет в груди…
Смотрю на него, у Яна все еще идет кровь, заливая его бежевое пальто, рубашку. Сегодня же воскресенье, почему он в форме?
— Тёма, — он тянется ко мне, но в последний момент одергивает руки.
— Уходи, — устало говорю я. Сил нет.
— Нет…
— Уйди. И больше никогда не приходи. Ты ничего не изменишь. Ты для меня умер. Пойми ты это.
Он меняется в лице. Пытается сказать, что не верит, но я повторяю свои слова о смерти. На нас уже оборачиваются прохожие, останавливаются. Я отлепляюсь от стены и медленно бреду домой.
К лезвию я больше не прикасаюсь.

***

Ян исчез на неделю. Эту неделю я вел себя как пятнадцатилетняя девчонка с бурлящими гормонами. Кричал в бессилии на бездушные стены, размазывал сопли, и чувствовал себя жутко несчастным. Да, теперь я потихоньку оттаивал. Даже сны стали сниться. Только не знаю, хорошо это или плохо.
Когда я выносил мусор, соседка тетя Валя осторожно поинтересовалась как я. Слышала мои стенания, наверное. Ничего ей не ответил, ушел к себе. Учиться стало невозможным. Я думал только о Яне и о том, как таких людей земля носит. Урод, ублюдок, ненавижу. Вспоминал наш первый раз, ту бурю эмоций, это несравнимое чувство полета, которое сменилось отчаянием и пугающей пустотой. Хотелось бы мне, чтобы этот мудак испытал все на себе.

Май. Июнь.
12 мая

А жизнь продолжалась. Ей не было дела до моих страданий. Бесчувственная стерва.
В школе я даже стал общаться с ребятами, мы ходим гулять, в кафешки, кино. Только вот мне кажется, у меня какой-то искусственный смех, не от чистого сердца.
Организм нашел лучший способ защиты – никогда больше не думать и не вспоминать о том, что в моей жизни был такой человек, который растоптал мою любовь и которому я отомстил тем же.

23 июня

Экзамены позади. Сдаю их с отличными результатами. Должен сказать «спасибо», но некому.
Выпускной. Диплом. Шампанское рекой, обещания не теряться в этой жизни, барахтаться вместе. Пьяные слезы, потекшая тушь. Я сижу на перилах моста с бутылкой вина в руке. Рядом Ася, Кирилл, Ваня, Оля и почти вся школа.
— Мы не забудем друг друга, да? – Ася вытирает глаза. Они у нее на мокром месте.
Кирилл икает. Ваня протягивает Асе замызганный платок. Оля забирает у меня из рук бутылку и пьет прямо из горлышка. Красная жидкость стекает по ее шее, по груди на светлое платье. Не жалко.
Я встаю.
Задерживаю дыхание, перед прыжком в неизвестность, и совершаю необходимый шаг. Все. Новая жизнь, встречай, я иду.

Конец первой части.