Глава 1
12 февраля 2013

Лешка.
Обычно я спал в выходные до часу дня, но в эту субботу проснулся часов в восемь. Первые минуты я не мог понять, что меня разбудило. В квартире было прохладно, и я, поплотнее укутавшись в одеяло, пошел осматривать комнаты в поисках незакрытых окон. Так и не найдя причину резкого похолодания, прикоснулся к батарее и тут же отдернул руку. В средине февраля нам отключили отопление. Возмущенный таким свинством до глубины души, я поплелся к телефону, репетируя про себя обличительную речь для коммунальщиков. В трубке не было слышно гудков, выругавшись шепотом, взял мобильный, он работал, но не находил сеть. День явно начинался не лучшим образом. Через две минуты я выяснил, что нет электричества, газа, даже воды. Без пятнадцати девять, скоро должен открыться ЖЭС, пока я оденусь, пока напишу записку маме, пока спущусь пешком с восемнадцатого этажа…

Возле ЖЭСа уже собралась маленькая толпа злобных невыспавшихся людей. Из разговоров я понял, что весь район остался без воды, электричества, тепла и газа. Едва двери открылись, люди устремились вовнутрь. Сквозь возмущенные гневные выкрики почти не слышны были ответы работника ЖЭСа. Здоровенная, вечно брюзжащая по любому поводу тетка невнятно отвечала на все вопросы одними и теми же словами:
- Не знаю. Да не знаю я.
Толпа шумела и продолжала напирать, мне невольно даже стало жалко её. Испуганные голубые глаза, дрожащий, почти плачущий голос. Казалась, она ждала, что возмущенная толпа сметет её.
- У нас тоже телефоны не работают, люди. Слышите? Я думаю, произошла большая авария, подождите пару часов.
- Тебе за что зарплату платят? За то что бы ты думала? Или за то, чтобы ты разбиралась с проблемами?
Уткнувшись лицом в ладони, она вдруг расплакалась.

Алкиппа
Голова раскалывалась, пульсируя непрекращающейся болью. Плотно зашторенные окна не помогали, уже к утру в квартире стало прохладно. Я знал, что ближе к вечеру холод поселится в комнатах, но сил обеспечивать тепло уже не было. Слишком большую территорию отдал Шабаш мне во владения. Медленно отслеживая потоки сопротивляющейся энергии, я отключал электростанции, успокаивая их навсегда. Ближе к вечеру я закончил с электричеством, усталое тело требовало отдыха, головная боль затмила все. Даже мороз, проникающий в неотапливаемую квартиру, не приносил неудобств. Хотелось просто закрыть глаза. Но у меня было еще слишком много работы, за окном все еще слышался шум проезжающих машин, нужно было обезвредить огнестрельное оружие, разрядить все электроприборы имеющие собственные аккумуляторы. На все это мне было отведено только три дня.
Закрываю глаза, надеясь, что хоть головная боль и смертельная усталость не позволят моим извечным кошмарам проникнуть ночью в мой разум.

Лешка
В воскресенье встали машины. Все авто, словно сговорившись, прекратили заводиться. Но самым пугающим было не это. Разводя во дворе костры, что бы приготовить ужин, люди зачастую обливали дрова бензином, чтобы они быстрее загорались. Но с утра бензином можно было гасить огонь, словно водой. Ближе к вечеру прекратили работать даже фонарики на батарейках. В нашем районе так и не появились представители МЧС. Уже в понедельник стали ходить слухи, что весь город в таком положении. Даже не город, а страна. Слухи множились и разрастались. Кто-то твердил о конце света, кто-то о начале войны, мол, применили новую бомбу. В ночь с понедельника на вторник начались мародерства. Люди выбивали двери закрытых магазинов и выносили оттуда все, от спичек и соли, до новеньких холодильников. Несмотря на все протесты мамы, на её угрозы и крики, мы с сестрами тоже отправились в ближайший магазин.
- Если вы выйдете за эту дверь, вы мне больше не дети!
- Мама, у нас уже почти не осталось продуктов, купить их негде. Или мы успеем запастись ими, пока есть такая возможность, либо погибнем, - тихий Катин голос звучал на удивление спокойно. – Пойми, то что сейчас творится, может быть будет длиться еще не один день.
- Ксюшка, хоть ты… Ты же учишься в музыкальной школе, как ты можешь помышлять о воровстве?
Но Ксю вытянула тонкую ладошку из маминых рук, поцеловала её в щеку и направилась к двери. Одетая в шубу мама, как подкошенная, рухнула на колени, мы слышали её причитания, уже спускаясь по лестнице. Мне хотелось зажать уши руками, но я только сильнее сжимал ладошку Ксю и быстрее спускался вниз.

Мы запихивали в сумки и огромные рюкзаки только крупы и консервы, колбасу. Старый хлеб, треснувшие, замерзшие внутри яйца, перемороженные фрукты и картофель мы не трогали. В торговом зале, в складских помещениях, всюду сновали люди, хватая все, что подворачивалось под руку. Но драк еще не было. Все просто торопились урвать побольше, периодически друг друга толкая.

Глава 4
Смерть я обниму рукой (с)

Сулис:
Макс, ты даже не проснулся, когда я материализовалась возле твоей постели. Не почувствовал меня даже. Я ласково провела ладонью по твоему лбу, зарываясь пальцами в темные, чуть тронутые сединой, волосы, погружая тебя в глубокий магический сон. Несчастный мальчик, ты даже не заметил, как подписал себе смертный приговор. Нет, не тогда, когда отказался насиловать, даже не тогда, когда помог унять боль и вылечил попавшего под горячую руку повелителя слугу. Ты осмелился перечить Алкиппу, ты помог пожилой паре уйти не тронутыми из города. Макс, если бы твой поступок был просто блажью, ты мог бы открыто приказать стражникам вывести их, пусть даже на руках вынести… Даже подари ты им лошадей, все было бы хорошо. Но ты же сам крался, словно враг, и дал понять им, что среди нас есть предатели. Бедный мой маленький мальчик, ты так и не понял, кем мы стали в этом безумном мире. Не смог осознать, что волен делать с людьми все, что хочешь. Я прижимаюсь лбом к твоей щеке, чувствуя как старая, въевшаяся в каждую клеточку боль, просыпается, набирает силу. Мои губы накрываю твой рот, словно в поцелуе, и я втягиваю в себя всю твою силу. Тебе не больно, моя магия блокирует боль. Макс, зачем ты предал нас ради них. Закрываю глаза, и вижу совсем другое лицо.
-----------

Фердинанда в первый раз я увидела, когда односельчане тащили его связанного, избитого к наспех сооруженному костру. Рядом не было священников, а я видела слабые отблески его силы… Впервые, я не ушла, прячась и спасая свою жизнь. Я шептала заклинание, вызывая сильнейший дождь. Мне повезло, никто не понял, что это я причина буйства стихии. Для них я была просто бедной селянкой, пришедшей на рынок продать барашка. Я помню, как сердце стучало где-то в горле, когда, усыпив стражу, я перерезала веревки, освобождая абсолютно чужого для меня человека.
Четыре долгих года я учила его всему, что знала сама. Все заклинания, все хитрости, весь опыт своей долгой жизни я передала ему. Но однажды вечером он исчез из моей жизни.
Я уже выходила из таверны, когда заметила прямо перед собой священника. Одетый в рясу монаха – доминиканца, с выбритой тонзурой, это все еще был привычный Фердинанд. И я не успела даже толком испугаться, как сильные руки обхватили мои запястья. Он резко дернул, и я упала на пол, тяжелые сапоги наступили на пальцы. Я заорала от боли, перекрикивая хруст сломанных костей, но он тут же ударил меня по губам, выбивая зубы.
- Теперь ты ничего не сделаешь мне, ведьма.
Он хватает меня за плечи, и тянет за собой. Боль красной пеленой застилает весь мир, я бреду следом, как послушная овца.
------
Я выпила всю твою силу до дна, и теперь она не могла помочь тебе вылечить повреждения. Тонкий стилет легко вошел под ребра, и я почувствовала, как остановилось сердце.
- Мне очень жаль, Макс, но три часа назад ту пожилую пару убило ударом молнии…

Лешка:

Снег начал таять, обнажая голую землю, по которой саням было не проехать. Только треть больных мы успели вывести, и в это утро стало понятно, что самостоятельно нам не справиться. Тем более начали заканчиваться продукты. Вчера в главный корпус Политеха сходил дядька Федор, но Алкиппа выслушав его, молча вышел из комнаты. И я с тревогой ждал, когда Лев Александрович вновь попросит меня явиться к правителю за очередной милостью. Успокаивало одно, мои сестры и мать уехали еще в самую первую поездку, готовить палаты, так было спокойней. Доктор спустился во двор ближе к полудню:
- Алексей, нам нужно поговорить, только не здесь, может, зайдешь ко мне ненадолго?
- Не стоит, я все понимаю. Сейчас умоюсь и пойду. Только что конкретно нам нужно?
- Только береги себя, пожалуйста.
Я грустно улыбнулся, никому я не рассказывал про то, что пришлось пережить. Но Ксю каким-то чутьем поняла, что творится со мной. Я видел в её глазах жалость, она засыпала меня вопросами, но вскоре и она сдалась.

Алкиппа:

Скворцов лежал на ковре уже минут пятнадцать, я же молча ждал, когда у него закончится терпение, и он встанет без разрешения. Но забавный зверек продолжал меня удивлять, я знал, что он боится, ненавидит, а, возможно, еще и презирает меня. Странно, собралась небольшая группка идиотов, и пытаются помочь абсолютно чужим людям. А этот экземпляр еще и жизнью своей рискует, знает же, на что я способен, да и предупредил я его открытым текстом… Но все равно пришел, лежит и ждет. Ладно, значит поиграем.
Я подошел к двери, осторожно переступив через Скворцова, и открыв её, бросил слуге, дежурившему у двери:
- Принеси ужин.
Вернулся и сел за стол, но подопытный лежал так же неподвижно. Через десять минут слуги накрыли на стол, и я медленно, задумчиво принялся уничтожать ужин. Через час я уже лениво курил, почти беззвучно переворачивая страницы книги. А Скворцов все еще лежал, не подавая признаков жизни. Заснул, что ли?
- Можешь встать, Скворцов, - я произнес очень тихо, что бы не разбудить.
Но мальчишка моментально вскочил.
- Ты и на лекции ко мне ходил реже. Что тебя привело сюда, Ави*?
Надо отдать ему должное, он даже не спросил, почему я его так назвал.
- У меня к вам просьба, господин Алкиппа.
- О… Ты запомнил мое имя. Какая честь для меня. Что за просьба, только в двух словах.
- Телега, еда.
Я встал, обошел его по кругу, рассматривая, раздевая глазами, и зашептал ему на ухо:
- Потрясающе, ладно, можешь взять объедки со стола. А телегу, уж извини, не дам. По крайней мере, не даром.

Лешка:

Я раздевался, стараясь делать это одновременно быстро и аккуратно, чтобы не задеть его случайно рукой или одеждой. Едва одежда упала на пол, как его ладонь легла мне на поясницу, потом соскользнула ниже, и сильно сжала ягодицу. Я закрыл глаза, пытаясь отгородится от происходящего. Он убрал руку, слышен был легкий шелест ткани, я напрягался с каждой секундой все сильнее, затем меня схватили за руку и потащили. Я покорно брел за Алкиппой, только еще крепче зажмурившись, слишком страшно было увидеть в этот момент его насмешливо-высокомерное выражение лица. Он развернул меня так резко, что я испуганно распахнул глаза, и тут же он толкнул меня в кресло, и кинул мне на колени мою же одежду. Я думал, он раздевается, а он в этот момент собирал её с пола.
- Ави, зачем же ты сразу предлагаешь расплатиться телом, если тебя об этом даже просили?
- Я подумал…
- Даже так? Ну ладно, своим мозгом и расплатишься.
- Зачем он Вам?
Алкиппа резко наклонился ко мне, почти касаясь своим лицом моего, абсолютно серьезным тоном сказал:
- Я его есть буду.
Я невольно улыбнулся. И он, насмешливо фыркнув, открыл ящик стола, и, достав лист бумаги и ручку, продолжил:
- Держи, решишь задачу – дам и еду, и телегу. И так, дано один кровожадный монстр, пожирающий детей, и любопытный представитель пернатых, по фамилии Скворцов. Допустим, они встретились четыре раза. Какова вероятность того, что хоть одна из четырех встреч закончится плачевно для Скворцова, и тот все же крупно влипнет. Если в первую встречу он заинтересовал меня только на семь процентов, во вторую уже на четырнадцать, в третью еще в два раза сильнее, на двадцать восемь процентов, в четвертую, соответственно, на пятьдесят шесть?
Я тупо уставился на лист бумаги, не зная, с какой стороны приступить к решению.
- Да уж, недолго держишь информацию в голове. Это же решается по теореме сложения вероятностей несовместных событий. Не помнишь?
- Помню, значит, вероятности нужно просто сложить?
- И сколько ты получишь?
- Сто пять процентов.
- Надеюсь, намек тебе ясен, Ави? Теперь иди. Еще одна наша встреча для тебя ничем страшным не закончится, а потом… Винить ты сможешь только себя. Ах да, одеться не забудь.

*Avi – птица в переводе с латинского языка.

Глава 5
Ты помоги ему душу мою отпеть (с)

Илья:
Я осторожно закрываю дверь, привычно кланяюсь.
- Интересно, где ты шлялся все эти десять минут? – его голос звучал обманчиво-мягко. – У тебя есть более важные дела, о которых мне следуют знать?
- Нет, господин.
Мои руки сами собой, без моего желания, начинают медленно расстегивать рубашку. Я знаю все, что последует дальше и решаюсь попросить:
- Не надо, господин, я не буду сопротивляться, дайте мне возможность двигаться самому.
Моя ладонь, до этого нежно глядящая меня же по груди, резко дергается, и ударят по лицу. Мне больно, но я не могу даже ахнуть, я чувствую, как мои губы расплываются в довольной улыбке. Я смотрю чуть в сторону от Алкиппы, сосредоточиваюсь на узорах обоев, чтобы хоть чуть отвлечься от того, как плавно, лениво раздевается мое тело. Не замечать того, как оно принимает коленно-локтевую позу, как развратно и призывно облизывается. Старательно избегаю смотреть на Алкиппа, зная, как медленно, выпивая мой страх до дна, он будет раздеваться и подходить ко мне, если уловит мой взгляд на себе. Смотрю только на ковер, подсчитывая количество длинных мягких белых ворсинок. Если бы я мог, то вздрогнул от неожиданно раздавшегося над самым ухом голоса:
- Включи логику, мальчишка. Мне даже имя твое не интересно, с чего бы мне потакать твоим желаниям?
Я благодарен ему даже за эти слова, они хоть чуть-чуть но отвлекли внимание от его первого, всегда самого болезненного толчка. Пытаюсь отвлечься, упрямо считая ворсинки, но он замечает это, и мои глаза закрываются. Теперь остается только боль от резких и быстрых движений, и я в полной мере чувствую, как мое тело подается ему навстречу, стараясь еще глубже принять его вовнутрь. В какой-то момент он позволяет мне начать кричать. Это не приносит облегчения, но ему нравится слышать мое отчаянье. Он резко останавливается, мое тело тоже замирает, крик обрывается не по моей воле, он все еще звенит в моих ушах. Алкиппа резко отстраняется:
- Хотел свободу действия? Ладно, стой так, а я пока проверю, кто там так воет, достал уже.
Он исчезает из комнаты, я чуть не падаю в первый момент, без его власти. Но послушно замираю в нужной ему позе. Алкиппа возвращается минут через десять, я слышу у себя за спиной его голос:
- Вставай. Сходи на кухню, прикажи сворить немного телятины. Да побыстрей.
Я с трудом поднимаюсь, оборачиваюсь, и на пару минут замираю. Алкиппа, все еще абсолютно голый, держит на руках маленькую, тощую, грязную собаку, он осторожно прижимает щенка к себе, о тот с явным удовольствием лижет его руки. Мужчина довольно жмурится, гладит по короткой шерсти, теребит огромные уши.
- Ты что-то не понял? – голос Алкиппа звучит мягко, тихо. – Захотел на кол. Быстрее.
Я наклоняюсь, поднимаю штаны, и пытаюсь как можно быстрее их одеть, но руки дрожат, не хотят слушаться.
- Видишь, Аурес*, какие нынче тупые слуги пошли? Не стоит тратить время на одевание, у меня тут ребенок голодный, и если она будет не кормленой еще час из-за тебя, то твоя голова украсит очередной кол, - он трется носом о грязную шерсть.
Я бросаю одежду и выхожу. Зная по опыту, что сейчас по моим бедрам течет кровь, я понимаю, почему на меня оборачиваются слуги и стражники.
- А ну стой, эксгибиционистхренов, - я замираю, ловлю на себе холодный взгляд голубых глаз Сулис.
- Госпожа, правитель Алкиппа приказал мне явиться на кухню, простите, я спешу. – Делаю шаг, но её ладошка тут же ложится мне на плечо.
- Ничего, подожди минуту, - она подзывает другого слугу, и я пересказываю ему приказ Алкиппа, и он убегает. – Вот и все. А сейчас расслабься, я тут немного над тобой поколдую.
Боль отступает резко, чувствую у себя на плечах теплые ладошки Сулис, и мне становится её жаль.
- Госпожа, не стоило. Господин Макс делал подобное пару раз, а сейчас он…
- Мертв, - перебивает она. – Знаю, это я его убила. Ладно, иди к себе, завтра у тебя выходной. Я позабочусь о том, что бы Алкиппа тебя завтра не вызывал. Иди спать, мальчик.
Я ловлю на себе её взгляд, и, на секунду, вместо её красивого лица вижу обожженную уродливую маску.
- А вот это ты зря, мне так жаль, мальчик, - я вижу капли слез на сморщенной коже, потом чувствую резкую боль в районе груди.

Лешка:

На следующее утро, на рассвете, в ворота въехали три, загруженные под завязку, повозки. Лошадей, запряженных в одну из них, увели, а остальных так и оставили. Я отломал себе кусок свежего, еще теплого хлеба. Впервые за последнее время я с удовольствием ел, впиваясь зубами в мякоть.
- Алексей, да ты просто волшебник, - Лев Александрович стоял на крыльце в нелепой полосатой пижаме. – Ты хоть понимаешь, что для нас сделал? Не отвечай, ешь. Теперь мало того, что за три дня мы вывезем всех, но еще и сможем, какое-то время, не беспокоится о хлебе насущном. Буду знать, кого следует отправлять за помощью.
Я чуть не подавился. Что-то мешало мне сказать доктору о неприкрытой угрозе Алкиппа. Очень уж не хотелось, что бы Лев Александрович был вынужден выбирать, чей жизнью пожертвовать, моей или пациентов. Мы перетаскивали еду в кладовые, потом две женщины, сын одной из них лежал тут с переломанными ногами, вторая же была медсестрой, и предложила добровольную помощь еще две недели назад, принялись готовить на всех суп.
Мы с дядькой Федором чистили картошку, Лев Александрович на другом конце кухни медленно и осторожно, словно это был его пациент, разделывал курицу.
- Все ведь не так просто, как ты хочешь показать, - украинец говорил тихо, почти шепотом. – Что тебя гложет, скажи, малец? Почему ты так легко получаешь от этого ирода все, что попросишь?
- Я его бывший студент…
- Не ври, пацанёнок, будь все так просто, ты бы не был таким задумчивым.
- Дядька Федор, пожалуйста, оставьте мои страхи мне.

В начале весны стражники вывозили из города полные зерна, семян, картофеля телеги. Раздавая привезенное людям, они предупреждали, что это на посадку, и если кто-то решит это просто съесть, то зимой сдохнет с голоду. Наступило лето, голодное и страшное, для всех, кроме нашей импровизированной больнички. Люди научились готовить салат из одуванчиков, есть суп из лебеды, вход пошло все, и борщевик и даже мокрицы. Рыбу вылавливали сетями, периодически вспыхивали драки за хорошие места для ловли. Особо отчаявшиеся пробовали охотиться. В первое время было много убийств, воровства, но раз в месяц в селения приезжал кто-то из помощников Алкиппа. Стража сгоняла людей на площадь, и выйти оттуда живым можно было, только ответив на несколько вопросов. И помощники нового правителя просто «видели» ложь. И тогда над площадью разносилось:
- Стража, повесит.
Девушки и женщины старались всегда встать в первых рядах, стремясь как можно быстрее скрыться с глаз стражников. Охранники не имели права убивать и калечить, не смели грабить, но вот насиловать им, судя по всему, никто не запрещал. Персонал больницы всегда стоял последним, нам задавали вопросы:
- Убивал?
- Нет.
- Воровал?
- Нет.
- Следующий.
Потом же, как обычно, пригоняли три-четыре телеги с едой, предназначенной только для персонала и больных. Возле больницы всегда дежурили стражники. С десяток этих ублюдков оставались в больнице на месяц, а потом сменялись новым десятком.
В самые первые дни, когда родители привели своих изможденных, голодных детей, Лев Александрович попытался просто поделиться едой с ними. Но стражник не позволил:
- Эти припасы не для нищих.
- Это же просто голодные дети, - врач с мольбой смотрел на этого ублюдка.
- Знаю. Но если они сейчас не уйдут, то будут еще и жареными детьми. Пошли вон!
Стражник схватил блажащую к нему девочку за ручку, и, подняв её над полом, просто выкинул с порога. Малышка упала на камни, и разбитых коленок потекла кровь, она заплакала. Ярость затмила страх, и я бросился на стражника, он привычным движением оттолкнул меня. Я знал, что вслед за нападением на стражников всегда наступала смерть. Для всех, кроме меня.
- Господин Ави, будьте осторожнее, я мог вас поранить.
И он подал руку, предлагая помочь подняться. Но я так и лежал, с открытым ртом.

Наша больница была странным местом, сюда стремились попасть всеми хитростями. Нет, взрослые не могли себе позволить лежать тут неделями. Сельское хозяйство оказалось слишком тяжелой работой для городских жителей. Но детей приводили по любому поводу, и Лев Александрович, под пристальным взглядом стражников, придумывал все новые и новые болезни. Но и взрослые зачастую отъедались у нас, попадая в больницу с пустяковыми порезами на два-три дня. Количество персонала ограничили двадцатью, кроме Льва Александровича, дядьки Федора и меня, это были девушки. Самые красивые девушки и женщины селения и мои сестры с мамой. Те десять стражников, что обеспечивали «порядок» в больнице, зачастую развлекались в деревне, но вот местных «медсестер» они не трогали. Моих сестер и маму было запрещено выгонять из больницы.
Самое странное положение было у меня. Я был волен «уволится» из больницы в любой момент, но тогда, по словам Сулис, Алкиппа прекратил бы покровительствовать этому заведению. Он бы просто обеспечивал безопасность и достаток моей семье.
Я имел право командовать стражниками, нет, я не мог их прогнать совсем, но все же имел какую-то странную власть. Как-то, в начале июня, я застал одного из них в сарае с девушкой, она даже не смела кричать, он засунул её в рот конец посоха и беззастенчиво трогал её грудь. Я не решился его трогать, боялся, что он выстрелит.
- Встал и ушел колоть дрова.
Я помню взбешенное лицо, и ненависть в его взгляде. Но едва он меня узнал, как послушно ушел, бросив на прощание:
- С тобой мы еще увидимся, малышка. Слушаюсь, господин Ави.

Я знал, что многие недолюбливали и боялись меня. И, все же, стремились завоевать расположение, обращались с просьбами.
Весь июль в больнице дежурил стражник с медицинским образованием, он осматривал пациентов после Льва Александровича. И если решал, что те просто истощены, отправлял домой. Даже совсем маленьких детей. Когда он сменялся, я рискнул, и попросил Сулис больше не ставить его в охрану больницы.
- Как хочешь, Ави, мне не принципиально.

В конце августа к нам прибыл сам господин Алкиппа, и он лично вел расспросы. Когда пришла моя очередь, он улыбнулся:
- О, Скворцов, вот мы и встретились третий раз.
- Но в этот раз я просто не мог избежать этой встречи…
- И поэтому она не считается? Так, Ави? Глупо и совсем по детски, тем более ты мог бы и не прийти.
- Но загоняют все, даже больных приносят.
- А тебя сюда хоть раз притаскивали?
- Нет, но я подумал…
- Тебе вредно думать, Ави. Иди уже.

Вши. За полгода они появились у всех, кроме стражников. Надоедливые, и как оказалась, опасные насекомые. В начале сентября начался эпидемический сыпной тиф**, и наша больница оказалась к этому не готова. Ослабленные плохим питанием, люди начали умирать. У нас не было нужных препаратов, способных помочь в лечении. Я не стал ждать, когда меня попросят съездить к Алкиппу, просто рано утром вывел любимого коня из конюшни, и, в сопровождении одного из охранников, выехал по направлению к городу.

*aures- уши в переводе с латинского языка
** Эпидемический сыпной тиф - инфекционное заболевание, возбудителем которого является риккетсия Провачека (RickettsiaProwazekii). Заболевание является классическим трансмиссивным антропонозом. Источником инфекции обычно служит человек, больной эпидемической или спорадической рецидивной (болезнь Брилля-Цинссера) формой сыпного тифа.

(с) Строчки из песни На Моей Луне, исполняют Мёртвые Дельфины.

Глава 7
И мы живем в этом доме без спешки, без боли и горя (с1)

Алкиппа
Ави останавливается на пороге столовой, и мне приходится его чуть подтолкнуть. Сулис и Януш уже сидят за столом, лениво переговариваясь на латинском, замечают нас, замолкают на секунду и переходят уже на русский:
— Адэхи прислал нам партию манго, омаров и устриц, — с довольным лицом сообщила Сулис.
— Только не говори, что он взамен захотел получить картофель или капусту, не поверю. А на бескорыстные поступки Адэхи не способен, — я подождал, пока Скворцов усядется, и только потом занял свое место.
Слуги засуетились, расставляя приборы.
— Nullum*, — Сулис перешла на мой родной язык, покосившись на Лешку.
— На русском, пожалуйста.
— Ты уверен? Я не думаю, что Ави следует это знать.
— Следует. Раз он будет тут жить какое-то время, — судя по побледневшему лицу, мальчик понял мои слова абсолютно верно.
— Адэхи хочет, что бы мы расплатились блондинами или блондинками лет пятнадцати-восемнадцати, в Индии они уж очень редкое явление, — слуга, который в этот момент наполнял её бокал, вздрогнул, и вино пролилось на белую скатерть.
Сулис фыркнула, небрежно махнула рукой, и пятно исчезло:
— Спокойней, мальчик, никто не будет расплачиваться слугами. Я и так воспитываю вас, а эти двое выводят из строя за ночь, на пару-тройку дней. Оно мне надо? Алкиппа, Януш, мне надоело за вами прибираться. Я считаю, что мы вполне можем позволить себе забрать с десяток мальчишек или девчонок из семей, не способных заплатить налог. Часть отдать Адэхи, часть оставить на собственные нужды.
Я словил на своем лице затравленный взгляд Ави, он словно умолял меня не соглашаться:
— Отличная идея, Сулис. А как там твоя гостья, еще жива?
— А что с ней станется? Висит на крючьях, истекает кровью, ждет меня.
Сулис принялась за еду, неспешно и как всегда аккуратно. Януш лениво ковырялся в своей тарелке, с недовольным видом:
— А я согласен, только при одном условии, если ту рыженькую дурочку отдадут мне.
Я попытался вспомнить всех рыжих служанок. Понять, кто так заинтересовал Януша, было легко, только одна из них вечно ходила с синяками на запястьях и шее. Ей было лет тридцать, она постоянно что-то роняла и путала.
— Я не против. Сулис?
Девушка с сожалением оторвалась от жаркого и на секунду задумавшись, ответила:
— Я тоже за. Тем более, давно мечтала от неё избавиться. Криворукая дура, а не служанка.
Я видел отвращение на лице у Ави, знал, что ему все это не нравится, но не ожидал, что он отважится заговорить:
— Алкиппа, ты не можешь так поступать, они же живые люди. Зачем так с ними? Умоляю тебя, пощади хотя бы эту девушку.
— Ави, говори яснее, какую из двух я, на твой взгляд, должен пощадить? Ту, что обитает в пыточной у Сулис, или ту, что обитает в спальне Януша? Если честно, то мне кажется, та, что досталось Сулис, еще легко отделалась. Ну, поиграют с ней пару тройку дней и убьют, а вот Януш редко меняет свои сердечные привязанности. Хотя я не вижу смысла потакать всем твоим капризам, в конце концов, свою покорность ты мне обещал за помощь больнице, да и за семью ты мне обещал нормальное общение. Нытье я за таковое не считаю. Ешь.
Ави притих, больше не вмешиваясь в нашу беседу, но я видел, краем глаза, что вначале он просто ковырял еду вилкой, потом же, когда измученный полуголодным существованием организм взял вверх над разумом, с жадностью приступил к еде. Сулис, словно прочтя мои мысли, перевела разговор на тему того, что было бы неплохо снять асфальт с близлежащих улиц и высадить по весне сад. Януш присоединился, как бывшему крестьянскому мальчишке, ему не хватало зелени, было неуютно в пустом городе.
— Яблони и груши вполне можно пересадить уже подращенными. В принципе, можно не только цветы посадить, можно на краю сада и свежую зелень выращивать, — Януш мечтательно закрыл глаза.
— Ты еще огород там засади, — не выдержал я.
Януш обиженно хмыкнул, но неожиданно к нему на помощь пришла Сулис:
— А мне нравится идея со свежей зеленью. А еще можно посадить несколько кленов…
— Ты что? По родине скучаешь? – меня начал смешить этот разговор.
— А еще там можно вишни посадить, — неожиданно добавил Ави, все, как по команде посмотрели на него, и он стушевался. – Они цветут красиво, да и ягоды вкусные…
— Ладно, садоводы-любители, соберетесь завтра и обсудите будущий сад. Думаю, обед вполне можно считать законченным.

Лешка
Алкиппа позвал слугу и приказал ему отвести меня в комнату, сам же ушел куда-то. От непривычного состояния сытости клонило в сон и я сел в кресло, взял книгу и попытался сосредоточиться на чтении. Так и заснул, сидя.
Разбудил меня Алкиппа уже поздно вечером, когда за окном было темно, а на столе уже дожидался ужин. Я неловко поднялся с кровати и не сразу понял, что пока я спал, меня перенесли на неё и накрыли пледом. Это действие настолько не вписывалось в мое представление об Алкиппе, что я невольно надеялся, что это сделали слуги.
— Эй, осторожней, — он заставил тумбочку отлететь на пару метров за пару секунд до того, как я бы об неё споткнулся. – Такое ощущение что ты либо спишь еще, либо близко познакомился с содержимым моего бара. При том так близко, что бара, как такового, у меня уже не осталось. Ты вообще есть хочешь? Если нет, то раздевайся и ложись, не зачем тут мою реакцию проверять.
Есть я не хотел, но лежать под одеялом и судорожно ждать чего-то дико не хотелось, и я побрел к столу.
— Понятно все с тобой. По утрам ты тоже такой общительный?
— Да, извини, Алкиппа, — слова довались с трудом, но мое молчание могло больно ударить по сестрам или маме.
Алкиппа приподнял руку, и я замолк.
— Ладно, учту, не нужно так над собой издеваться, это моя привилегия.
Ужин запомнился слабо, я что-то ковырял вилкой, в тщетной надежде впихнуть в полный, еще с обеда, желудок хоть кусочек. Только когда подали десерт с кофе и Алкипа положил на стол сигареты, проснулся окончательно. Я кожей чувствовал его взгляд, но был слишком поглощен уничтожением кусочка шоколадного торта. Едва моя порция закончилась, как тарелка приподнялась над скатертью и отлетела в сторону, а её место заняла другая, на которой лежал не тронутый десерт Алкиппы.
— Да уж, невыгодное ты приобретение, я на одном шоколаде разорюсь.

Закончив с едой, и взяв свою кружку, я потянулся к сигаретам, и замер:
— Можно мне взять одну?
— Интересно, а по-твоему я пачку на стол положил просто тебя подразнить? Слишком мелочно, на мой взгляд, кури на здоровье.
Я затянулся, слуги начали поспешно убирать со стола. Я видел как покрывало и плед слетели с постели и, сложившись прямо в воздухе, отправились в шкаф. Алкиппа неторопливо, с наслаждением курил, с ласковой улыбкой наблюдая за тем, как Аурес грызет ножку стола. Все это напоминало какой-то уютный домашний вечер, и я невольно расслабился, в надежде на то, что настроение Алкиппа не испортится.
Затушив сигарету, он встал с кресла, и, потянувшись, начал раздеваться, бросив одежду прямо на пол, отправился в ванную.
Шум воды стих, и я, докурив, подошел к двери в ванную комнату. Через пару минут оттуда вышел Алкиппа.
— Ты чего тут столб изображаешь?
— Просто хочу зубы почистить.
— Ясно. Ты спать предпочитаешь в накуренном помещении или я могу убрать запах табака?
— Убери, если не сложно.
Странная, почти домашняя манера Алкиппа разговаривать усыпляла чувства страха. Было странное ощущение, словно я уже не в первый раз готовлюсь ко сну в этой комнате, словно я дома и все страшное осталось позади.

Когда я вышел из ванной в комнате уже был погашен свет и Алкиппа уже успел лечь. Замешкавшись на секунду, я все же разделся и залез под одеяло. Он тут же притянул меня к себе и, обняв за плечи, уткнулся носом в висок.
— Спокойной ночи, Ави. Советую заснуть по скорее, а то Аурес сильно храпит, и если она заснет первой, то ты потом полночи будешь слушать её трели.
— Спокойной. А разве ты не собирался…
— Не собирался что?
— Ну… Спать со мной.
— А чем я, по-твоему, сейчас хочу заняться? Именно заснуть, притом, с тобой.
Где-то с угла комнаты раздался громкий храп.
— Блин, Аурес! – Алкиппа чуть отодвинулся, чтобы не кричать мне в ухо, храп стих, и он вновь уткнулся носом мне в висок.— Спи.
Какое-то время я лежал тихо, ожидая пока он заснет, но даже во сне он не позволил мне отползти подальше, продолжая меня обнимать. Собака вновь захрапела, я, кое-как, устроился поудобнее, и наконец, заснул.

*Nullum – нет в переводе с латинского.

kzenje Спасибо) здесь проды бывают по понедельникам и четвергам... Кроме вчерашнего случая) Через минут тридцать будет)

Yoite-san
Спасибо огромное) Да, фантазия у меня буйная) А лешка... Он просто очень светлым вышел на фоне остольных) Не поверите, но я тоже пытки не читаю) Писать - пишу... А читать не могу)  Через пару минут будет глава)

За Лешку? Но думаю, что ему-то ничего не угражает) Думаю, за ави Алкиппа всех порвет)

Почему не может? вполне может, кто его остановит?

Глава 10
Как будто был голос, но связки порвались, как будто мечта унеслась быстро ввысь...
Когда у тебя отбирают свободу, остается лишь ненависть, ненависть, ненависть... (с2)

Данила
Мое тело дрожало, не от холода, просто дрожало. Оно словно вновь жило своей жизнью, не слушаясь разума. Я почти не чувствовал боли, просто перед глазами крутилась одна и та же картина. Даже не вздрагиваю, когда кто-то входит в комнату.
— О Господи, — раздается где-то сверху. Дверь захлопывается, и на какое-то время я вновь оказываюсь предоставленным сам себе. Пытаюсь встать, но глупое тело так дрожит, что я почти не могу стоять. Дверь вновь распахивается у меня за спиной, чьи-то теплые ладони ложатся на мое лицо и тянут вниз, заставляя посмотреть прямо в ледяные голубые глаза.
Боль исчезает, я прекращаю дрожать, и Сулис легким движением накрывает мои плечи своим халатом:
— Слуга, сходи за чаем…
Чуть повернув голову, внимательно посмотрев на меня, договаривает:
— И принеси бутылку конька.
Я кутаюсь в тонкий шелковый женский халат, стремясь завернуться в него полностью.
— Не получится, он короткий, — девушка грустно вздыхает, щелкает пальцами. – Попробуй сейчас.
Теперь он даже длиннее, чем нужно и края лежат на полу. Девушка подходит к кровати и залазит на неё с ногами. Слуга приносит чай и коньяк, Сулис наблюдает, как я жадно пью прямо из горла бутылки, затем начинает говорить:
— Слушай внимательно, мальчик. Тебя для этого здесь и держат, не думай, что хоть кто-то может тебе помочь. Сегодня я пошла тебе на встречу, но только потому, что настроение у меня хорошее. Больше это не повторится. Если тебя совсем не устраивает подобная цена за сытую и безопасную жизнь, вперед, можешь попробовать покончить жизнь самоубийством. Если у тебя это получится, то кандидат на твое место уже есть, — Сулис кивком указала на слугу, замершего у стены. – Решать тебе — выбор есть.

Лешка
Еще только рассветало, когда в комнату постучали, ругаясь сквозь зубы на непонятном языке, Алкиппа встал. Недолгие тихие переговоры со слугой закончились поражением правителя, и Алкиппа отправился изучать содержимое шкафа.
— Спи, еще очень рано. У меня просто гость, но, думаю, через полчаса я от него отделаюсь, и вернусь.
Второй раз я проснулся в полном одиночестве. Было непривычно выходить из комнаты без сопровождения охраны или самого Алкиппа. Я попытался по памяти добраться до столовой, но уже спустя минут десять понял, что заблудился. Поймал первого попавшегося слугу, и попросил меня провести.
— Слушаюсь, господин Ави.
— Меня не так зовут, у меня есть имя, Алексей, и я тебе не господин, — меня начала злить подчеркнутая учтивость слуг.
— Извините, Алексей, я буду называть вас так, как вам угодно.
Меня передернуло, и слуга уловил мое настроение, тут же упал ниц, и попросил:
— Извините, Алексей, больше это не повториться. Пожалуйста, не говорите господину Алкиппу, что я вас расстроил.
— Встань, — от моего резкого тона он аж подскочил, и я постарался говорить мягче. — Я никому ничего говорить не собираюсь. Поверь мне, я точно так же завишу от Алкиппа, как и все.
Я знал, что он мне не верит, и понимал его. Я бы тоже не поверил.
Завтракать мне пришлось в компании мрачного Януша, он задумчиво ковырялся в каше, и даже не счел необходимым поздороваться. Алкиппа появился уже ближе к концу завтрака, взъерошил мне волосы и подошел вплотную к Янушу:
— Встал!
Юноша покорно поднялся, не смея поднять головы.
— Ученик, мне бы хотелось знать, чем ты думал, когда отсылал беременную от тебя шлюху к нашему соседу? Только не говори, что не почувствовал присутствие своего ублюдка в её животе. Не ври.
— Алкиппа, я знал, что она беременна от меня, когда отсылал её.
— И почему тогда отослал? Почему не поставил меня в известность? Ты же знаешь, что с каждым днем промедления силы зародыша возрастают. А ты подарил ему как минимум неделю.
— Я не хотел, чтобы вы убили моего ребенка.
— Дочь, у тебя была дочь. И её уже больше нет, правда одному из Древнейших пришлось потратить львиный запас своей силы, и пока он её не восстановит, мне придется поддерживать обе границы.
— Зачем? Я не понимаю, ты предупреждал, что детей, в случае их зачатия придется убить, но почему?
Я с удивлением заметил, как Януш бессильно сжимал кулаки, словно сдерживаясь, не решаясь, напасть первым. Возле двери бесшумно материализовалась Сулис.
— Почему? Просто Рожденные с самого появления на свет по силе равны самым слабым из ста Древнейших, а управлять своей силой они не могут лет до семи. А до этого времени приходится контролировать их круглосуточно. Ты думаешь, что кому-то охота возится с твоим ребенком?
— Ты далеко не самый слабый из Сотни, — Януш впервые посмотрел прямо на Алкиппу. – Ты… Тебе просто было лень помогать мне с дочерью…
Юноша резко повернулся в мою сторону, но ладони Сулис уже легли мне на плечи, и мы мгновенно оказались в нашей с Алкиппой комнате.
— Посиди тут, Ави.
— Он ведь убьет Януша?
— Думаю, он постарается этого избежать. Забота о потомстве – это инстинкт, и Алкиппа это понимает.

Сулис
Я ведь помнила, как они появились в нашей жизни. Сотни лет мы были вдвоем, изредка сталкиваясь с такими же как мы в бесконечном потоке людей. Но одиночки по натуре, они проходили мимо, ничем не выдавая даже того, что признали в нас своих. Иногда к нам в бесконечных странствиях присоединялись люди. Обычно полностью подконтрольные Алкиппе, но поиграв с очередным человечком пару лет, он всегда убивал их. Мои шрамы, он так и не смог избавится от них, моя сила сопротивлялась любым попыткам лечения. Но та маска, которую он создал для меня, была почти совершенна.
Я и не знаю, чем тот молодой слуга отличался от остальных моих воздыхателей. Не смотря на то, что мы с Алкиппой выдавали себя за супругов, я в каждом городе, на каждом постоялом дворе, получала множество знаков внимания. Но этот слуга… Может быть то, что каждое утро, еще до того как мы вставали, он собирал полевые цветы и оставлял их у порога, тронуло меня. Алкиппа уловил наш обмен взглядами и, схватив меня за руку, поволок в комнату.
— Сулис, ты не можешь быть с ним. Прости, родная, но нельзя.
— Почему? – почти орала я.— Ты все время таскаешь с собой какого-нибудь мальчишку, а мне нельзя?
Он обхватил мое лицо ладонями, и прошептал:
— Именно, мальчишку. Если бы тебе понравилась девушка, я бы не вмешивался. Почему я, по-твоему, сплю именно с юношами?
— Не знаю. Может, в твоей гребанной Римской империи так было принято.
— Было. Но дело не в этом. Просто так я точно не смогу зачать ребенка.
И он рассказал мне все.

Проказа, страшное и уродливое заболевание. Я знала, что одним прикосновением не только могу вылечить их, но и могу избавить даже от следов. Но страх, въевшийся в плоть вместе со шрамами, убил жалость. Мы шли мимо них, изгнанников, обреченных на долгую мучительную смерть, и тут Алкиппа резко остановился, уставившись на священника, единственного здорового человека, без боязни приблизившегося к больным. Я с удивлением наблюдала за проявлением христианского милосердия от падре.
— Знаешь, милая моя, а он один из нас, только еще об этом не знает.
Я почти потащила его вперед, подводя к высокому смуглому священнику.
— Добрый день, падре. Мы с супругом хотели бы помочь вашим подопечным, — я отцепила кошелек от пояса Алкиппы и вложила в руку священника.
— Да благословит вас Бог. Так редко меня в этом моем начинании кто-то поддерживает. Меня даже выгнали из храма, предписав жить среди моих подопечных.
— О… Печально, меня зовут Анджей Смиз, а это моя супруга, Анна-Мария. Мы с удовольствием и дальше будем помогать вам по мере сил.
— Спасибо огромное, я отец Максимилиан.

Войны как таковой не было, чуть больше месяца Польша силилась отстоять свою независимость и сдалась. Странно, но на нас троих это не повлияло, разве только еще в самом начале мы переселились из Кракова в деревню. Повинуясь желанию Алкиппы ни немцы, ни поляки нас просто не замечали. Мы жили, словно живые приведения, вроде и рядом с людьми, но отделенные от них невидимым барьером.
Пахло яблоками, и я спокойно взяла одно из них с лотка у юного продавца и положила в карман. Уже повернулась уходить, когда звонкий мальчишеский голос заставил меня вздрогнуть:
— Пани, вы забыли заплатить.

Лешка
Алкиппа появился в комнате ближе к обеду, я даже не повернулся в его сторону:
— Ты убил Януша?
— Нет, сейчас он просто не помнит о том, что у него была дочь. За обедом ты сможешь созерцать его, если поторопишься.
Я повернулся и удивленно на него уставился. Все его лицо было в царапинах, на рубашке были оторваны пуговицы.
— Что? Нужно было предупреждать заранее, что сестра у тебя бешенная, — он с подозрением посмотрел на мои руки. – Не хочешь случайно ногти подстричь? А то мало ли, у вас это семейное…
Царапины стали исчезать с его лица, и пока я пытался осмыслить его слова, Алкиппа вновь заговорил:
— И чего ты сидишь? Кого ждешь? Иди в приемную, там тебя ожидает Ксения, уже, наверное, половину ногтей сгрызла. Ну не верит она, что я тебя не съел. А я, между прочим, людей не ем, не вкусные они.
Я вскочил и ринулся к выходу, но Алкиппа ухватил меня за свитер.
— Ави, стоять. Мой свитер сними, одень свой, а то этот на тебе болтается, еще твоя придурошная родственница решит, что я тебя голодом морю.
Пока я быстро переодевался, Алкиппа беззлобно ворчал, что придется опять из-за меня переносить обед, а его, бедного, еще даже завтраком не кормили.

Слуге, показывающему мне дорогу, пришлось бежать, что бы быть хоть чуть-чуть впереди меня. Только перед дверью я остановился и, отдышавшись, вошел. Посреди комнаты стоял дядька Федор, а Ксю тут же повисла у меня на шее.
— Леша, родной мой, ты как? В порядке? Не ври! Зачем ты это сделал? Бедный мой, пойдем отсюда быстрее.
Я обнял её, уткнувшись лицом в коротко остриженные волосы, наслаждаясь родным запахом.
— Лешка, не молчи, давай уйдем, пока никто не видит. Мы спрячемся, нас не найдут, пойдем же…
Ксю схватила меня за руку, и потащила за собой.
— Прости, Ксюшка, я не могу уйти. Со мной все хорошо. Но меня никто не отпустит.
Я повернулся к слуге и сказал:
— Передай, пожалуйста, Алкиппу, чтобы он обедал без меня, и накрой здесь стол.
— Как пожелаете, господин Ави.
Я видел, как облегчение сменяется недоумением, а потом и подозрением на подвижном Ксюшеном лице. Дядька Федор открыто сплюнул себе под ноги, сквозь зубы процедив:
— Предатель.

Глава 11

Ты хочешь все больше, а жизнь льет мимо
Ты просто забыл, как быть счастливым... (с1)

Лешка
Слуги молча накрывают на стол, быстро расставляя предметы. Ксю изумленно за ними наблюдает, на стол ложится пачка сигарет и пепельница. Один из слуг, низко поклонившись, спрашивает у меня:
— Ваши гости, господин Ави, предпочитают чай или кофе?
— А кефира нет? – Ксю говорит громко, но слуга даже не смотрит в её сторону — ждет моего ответа.
— Принесите черный чай, кофе, и стакан кефира.
Юноша кланяется и исчезает, спустя пару минут все заказанное стоит на столе.
— Леша, что происходит? Мне что теперь к тебе тоже обращаться «господин Ави»?
— Ксения, ты так и не поняла? Он теперь один из них, — дядька Федор говорит зло. – Вишь, командует, жрет то, что остальным дается тяжким трудом. Да еще нашего нового диктатора на место ставит.
— Вы думаете, у него был выбор?
От неожиданности я вздрогнул. Алкиппа сидел за столом и курил.
— Глупые люди. Ладно, он — в нем говорит зависть, но вы, барышня, неужели за столько лет так ничего о вашем брате и не узнали? Неужели вы думаете, что больничка ваша, или вы с сестрой и мамой под моим покровительством существуют только из-за моего человеколюбия? Девушка, вы видели колышки возле главного входа? Что, моя стража слишком редко людей вешает?
— Вы, как правитель, обязаны часть налогов отправлять…
Но Алкиппа не дослушал украинца — резкий взмах рукой, и дядька Федор отлетел к стене.
— С тобой я вообще не разговариваю, смертник. Обязан? Отлично! Проверим? Допустим, я со следующего года увеличу налоги вдвое, и сокращу количество мест в вашей больнице прямо сейчас. Допустим, пусть там работают только четверо, врач и семья Ави, а снабжать едой я буду только их и, максимум, еще четверых больных. И что ты можешь сделать?
— Алкиппа, не надо, — пытаюсь сказать что-то еще, но губы не слушаются. Я замираю истуканом против своей воли.
— Ави, солнечный ты мой, извини, но тебе придется помолчать. Поднимите бунт? Отлично, я просто уничтожу всех мятежников. Аудиенция окончена. Стража вас проводит и объявит о моем новом указе уже завтра.
Он встал, подошел ко мне и спустя мгновение мы уже были в нашей комнате. Я, наконец, получил свободу.

Алкиппа
Ави замирает посреди комнаты, я почти вижу, как злость борется в нем со здравым смыслом. Он несколько раз глубоко вздыхает и только потом начинает говорить:
— Алкиппа, прошу тебя отменить твой новый указ. Если он вступит в силу — погибнет очень много людей.
— Это, на твой взгляд, меня волнует?
— Ты обещал не трогать больницу в обмен на мою покорность.
— Ави, я согласен, больницу не трону.
Я сморю на него, он прикусывает нижнюю губу, хмурит лоб, пытаясь найти способ отменить и повышение налогов. Мальчишка не понимает, что все, чего хочу, я могу получить и так. Заставляю его подойти и сесть ко мне на колени, обнимаю его за талию и возвращаю ему возможность двигаться самостоятельно. Ави чуть приподнимается и усаживается поудобнее.
— Ты сам говорил, что я могу тебя попросить о чем угодно.
— Но в этом случае я могу выставить себя в очень невыгодном свете. Слабым и добрым правителем.
— Ты же можешь заставить их забыть весь разговор?
— Могу. Но я же буду знать, что оставил эти слова безнаказанными. Его самого я трогать не хочу, так как ты с ним работал и хорошо к нему относишься. Выбирай сам, я прикажу страже остановить их и подержать недолго в камере. А ты решай дальше сам кто пострадает: все остальные или он сам.
Я чувствую, как под моими руками напрягается тело Ави, и добавляю:
— Хотя… знаешь, лучше предложи ему этот выбор. Если он сам решит взять на себя ответственность за свой поступок, без твоих уговоров, то я просто сотру ему память. Нет… Ну что ж, это будут уже его проблемы.
Ави резко поворачивает ко мне лицо, и порывисто меня обнимает. Глупый, он все еще верит в человеческий альтруизм.
— Только я хочу, что бы он знал, что ждет его в наказание смертная казнь.
Надеюсь, он поймет свой урок с первого раза.

Лешка

Я впервые спускаюсь в подвалы этого дома. Тут прохладно и сухо, где-то в глубине слышны крики боли. Железные двери по обеим сторонам коридора заперты, из-за одной слышен плач. Мы идем вперед, и я стараюсь не отвлекаться на эти страшные звуки, дверь впереди нас распахивается, и мы входим. Ксю, к моему удивлению, там не оказалась, только дядька Федор сидел на бетонном полу. Уловив мой недоуменный взгляд, Алкиппа поясняет:
— Твою бешенную сестричку я приказал запереть в комнате для гостей, там спокойнее. Помни о нашем уговоре.
Он оставил нас вдвоем, я опустился на пол рядом с Федором, и только тогда он меня заметил.
— Пацаненок, что происходит?
— Дядька Федор, Алкиппа зол на тебя. И все, на что он согласен, это заменить повышение налогов и закрытие больницы на твою казнь. Выбирать тебе.
Украинец посмотрел на меня, устало и безразлично:
— Я не хочу умирать.
— Но ведь если ты не согласишься, множество людей погибнет.
— Понимаю, но все равно не могу. Прости, пацаненок, я уверен, ты сможешь уговорить его.
— Я пробовал — это бесполезно. Федор, ты не можешь…
— Нет, — прерывает меня он. – Пойми, я не могу. Тебе просто рассуждать, твоей-то жизни ничего не угрожает. Но умирать страшно, умирать – это навсегда.
Я смотрел на Федора и понимал, что время, отведенное мне, уходит. Быстро оглянувшись, я зашептал, тихо, почти не слышно:
— Дядька, если ты согласишься, то тебя оставят жить. Если нет, то тебя убьют.
Он настороженно посмотрел на меня, словно пытаясь понять, вру ли я. Потом кивнул. Алкиппа появился спустя всего пару минут и, прислонившись спиной к стене, спросил:
— Ну и? Что он решил?
— Он согласен! – радостно ответил я.
Но Федор отрицательно качнул головой и прошептал:
— Не могу, пацаненок, прости, — потом поднял взгляд на Алкиппу. – Я не хочу умирать.
Я удивленно уставился на украинца, не желая осознавать его слов.
— Ави, ты что, рассказал ему о нашем уговоре? – под пристальным взглядом я невольно покраснел, и Алкиппа резко добавил:
— Знаешь, возможно, я бы и пощадил его, если бы ты соблюдал мои правила, а так…
Я видел, как Федор инстинктивно потянулся руками к шее, пытаясь остановить что-то невидимое, он хрипел и задыхался. Я кинулся к Алкиппе и ударил его по лицу со всей силы, он дернулся, отступив на шаг, украинец за мной резко затих, что-то теплое и влажное потекло по моей спине. На правителе, на стенах, на полу, всюду были видны брызги крови. Медленно, словно двигаясь сквозь воду, я начал поворачиваться в сторону Федора. То, что валялось у стены, не могло быть раньше человеком, не могло. Я понимал, что это и есть дядька Федор, но не хотел верить. Просто не мог. Каждая вена, артерия, сосуд – все словно взорвалось изнутри. Куча мяса и крови, обезображенной плоти и вывернутых наизнанку внутренностей.
— Доволен? Я не защищаюсь от тебя, не слежу за твоими движениями, а, видимо, зря. Ты такой же бешеный, как и твоя сестра, — голос Алкиппы звучит издалека. Я даже не понимаю смысл его слов. Теплые руки ложатся ко мне на плечи, и резким рывком разворачивают меня.
— Вот, дьявол! Ави, ты как?
Я честно пытаюсь ответить, но вырывается только невнятный хрип.
— Да ладно тебе, солнечный ты мой, я все и исправить могу.
Он заставляет меня вновь смотреть на то, что некогда было Федором. Только вот кровавая масса шевелится, втягивая в себя внутренности, закрывая плоть кожей, и, минуты через три, у стены лежит очень бледный Федор, мне даже чудится, что он дышит.
— Вот и все. К утру очнется, — шепчет Алкиппа мне на ухо. Он обнял меня, прижимая к себе, перенес нас в спальню, закутал в одеяло и прошептал:
— Спи.
Глаза сами собой закрылись, и темная пелена отгородила меня от всего мира.

Сулис
Мужчина дергается, силясь порвать цепи, я же просто хожу рядом с ним, даже кнут не пускаю в дело. Он был начальником нашей охраны, и он же организовал контрабандный вывоз продуктов питания из дома в селения. Мужчина рванулся сильнее, выворачивая руки под странным углом. Я чувствовала запах его боли, так даже интереснее.
— До тебя все равно доберутся, сука. Слышишь, мразь, тебя прирежут во сне. Твари, откуда вы выползли только…
— С третьего ежегодного съезда специалистов по борьбе с вредителями, — отвечаю чистейшую правду.
Он смеется, открыто и весело, запрокинув голову:
— Вы три года боролись сами с собой?
— Да, и, как видишь, проиграли.
Мои слова вызывают новый приступ смеха, но следом идет первый крик боли. Кнут, с вплетенными металлическими пластинами, оставляет кровавую полосу на его лице.
— Ну что, милый, расскажешь, кому отдавал продукты?
— Нет, сучка. Хотя, может, если ты поработаешь своим ротиком, я попрошу своих друзей убить тебя быстро.
— Ты знаком с понятием «генетика»? Знаешь, я не буду тратить время на твои оскорбления. Видишь там, в углу, дыбу? Как думаешь, твоя мама там будет хорошо смотреться?
— Тебе её не найти!
— Угу, — я собираю капельки крови с кнута и растираю их пальцами, на секунду задумываюсь, и вот уже рядом с нами материализовываются его ближайшие кровные родственники. Пожилая женщина, судя по всему, его мать, и две девочки-близняшки лет одиннадцати – его дочери.
— А теперь смотри фокус. Учти, они все чувствуют, все понимают, я только телами их управляю.
Девочки привязывают бабушку к дыбе и начинают крутить ручку механизма. Мужчина рвется, он даже не кричит, а рычит, как дикий зверь:
— Я скажу, все скажу, останови это.
Девочки останавливаются и дружно начинают плакать, а он говорит, и говорит. Подробно объясняя кому и что отдавал, называет сообщников.
— Всех назвал?
Он качает головой, зная, что я все равно почувствую ложь и продолжает перечислять имена и фамилии.
Теперь все?
— Да… Отпусти их…
— Угу, сейчас.
Одна из девчонок берет нож, её сестра подставляет тонкое горло, и одним точным движением девочка рассекает сонную артерию, затем убивает бабушку и, с обворожительной улыбкой, подходит к отцу. Мужчина сам подставляет горло, но девочка только мягко гладит его по волосам.
— У тебя есть выбор. Вариант первый. Она убивает тебя, и дальше живет тут в одной из камер, помня все, что сделала и думая, что сделала это по своей воле. Вариант второй. Ты возвращаешься на работу, девочка становится моей личной служанкой. Пока вы хорошо мне служите, она ничего помнить не будет. Обещаю. У тебя есть час. Ах. Да…. Ты же настаивал на том, что бы я тебе отсосала. В первом варианте, перед тем как тебя убить, девчонка очень мило сделает тебе минет.
Я выхожу, закрыв за собой дверь, и тут же сползаю по стенке вниз, слезы текут по щекам. Алкиппа был прав, месть не сделала мою жизнь проще.
___
Третий ежегодный съезд специалистов по борьбе с вредителями состоялся в январе 2013 года. Странно было видеть всю сотню Древнейших в одном месте, их спокойные застывшие лица. Двое Рожденных, еще юные, всего-то пару сотен лет одному и лет двадцать второй, и семеро тех, кто стоял на пороге своей второй тысячи лет. Я не вписывалась в их компанию, для всех я была просто тенью Алкиппа. Еще более странно смотрелась человеческая девчонка, сидящая у ног Иштар. Девушка была ровесницей самой Древнейшей, единственное, чем она отличалась от собравшихся — это отсутствием силы вокруг себя. Высокий, жилистый представитель исконных жителей Америки — Адэхи подошел к нам. Он улыбнулся мне и смерил Алкиппа надменным взглядом:
— Что ж, римский гражданин, в этот раз ты со своими умеренными взглядами и позицией невмешательства проиграешь.
— Знаю, — резко ответил Алкиппа. – Я только одного понять не могу, как ты смог заставить тех, кто сильнее и старше тебя видеть эти сны.
— Ты младше меня на пару сотен лет, а вот у Иштар есть слабое место. Её бессменная супруга. Ей я и показал все, через что пришлось пройти им обеим. Неужели тебе не хочется отомстить людишкам за себя… Ну или хотя бы за неё. Ты ведь любил свою маму, а они распяли её… И ты смотрел на это, не мог ничего сделать, слышал её крики…. Сколько тебе тогда было? Лет пять?
Я смотрела на лицо своего учителя, безжизненно-спокойное, и слушала его даже не дрогнувший голос:
— В отличие от большинства я смог переступить через детские обиды, не простить, не забыть, а переступить. Никому не будет легче от того, что люди начнут жить нашей жизнью.
— Они сотни лет приходили к нам за помощью, а потом начали нас же и уничтожать. Сейчас, когда мы достаточно сильны и способны сделать мир своим, ты отказываешься? Предаешь тех, кого мы не смогли спасти?
— Напомни мне, к кому в ученики пошел Фердинанд? Сулис, девочка моя, это же ученик Адэхи во времена Инквизиции сдавал наших и лично их пытал?
— Все ошибаются.

Голосование началось, молчаливое и странное. Оба Рожденных были против переворота, их сила сплеталась с силой Алкиппа, к этому клубку потянулись еще с десятка два потоков. Но за тех, кто жаждал мести, была Иштар, самая старшая и самая сильная, только её поток уже равнялся половине общей силы умеренных, а когда остальные Древнейшие потянулись к ней, стало понятно, что человеческому миру существовать осталось не долго. Я не имела права голосовать, только смотрела, как мой учитель и его соратники безнадежно проигрывают, и радовалась. В прошлом и позапрошлом годах только голос Иштар позволял Алкиппе удержать Шабаш от вмешательства в дела мира людей.

Еще четыре часа шла дележка территории, обсуждения подробного плана действий и уточнение даты начала.

Алкиппа

Я гладил Ави по мягким волосам, погружая его в спокойный и глубокий сон. Желание стереть из его памяти события последнего часа крепло, но я знал, что не смогу. Слишком подлым по отношению к Ави было бы исправлять собственную ошибку за его счет. Только увидев глаза своего солнечного мальчика, я понял, что, возможно, убил в нем ту самую чистую веру в хорошее, к которой тянулся. Теперь, когда он видел кровь на моих руках, я не смогу больше прикоснутся к нему, не вызывая у Ави желания оттолкнуть меня. Я не мог вернуть жизнь в этот труп, ни кто не мог, ведь я невольно повредил и все сосуды мозга, практически уничтожив его. Но Ави не простил бы себе такой страшной смерти. Что ж, есть и другие способы.
Я был настолько погружен в свои мысли, что не сразу понял, что вижу перед собой. Обнаженный рыжий раб упрямо бился головой о стену и, судя по стекающим ручейкам крови, бился сильно, не жалея себя.
— Ты что делаешь, идиота кусок?
— Самоубиваюсь, не видно что ли?
— А свою семью тебе не жалко? Если у тебя получится, поверь, я найду способ значительно сократить их жизнь.
Он отходит от стены:
— Но она сказала, что я могу покончить с жизнью.
— Сулис? Ясно. Ну ладно, раз сказала, то можешь пробовать, только не при мне. А почему таким странным способом то?
— А у меня есть выбор? Нет, я пробовал топиться в ванной, но не вышло.
— И ты решил портить стены? Весьма экзотично.
Рыжий насмешливо фыркнул и подошел к стене, я уже собирался напомнить ему, что не желаю видеть подобные сцены, но мальчик уперся руками в стену и широко расставил ноги.
— А ты ничего не забыл?
— Что? – он повернул свое окровавленное лицо в мою сторону. – А, ну да, извини.
Он подошел ко мне, и опустился на колени, тут же принялся, брезгливо морщась расстегивать мои джинсы. Зрелище недовольной мордашки и разбитого лба меня не прельщало, резко дернув его за плечо. Я заставил его встать, провел ладонью по лицу, убирая синяки и раны.
— Блядь, зачем? Ты хоть понимаешь, что мне придется делать все с начала?
— Так, Аленус*, даю тебе выбор. Ты идешь сейчас в душ, приводишь себя в порядок, забриваешь это, и возвращаешься сюда через минут десять.— провожу рукой по щетине. – выбор в следующем, делаешь это добровольно, или как в прошлый раз.
На секунду мальчик задумывается, потом кивает и уходит в ванную комнату. Возвращается он спустя минут двадцать, за это время я успеваю узнать у слуги, что уже двое суток это странное создание не ест. Да уж, к вопросу самоуничтожения рыжик подошел весьма серьезно. От воды его волосы кажутся очень темными, почти черными, он неуверенно застывает на средине комнаты. Вся напускная бравада и отчаянная смелость смылась водой вместе с кровью. Слишком хорошо он все помнит, а я ловлю себя на мысли, что уже более тысячи лет не спал ни с кем, кто мог бы управлять своим телом.
— Иди сюда.
Хлопаю по кровати, и он идет, опустив голову. Ловлю его руку и тяну на себя, он падает сверху, невольно поднимая лицо и сталкиваясь со мной взглядом. Провожу пальцами по его щеке, наслаждаясь ощущением мягкой кожи под пальцами. Переворачиваю нас и нависаю над Рыжиком.
— Тебя как зовут, чудик?
— Данила.
— Хорошо, Данила, я не буду ограничивать тебя в движениях, даже постараюсь не причинять тебе боль, а ты в обмен начнешь есть.
— Нет.
— Это не вопрос и не предложение.
— Нет.
Меня злит это упрямство, и я ударяю его раскрытой рукой по щеке, остается красный след, но Рыжик поворачивается ко мне лицом и, улыбаясь, повторяет:
— Нет!
— Посмотрим, глупый, кто выиграет? Спорим, ровно через месяц, ты уже будешь согласен на все.

Данила
В комнате появляется поднос с едой, а Алкиппа из комнаты исчезает. Мое тело встает и, усевшись на ковер, начинает неспешно, с наслаждением есть. Закончив с едой, отправляется на постель и лежит там до ужина, глупо смотря в потолок. Потом так же спокойно ест, и идет спать.
Уже через три дня я готов согласиться на все, но мое тело так же упрямо утром идет в душ, потом завтракает и, не шевелясь, лежит на кровати до ужина, ест, чистит зубы и идет спать. Я понимаю, что начинаю сходить с ума, не имея возможности хоть что-то изменить в своих действиях, скука съедает изнутри. Я уже и сам не уверен, что смогу продержатся целый месяц. Я жду прихода насильника, пусть тело, хотя бы выгибается, подстраиваясь под желания мужчины, но прервется эта монотонная жизнь.

*— alienus, странный, на латинском.

Yoite-san
Как же меня радуют ваши комментарии) Буду вас подкупать) Будет еще одна не плановая глва, сегодня и именно для вас!
Для Алкиппы Ави действительно "солнечный" - он светлое пятно, полная противоположность Алкиппе... И тиран к нему тянется, не зная, что делать, боясь вспугнуть)
Ситуация с Федором вполне предсказуема. Алкиппа может легко удержать свои чувства, если оскарбили его. Да он в принцепе и понимает, что он и есть диктатор, убийца и т.д.. Тут задели его солнечного мальчика. И вера Ави в Федора - для Алкиппы тоже не приятна. Он не хотел, что бы Лешка так относился к какому-то левому мужику) А еще Алкиппа любит быть правым. Но просчетав, к чему это приведет, он понял, что убийство Федора так легко ему с рук не сойдет. Но он обязательно что-нибудь придумает.
Рыжие субьекты Алкиппу просто разлекают, на них можно спустить пар, с ними не нужно искать общий язык. ави - это совсем другое) В 12 главе все станет на свои места)